Собственничество

      Тянуть лапшу Мобей даже не стал пытаться. Повелитель Ло, конечно, весьма щедро проявил своё расположение, предложив сначала этот издевательский рецепт, но всё же он сам любил своего человека по-демонически крепко и, разумеется, ограничился лишь этим предложением. Впрочем, и так это было достаточно жестоко, чтобы вызвать ревность заклинателя Шэня. А Мобей не был заинтересован в своём повелителе, чтобы настаивать на таком сложном блюде, да ещё и разбираться с последствиями человеческой ревности. Вот ещё! Всё равно бы он не сумел своими большими и когтистыми руками сделать настолько тонкую работу. В конце концов, он чистокровный демон. А вот замесить и раскатать тесто, а потом нашинковать — это другое дело. С этим он справился.       Раздуваясь от гордости, Мобей поставил перед Шан Цинхуа тарелку с дымящейся лапшой. Люди были слишком тёплыми для нормальной еды, а Мобей давно научился соизмерять силу, которую можно приложить к Шан Цинхуа. — Мой король…       Теперь Мобей понимал, что это такое человеческое кокетство, а не издевательство, и благосклонно кивнул на растроганное до слёз выражение лица Шан Цинхуа. Выглядело достаточно жалко, чтобы продемонстрировать заинтересованность на человеческий манер. Извращенцы… но тут уж ничего не поделать. Знал, в кого влюблялся. Во всяком случае, это такая мелочь по сравнению с безответностью.       Мобей сидел рядом и смотрел, как человек глотает лапшу и слёзы, периодически напоминая себе, что это такой знак расположения. И если на то пошло, довольно сильный знак! Эдак рыдать требовало значительных усилий, сам Мобей не смог бы выдавить ни единой слезинки даже с цветочным дротиком в спине. Внутри сыто мурлыкнуло от полного осознания.       — Спас… — Мобей не дал договорить, отодвинул пустую тарелку в сторону и опустился на колени Шан Цинхуа, закидывая руки на тонкие плечи.       Разумеется, он не стал прижимать хрупкого человека всем своим весом, пусть Шан Цинхуа было и не впервой держать Мобея — в груди расцвёл ледяной кристалл, стоило вспомнить, как тот ловил его в невольном полёте — однако же для такого было пока рано. Для начала можно и просто очень романтично нависнуть сверху, давая лучший обзор на открытую грудь. О! Мобей давно заметил, как Шан Цинхуа на неё порой засматривается, просто не мог поверить, не понимая всех нюансов человеческих извращённых понятий об ухаживаниях. Сейчас же Шан Цинхуа приглушённо пискнул и зарылся лицом между мышцами. О да! Мобей поощряющее прижал рукой за затылок. Может, укусит? Ах, если бы… пожалуй, слишком самонадеянно было ожидать такого сразу. Но даже так было неплохо. Шан Цинхуа сначала робко, а затем всё смелее сжимал своими маленькими ладонями расслабленные мышцы, вжимался пальцами с беззащитно тонкими ногтями, бестолково целовал кожу и даже сосал бесполезные мужские соски. Но его губы и язык были такими горячими, что удержать стон было совершенно невозможно. Ну и пусть! Пусть слышит, как Мобей признаёт его силу. Это даже пикантно.       Щан Цинхуа вжимался лицом всё сильнее, сжимал пальцы всё крепче, а его рот становился всё жарче. От этого жара из головы вылетали все мысли. Хотелось почувствовать плоские человеческие зубы, и Мобей изнывал от этой жестокой нежности, которую обрушил на него человек. Как же… невероятно… Он держался, сколько мог, а потом поднялся и откинулся бёдрами на стол, руки легли по обе стороны. Под левой глухо звякнула миска из-под лапши. Шан Цинхуа смотрел снизу вверх затуманенными глазами, а потом протянул руки, положил их на пояс и рывком поднялся, снова вжимаясь лицом в грудь. Мобей до крови прокусил губу, но руки человека уже достали из-под ткани восставший небесный столп. Наконец-то! Губы рывками скользили по разгорячённой ласками коже вниз. Ни разу не укусив, Шан Цинхуа снова шлёпнулся на стул, его очаровательно покрасневшее лицо оказалось на уровне нефритового жезла. В нижнем даньтяне плеснуло так, что едва не вырвалось наружу. Мобей давно разуверился, что сможет увидеть нечто подобное: лицо Щан Цинхуа в цуне от… Мобей не смел закрывать глаза, а Шан Цинхуа смущённо потупился и… обхватил сразу обеими горячими руками бледную кожу, чуть сдвигая её вниз, обнажая лиловую черепашью голову. Хотелось кричать от жара этих рук и жадного желания в чёрных глазах, устремлённых на столп. До боли мягкий язык обжёг касанием. Снова. И снова. А потом раскалённый рот поглотил Мобея, кажется, целиком. Он видел, что Шан Цинхуа впустил в себя только черепашью головку, но чувствовал себя так, словно нырнул в жерло вулкана. Позвоночник расплавился, ноги ослабели, а рука сама зарылась в мягкие волосы на затылке человека. Его человека. Его Шан Цинхуа. — Цинхуа…       Мобей откинул голову назад, чтобы не видеть растянутые до предела губы, прижал рукой затылок Шан Цинхуа ещё крепче и отпустил себя. Острое ледяное удовольствие поглотило почти так же всеохватывающе, как человеческий рот. Рука бессильно упала на узкое плечо, Шан Цинхуа отодвинулся, шумно и глубоко вдыхая. Мобей рванулся навстречу этому распахнутому рту. Горячему, мягкому, имеющему вкус самого Мобея. Язык жадно слизывал и этот вкус, и собственный вкус Шан Цинхуа. На миг в голове мелькнуло понимание, отчего некоторые демоны так ценят человечину. Но лишь на миг. Растрачивать такое на банальную еду, когда можно вот так… идиотизм.       Шан Цинхуа так сладко и жалобно стонал прямо в рот, что небесный стоп снова отвердел. Кажется, этот Мобей тоже становится извращенцем… Полностью осознавая, что делает, Мобей осторожно выпутал из-под нелепо большого слоя одежд человеческий нефритовый жезл и едва не ляпнул вслух: «Это всё?». Впрочем, нефритовый жезлик оказался весьма привлекательным на вид и на ощупь. Он бархатисто скользил в руке — такой твёрдый и уязвимый. Мобей снова сел верхом на колени, на этот раз опускаясь всем весом и прижимаясь небесным столпом к человеческому малышу, обхватил пальцами сразу оба и сжал. Щан Цинхуа всхлипнул и заскулил, подался бёдрами навстречу и наконец сам прижался губами в жарком поцелуе. Да! Ещё!       Второй пик они покорили вместе, продолжая самозабвенно целоваться. Щан Цинхуа обмяк в руках Мобея, пробормотал: «Мой король» и снова зарылся лицом в грудь. И снова даже не укусил…