За тысячами прутьев мира нет

«Мне страшно внимать человечьим устам. Слова у людей так ясны о простом: вот это собака, а это вот дом; начало вот здесь и конец будет там. Мне горек их нрав, их насмешек клубок — всё знают они про сейчас и вчера; чудес не откроет им больше гора; В соседях с их садом и домом сам Бог. Мне хочется крикнуть в защиту: назад! Я вещи поющие слушать так рад; коснётесь вы их: вмиг умолкнут они. Умрут для меня от людской болтовни.       Я должен вновь обрести мир, Мечислав. Увидеть, есть ли за решеткой мир. Услышать песнь вещей. Надеюсь, они не мертвы.       В том аду лишь ты был настоящим. Лишь ты один.       Ради тебя я бы снова стал геем.       Питер».       Стайлз выронил письмо. Единственное, что оставил после себя Питер. По крайней мере, он оставил письмо. Стайлз, наверное, должен быть благодарен ему, но этого не происходит. Слёзы текут по щекам, и он не знает почему. Это еще одно стихотворение Рильке. Он в этом уверен. Он еще не понял, что это значит, но чувствует костями, сердцем боль, страх, тоску, и, кажется, слышит, как вещи поют.       Он надеялся, что Питер сумеет отыскать к самому себе путь, но, видимо, их помощи не хватило. Наверное, следовало это предвидеть. Питер — волк. Он жаждет свободы. А Стайлз думал... Что ж. Он многого не знает о Питере. И если из стихотворения можно узнать, что сейчас чувствует Питер, Стайлз не упрекнет его за исчезновение. Стайлз поступил бы так же.       Дерек сидит на диване, сгорбившись, и смотрит в никуда. Он позвонил Стайлзу посреди ночи в отчаянии, потому что не мог найти Питера, а на столе лежало письмо с именем Стайлза.       Стайлз протягивает ему письмо. Руки Дерека дрожат, когда он берет его и начинает читать. — Он всегда любил поэзию, — сказал Дерек хриплым голосом. Он не пытаелся скрыть слёз. — Думаешь, он вернется? — спросил его Стайлз.       Дерек смотрит в окно, вид у него потерянный, слезы катятся по щекам. — Я не знаю.