Hanbin's Inferno

Рай

Ханбина разбудило солнце, когда еще было раннее утро. Он не может пошевелиться, потому что Хао обнимает его сзади, обе его руки обхватывают торс Ханбина, а одна из ног лежит на ногах Ханбина. Ханбин чувствует дыхание Хао на своей шее. Он также чувствует обычную утреннюю реакцию Хао в нижней части спины. Ханбину жарко, потому что он уютно устроился под одеялом и… Эти объятия сопровождаются самыми разными мыслями о парне, спящем за его спиной. Прошлая ночь была беспорядочной и запутанной. Сегодня утром он уверен в своих чувствах к Хао, но, несмотря на объятия и все остальное, не может отделаться от тревожных мыслей о том, что Хао не ответит на эти чувства взаимностью. Ханбин чувствует, что ему нужно немного отстраниться от Хао, чтобы привести свои мысли в порядок (а еще ему нужно в туалет). Он пытается медленно встать с кровати, не разбудив Хао, но китайский ангел только крепче сжимает его. — Просыпаться еще рано, — пробормотал он из-за головы Ханбина. — Мне просто нужно в ванную. Ты продолжай спать, — отвечает Ханбин. Хао ворчит. — Ты вернешься в постель после? — А ты хочешь? Хао отвечает твердым «хм» и кивком, который Ханбин чувствует на своей шее. Хао отстраняется от Ханбина, и Ханбин понимает, что Хао находится в центре кровати, а его голова лежит на подушке Ханбина. Ханбин уже много лет не проводил полноценной ночи с другим парнем, он не помнит такой близости. Ханбин шепчет «Хорошо» и начинает вставать с кровати. Выбравшись, он чувствует, что по спине течет обильный пот. Хао погружается под одеяло, не двигаясь с центра кровати, не открывая глаз. Ханбин закрывает шторы и выключает свет, слишком долго глядя на расслабленное лицо Хао под одеялом. В ванной Ханбин смотрит на себя в зеркало. Он чистит зубы, потому что понимает, что не сделал этого вчера. Он очищает лицо, потому что вчерашняя косметика размазалась по всему лицу и подушке. Он чувствует себя неспокойно и в то же время умиротворенно, думает он, после того как сделал все, что должен был сделать. Это смятение нелегко понять. Он чувствует на себе запах Хао, свежий и цветочный парфюм, который сводит его с ума. Он мог бы принять душ, но в то же время не хочет этого делать. Обычно Ханбин не рискует. Ханбин ни в кого не влюбляется. Но сейчас, глядя на себя в зеркало, он понимает, что уже слишком поздно. Его тело, сердце и мозг согласны. Они хотят больше Хао. Они могут получить больше Хао, просто вернувшись в постель и поспав еще немного. Поэтому он возвращается в спальню и снова ложится под одеяло. Он предлагает свою спину Хао, который снова привязывает себя к нему руками и ногами. Ханбин вдыхает аромат духов Хао, затем выдыхает, полностью расслабившись. Он снова засыпает. Когда звонит телефон в номере — сигнал к пробуждению, — ситуация с объятиями меняется, и Ханбин уже держит Хао в заложниках, обхватив его руками. Хао положил свои руки на руки Ханбина, закрывая его собой. Ханбин зарывается носом в волосы Хао, вдыхая новые запахи. Ваниль или миндаль? Что-то сладкое. — Хао? — пробует он. Парень застонал. — Хао? — еще один стон. — Нам нужно проснуться. Нам нужно вернуться на остров. — Не могу… — Хао зевает. — …мы останемся здесь… — Он снова зевает. — …еще немного? — Мы пропустим полет на вертолете. — Пропустим… — Хао глубоко выдыхает, не совсем зевая, но отчаянно пытаясь показать свою усталость. — … спрячемся под одеялом, — он теснее прижимается к Ханбину, крепче сжимая его руки. — Думаю, в конце концов они нас найдут, — отвечает Ханбин. — Что я могу сделать, чтобы помочь тебе проснуться? Хочешь кофе или чай? Голова не болит? Хао снова выдыхает, сонный и раздраженный. — Думаю, ты можешь заказать апельсиновый сок, но мы можем остаться здесь, пока его не принесут? — Мне нужно встать, чтобы взять телефон. В гостиной. — Я скучаю по своему мобильнику. — Я не скучаю. Как твоя голова? — Немного болит. Кажется, я положил обезболивающее в пакет с обычными лекарствами. — Хорошо. Ты позволишь мне заказать завтрак и получить его, пока ты будешь спать? Хао соглашается, освобождая руки Ханбина. Ханбин быстро берет в сумке одежду на сегодня, не ища ничего особенного в полумраке спальни. Он заказывает несколько тостов, апельсиновый сок и американо со льдом, а затем идет в душ и переодевается, пока персонал отеля не принесет еду. Когда все готово, Ханбин ставит еду и напитки на поднос. На всякий случай он добавляет кувшин, наполненный водой из-под крана, и два стакана. Когда он возвращается в спальню, Хао все еще спит, медленно дышит, все его тело под одеялом, а голова покоится на сумасшедшей подушке Ханбина (раскрашенной разными оттенками остатков косметики их обоих). Ханбин оставляет дверь спальни открытой, чтобы впустить немного света. Он ставит поднос на свободную сторону кровати и идет приоткрывать шторы. Хао застонал, недовольный единственным солнечным лучом, упавшим на кровать. Ханбин усмехается. — Доброе утро, засоня. Пора просыпаться, — говорит Ханбин. — Я пришел не с пустыми руками, — он ставит поднос на ноги Хао. Хао приоткрывает один глаз и, очевидно, с помощью носа пытается определить, что за еду он учуял. — Ты приготовил мне… завтрак в постель? — спрашивает он, потягиваясь и зевая. Он садится, выглядя усталым. — Спасибо, Ханбин. — Я только что заказал. Где твое лекарство? — О, оно в кармане в моей сумке, но я могу достать его. — Не надо! Поднос упадет! — кричит Ханбин. — Ладно, ладно, — Хао соглашается, хихикая. Ханбин достает из сумки Хао пакетик и отдает ему. — Спасибо, — Хао начинает доставать таблетки из разных бутылочек и коробочек. Ханбин начинает потягивать свой американо со льдом. — Что это за таблетки? — О, в основном витамины, обезболивающие, ну, знаешь, для головы, и антидепрессанты. Ханбин старается не реагировать на последнее лекарство, перечисленное Хао. — Хорошо. Пожалуйста, ешь или пей, пока принимаешь такое количество таблеток. — Хорошо, — отвечает Хао, приступая к апельсиновому соку, чтобы выпить все таблетки сразу. — Кажется, в последний раз завтрак в постель мне готовили родители. Они в Китае, я не часто их вижу. Я скучаю по ним. — По-моему, ты так и не сказал мне, почему уехал из Китая. — Мне нужно было уехать, — Хао делает паузу, отпивая еще один глоток апельсинового сока. — Я не мог по-настоящему расстаться со своим бывшим парнем, поэтому решил полностью уехать из страны, — Хао берет один кусок тоста и откусывает его. — Хм, это очень вкусно. Ты должен попробовать. Ханбин не стал поднимать тему о бывшем парне Хао и поел вместе с ним. Когда они заканчивают есть, Хао идет в душ и переодевается. Ханбин открывает шторы и начинает складывать все свои вещи в сумку. Осмотрев все комнаты, он решает, что ему не хватает только своих вещей в ванной, которые находятся у Хао. Он ставит поднос у входа в номер, чтобы его забрал персонал, и возвращается в спальню, чтобы полюбоваться видом на день. Он сосредоточен на том, что ему нужно сделать перед отъездом, и заодно на этом пейзаже, потому что не хочет думать о Хао, сейчас, когда ему не с кем поговорить. Он будет ждать, когда воссоединится со своими друзьями. Он улыбается. У него не так уж много друзей. То есть друзей-парней. Точнее, друзей-геев. С ними весело. Это тоже неплохо. Приятно. Хао возвращается в комнату с мокрыми волосами и косметичкой. — Ванная в твоем распоряжении, — заявляет он, улыбаясь. Ханбин идет в ванную, чистит зубы и наносит на лицо увлажняющий крем. Он решает нанести и солнцезащитный крем. Затем он собирает все свои вещи и возвращается в спальню, чтобы сложить их в сумку. Хао наносит макияж на лицо, давая волосам высохнуть естественным путем. Он надевает пушистую белую ленту для волос, чтобы они не лезли в лицо. — Ты красишься каждый день? — спрашивает Ханбин. — Почти каждый, — отвечает Хао. — И здесь есть камеры. Так что здесь — да. А ты не хочешь? — Мне будет нелегко поддерживать чистоту, пока я танцую большую часть времени, знаешь, пот и все такое. — Ты планируешь танцевать здесь? — Мне не разрешают. Это, по-видимому, свидетельствует о моей работе. Так же, как я полагаю, тебе не разрешается играть на инструментах. — У меня нет никаких инструментов. Тебе нужно только твое тело. Это несправедливо. — Ты можешь петь. — Наверное, да. Но это, скорее всего, выдаст мою работу. Если хочешь, я могу сделать тебе макияж. Мне это нравится. — Думаю, визажист уже ждет нас с тобой на вертолетной площадке. Думаю, мы почти опоздали. — Если бы мы опаздывали, Шухуа стояла бы у двери, стучала и пинала. Мы не опаздываем, — отвечает Хао. — Ханбин, можно мне, пожалуйста, сделать тебе макияж? — просит он, глядя на Ханбина через зеркало. Ханбин соглашается, кивая головой. Хао садится и приглашает Ханбина сесть на табурет перед зеркалом. Он начинает работать кисточкой, нанося кремы и пудры на лицо Ханбина. — Мой бывший парень ненавидит косметику. Он считает… Ну, я не знаю, как выразить его отношение к косметике по-корейски. — Ничего страшного, если тебе неловко говорить со мной о нем. — Дело не в тебе. Дело в камерах. Я тебе доверяю. — Правда? — Сначала ты заставил меня вспомнить о нем. Ты был с похмелья, красивый, и я подумал, что ты… Ты знаешь песню Бритни Спирс «Womanizer»? — Да. Я танцор. Гей-танцор, — это рассмешило Хао. — Я думал, ты такой же, только в гей-версии, — он снова смеется. — А потом, ни с того ни с сего, ты был добр ко мне и помог мне. Провел меня через одиннадцать свиданий. Я так нервничал. Я думал, что ты можешь быть моим другом. Но так как у меня сложилось первое впечатление о тебе, я больше ни о чем не думал. Потом были конфеты, твое признание, то, что я увидел тебя без рубашки. Это сбило меня с толку. Я думал, что влюблюсь в еще одного плохого парня. Но ты явно не плохой парень. — Хао, ты хочешь сказать, что влюбился в меня? — Почему ты вдруг стал таким серьезным? Конечно, влюбился. Вот почему ты меня так злишь, заставляешь чувствовать себя неловко и… Страннее, чем обычно. Мне никто не нравился уже очень давно. Я не прикасался к кому-то еще дольше. — Но ты доверяешь мне, когда мы держимся за руки или обнимаемся? Чувствуешь ли ты себя в безопасности? Комфортно? Я слышал, как ты говорил, что обычно тебе не нравится, когда к тебе прикасаются. — Твои руки холодные и грубые. Но мне становится тепло, когда я их держу. Остальные части твоего тела теплые и мягкие. Это приятно. Мне хорошо с тобой. Непонятно, но приятно. Это самое сложное, что можно объяснить, — он делает паузу. — Ты пользуешься помадой? У меня есть любимый блеск, и мне нужно, чтобы ты его попробовал. Ханбин смеется. — Ты очень плохо признаешься в своих чувствах. Хао смотрит на него серьезно. — Ты мне нравишься, Ханбин. Попробуй, пожалуйста, мой шикарный блеск. Обещаю, он невероятный. Да, он пощипывает. Но он сделает твои губы еще более красивыми. Ханбин раскалывается. — Ладно, ладно, — он рад, что Хао нанес на его лицо тональный крем, потому что Ханбин краснеет. Они ссорятся, потому что Ханбин не может перестать улыбаться. В дверь номера постучали. — Черт, это Шухуа. Мы опоздали, — говорит Хао. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Мне нужно подготовить сумку. Ты первый, заведи машину. — Это ты должен был вести машину сегодня утром, Хао, — отвечает Ханбин. — Вот черт, я влип, — понимает Хао. Ханбин смеется. — Давай я помогу. — Ладно, ладно, я пойду в ванную, а ты… Вот. — Я что, должен все красиво сложить? — Пожалуйста, Ханбин, ты же видел мою комнату. У меня грязно. Пусть все будет в порядке, иначе я не буду знать, где что лежит, — он уходит, а Ханбин смеется. Они быстро собирают все вещи Хао и складывают их в его сумку. Они подходят к двери, в которую уже пять минут стучит Шухуа. — Ты меня погубишь, Хао, — говорит она. — Прости! — отвечает Хао. Она протягивает ему ключи от машины. — Я сообщила пилоту о вашей задержке. Он будет ждать. Пожалуйста, поторопитесь. Хао отвечает ей что-то по-китайски, кажется, «Спасибо», ее имя и «До скорой встречи». Затем он берет Ханбина за руку и тащит его вниз по лестнице к выходу из отеля и машине. Они кладут свои вещи в багажник. Садятся в машину. Хао занимает место водителя. Оба пристегивают ремни безопасности и отправляются на вертолетную площадку. Всю дорогу они говорят о косметике, музыке, танцах, Сеуле и Китае, не упоминая о том, что оба признались друг другу в симпатии. Они также не осмеливаются прикоснуться друг к другу на протяжении всей поездки. Хао припарковывает машину после тех, которыми пользовались две другие пары, и они оба, взяв свои сумки, бегут к вертолету. Персонал проводит их в первый ряд, потому что Джиун, Мэттью, Джей и Рики уже сидят в последнем ряду. Они не спорят, когда Хао предлагает Ханбину место у окна. Ханбин просто принимает его и садится. — Почему вы так опоздали? — спрашивает Джей с явным подтекстом. Хао улыбается ему, садясь. — Почему ты такой любопытный, Джей? Всем привет! — все приветствуют друг друга. Когда вертолет поднимается, Хао берет руку Ханбина в свою, и они оба прислоняются к окну, чтобы вместе полюбоваться видом. Джиун и Мэттью спят, Рики тоже. Джей пытается шутить, но ни у Хао, ни у Ханбина нет умных ответов. — Вы оба так влюблены, что меня тошнит, — Джей фыркает. — Ты всегда так говоришь, но тебя никогда не тошнит! — понимает Ханбин. — Джей, ты любишь любовь, — Хао добавляет. — Не пытайся это скрыть. Джей ворчит и возвращается к Рики, который спит у него на плече. Ханбин и Хао хихикают. Через несколько минут вертолет приземляется.

Ад

Продюсер Ханбина, которую, судя по всему, зовут Сонми, забирает его у Хао после приземления. — Ты улыбаешься, — заявляет она, проверяя его микрофон. — Я всегда улыбаюсь, нуна! — он защищается, но краснеет. — Я рада, что у вас все наладилось, — она выглядит искренне довольной и счастливой за Ханбина. — Знаешь, если говорить о нас двоих, то Хао и я… — начинает Ханбин. — Я хотел бы попросить тебя о помощи. — Я здесь для этого, ты знаешь. Что я могу для вас сделать? — Не могла бы ты, пожалуйста, выделить нам время, не знаю, сколько, может, час, чтобы мы могли поговорить без камер и микрофонов? — Я могу что-нибудь придумать с Шухуа, да, конечно. — Правда? — Ничего такого, чего бы мне не приходилось делать в предыдущих сезонах. Есть вещи, о которых хочется поговорить наедине, чтобы об этом не узнал весь мир. И ты не поверишь, сколько предыдущих участников были курильщиками, и мы не могли показать их с сигаретой во рту. Если хочешь знать, то стресс не помог им начать меньше курить». — Вообще-то мне не так уж интересно, что было с предыдущими участниками. — Боже, да ты просто очарован! — поддразнивает она его. — Но тогда ты никогда не проявлял интереса к этому шоу. Это то, в чем ты хотел признаться вчера, что хотел поговорить с Хао наедине? — О нет. Я хотел признаться, что никто никогда не говорил мне твоего имени, ты в том числе, и я его не знал. Наверное, теперь я знаю твое имя, потому что продюсер Ли сказал мне его вчера вечером. Мне никогда не приходило в голову спросить тебя о твоем имени, я думал, что после стольких дней будет стыдно и кто-то проговорится. Но знаешь что? Уже седьмой день, а я до сих пор не знаю твоего полного имени. Сонми смеется. — Здравствуй, Сон Ханбин, меня зовут Ли Сонми, я твой продюсер, приятно познакомиться. — Приятно познакомиться, продюсер Ли. Надеюсь, в этом году у нас получится отличное шоу! — О, ты, конечно, помог в этом. Все драмы и твои милые сцены будут тем, о чем зрители будут говорить годами. — Мне кажется, что ты просто пытаешься заставить меня покраснеть без причины. — Ты просто краснеешь, потому что счастлив. Я пойду повидаюсь с Шухуа, а ты возвращайся в Ад и наслаждайся своим последним полным днем здесь! — Это должно быть похоже на конец летнего лагеря? — Абсолютно, — отвечает она. — Но это еще не конец, так что никаких слез и прощаний. Увидимся позже, хорошо? — Хорошо! — отвечает Ханбин, возвращаясь к Хао, который протягивает ему руку. Ханбин берет ее, и они оба идут обратно в лагерь. Они шутят и разговаривают, пока идут, смеются, находятся в своем собственном маленьком мире, не слушая две другие пары позади них. Когда они приходят на пляж, то обнаруживают там шезлонги и забавные кораблики, готовые к использованию во время игры в море. Хао очень хочет поплавать и устроить реванш в гонках, которые они устроили в первую ночь в Раю. Ханбин шутит, что Хао не сможет победить, и Хао, высунув язык, направляет его в сторону открытой кухни, потому что время обеда уже близко. За ними следуют остальные четыре счастливчика, попавшие в Рай: Джей с раздражением смотрит на Ханбина и Хао, Джиун и Мэттью серьезно разговаривают друг с другом, Рики кажется потерянным. Тэрэ, Гювин, Гонук и Чону сидят за столом и разговаривают друг с другом, ожидая, когда все вернутся. Когда Джиун спрашивает, где Хвитэк и Кейта, Гонук отвечает, что они пошли поговорить в лесную чащу. Тогда Гонук спрашивает, не пойти ли им всем искупаться в море, пока Хвитэк и Кейта разговаривают, и, очевидно, перед тем, как готовить обед. Все, кажется, соглашаются, Хао очень взволнован и дразнит Ханбина за победу в гонках. Все идут в свои комнаты, переодеваются в плавки и идут к воде, наслаждаясь прохладной водой в этот теплый и солнечный день, играя, шутя, а некоторые просто отдыхая под зонтиком. Ханбин выигрывает все гонки, пока к нему и Хао не присоединяется Гювин. Он слишком высок, чтобы проиграть. Хао всегда последний и начинает дуться. Ханбин находит его рожицы чертовски забавными и играет с его мокрыми волосами. Наконец, после многочисленных реваншей, Ханбин оставляет Хао на попечение Гювина, потому что Хао упрям и очень хочет выиграть у Гювина. Он отправляется на пляж к Джиуну, Тэрэ и Чону, которые лежат на шезлонгах под тенью зонтика. Закутавшись в полотенце, он вытряхивает свои мокрые волосы на не ожидавшего этого Тэрэ, который очень удивлен нападением и холодной водой на него. Он кричит. — Как ты посмел, Сон Ханбин?! Джиун смеется. — Он такой же злой, как Джей, я даже ожидал, что он нападет на Чону. — Он ранен. У меня есть кое-какие ценности, — Ханбин добавляет. — Почему ты не сделал этого с Джиуном?! — продолжает Тэрэ. — У меня есть ценности и воля к жизни, — Ханбин хихикает. — Он боится, что я его сломаю, — серьезно говорит Джиун. Тэрэ ворчит. — Я вас всех ненавижу. — Почему ты не в воде? — спрашивает Ханбин. — Я хотел составить компанию Чону, — отвечает Тэрэ, показывая Джиуну шину. — Я хотел сохранить свои волосы сухими и красивыми, а вы все опасны для них, — добавляет Джиун, показывая свои волосы. Это рассмешило Ханбина. — Может, тебе не стоит быть с Хао? — Я устал, он пытается обогнать Гювина в плавании. — Я хочу плавать, — восклицает Чону. Тэрэ утешает его и оставляет свой стул, чтобы Ханбин мог сесть рядом с Джиуном. — Вы хорошо смотритесь вместе, вы с Хао, я имею в виду, — говорит Джиун, пока Ханбин ложится на стул. — Мне кажется, я буду очень переживать, если буду постоянно слышать комплименты в наш адрес. Мы ведь не пара. Просто у нас сейчас такой период, когда мы не говорим о ссорах, обидах и прочем. Какое-то перемирие. — И все же, ты улыбаешься, как… Я не знаю. Ты просто улыбаешься, это странно. Это не твоя обычная улыбка, — Джиун пытается объяснить. — Ты выглядишь очень счастливым. — Он сказал, что я ему нравлюсь. Думаю, с тех пор я счастлив, — отвечает Ханбин. — Что?! — реагирует Тэрэ, подслушивавший разговор. — Что такое, Тэрэ? — спрашивает его Ханбин. Тэрэ успокаивает себя. — Он сказал тебе, что ты ему нравишься? Кто сказал? — Камеры все видели, поэтому я уверен, что мне не нужно никому говорить. — Ты хочешь сказать, что Джиун первый, кто об этом узнал? — Тэрэ, я только что вернулся из Рая, и мы все наслаждаемся пляжем. У меня не было подходящего времени, чтобы собрать группу «Чистящие овощи» и сообщить новость, — Тэрэ все еще не выглядит довольным. — Кстати, что произошло между Гювином и тобой? — добавляет Ханбин, улыбаясь. — Я не буду говорить об этом с тобой, — заявил Тэрэ. — Почему? — Ну, мы же все друзья. Мы договорились держать все это при себе, чтобы не нарушать групповую динамику. — Ты имеешь в виду динамику, когда они втроем превращают твою жизнь в ад? — шутит Джиун. — Большую часть времени они ведут себя как дети, но они мои друзья, — Тэрэ защищается, не понимая шутки Джиуна. — А что насчет тебя? Как у тебя дела с Мэттью? — Я извинился, и мы много разговаривали. Я все еще не знаю, что будет завтра, когда придет время выбирать. Я знаю, что выберу его, но не знаю, выберет ли он меня. — Ты знаешь, что ему нужно? — спрашивает Тэрэ. — Думаю, уверенность. Что я больше не буду так поступать. — Иди вытри волосы и успокой его, дурак, — Тэрэ приказывает ему, и Джиун качает головой в знак несогласия, но подчиняется. — Вам двоим надо отдохнуть, — Тэрэ говорит Ханбину и Чону, после чего сам заходит в воду. Ханбин улыбается Чону и начинает дремать. Его разбудили Гювин и Хао, потому что Хвитэк и Кейта вернулись, и пришло время поесть. Они тащат его на открытую кухню. Хао гордится тем, что выиграл два заплыва у Гювина, но Гювин говорит, что он позволил ему выиграть оба раза, потому что хотел покинуть море. Они спорят, Хао не хочет верить оправданиям Гювина. — Мы что, должны готовить в плавках? — спрашивает Ханбин, когда они приходят на кухню. — Наверное, я тебя понимаю, — замечает Хао. — Нам нужно принять душ. Увидимся позже! — затем он уходит в сторону своей комнаты. — Ты такой терпеливый, — выдыхает Гювин. — Вот тут ты ошибаешься. Я такой же упрямый, как и он. Я никогда не позволю ему победить, — отвечает Ханбин. — Но могу сказать, что сейчас я знаю, что не смогу победить тебя. Я устал, а ты такой высокий. Мне нужна тренировка. Поэтому я знаю, когда нужно принять поражение. Ну что ж, несмотря на все это, пора идти в душ. Увидимся позже! — Да, да. До встречи! Все идут в свои комнаты, а затем в ванную, а Хвитэк и Кейта начинают готовить обед. Судя по всему, там будет лапша и говядина. Когда Ханбин заходит в ванную, он видит, что Хвитэк пытается разжечь огонь, а Кейта наполняет водой кастрюлю. Помывшись и одевшись, Ханбин отправляется на кухню к поварам. К Хвитэку и Кейте присоединился Чону, которому душ не понадобился, но Ханбин готов первым. Они просят его почистить овощи, смеясь, после того как Ханбин спрашивает их, чем он может помочь. Проходит время, все приходят на кухню, чтобы помочь, и Ханбин вместе с Джеем, Тэрэ и Гювином чистит и режет овощи. Хао и Рики приходят последними из двенадцати парней, потому что у них нашлось время нанести макияж на лицо, в то время как остальные парни просто с голым лицом. Хао и Рики зовут помочь с соусом для лапши. Хао улыбается Ханбину и присоединяется к Кейте и Рики в группе по приготовлению соуса. — Значит, Хао сказал Ханбину, что он ему нравится, — заявляет Тэрэ, наблюдая за обменом взглядами и улыбками. — Подожди, прости, ты хочешь сказать, что Хао нравится Ханбин? Не могу поверить! — с сарказмом отвечает Джей. — Это отличная новость, Ханбин, — Гювин реагирует более сдержанно и ласково. — Ему потребовалось много времени, чтобы осознать свои чувства, но хорошо, что он сделал это до конца шоу. Ты правильно поступил, выбрав его вчера вечером. — Спасибо, Гювин, — отвечает Ханбин, решив проигнорировать шутки Джея. — Джей, что случилось между тобой и Рики? — Флирт. Много флирта. От меня. Возможно, я его напугал. Но я слишком устал, чтобы все сделать правильно. И еще, знаешь, у нас мало времени. Завтра будет последняя встреча, а потом — прощай. Возможно, я пропустил слишком много шагов, ухаживая за ним. — Он действительно похож на принца, — замечает Гювин. — Не думаю, что ему нравится твоя американская прямота. — А что насчет вас двоих? — Джей пытается отклониться от темы разговора, указывая на Тэрэ и Гювина. — Не падай духом. Они не станут говорить с нами об этом. Не хотят нарушать групповую динамику, — объясняет Ханбин. — Подождите. Значит, они могут слушать наши сплетни о наших парнях, а мы не можем знать об их? Это несправедливо! — говорит Джей. — Не веди себя как ребенок, Джей, — приказывает Тэрэ. — Так будет лучше для нас с Гювином, — Гювин кивает в знак согласия. — Итак… Могу я узнать, пойдете ли вы оба на свидание сегодня вечером? — спрашивает Джей. Гювин и Тэрэ смотрят друг на друга. — Вы же знаете, что это последний раз, когда можно поговорить обо всем этом перед выбором, — Гювин задает вопрос бровями, Тэрэ кивает. — Так и сделаем, — холодно отвечает Тэрэ, недовольный тем, что Джей загнал его в угол. — И вы оба должны поговорить со своими парнями. Только с ними. Ханбин, не разговаривай наедине с Джиуном и не расстраивай Мэттью, — Ханбин пытается оправдаться, но Тэрэ не дает ему договорить. — Джей, не сдавайся и не жди, пока Рики сделает первый шаг, — Джей раздраженно смотрит на небо. — Вы оба знаете, что я прав. — По-моему, совершенно очевидно, что мы с Джиуном не пара, — говорит Ханбин. — Мэттью все еще расстроен тем, что Джиун так долго колебался, — сообщает Тэрэ. — Наверное, да, — вслух размышляет Ханбин. — Я не планирую разговаривать с Джиуном сегодня. — И ты откажешься, если Джиун попросит поговорить с тобой наедине, — добавляет Тэрэ. — Да. Но я не думаю, что он захочет. — Мне кажется, Тэрэ — наша гей-мама, — замечает Гювин. Джей смотрит на него счастливо и удивленно. — Боже мой, Гювин, это было великолепно. Да, это так, — Ханбин смеется. — Мне просто нравится, когда все счастливы. Вместе, — Тэрэ защищается. — Мне нравится это в тебе, Тэрэ, — Гювин улыбается, а Джей уже готовит шутку. Гювин краснеет. — Джей, не надо. — Джей, пожалуйста, не надо, — приказывает Тэрэ. — Джей, пожалуйста, давай, — говорит злой Ханбин. — Черт. У меня ничего нет, — наконец заявляет Джей. — Вы все меня отвлекли. Ханбин смеется, а Гювин выдыхает. Тэрэ похлопывает его по плечу. Нарезанные и очищенные овощи отправляются на огонь, и Хвитэк готовит их вместе с Джиуном и Гонуком. Обед проходит без происшествий. Ханбин сидит между Гювином и Джеем на одном конце стола, а Хао — между Джиуном и Гонуком на другом. Они смотрят друг на друга и улыбаются, когда их взгляды встречаются. Джей дразнит Ханбина, когда тот улыбается или краснеет, но ему все равно, и он не сопротивляется. После обеда злой женский голос напоминает им, что это последний раз, когда можно сходить на свидание и поговорить перед завтрашней финальной церемонией. Хао улыбается Ханбину. Он уже убирает со стола, из-за чего Гонук расстраивается, ведь он еще не закончил есть. Ханбин смеется, когда Хао возвращает Гонуку его тарелку. — Кто-то очень рад остаться с тобой наедине, Ханбин! — кричит Джиун с другого конца стола, отчего Хао краснеет до ушей. Ханбин тоже краснеет, не зная, что ответить, не желая оказаться в центре внимания. Они терпеливо ждут, пока все закончат есть, и первыми убирают со стола. Посуду они моют вместе, но не одни, потому что к ним присоединяется Кейта. Кейта не из тех, кто много говорит, поэтому они моют посуду молча, иногда разговаривая о еде или о погоде. Когда все вымыто, Кейта зовет Хвитэка, чтобы тот пришел и вытер посуду. Хао и Ханбин вытирают руки, а затем Ханбин берет руку Хао в свою и ведет его к столику в лесу, где он впервые признался в своих чувствах. Они идут, когда слышат позади себя шаги, два человека бегут. Даже оператор останавливается и поворачивает голову. Это Сонми и Шухуа. — Пора отдохнуть им обоим, Ёнджэ. Ты можешь вернуться в лагерь, — говорит Сонми, и оператор кивает. Он поворачивается к лагерю. — Мы возьмем ваши микрофоны, — объявляет Шухуа. — Что происходит? — Хао спрашивает Ханбина, пока Шухуа забирает у него микрофон. — Я попросил их оставить нас наедине, — отвечает Ханбин. — Вы идете в беседку в лесу? — спрашивает Сонми. — Да, — отвечает Ханбин. — Принято к сведению. Там не будет ни камеры, ни микрофона. — Мы должны вернуться до определенного времени, как в Золушке? — спрашивает Хао. — Нет. Я буду ждать здесь с вашими микрофонами, пока продюсер Ли управляет операторами, — Шухуа успокаивает его, забирая у Ханбина микрофон. — Вы можете идти. Ханбин снова берет руку Хао в свою. Хао в нерешительности смотрит на Шухуа. Она что-то говорит ему по-китайски, и он кивает. Они снова начинают идти, на этот раз молча, потому что им неловко. Как будто они встречаются впервые. — Надеюсь, ты не пытаешься отомстить за прошлую ночь? — говорит Хао спустя некоторое время. — Нет, обещаю, Хао. Я просто подумал, что тебе понравится уединение. Тебя, кажется, беспокоили камеры и все остальное, — отвечает Ханбин. — К тому же я обещал, что не буду делать с тобой ничего без твоего разрешения. — Это приятно, спасибо, — говорит Хао. — Странно осознавать, что все, что я говорю, больше не слушают. Я не знаю, что сказать, правда. — Тебе не нужно ничего говорить. Ты можешь просто наслаждаться тем, что свободен от камер. — Надеюсь, ты не надеешься, что я расскажу тебе всю свою историю, потому что тебе удалось избавиться от камер. — У меня правда нет никаких посторонних мотивов. — Мне трудно в это поверить. — Я это чувствую. Это не имеет значения. Я не хочу ругаться. Пока что. — Значит, ты хочешь поговорить со мной, а не просто наслаждаться этим временем в одиночестве? — Пожалуйста, Хао, я всегда хочу поговорить с тобой, мне это нравится, даже когда мы ссоримся. Но я действительно ничего от тебя не жду. Я просто хочу, чтобы у нас с тобой были приятные воспоминания в беседке, а не только то, что я на тебя злюсь, — Хао останавливается. — Ты в порядке? Устал? Не хочешь пойти куда-нибудь еще? — Ты просто такой хороший, — нерешительно признает Хао. — Я не такой уж и хороший. Я не позволю тебе выиграть в плавании, — Хао смеется над неудачной попыткой Ханбина пошутить. А затем, ни с того ни с сего, он целует Ханбина в щеку. — Пойдем в беседку, Ханбин, — Ханбин краснеет, и Хао направляет их обоих. Они идут молча, улыбаясь. Ханбин не узнает себя. Он не хотел влюбляться ни в этом шоу, ни когда-либо еще. У него есть работа, и он ее любит. Сейчас он думает о том, как вписать Хао в свой плотный график, ходить на свидания и быть романтичным. Романтичным до чертиков. Не просто флиртовать и быть сексуальным, чтобы получить горячий секс. Романтика. Он хочет романтики. Он хочет поцелуев и улыбок. Он хочет минета и объятий. Он хочет секса и разговоров. Он так влюблен, что это вызывает жалость. Это пугает. Это умопомрачительно и спокойно одновременно. Как оргазм. Теперь Ханбин впал в полную панику. Неужели Хао действительно так увлечен им? Он просто сказал, что ему нравится Ханбин, ничего особенного. Неужели это любовь? Может, это из-за шоу он так себя чувствует? Возможно ли такое чувство после четырех дней знакомства? — Мы здесь, — Хао с улыбкой на лице показывает свободной рукой на беседку. Он смотрит в глаза Ханбина, и его лицо в считанные секунды превращается из счастливого в обеспокоенное. — Ты в порядке? — с Ханбином все будет хорошо? Не обидит ли его этот сложный парень, который так быстро улыбается и хмурится? — Эй, Ханбин, ты в порядке? — повторил Хао, тряся их руки, пытаясь отвлечь Ханбина от ужасных мыслей и кошмаров, которые обычно преследуют его только во сне. Воспоминания. Физические и душевные воспоминания. Первая любовь. Первое разбитое сердце. Обида и чувство незавершенности. — Тебе стоит присесть, — замечает Хао, направляя Ханбина к беседке и заставляя сесть на одну из скамеек. Затем он с трудом освобождает руку от Ханбина, потому что тот парализован. — Вдох, выдох, — приказывает он. Ханбин подчиняется. Это легко. Вдох. Люблю ли я его? Выдох. Любит ли он меня? Вдох. Почему я думаю о любви? Выдох. Должен ли я прервать все это? Вдох. В лесу приятный воздух. Выдох. Он более влажный, более свежий, более приятный, чем на пляже и в лагере. Вдох. Духи Хао. Выдох. Ароматы природы. Вдох. Все будет хорошо. Выдох. Все хорошо. Хао подражает дыханию Ханбина, сидит рядом с ним, положив руку на плечи Ханбина, защищая его от всего, что может случиться, создавая маленький пузырь спокойствия и близости. — Прости, — наконец говорит Ханбин. — Я немного запаниковал, наверное. — Да, я видел. Что это было? — Все эти вещи происходят со мной. И я боюсь. — Хорошо. Мне трудно понять, что ты говоришь о том, что с тобой происходит, используя такие слова, как «вещи». — Просто… — Ханбин шумно выдохнул. Затем он неловко хихикнул. — Я действительно не планировал делать здесь новое признание, обещаю. — Я не очень-то доверяю тебе с обещаниями, — Хао показывает язык Ханбину, забавляясь собственной шуткой. — Пожалуйста, продолжай. Я слушаю. Это только мы, помни. Без микрофонов. Без камеры. Никого. Только мы. — Я чувствую… — Ханбин останавливается, пытаясь подобрать нужные слова. — Я… — нет, еще нет. — Просто, понимаешь, я… — пожалуйста, будь терпелив, думает Ханбин, обращаясь к Хао. Он перестает смотреть на Хао, потому что это слишком отвлекает. Он переводит взгляд на деревья перед собой. — Ладно. Вот так. Хорошо, хорошо, — Ханбин вздохнул, чтобы набраться храбрости. — Хао, ты мне нравишься. Очень. Ты привлекаешь меня физически, но… Не только физически. Я чувствую в своем теле и сознании то, чего не чувствовал уже давно, и это пугает меня до смерти. — Почему? — спрашивает Хао, когда Ханбин не продолжает. Ханбин смотрит на Хао в замешательстве. — Потому что я боюсь, что мне будет больно. Что ты не чувствуешь всего этого и ко мне тоже. Хао смеется, снова выглядя забавным. — Это у меня должны быть приступы паники, Ханбин. Я чувствую то, чего никогда не испытывал. Я много лет был со своим бывшим парнем и с тех пор нахожусь в режиме выживания. Я все еще боюсь, что окажусь с другим контролирующим и жестоким парнем. Я так долго не мог признаться себе, что ты мне нравишься, чтобы защитить себя. И мне до сих пор странно, что я могу прикасаться к тебе и не паниковать. Меня пугает, насколько я доверяю тебе, ведь я даже не знаю тебя так много. — Ничего страшного, если ты хочешь паниковать и не прикасаться ко мне, — Ханбин освобождается от руки Хао, обнимающей его за шею, и встает. Хао раздраженно вздыхает. — Как мне доказать тебе, что… Я даже не понимаю, почему ты знаешь, нет никакой логической причины… Доказать тебе, что вся эта близость между нами кажется мне очень приятной? — он тоже встает и оказывается перед Ханбином, близко, но недостаточно близко. Ханбин поднимает руку и кладет ее на щеку Хао. Хао закрывает глаза. — Все в порядке? — Да, — отвечает Хао. — Как ощущения? Хао усмехается, его глаза все еще закрыты. Он кладет свою руку на руку Ханбина. — Твоя рука холодная, а мне жарко из-за температуры и… И потому что я чувствую, что ты рядом со мной. Это приятно. Освежает. А еще у меня мурашки в пояснице. Как электричество. Не знаю, как это лучше объяснить. — Ты лучше меня владеешь словами, это точно, — Ханбин подходит к Хао ближе, прижимается к нему всем телом и обхватывает свободной рукой бедра Хао. — Все в порядке? — Да, — Хао шепчет, их лица так близко друг к другу. Ханбин изо всех сил старается держать себя в руках. Исследует минное поле. — Как ощущения? — спрашивает он шепотом, его глаза наслаждаются видом того, как Хао становится все краснее. — Трудно. Мускулистое. Горячо. Приятно. Нет, не приятно. Хорошо. Действительно хорошо. Не знаю. Горячо, — Хао зашипел. — Хао, пожалуйста, это ты лучше говоришь. — Ханбин, мне сейчас очень трудно сосредоточиться на разговоре. Да и стоять тоже. Ханбин направляет обоих к ближайшему дереву, прижимает Хао к нему, Хао ни на секунду не открывает глаз, полностью доверяя Ханбину, отчего Ханбин возбуждается. — Лучше? — спрашивает Ханбин у Хао, поглаживая его по носу. Хао задыхается, и у него явно не хватает слов. Ханбин чувствует его пульс и стояк. — Ты не будешь торопиться, прежде чем поцеловать меня или что-то еще? — требует он, распластавшись на торсе Ханбина и приблизив свое лицо к его лицу. — Я ничего не буду делать с тобой без твоего согласия. — Тебе можно делать со мной все, что ты хочешь, — Хао вздохнул. — Прямо сейчас. Шепот безумно возбуждает Ханбина. Флирт и близость — возможно, лучшая пара перед любым сексуальным актом. Играть и ждать, очевидно, безумно приятно, и Ханбин знает, что у него это хорошо получается. — У нас есть все время в мире. Я хочу знать, что ты чувствуешь. — Злюсь, потому что я хочу, мне нужно… — Хао вздыхает и обнимает Ханбина за шею, пытаясь сделать его еще ближе, чем он есть. Ханбин хихикает. Он чувствует горячее дыхание Хао. Он чувствует всего Хао, но этого еще недостаточно. — Можно тебя поцеловать? — О боже, да, пожалуйста, — отвечает Хао. Ханбин нежно и медленно прижимается губами к губам Хао, не желая проявлять нетерпение, не желая открывать рот, хотя Хао кажется голодным и нуждающимся, и это очень сильно захватывает дух. Он отрывает губы от губ Хао, но Хао заставляет его вернуться к поцелую прежде, чем он успевает заговорить, не позволяя Ханбину завладеть всей властью. Они целуются медленнее, чем в первый раз вчера. И глубже. Исследуют тела друг друга руками. Останавливаясь только для того, чтобы снять одежду, чтобы лучше почувствовать кожу друг друга. Ханбин спрашивает. — Можно поцеловать тебя пониже? — а Хао отвечает. — Ты убьешь меня, если будешь продолжать спрашивать. Ханбин не из тех, кто любит целоваться и говорить. Поэтому, когда Ханбин и Хао возвращаются к Шухуа, их волосы растрепаны, одежда испачкана, оба красные и потные, он ничего не сообщает ей, когда она спрашивает, что произошло в беседке. После этого он провожает Хао в его комнату, ни один из них не хочет целоваться перед камерами, но и не хочет выпускать друг друга из рук. Им неловко удается попрощаться друг с другом, и Хао уходит в дом. Он ничего не объясняет Джею, когда застает его в своей комнате. Американец ждет, что Ханбин предложит ему поговорить с Рики. Но Джей догадывается, что Ханбин просто хорошо провел время (он не слепой и не глупый). Ему достаточно просто уйти, когда Ханбин отказывается рассказать ему, что произошло. Это их тайна, их секрет, их близость, никому не нужно знать. Джей признается, что слишком расстроен, и уходит, сказав Ханбину, что сделает все возможное, чтобы оставить Рики в том же состоянии, что и Ханбин. Ханбин смеется и прыгает в свою кровать, улыбаясь, как малолетний дурак. Он засыпает. Он наслаждается спокойным сном, полным размытых образов Хао на фоне дерева в волшебном лесу. Прекрасный образ, который навсегда останется в его голове. На закате Хао приходит будить Ханбина. Он говорит, что персонал готовит костер, барбекю и напитки вокруг него для последней ночи. Он говорит, что им нужно принять душ и тепло одеться. Он говорит, что Рики разбудил его, и Ханбин застонал, но Хао уже уходит в душ. Ревность в жилах Ханбина мгновенно пробуждает его, и он хватает свою серую толстовку и треники и идет в ванную. Хао уже уходит, собираясь нанести макияж, чтобы Ханбин не смог поговорить с ним о Рики. Ханбин плещется под теплой водой, не в силах успокоиться и думая о том, что до сих пор не смог поговорить о Рики с Хао, хотя и ревнует его, ведь в Рай они поехали вместе, вдвоем. И то, что он узнал о поцелуе в темноте, которым они обменялись, совсем не помогло. Рики с Джеем Ханбин может понять, может принять. Рики с Хао вызывает у него желание совершить убийство. Образно говоря, конечно. Ханбин наносит немного макияжа, чтобы скрыть темные круги и недостатки. Быстро высушенные и расчесанные волосы он прячет под капюшоном толстовки. Он понимает, что забыл надеть под нее футболку, когда спешил вместе с Хао в ванную. Если бы не было камер и планов, он бы просто отвел Хао обратно под душ и наговорил ему глупостей. А может, и не наговорил бы, раз уж он об этом подумал. Мозг каждый раз разбегается в разные стороны, не давая ничего понять. Он вымотался за последние семь дней, мотаясь туда-сюда между маленьким островом «Ад», где так много людей, и огромным отелем «Рай», где так много разговоров и, как ни странно, не так уж много мест для хорошего сна. Обычно Ханбин придерживается строгого графика, в котором можно найти столь необходимый восьмичасовой сон. Иногда — дремота. Иногда — ночь в клубе, которая заканчивается поздно, после чего следует восьмичасовой сон, в собственной кровати, в собственной квартире. Восемь часов минимум каждый день. Таково правило. Правило, нарушенное слишком много дней подряд. Его мозг больше не может сосредоточиться и идти по прямой линии. Все чувства к Хао не помогают. Он вздыхает, глядя на свое отражение в зеркале, и выглядит не таким красивым и счастливым, как после того, как Хао наложил на него макияж сегодня утром. Тэрэ приходит, чтобы отвести его на праздничный ужин. Хао уже там, и он показывает ему, что забронировал место справа от него для Ханбина. Тэрэ подталкивает Ханбина к Хао, а сам садится между Гонуком и Мэттью. Ханбин берет деревянный табурет, который Хао берег своими теплыми руками. Гювин садится рядом с Хао, а Джей занимает место рядом с Ханбином. Хао отдает банку колы Ханбину и берет одну себе. Ханбин благодарит его, Хао подмигивает, а потом смеется, потому что его собственное подмигивание заставило его рассмеяться. Ханбин тоже смеется. Рики приходит последним и занимает последнее место рядом с Гювином. Затем Хвитэк решает, что раз уж Джиун слишком заинтересован в заботе о Мэттью, а Джей дуется, то именно он должен сделать объявление. — Ну что, я думаю, теперь мы наконец-то можем говорить о возрасте и работе друг друга? — неуверенно говорит он, глядя на оператора. Гонук решает помочь Хвитэку, так как, видимо, не он изначально планировал взять на себя инициативу. — Может, попробуем угадать, кто старший? А кто младший? Все побывали в Раю, так что, думаю, каждый что-то о ком-то знает. Было бы забавно попытаться угадать возраст и работу того, кто никогда не был в Раю. — Думаю, Хвитэк — самый старший, — объявляет Джиун, наконец закончив помогать Мэттью открывать пиво. — И как это? — отвечает Хвитэк. — Мне кажется, я выгляжу моложе своих лет. — Ты не разговариваешь моложе своих лет, — объясняет Кейта. Все смеются. — Ему тридцать. А сколько тебе, Джиун? — спрашивает он. — Мне двадцать пять, — отвечает Джиун. — Мне кажется, что я где-то тебя видел, но не могу вспомнить. Ты знаменитость или что-то в этом роде? — Кейта продолжает. — Я актер. — Это ты снимался в рекламе зубной пасты? — Кейта кажется взволнованным. — Я так не думаю, — удивленно отвечает Джиун. — Я снимался только в корейских драмах. Про любовь парней. — О, так вот оно что! Ты был в той, что с вампирами? — Думаю, нам стоит попробовать найти самого младшего здесь, пока Кейта не начал рекламировать одновременные съемки, — Джиун останавливает его. Кейта, кажется, не возражает. — Тэрэ или Гювин? — громко думает Джиун. — Определенно не я! — Тэрэ реагирует. — Мне двадцать один. — Скорее всего, я, — Гювин продолжает. — Мне девятнадцать. — О, я знаю кое-кого, кому тоже девятнадцать, — сообщает Хао. Ханбин смотрит на него с подозрением. Хао кладет руку на бедро Ханбина. — Сон Ханбину не девятнадцать, — Джиун недоумевает. — Мы дадим тебе немного подумать, Джиун, — Джей отшучивается, но вид у него все еще раздраженный. — Ты хочешь сказать, что Рики девятнадцать? — вмешивается Гонук. Гювин предлагает свою содовую в тост за Рики, и Рики делает глоток за глотком. — Это значит, что они оба младше меня на одиннадцать лет, — понимает Хвитэк. — Мне тоже девятнадцать, сонбэним, — добавляет Гонук. Хвитэк выдыхает. — Мне интересно, какая разница в возрасте между тобой и Кейтой. — Тэрэ любит парней помладше, — Хао шепчет Ханбину на ухо, отчего тот смеется. — Семь лет, — отвечает Хвитэк. Все, кроме Рики, которому, видимо, очень трудно следить за ходом разговора, выдохнули «ох». — Это много, — говорит Джиун Хвитэку. Хвитэк кивает. — Кем ты работаешь, сонбэ? — Я работаю барменом, — Хвитэк продолжает. — О, я владелец кафе, — Тэрэ откликается. — Как это связано? -Хао шепчет Ханбину. Ханбин скорчил гримасу, показывая, что понятия не имеет. Но, возможно, это потому, что они подают напитки, верно? — Кажется, я знаю, у кого самая неожиданная работа, — заявляет Тэрэ. — Но ты ведь ездил в Рай с половиной парней, — возмущается Джиун. — Это абсолютная неправда, — вмешивается Гювин. — Тэрэ был там только один раз с Гонуком и один раз со мной, — Тэрэ улыбается, видимо, не против того, что Гювин его защищает. — Я скажу «Гювин», потому что уверен, что Гонук — модель или тренер, — добавляет Ханбин, чтобы прекратить неловкость между Тэрэ и Джиуном. Мэттью выглядит очень неловко, сидя между ними. — Но с его телосложением я уверен, что он может найти любую работу, я не смогу угадать неожиданную. Разве вы оба не студенты? Вы молодые. — Я бросил. Я стример и ютубер, -отвечает Гювин. — Если быть ютубером — это неожиданно, подайте на меня в суд. Я тоже ютубер, — говорит Чону. — А я модель, — объявляет Гонук. — У Ханбина это хорошо получается. — А вот то, что Гювин стример, это действительно неожиданно, — сообщает Тэрэ. Гювин краснеет. — Не думаю, что кто-то сможет догадаться, но да, я снимаю мукбанги. — Но как? — восклицает Хао. — Ты такой худой! — Я думаю, что у него глисты, — шутит Тэрэ. Гювин смеется. — Мы много говорили о нашей паре с самого первого дня, Хвитэке и Кейте, — говорит Джиун. — Но никто не интересуется вот этими двумя голубками? — он указывает пальцем в сторону Ханбина и Хао, рука Хао все еще лежит на бедре Ханбина, а рука Ханбина — на руке Хао. — У них была какая-то мгновенная связь, — Кейта говорит спокойно. — Думаю, у них много общего. Возможно, они одного возраста, у них разные профессии, — Ханбин и Хао кивают в знак согласия, не желая сейчас быть в центре внимания, они и так прекрасно перешептываются между собой. — Но ведь Хао тоже был в Раю с Рики? — Хвитэк спрашивает Кейту. Тело Ханбина напрягается, и он видит, что Хао это чувствует. — Ты ревнуешь? — спрашивает он шепотом. Ханбин кивает. — Не надо. Мне это не нравится. Я же говорил тебе, что между мной и Рики ничего нет. — Но ты же его поцеловал, — Ханбин защищается, шепча в ответ. — Нам стоит поговорить об этом позже, — Хао убирает руку с бедра Ханбина и выпрямляется на своем месте. — Сонбэним, ты затеял ссору между влюбленными! — говорит Гонук. Джей застонал и сделал большой глоток пива. — Хвитэк, правда? — шипит Кейта. Ханбин и Хао начинают говорить, что ничего не происходит, все хорошо, и все, кажется, расслабились. Разговоры начинают переходить в беседы, множественные, образуются небольшие группы. Персонал раздает всем говядину с рисом по-корейски, прося тех, кто пьет алкоголь, полностью доесть свои тарелки. Сонми руководит персоналом, соблюдая порядок и строгость. — Кажется, нас уже никто не слушает, — говорит Ханбин Хао. Гювин и Рики по другую сторону от Хао разговаривают друг с другом, возможно, впервые с начала приключения. Позади Ханбина Чону активно пытается понять разочарование Джея и успокоить его. — Мы можем поговорить. — Мне не нужен еще один ревнивый парень, — признается Хао. — В первый раз все было слишком сложно. — Есть контроль и ревность, Хао. Я не могу отделаться от ощущения, что мне нужно защищать тебя и себя, — говорит Ханбин. — Но подожди. Ты хочешь сказать, что уже хочешь, чтобы я стал твоим парнем, пропустив этап знакомства? — Ханбин, мы уже влюбились друг в друга, мы уже прошли этап знакомства, — Ханбин краснеет, но Хао все еще серьезен. — Прости, наверное, я не идеальный парень, которому ревность кажется милой. — Ты идеален таким, какой ты есть. Прости, что не могу перестать ревновать. Может быть, ты расскажешь мне, что случилось? — Я боюсь, что от этого станет еще хуже, с моим бывшим парнем всегда было хуже, и это всегда были какие-то мелочи. Учительница, которая похвалила меня во время выступления. Другой одноклассник, который хотел работать со мной в паре над проектом. — Ну, в такие моменты я бы гордился тобой, а не ревновал к другим парням. Но здесь, насколько я понимаю, речь идет о поцелуях. Это немного пугает. Тебя привлекает Рики? — Нет. Не привлекает. — А до поцелуя? — Нет, но я этого не знал. — Как ты думаешь, если у нас будут серьезные отношения, ты будешь целовать парней, чтобы понять, привлекают они тебя или нет? — Нет. А ты будешь? — Нет. — Тогда это решено. Ты должен доверять мне. И будь вежлив с Рики. Он мой друг. Он не наслаждается этим шоу так же, как мы. — Что ты имеешь в виду? — Это безумие — найти то, что мы нашли, в группе из двенадцати человек. Рики не чувствует того, что чувствуем мы, ни к кому из присутствующих. — Даже к Джею? — Джей — это… Джей, а Рики — это Рики. У них никогда ничего не получится. Рики молод, но он все еще знает это. Я думаю, он выберет его, но он знает, что после одного-двух свиданий они в конце концов расстанутся. — Я тебя слышу, знаешь ли, — вмешивается Гювин. — А если я могу, то и Рики тоже. Рики говорит Хао что-то по-китайски, что заставляет Хао рассмеяться. — Что? — спрашивает Ханбин. — Он говорит, что Гювин хороший, но он не может сосредоточиться на двух разных корейских разговорах одновременно, — Хао шепчет. — Рики, хочешь, я повторю все, что они сказали? — спрашивает Гювин. — Я думал, ты мой друг, Гювин, — говорит Ханбин, имитируя душевную боль. — Хао говорил мне только хорошее о тебе, Рики, обещаю. — Да, наоборот — неправда, — добавляет Гювин. Рики смеется. В течение следующего часа они вчетвером говорят обо всем на свете, узнавая слишком много новых для Рики корейских слов, так что ему приходится признать, что у него начинает болеть голова. Джей, выпив три рюмки, присоединяется к разговору, подвыпив. Он возвращается к своему обычному образу жизни и начинает шутить. После этого персонал раздает всем фейерверки, и они начинают зажигать их на пляже. Двенадцать человек играют вместе в темноте, маленькие веточки огня освещают их лица. Хао и Ханбин держат друг друга за руки и смеются. На лице Хао в этот момент отражаются самые разные эмоции. Радость, как у ребенка, играющего с подарком. Увлеченность, наблюдая за огнями других людей. Печаль, осознание того, что завтра последний день и, скорее всего, после этого они уже не увидятся. Влечение и забота, глядя в глаза Ханбина, когда тот утешает его, говоря, что они все обменяются номерами телефонов и будут поддерживать связь. Его брови то поднимаются, то опускаются. Его рот то широко улыбается, то надувается. Его щеки красные, розовые, белые в зависимости от освещения. Его глаза всегда блестят от слез или от отражающихся в них огней фейерверка. Ханбин без ума от него и не может перестать смотреть на его лицо. Он запоминает все его черты. Наигравшись с фейерверками, некоторые возвращаются к костру, чтобы продолжить пить, некоторые идут поговорить об этом острове парами, а Ханбин и Хао решают лечь спать. Ханбин умоляет Хао позволить ему спать рядом с ним, обещая, что ничего не случится. После долгих хождений туда-сюда Хао соглашается и пускает Ханбина в свою грязную комнату. Они толкают плюшевую панду и ложатся на односпальный матрас. Они целуются в темноте. А потом засыпают. Обещание.