Вкус рома и свободы на губах

Герои Энвелла
Смешанная
Заморожен
NC-17
Вкус рома и свободы на губах
Призрак с низкой самооценкой
автор
iwiffen.
соавтор
Описание
Филипп — наследник трона, а потому обязан вести себя подобающе. Ограниченная свобода и контроль сопровождали парня всю его сознательную жизнь, однако и в этой системе были свои проплешены. Пользуясь мгновениями, принц сбегал к своим друзьям, перевоплощаясь по пути. Но не всё вечно и спокойно, особенно когда твоя дорога идёт недалеко от бескрайной и скрывающей много тайн морской глади.
Примечания
> Арт к первой главе: https://vk.com/wall-205318042_83 > Арт к третьей главе: https://vk.com/wall-205318042_137 > https://vk.com/wall-205318042_84 > https://t.me/bari_artist
Поделиться
Содержание Вперед

5. Белоснежка и растения — друзья травника

      Белизна кожи всегда была признаком аристократии, на который слепо ведутся все глупцы восхваляющие её. Безупречная бледность безусловно приносит эстетическое наслаждение и подчёркивает богатство убранства. Алые губы, бездонные лазурные глаза и белокурые волосы — весь род Черных можно было описать исключительно тремя эпитетами, и все понимали о ком шла речь. Каждый член семьи понимал это и старался не понижать планку.       Все, кроме бунтующего наследника. Фил не видел в этой безупречной белизне ничего сверхпрекрасного. Во-первых, это выглядит ну уж очень болезненно, и не понятно, когда человек и правда не в себе. Во-вторых, на бледной коже не скрыть ничего, абсолютно ничего, и это главный минус. Первая ночная вылазка оставила о себе напоминание, а сожалению, не только в воспоминаниях принца, но и на лице в виде двух огромных синеватых пятен у глаз. Ну и в-третьих, царапины и синяки выглядели пугающе на общем фоне, хотя и не представляли из себя ничего смертельного. И сейчас, стоя под открытым небом, Фил не менял своего мнения.       Хоть утро и окрасило небосвод относительно недавно, но назойливые солнечные лучи так и наровились покусать белые ручки принца. Фил был уверен, что ожог к концу работы ему не то, что светит, а непременно примет его с распростёртыми объятиями. Но не исполнить приказа было в разы хуже, какого-то ожога. Роль стражника, для Ильи, и старого знакомого рыжика для остальных нужно было поддерживать даже ценой сохранности кожи. Да и в работе были свои исключительные плюсы.       Пираты любили поболтать о наболевшем, особенно если это касалось недавних набегов или ужасных, по их мнению, невзгод, свалившихся на их плечи. Среди отборных морских ругательств, о существование коих Фил уже прознал от Ильи, проскальзывали частушки, отрывки песен и, куда же было без них, отрывки сплетен. Принц был, мягко говоря, в замешательстве от последнего. На судне пинка было от силы человек пятнадцать — по крайней мере, Фил успел на считать только их — но слухи плодились везде и всюду.        Излюбленными темами, как Фил успел понять и без их помощи, оказались мнимые отношения между Пуговицей и Ильёй, сам Илья, которого кличали либо Рыжим, либо Крысой, и ставки парочки пиратов на победу в споре других лиц. Это было ожидаемо, несмотря на то, что первое для него было чем-то из рода выходящее. Илья не показался ему человеком, который стал бы спать ради своего положения, но, как он не раз за сегодня успел себя поправить, знал он о нём недостаточно, чтобы судить. Слухи на то и слухи, чтобы быть не достоверными и вытягиваться буквально из мелочи, раздуваясь до нелепых домыслов болтавших.       В этом он окончательно убедился, когда, через силу домывая верхнюю палубу, краем уха уловил привязавшиеся к нему прозвище.

—... видел, как Рыжуля вступился за эту Белоснежку? Аж едва ли не вцепился в Миху.

— А как же. Угрюмый сам мне потом рассказал, как тот Златовласку поволок к себе.

— Капитана мало ему что ли...

      Что-то внутри начинало закипать, подталкивая принца предпринять меры, ибо гордость уже и так забыла, когда он удосуживался брать её во внимание, но Фил молчал. Выученное за столько лет правило сковывало его по рукам и ногам — не опускаться до слухов. Люди всегда и везде будут плести интриги у тебя за спиной, требуя ответа на сплетни, требуя, в конце концов, их подтверждения. Королева не уставала повторять излишне импульсивному мальчишке, что, как только ты реагируешь, ты разжигаешь ещё большее пламя, очерняя своё имя. Нельзя отвечать, даже если гордость пытается приглушить голос разума и наконец дать волю гневу. Нужно, достойно подняв голову, идти, несмотря на всю грязь и чернь. Фил верил матери.

—... проходил недавно мимо трюма и наткнулся на этих двух. Собачились, пока не заметили меня. Рыжий все кричал о кольце, который Угрюмый якобы у него украл.

— А он чё?

— Не расслышал, прогнали и ушли. Думаю, эта истеричка сама потеряла своё кольцо и набросилась на невиновного...

      «Илья не жалует Угрюмого, тот же ненавидит его. Хороша команда, — сливая грязную воду, Фил обернулся в сторону болтавшихся без дела пиратов, — Хм, а ведь речь шла об украденном кольце. Какова вероятность, что моя находка принадлежит — как там его оклеймили — Рыжуле? Но если даже и так, получается Илья из Гельдерна? Знак отличия...». — Эй, Белоснежка, развернись-ка, — раздался противный до хрипоты голоса, заглушаемый гадким смешком поддержки, — Будь хорошим мальчиком.       Фил бы с радостью проигнорировал новое прозвище и ушёл прочь от кучки хмельных пиратов, но упавшая на плечо чужая кисть словно приковала его к палубе. Наглость не прощались в его кругах, заканчиваясь дуэлью по всем правилам оскорбленного. Он и желать не мог бы сейчас ответить на все обиды, заглушив наконец без умолку трепавших морских крыс. Всё, что позволено было ему сделать в рамках своей роли, сбросить чужую руку и молча уйти с отчётом работы. — Ой, какие мы хмурые, — не скрывая насмешки, мужчина рассматривал новичка из-за спины друга. — Тебя не учили, что старших нужно слушать, — расплылся в раздражённом оскале первый, сжав вновь чужое плечо.       Стоявший позади пират средних лет без умолку смеялся в своей хрипло-скрипучей манере, подражая, видимо, ржавым петлям, которые давно уже молили о пощаде. Ему несомненно нравился творимый другом беспредел, более того, он был готов помочь ему, лишь тот попросит. А ведь чем ближе перед лицом принца становилась щетина с проседью, тем ближе подходил к нему второй. Принц находился в шаге от такой желанной пропасти гнева, готового сжечь нахала дотла при маленькой искре. — Руки некуда деть, Фазан? — преклоняя голову через плечо принца, Илья устремил уставшие ледяные омуты на пирата, — Смотри, как Леший ревнует, а ты к Златовласке лезешь. Ай-яй, ты меня сердишь.       Напряжение царило внутри Фила, расходясь волнами колющих мурашек от каждого слова флибустьера. Пальцы Фазана соскользнули с его плеча, и он был несомненно рад задетому взгляду пирата. Они не переносили Илью — не понять этого мог лишь слепой человек с явной отсталостью мышления. Но, несмотря на всю не скрываемую неприязнь, они послушались его. Кем бы Илья не был, но положение у него явно не так уж и плохо, как показалось Филу ранее. — Больно надо якшаться с этой белоручкой, — не без досады процедил Леший, уводя за собой вспыхнувшего от слов рыжика Фазана: наконец, можно было выдохнуть спокойно.       Тонкая, почти не заметная, но разрастающаяся боль пронзила ребра принца, как только пираты ушли в каюту. Лёгкий шельф вина донёсся до лица Фила: голова флибустьера легла на напряжённо плечо лишь на пару мгновений. — Ну что ж ты такой проблемный? — устало пробормотал Илья, вдохнув в чужое плечо: руки отлегли от чужих рёбер, и принц смог спокойно вздохнуть, — За одно утро столько приключений на одно место нашёл. Мне начинать жалеть, что я подписался на всё это?       Отпрянув от мнимого подопечного, Илья развернул того к себе. В мутнеющих от света янтарных омутах горел странный, но почему-то такой знакомый огонёк, которых тух от тягости лишь одному флибустьеру известных мыслей. Были ли тому причиной вино или, как упомянул Фазан, стычка с Угрюмым — Фил не знал. Единственное, что он понимал, так это то, что Илья отогнал тех крыс и был явно не в восторге с прибавившейся на его плечи блондинистой проблемы. — Я выполнял свою работу молча. Они решили, что я их подталкиваю к действию своим, напомню, безмятежным видом. В чём же моя вина? — скрещивая руки перед грудью, Фил не упускал возможность приметить как можно больше деталей во внешне спокойном флибустьере: личность его всё ещё вызывала не мало вопросов, а потерянное кольцо с гербом Гельдерна лишь приумножило их. — Привыкай, они та ещё парочка прохвостов, — словно забыв о теме разговора, Илья неоднозначно развёл руками и опустил мутнеющий взгляд за спину принцу, — Не идеально, конечно, но как стражник ты не плох в работе служанки. Пуговица оценит.       Желание возразить обжигающими иглами пронзало горло, сдерживаясь лишь чувством азарта, подступившего также незаметно, как и осознания похвалы от пирата. Фил не хотел ломать комедию, но что-то гаденько так подсказывало ему воспользоваться обретенной информацией, дабы потешить разом все нахлынувшие чувства. Речь, потихоньку складывавшаяся в его ещё не успевшем остыть сознании, готовилась выстроиться околичными путями к главной цели и вот-вот уже была согласована с внутренним голосом, как — будь ты трижды сброшен в воду — Угрюмый выплыл на верхнюю палубу. — Да что ж тебе неймётся, — в полголоса буркнул под нос Илья, встречаясь с холодными углями мужчины.       «Почему у меня такое чувство, что пожалею об этом столкновении я?» — не успев и толком увлечься новой мыслью, как внутренний голос едва ли не до звона в ушах приказал отскочить в сторону. Фил не привык долго сомневаться и последовал интуиции, порядочно отшагнув. Только носок его сапог коснулся пола, как опрокинутое ведро омыло подсыхающую поверхность грязными остатками. Жалобный восклик досады блеснул в лазурном взгляде принца, едва ли не мгновенно перегорая в гнев. — Под ноги смотри, — обрывисто бросил Илья, предупреждающе касаясь плеча блондина, — Капитану навряд ли понравится одна лишь мысль о намеренном бардаке на её судне.       Упоминание капитана имели свой вес, и Илья это прекрасно знал — в прочем, он был одним из немногих, кто мог позволить себе подобный аргумент. Иных поджидала незамедлительная расправа, о чём было не сложно догадаться. Фил прикусил язык: оказаться на месте этих смельчаков не имелось абсолютно никакого желания. — Крысёныш не прибрал за собой. Его проблемы — не мои.       Прожигая в ответ фигуру принца, Михаил вернулся к своим прямым обязанностям — проверка парусов и крепкости узлов тросов. Фил готов был поклясться, что в этих ежеминутных брошенных на них взглядов, в бестолковой голове пирата творилось мрачное. По одним лишь сжатым на тросах кистям проскальзывали воспоминания об утренней погоне и сцепленных на его шее пальцах. Фил проиграл эту негласную борьбу взглядов. — Угрюмый та ещё сволочь, — подал голос после недолгих раздумий Илья и развернулся к принцу, — Но не лезь лишний раз на рожон. Это касается всей команды, ты понял? Я не собираюсь спасать твою задницу при каждой потасовке. У меня и своих про... дел по горло.       Фил не мог не согласиться с ним, пускай и большая часть него была против мнимого соглашения быть беспрекословной куклой. Может он и не будет отвечать на конфликт во многих случаях, но — Фил прекрасно знал порог своего терпения — как только те перейдут дозволенные границы, он молчать не будет. Конечно, Илье он так не ответит, дабы лишний раз не раздражать, но взгляд его предупреждающе горел заговорщицки. — Думаю, мы пришли к обоюдному соглашению, — не дожидаясь ответа, Илья оценивающе окинул его взглядом, — А всё же они правы про Белоснежку. — Это ещё к чему? — не понимая огорченного вздоха, Фил последовал за рыжиком. — Солнце — как не прискорбно, враг наш, — лишь произнёс Илья на обратном пути в трюм, полностью игнорируя расспросы принца.

***

      Рассвет расписывал некогда мрачный горизонт алыми, сиреневыми и лазурными тоннами, своими переливами напоминая неповторимые оттенки. Успеть насладиться завораживающими пейзажами было хоть и не гласной, но традицией Сменкиных.        Они проводили время вместе, обсуждали дела в доме и предстоящую работу. Нередкими были темы семьи и, как бы Кира ни хотела их избегать, упоминания затянувшегося молчания родителей присутствовали повсеместно. Они разъехались уже более пяти лет назад, но общаться не прекращали, по крайней мере после первых трех месяцев разрыва. Оружейная лавка отнимала вечер и день, местная лечебница утро и день — Татьяна и Андрей перестали встречаться ещё в отношениях, и времени, как и общих тем становилось с каждым годом меньше, пока чувства не исчезли совсем. Одним вечером за семейным ужином семья собралась вместе — Виктор до сих пор помнил, с каким спокойным, почти холодным тоном отец сообщил о их желании расстаться. Кира была зла на всех и попыталась сбежать, но, спасибо бабушке, побег закончился, не успев начаться. Она была подавлена не меньше, но ради брата, который испугался её выходки, старалась не показывать своих чувств. Она знала, что Виктор воспринимал все гораздо ближе к сердцу, но в тот вечер не смогла держать под контролем бурю, бушевавшую внутри.       Татьяна уехала к матери, ведь от неё было совсем недалеко от лечебницы и она наконец смогла осуществить свою давнею мечту о маленьком садике для различных трав и корений. Бабушка Илина настаяла на том, чтобы внуки остались при ней, но Андрей воспротивился ей. Между свекровью и зятем всегда были разногласия, но последняя разрушала оставшиеся намёки на хорошие взаимоотношения. Кира осталась при мастерской с отцом, Виктор ушёл с матерью. Дети свободно навещали оба дома, но эта разлука дала о себе знать: минуты, проведённые друг с другом, заметно сократились.       Виктор любил помогать матери в сборе трав, и сам порой увлекался созданием отваров и микстур. Вся же эта собирательская деятельность не грела Кирину жадную до путешествий душу. Создание и проверка качества оружия в бою, стрельба ранним утром, укрытие в ветвях деревьев и прогулка с Вороном по лесным тропам — всё это заставляло её сердце биться чаще, напоминая, что в её венах бурлит жизнь и она в силах ею распоряжаться. Несмотря на безграничную любовь к созданному ею арбалета, Кира была категорична к охоте. Смерть ни одного живого существа не стоила мгновений удовлетворения своего превосходства над чужими жизнями. Это не раз служило причиной разногласия между ней и встречным охотниками, ради забавы выезжающих на охоту. Конфликт никогда не заходил слишком далеко — Виктор умел находить общий язык даже и с теми, кого не жаловал. Так проходили их дни, перетекавшие в встречи рассветов после очередной удавшейся вылазки с друзьями.       Только вот Виктор совсем увлёкся рассветом, забыв о пропущенной встрече и о переброшенном через седло друге. Арт, как бы Кира не пыталась привести его в чувства народными методами, не подал и признака жизни. Остановив бесполезное рукоприкладство и удостоверившись в наличии пульса, Виктор не без облегчения объявил пытавшейся принять бесстрастный вид сестре, что беспокоиться не стоит. Тёмные пятна, выступавшие из под глаз, несвойственная другу бледность и лёгкий жар говорили о переутомлении, но Кира была непреклонна. — Вот как ты это понял без осмотра? Вдруг его отравили или ужалил уж? Дяде тоже тогда говорили, что нечего опасаться и что он просто устал. А через два дня слег с горячкой, пока не отошёл. Ну вот кто знал, что его отравили?       Слова Киры были оправданы, с одной стороны, тем, что следы слабого яда и правда довольно сложно выявить на ранней стадии. Но, с другой стороны, она также могла и преувеличивать действительную проблему. Арт ведь, скорее всего, весь день и ночь был на ногах, так ещё и Фила проводить нужно было – усталость была вполне оправдана. Выбирать по большей части Виктору не пришлось: Мещеряков был в беспамятстве. Значит, выход был лишь один — отвезти его в дом и там уже убедиться окончательно во втором. Виктор был уверен в своих предположениях. Как-никак, но он учился у лучшего лекаря Чёрного Порта, по негласному мнению семьи и пациентов Татьяны. Но что-то внутри гложило юношу.       Отвести бесчувственное тело личного стража принца на Вороне прямо по улице к дому — и правда, чего Виктор так переживал. По мнению Киры, никто не должен был на них обратить внимания. Городская стража начинала свой ежедневный обход не ранее семи, а значит шанс загреметь в темницу приравнивался к половине. — Ни много, ни мало. По-моему, самое выигрышное соотношение. При меньших шансах риск может увеличится, а может и нет. При больших стоит задуматься: а почему так хорошо? Ну а затем всё становится на свои места, и ты снова на дне, — потрепав тёмную гриву Ворона, Кира ухмыльнулась пришедшей мысли, — Поэтому сейчас, братец, нам ничего не грозит.       Речь сестры внушала некую уверенность, но сомнения никогда не покидали его, оставаясь с тревожностью и паникой на правящих ролях. Виктор, но как любили сокращать близкие — просто Вик, никогда не был уверен ни в чём абсолютно. Всегда присутствовала погрешность. Порой настолько маленькая, что заметна была лишь после свершившегося, но порой она могла достичь таких масштабов, что нужно было быть наравне с летучей мышью, чтобы в упор не замечать очевидного провала. Но, к счастью Сменкиных и горю народу, стража решила, что рассвет сегодня и правда бесподобен и торопиться с обходом не стоило.       Оставив Ворона недалеко от чёрного входа, Кира заглянула в щёлку ставен — внутри не горела ни одна свеча, хотя, по расчётом девушки, мама или, в крайнем случае, бабушка должны были уже встать. — Они в лечебницу собирались отправиться. Степан Русланович вновь недоглядел за сыном, — отпирая дверь, Вик слегла скривился от резавшего слух скрипа: он вновь забыл смазать петли. — Бедный парнишка. Он так его точно утопит, а потом и сам в петлю полезет.       Кире не были по душе ни сам рыбак-неудачник, ни его душераздирающие байки в пабе за очередным опустевшим стаканом: вечно что-то было у того никак у людей, и, конечно же, об этом должны были знать все вокруг. Такие люди переходили все дозволенные границы её терпения, и, как было также за рамками приличия, огребали от взбешенной девушки. Исключением, пожалуй, был Фил, но и того за порой уж чересчур длинный язык хотелось переехать на Вороне — но жалость к бедному животному всегда во время останавливала закипавшую лучницу.       В прочем, Фил жаловался иногда на жизнь, но и то было лишь пустяки. Сломал или разбил что-то, отхватил от Арта или проиграл в спорах Вику — пожалуйста, будьте рады услышать во всех подробностях и красках, кои только взбредут в его пустую голову. Но не более. Семья, детство или даже фамилия были под упрямым и переходившем все грани разумного запретом. Как бы разговор не заходил, как бы и сами Сменкиных не пытались вытянуть из него хоть что-то, тот, едва ли не ломая хребет, изворачивался и менял темы в случайном порядке. Слишком он уж скрытен для сына моряка с окраин Филдора. — Кир, я, конечно, ни на что не намекаю, но, боюсь, в ближайшие будущем я буду перебинтовывать ему разбитый висок, если ты не поможешь, — едва ли удерживая Арта на седле, Вик рисковал полететь в след за другом. — Братец, ну куда ты полез, — подхватывая стража под плечи и облегчая ношу, Кира не без толики жалости смотрела на похрипывающего от каждого шага брата, — Вот если бы ты соизволил проводить вечера с нами, то не кряхтел бы сейчас так. — Я же уже извинился? Так сложилось время, и я ведь не знаю, как долго она пробудет здесь. Вэ... Великолепие её познаний в траволечении меня завораживают, — неловко улыбнувшись, Вик тысячу раз уже пожалел, что не догадался раньше придумать имя: новая знакомая просила оставить свою личность между ними, — Ты же знаешь, как дороги для меня любые познания в лечебных травах. Я не мог не прийти к ней. — Не оправдывайся, я всё понимаю и правда рада за тебя, — тёплая улыбка окрасила сухие губы, пока, стараясь не обеспечить другу перелом шеи, Кира втаскивала его едва ли ни одна наверх.       Комната брата, к счастью уже подумывавшей сбросить стража к чертям, оказалась в паре шагов от лестницы. Мрак не царил в этой комнате, казалось бы, никогда — окно приветливо выходило на Восток, пробуждая светом зелёных обитателей спальни. Пара растений перед входом, парочка на подоконнике и у кровати, нескончаемые в теневых углах горшки у стола. Кира никогда не могла привыкнуть к страсти братца к травам, однако в честь очередного празднования добровольно доставала ему нужные растения.       Выгоду можно было найти и в этом, ведь долгие прогулки по лесу в поисках не сравнено положительно влияли на её тренировки и давали дополнительные часы наедине с Вороном: время в подмастерьях отца нещадно сокращало её связь с природой и лучшим в её кругах фризом. Последним, но не по значению плюсом было лицо Вика. Ради этой искренней и по-детски взволнованной улыбки Кира была готова порыскать меж внушительный корневищ ради нужного корня или найти среди чащи искомое цветение.       Уложив Арта на аккуратно заправленную постель, Вик достал из ящичка одному лишь ему известные лекарские штучки — Кира, сколько бы раз брат не называл, не могла запомнить их, хоть убей, однако и Вик не отличался познанием в оружейном ремесле.       Лицо друга пылало от жара покрывающих кожу красных пятен, дополнял маленькие испаринки на лбу и шее юноши. Расшнуровывая экипировку, Вик на мгновение оставил дело и развернулся к выжидающей сестре, которая без какого бы то либо намёка на смущение стояла, скрестив руки, и наблюдала за манипуляциями травника-самоучки. — Кир...? — Да, боже, выхожу-выхожу уже, — вскинув в негодование руки, Сменкина всё же оставила брата наедине с пациентом и спустилась в гостиную.       Если и коротать время, то точно не под дверью, как выгнанная занятым хозяином за дверь кошка. Отыскав лампадку и вернув частицу света в дом, Кира прошла вместе с ней к книжной полке. Илина Арнольдовна собирала свою внушительную для многих здешних гостей коллекцию на протяжении всей молодости и была непомерно горда плодами своих трудов, дополнявших собрания её предков. Среди разнообразных корешков мелькали названия медицинских справочников, перечни заметок садоводов и даже парочка любовных романов, добытых с особой трудностью аж из самого Гельдерна.       Книги и правда вносили свою окраску в старенький дом Веретеных, построенный когда-то прапрадедушкой Татьяны. Их ценили и перечитывали родные, пополнявшие коллекцию своими, но Кира, походившая больше в этом плане на род Сменкиных, не разделяла чрезмерной любви к переплетённым страницам. Вик же вновь был противоположен выбору сестры и частенько брал томик-другой к себе наверх, погружаюсь в тексты с головой. В ответ на это, Кира без зазрения совести допускала себе пропустить пару-тройку шуточек насчёт зрения братца, однако любой осмелившийся бросить подобную остроту в его адрес непременно жалел о сказанном. На то они и семья, чтобы, хоть и шутить друг над другом, но вставать на защиту, несмотря ни на что. Да и оправа очков подчеркивала горевший зеленью радужку при виде редких растений и корешков.       Бесстрастно пролистав пару страниц первой попавшейся книги, Кира остановила взгляд на вылетевшей ленте. Сделав в воздухе лёгкий вираж, закладка нырнула в тень меж шкафа и пола. — Ну блеск, — безжалостно оставив книгу корешком вверх, Кира протянула руку во мрак тени, — Надеюсь, мышеловку они туда поставить не умудрились. Держать криво стрелы не прельщает.       Механизмов девушка не нашла среди горы пыли, на удивление, оказавшихся в доме честолюбивых женщин. Лента застряла меж щелки в дощатом поле и крохотной коробочки. Забыв про первую, Кира вытащила на свет последнее и сдула лёгкий слой пыли с крышки. Это была небольшого размера тёмно-фиолетового цвета коробочка, напоминавшая материю ткани, лежавшей среди растений в комнате Вика. — Не похоже, что ты лежишь здесь долго. Но зачем же братец тебя сюда спрятал?       Повертев ту в руках, Кира слежка поддела краешек крышки. За спиной раздался тоскливый скрип половиц, скользнувший по чуткому слуху лучницы. — Я закончил осматривать и был прав. Горячка, вызванная недосыпом и, скорее всего разыгравшимися нервами Арта, — поправляя рукава рубахи, Вик шёл на свет лампадки, пока Кира сидела к нему спиной, замерев, — Нашла интересную книгу? Не думал, что ты заи...       Но слова застыли на губах юноши, как только перед его глазами предстала одиноко лежавшая знакомая крышечка с нежно-сиреневой тонкой полоской ленты. Сердце отозвалось глухим ударом, окрасив лицо Виктора скорым румянцем. — Братец, это же... — Не смотри на неё... Пожалуйста, убери эту нелепицу обратно под шкаф, — слегка запинаясь на полуслове, Вик осел недалеко от сестры и потянулся к коробочке. — Не говори так, — прервала попытки скрыть найденное Кира и серьёзно посмотрела на смущенного брата, — Ты сам её сделал? Не отпирайся, видно же, что сам. Это не нелепица, Вик. Она же так красиво получилась. Я такие листочки видела лишь на окраине. Как же ты их достал?       Вик, хоть и напоминал сейчас лицом цвет спелого томата, не мог не улыбнуться уголками похвале: он и правда потратил не мало сил на подделку, чтобы она внешне отражала его замысел. Связанные изящными узелками тонкие веточки переплетались с необычными формой и окрасом листом, напоминая силуэт сердца. В свете лампадки Кире даже казалось, что он еле заметно отбрасывает лилово-золотой отблеск на стеночке коробочки, что на деле же было лишь игрой зрения. — Ты сделал её для своей «незнакомки Вэ»? — улыбнувшись краешком губ, Кира бережно закрыла коробочку и вручила братцу, хотевшему уж было начать опираться, — Это очень красиво, братец. Ей точно понравится, а если нет, то у неё нет ни вкуса, ни мозгов. — Кир, — протянул растерянно Вик, не сумев сдержать улыбки от тихого смеха сестры. — Хорошо-хорошо, с этим разобрались, — помогая приподняться брату, Кира посмотрела в сторону лестницы, — Теперь разбираемся с горе-стажем. Горячка от нервов говоришь?
Вперед