Dead souls

Правило выживания номер 2:

Не доверяй слухам и духам

В четвертом часу ночи в дверь квартиры кто-то стучит. Чуя игнорирует, глубже зарываясь под одеяло. Кого бы там ни принесло, живых или мертвых, ему положен сон. Стук повторяется спустя несколько секунд, теперь настойчивее и громче. Рывком скинув с себя одеяло, Чуя встает и плетется к выходу. Неясная тревога, а в добавок к ней нарастающее раздражение наполняют его изнутри. Да кого там принесло?! Он выглядывает в глазок, но встретившая его чернота ответа на вопрос не даёт. У Чуи перехватывает дыхание: кто-то намеренно закрыл ему обзор. Он молчит, сам не зная чего ждёт. Стук в дверь повторяется. В лучших традициях триллеров, Чуе начинают мерещатся тени. Он вздрагивает, но берёт себя в руки и всё-таки спрашивает: — Кто там? Тишина. Ручка вдруг дёргается: кто-то с той стороны пытается открыть дверь. Волосы на затылке встают дыбом. Накахара прижимается к двери спиной, стараясь успокоиться. «Наверное, я сплю, — успокаивает он себя. — Просто снится кошмар» Страх сжимает лёгкие, иголками проникает под кожу. Ему вспоминаются исперии, их острые зубы и тёмные, как бездна, глаза. Дазай говорил, что они слепы. Но ничего не мешало им выследить Чую по запаху… Одернув себя от этой мысли, он тихо выдыхает. Будь это исперия, она бы не стучала. Эта мысль, хотя и не самая позитивная, придает сил и смелости. Накахара на цыпочках юркает на кухню и, покопавшись в ящиках, достает нож. После медлит ещё минуту, прикрыв глаза и молясь всем богам пережить эту ночь, а затем возвращается в коридор и открывает дверь. Темный силуэт напротив поглощён темнотой, и Чуе не сразу удается рассмотреть гостя. Гораздо раньше он слышит звонкий смех Осаму. Этот смех он узнает из тысячи. — Какого дьявола?! — шипит Накахара. Не дожидаясь ответа, он хватает парня за грудки и втаскивает внутрь. Дазай не перестает хихикать. — Сюрприз, Чуя! — Ты чокнутый! Накахара рвет и мечет, он бы с радостью врезал сейчас по этой довольной мордашке, но пока держится. Пока. — Как ты сюда попал? — этот вопрос волнует Чую больше всего. Он складывает руки на груди, упираясь спиной в стену. Тусклый свет фонаря проникает в комнату сквозь плохо зашторенные занавески. Над кроватью на потолке и стенах слабо сияют флюоресцентные звёзды. Увидев их, Дазай хмыкает, а Чуя невольно заливается румянцем, благодаря мир за то, что в темноте его разглядеть невозможно. Хотя насчёт Дазая он не уверен. Такие тонкости физиологии мертвых ему неизвестны. Вдруг они, как кошки, видят в темноте? Или слышат чужое сердцебиение? Своего-то услышать им больше не дано. Поняв, что рассматривает Осаму уж слишком внимательно, Чуя негромко кашляет и отворачивается. — О, это интересная история, — Дазай бесцеремонно проходит мимо и садится на кровать. — Ты спал? Чуя фыркает. — Все нормальные люди в 4 часа ночи спят. — Нормальные — да. Накахара поднимает брови. — На что ты намекаешь? Дазай смеётся и лишь отмахивается. — Я думал, ты по крайней мере попытаешься меня вытащить из карцера, — в его голосе Чуя слышит скрытую горечь, хотя на губах по-прежнему сверкает улыбка. Он что, обидел Дазая? Это возможно? Накахара долго молчит, почесывая затылок. Он, конечно, не верит, что Дазай убил тех людей и вообще замешан во всем этом, но ему и в голову не приходило вытаскивать его. Во-первых, потому что думал: завтра после собрания его освободят. А во-вторых, что же плохого в том, чтобы эта наглая морда посидела ночку в одиночестве? Может после такого перестанет вести себя как последний придурок и, например, вламываться посреди ночи к Чуе в дом. Однако — увы и ах — «придурок» неисправим. — Я же пытался убедить Мори… — начинает оправдываться Накахара, на что Дазай отвечает смехом и дружеским похлопыванием по плечу. — Я шучу. Если бы ты сунулся туда, тебя бы посадили рядом со мной, как соучастника. Чуя с облегчением выдыхает и вдруг вспоминает о том, что до сих пор сжимает в руке нож. К счастью, он не понадобился. — Зачем ты пришёл? И как сбежал? Он опускается на кровать рядом, положив прежде нож на стол, чтобы не пораниться. — Кто-то просунул под дверь ключ, пока я дремал. Ну я и ушёл, — Осаму пожимает плечами. — Кроме тебя, мне некуда идти. — Это может быть ловушка, — задумчиво замечает Чуя, и Дазай согласно кивает. — Скорее всего так оно и есть. Но меня бы в любом случае признали виновным. По телу бегут мурашки. Накахара с вопросом косится на Осаму. Что он хочет этим сказать? — Понимаешь ли… Бывшим мафиози не доверяют. Мори боится, что ради власти я могу пойти по головам. Чуя понимающе кивает, а затем замирает, осознав смысл услышанного. Он сглатывает, шокированно выпучив глаза. — Ты сказал мафиози? — Голос непривычно сипит. Дазай хмыкает, закидывая ногу на ногу и запрокидывая голову к потолку. Взгляд мечется от Чуи к звёздам и обратно. — Ну знаешь, прошлая жизнь — в прошлом. — Ты убивал людей? — Незаметно для себя Накахара наклоняется к нему, но одергивается, выпрямляясь. Вопрос, конечно, риторический. Вряд-ли существует мафиози, который не убивал. Это их сущность, сама суть. — Поэтому ты попал в Отдел смерти? Это твой грех? Дазай отрицательно качает головой и задумчиво прикусывает губу, словно решая: говорить или нет. — Я попал в Отдел контрактов потому что покончил с собой. Убийство людей в прошлом… — на этом моменте Накахара втягивает шею в плечи, впивается пальцами в край кровати. — …удлинило мой приговор. Воцаряется тишина. Настенные часы мерно постукивают стрелкой в такт секундам. Кажется, проходит не меньше пяти минут, прежде чем Чуя, наконец опомнившись, поворачивается к Дазаю с вопросом: — И скольких ты убил? — Он не уверен, что хочет знать. Слова сами срываются с языка. Не исключено, что, услышав ответ, он навсегда разочаруется в друге. Или всё не так плохо, — о, как же он надеется, что это так! — и Дазай был праведным убийцей, как бы нелепо это не звучало. — Не знаю, многих, — Осаму как ни в чем не бывало спокойно пожимает плечами. Чуя хмурится. — И ты совсем не жалеешь? — О чём? О том, что моей матери всегда было плевать на меня, и мне пришлось стать тем, кем я стал? — Он наклоняется к Накахаре. Последний задерживает дыхание, напряжённо глядя на друга. — Или о том, что единственный человек, которому было не плевать, — погиб? — Я не об этом. Дазай сухо смеётся, вставая с кровати. — Конечно, ты о тех, кого я убил. Тебя ведь больше волнуют отнятые жизни незнакомцев, чем лучшего друга. Чуя поднимается следом. Из-за значительной разницы в росте, держать зрительный контакт непросто. Пустота в его глазах кажется пробирается под кожу. Чуя сжимает руку в кулак. — Да плевать я хотел на них! Я спрашиваю из-за тебя. Насколько твоя жизнь была плоха, что ты стал убийцей? Лицо Осаму на мгновение меняется. На нём мелькают удивление и замешательство. Спустя секунду перманентное спокойствие возвращается, и он не сильно похлопывает Чую по голове, как ребенка. Накахара недовольно ворчит, скрещивая руки на груди. — Извинится не хочешь? — Не-а. — Придурок. Дазай довольно улыбается. — И я тебя люблю, Чуечка. Накахара фыркает, скидывая с себя чужую руку. Делает пару шагов назад, пока не упирается в стол, и запрыгивает на него. — Когда обнаружат твою пропажу, первым делом пойдут ко мне домой. Не подумал об этом? Дазай слабо качает головой. — Не придут. На твоей квартире заклятье, благодаря которому никакой дух не сможет войти. И исперии тоже, — добавляет он, улыбнувшись. — Поскольку создатель заклятья я, на меня оно не распространяется. Чуя облегчённо выдыхает. Счастье-то какое! Эти кошмарные твари никогда не найдут его, пока он здесь. Мой дом — моя крепость, как говорится. — Когда ты успел? — Как только ты поселился здесь, — Осаму лукаво улыбается, окидывая взглядом крохотную комнатушку, словно путешественник, вернувшийся домой после долгих лет разлуки. Накахара усмехается. А ведь и правда: Дазай дружит с ним с самого детства, помогал найти первую работу, подыскал эту квартиру и даже первое время оплачивал аренду. Чуя, конечно, всё вернул ему, как только начал зарабатывать, но нельзя отменить тот факт, что Осаму всегда был и остаётся до сих пор его лучшим и единственным другом. — Знаешь что? — прерывает он тишину, задумчиво потирая подбородок. Взгляд хитрый, как у лиса, улыбка не сходит с лица. Чуя выжидающе наклоняет голову, начиная непроизвольно болтать ногами над полом. — Тебе уже 20, Чуя, а ты ещё не совершил ни одного безбашенного поступка! Накахара морщит нос. — И я планирую делать это до конца жизни. — Делать что? — Ничего! — Как скучно. Ты не умеешь веселиться. Дазай с напускной обидой надувает щеки, от чего Чуя заливается смехом. Какой же бинтованный клоун. — Да. — Самое время это менять. У меня есть идея, — не унимается Осаму, шагая из угла в угол с заложенными за спину руками. «Как цапля на болоте» — мелькает в голове сравнение. Чуя не сдержавшись хихикает. Похож. — Тебе не кажется, что сейчас неподходящее время? Тебя собираются казнить. А ещё ты сбежал из карцера. Это вызовет ещё больше подозрений. Дазай отмахивается, наконец остановившись и глядя прямо на Чую с хитрым прищуром и чуть изогнутыми уголками губ. — Пойдем в парк аттракционов. — Ты с ума сошел? — Чуя не воспринимает его слова всерьез, хмыкая. Дазай мотает головой, подходя ближе. — Давай. Будет весело! — Ты время видел, гений? Всё закрыто. — Накахара не знает, что и думать. Глупее идей он ещё не слышал. А он, между прочим, всю жизнь с Дазаем — это показатель. — Так в этом и прелесть! Осаму улыбается, протягивая руку Чуе. Тот с подозрением щурится и неуверенно тянет в ответ.

***

Огни парка аттракционов давно потухли, работники ушли на законный отдых, оставив после себя лишь сладковатый аромат попкорна и ваты. Среди листьев копошатся ночные птицы, вернувшись с охоты. Темнота для них не представляет опасности. Духи не охотятся за животными. Потому лишь людям известно, кто на самом деле скрывается в тени. Ворота парка, конечно, закрыты. И Чуя победно фыркает, опираясь на металлические прутья забора, пока Дазай пытается справиться с замком. — Я тебе говорил, — не сдержавшись, бросает Накахара, складывая руки на груди. Несмотря на очевидную победу, он чувствует, что лучше бы проиграл. Осаму в ответ лишь отмахивается, звеня инструментом: — Да ладно, сейчас откроем. Ещё пару минут они молчат. Чуя настороженно оглядывается по сторонам, пытаясь уловить звуки шагов, но те оказываются лишь шелестом листьев и редкими отдалёнными сигналами автомобилей. Город спит, погрузившись в тишину. Наконец, слышится щелчок и радостный возглас Дазая. Чуя оборачивается. — Где ты научился взламывать замки? Осаму хмыкает, пропуская его вперед и прикрывая за ними дверь, хотя бы для вида. Темнота, окутавшая парк начинает расступаться, стоит только им пройти чуть вглубь. — В мафии я вообще многому научился. Между прочим, очень полезный навык. Кто бы мог подумать, что после смерти пригодится? — Он смеётся, и Чуя понимающе кивает. — Как думаешь, здесь есть сторож? — шепчет он, когда аллея заканчивается и до колеса обозрения остаётся всего ничего. Оно располагается в самом центре парка так, чтобы все дорожки и аллеи вели к нему. Как корона венчает голову короля, так колесо обозрения привлекает всех посетителей своими размерами и видом. Но это днём. Сейчас посетителей нет, и лишь яркая луна и россыпь серебристых звёзд на небе бросают свой свет на металлические перекладины городской жемчужины и двух парней у ее основания. Дазай пожимает плечами, оглядываясь на кассовую будку, через которую они благополучно прошли. — Если и есть, то он спит. — Как же мы попадем туда? Чуя замолкает, поднимая голову к возвышающемуся над городом огромному Оку, покорить которое они решили по дороге сюда. Накахаре стыдно признавать, но он никогда в жизни не катался на нем. Ночная Йокогама с такой высоты, наверное, завораживает… — Где-то здесь должен быть пульт управления, — отвечает Дазай и направляется к небольшому домику, в нескольких метрах от них. Чуя шагает следом. Провозившись с замком, Осаму так же удачно взламывает его и проходит внутрь. В домике несколько панелей и множество лампочек, и разобраться какая из них для чего предназначена не так-то просто. Чуя неуверенно мнется на пороге, пока Дазай включает свет и успевает нажать на несколько кнопок. Ничего не происходит. — А если нас словят? Нас посадят. — Не посадят. У тебя друг следователь, — убедительно возражает Осаму, даже не оглянувшись, однако Накахара так просто не сдастся. — Он не поможет, если нас застукают здесь. Не ломай! — Он успевает выкрикнуть это прежде, чем занесённая вверх рука Дазая успевает ударить непослушную железяку. Последний усмехается, но решает послушаться, убрав руку в карман. Чуя бегло оглядывает помещение и замечает справа от двери рычаг. Под ним надпись: «Не забывайте выключать!» А вот и то, что им нужно. — Нашёл. Накахара снимает прозрачную крышку с тумблера и дёргает его вверх. Темноту разрезают сотни огней, парк оживает, струится лучами электрического солнца. Парни завороженно наблюдают за развернувшейся картиной через большое стекло в кабине управления. Однако долго это не длится: безмятежную тишину разрывает внезапный крик сторожа, мчащегося на всех парах прямо к ним: — Вы что творите?! Чуя цепенеет, не в силах двинуться и испуганно глядя на Дазая. Осаму же не медлит. Нажимает что-то на панели управления и хватает рыжего, утаскивая за собой прочь от погони. Накахара тряпичной куклой тащиться следом, пока они, наконец, не оказываются в одной из кабин колеса обозрения. В кровь приливает адреналин, сердце колотится как сумасшедшее, пока они плавно поднимаются над землёй. Старик-сторож снизу заметил их и что-то яростно кричит, но Чуя не слышит из-за шумящей в ушах крови и заливистого смеха Дазая. — Я же говорил, что будет весело.