Белый пепел

Мир полон предрассудков и стереотипов, иногда это причиняет вред, несовместимый с жизнью. А в чем причина всего этого? Правильно, человеческая глупость, прикрытая выученной нравственностью в рамках «благих намерений»

***

Яркие лучи солнца ласкали нежную кожу юного омеги, ноги болтались в нелепых, но милых траекториях, слегка промокая в теплой реке. Пристань любила этого ребенка за преданность, которая измерялась в часах, проведенных здесь. Сколько она видела: смех, слезы, рассказы о том, как правильно щекотать пятки, и все те невинные истории, что звонким голосом вырывались с уст юного омеги. Проведя пальцами по мокрому пирсу, уже успевшему покрыться различной частью природы, омега резко встал и побежал в сторону деревни, широко улыбаясь. Это могло значить только одно — этому ребенку что-то пришло в голову, и это что-то вероятно снова побеспокоит взрослых. Опять. Шаг и снова, толчок и бег, деревня почти близко. Первый дом удачно пролетает в сознании ребенка. На месте, точнее теперь бежать осталось недолго. Жители всегда бурно встречают омегу. Кто-то улыбается в ответ на солнце, пробегающее мимо, кто-то ворчит, ведь никто не смеет нарушать покой пыли, лежащей на земле, кто-то провожает глазами, подхватывая эту легкость детского бытия. Ах! Почему все самое интересное и яркое связано с детством? Деревня достаточно большая, на пятьсот жителей, тысячи коров, множество кур и милых котят. Дома здесь большие, так как в семье не меньше пятерых детишек, иногда родители забирают сирот с соседних деревень после набегов. Нашу деревню подобные беды обходят стороной, она находится за холмами, на берегу реки, что спускается маленькими ручьями с гор, объединяясь с остальными, вырастает в огромную реку. Еще погода здесь часто капризничает, заставляя подстроиться под любые сюрпризы, совсем как омеги в сознании некоторых альф. Деревня часто украшена цветами, ворота с радостью принимают на себя честь быть закрытыми ими, окна домов небольшие, а рамы всегда разноцветные. У каждой семьи есть своя земля и скот, в течении года семьи с неурожайными судьбами получают продукты от тех, кому повезло больше. Здесь принято делиться. А еще здесь приняты стереотипы. — Не смей перепрыгивать через костер, иначе потеряешь девственность! А без нее кто возьмет тебя замуж? — строго шипит пожилой омега и дергает к себе внука-омегу, тот, хныча, плетется за сундуком с ограничениями. Но наш юный омега, увидев это, лишь провожает взглядом омег и что есть силы бежит в сторону огня, толчок уверенный от земли, и вот он, подтягивая ноги к себе, проносится через пламя. Оборачиваясь назад, омега, подняв носик вверх, довольный оглядывает место своего подвига, предварительно скрестив руки сзади. — Чонгууук! Твою омегу! Где тебя носит? — сквозь улицу проносится звонкий и злой голос омеги, и шаги становятся все громче. — Чон-не-может-усидеть-на-месте Чонгук! — голос совсем близко. Кажется, пора бежать, и снова толчок от земли, настойчивый шаг вперёд, и ткань бежевой рубашки направляется назад, потянув за собой юного омегу. Его поймали. Чонгук обреченно вздыхает, но поворачиваться не решает. Молчание давит хуже крика, голова аккуратно совершает медленный поворот, поймав вымученный взгляд папы, омега робко улыбается, хлопая большими глазами, тот расслабляет губы, эмоции отступают. — Сынок, я прошу, если ты уходишь, то, пожалуйста, предупреждай. Твой отец и старший брат ушли на помощь в другую деревню, как и остальные альфы, если что-то случится с тобой, то я совсем один, — глаза вспотели, но голос не дрогнул, в груди защемило, руки обхватили сына крепко, давно его так не обнимал. — Все хорошо, ничего не случилось, папа. Я постараюсь быть внимательнее, ради всех святых пончиков с сахаром, — и вот тот серьезный настрой в начале беседы плавно перешел в шутку. Омеги засмеялись, медленно перебирая ногами в сторону дома. В семье Чонов все как у среднестатистической семьи (не знаю, вели ли статистику в то время). Отец — глава семейства — заботится о каждом, всю тяжелую работу берет на себя, скот на нем, часть огорода тоже, и обязательно пару раз в неделю выбирается с детьми в лес поиграть. Папа — бойкий и преданный омега, которого выдали замуж в семнадцать. Вначале семейной жизни вел себя совсем безропотно, но муж ему попался очень внимательный и заботливый. Оба были молоды и неопытны, но альфа изо всех сил старался держать себя как сильный и смелый муж (самому жуть как страшно), чтобы омега мог расслабиться и перестать обо всем беспокоиться. Со временем оба обрели ту уверенность, что есть сейчас, а вместе с ней пришли и детишки. Их пять. Двое омег и трое альф. Чонгук второй по старшинству, первый по умению находить приключения и, судя по мнению окружающих, последний по интеллекту. Но его не заботит это, его мысли волнует вопрос другого характера, а именно: что будет, если войны прекратятся, это значит, что люди научились пользоваться комплектом «рот-язык» по назначению, или не менее значимый вопрос: у коровы длинные ресницы, сколько раз она должна взмахнуть ими, чтобы взлететь? О, бабочка! Солнце скоро сядет, небо окрасилось в ярко-желтый, облака напоминают овец, которых Чонгук сегодня пугал на поле. Говорят, когда закат золотистый — следующий день будет ясным как мысли тех, кто не Чонгук. Папа любит шутить. Улыбка не сходит с лица, Чонгук каждый раз вспоминает эти слова, когда видит подобный закат, потому что он каждый день провожает солнце и может поклясться, что каждый вечер закаты неповторимы. Деревня собирается ко сну. Тишина, теплый воздух, мягкая постель и милое сопение под боком, это самый младший альфа заснул рядом с Гуком. Длинные пальцы перебирают редкие детские волосики, пробегаясь по лбу, затем пухлые губы касаются в невесомом поцелуе маленькой ладошки, кожа совсем нежная, еще не обезображена тяжестью работы для начала, а потом жизни. Ludovico Einaudi — Experience Чуткий сон нарушают крики. За окном ночь, но виден огонь, много огней. Набросив на себя легкую ткань рубашки, той самой, что сегодня чуть не затрещала по швам, Чонгук выбежал из комнаты с братиком. Папа нервно одевал детей и велел спрятаться в доме. Чонгука схватили за руку и приказали проследить за братьями, сын ничего не понимал. Папа обнял всех крепко и со слезами на глазах обреченно потянулся за факелом. Открыв дверь, папа обернулся и взглянул на каждого внимательно, будто изучая, нет, запоминая каждую родинку и каждый дорогой сердцу шрамик. — Не смейте идти за мной, — тихо, — я вас очень сильно люблю, отцу тоже передайте, — еще тише, но среди криков это были самые громкие слова, которые вонзились в сердце. — Нет! Ты не можешь! — Чонгук резко схватил папу за предплечье, понимая, что ждет его родителя. — Прости, Гук, я должен. Отбросив руку сына, омега побежал за остальными. Чонгук увидел как все омеги деревни бегут с факелами в руках. Это он! Древний обычай, слышал много раз и каждый раз не мог поверить, что на такое способны омеги, но он никогда не мог представить, что его деревня окажется заложницей диких традиций. Чонгук приказал братьям сидеть дома — спрятаться в погребе. Омега понимал, раз деревня идет на такой шаг, то ситуация не позволяющая сделать выбор, но он есть всегда. Гук опустил детей в погреб, зажег лампу, укрыл ковром металлическую дверь, что явно выделялась среди деревянных полов и поставил стол. Идеально! Попытка остановить папу кажется нереалистичной, но он не мог сидеть сложа руки, только не сейчас. Чонгук выбежал из дома, но, увы, омег уже не было на улице. Испуганный и бледный, он заметил яркий свет и услышал крики со стороны площади. Конечно, где бы уместилось столько омег?! Надо бежать! С каждым приближением к цели звуки становились похожи не на стоны и крики, а на истошный вопль, самый настоящий вопль. Жуткая волна пробежала по коже юного омеги. Позади отчетливо слышны топот копыт, звон доспехов и вой альф. Юный омега оглянулся по сторонам. Никого не видно, но прекрасно доходит итог приближающегося устрашающего шума. На деревню напали. Теперь некому встать на защиту. Что способен сделать один маленький омега? Разве что попытаться спасти своего папу. Чонгук не может больше идти по улице, его самым первым схватят, крыши домов и деревья между ними — лучшее решение. Непоседливое детство и любопытство сыграли ему на руку или ногу. Схватившись за ветку покрепче, Чонгук оттолкнул свое тело от земли и зацепился ногами за дерево, подтянув себя, быстро оказался сверху. Дальше дело техники. Передвигаться подобным образом тяжело, но единственно верный вариант на данный момент. Сил в ногах мало, воздуха в легких тоже, но надо бежать, мертвый он ничем не поможет папе. Понимание беспросветности ситуации наступило в тот момент, когда альфы на конях обогнали задыхавшегося спасателя. Они яростно кричали, с каждым ударом плетью по бокам коней их глаза наполнялись безумием и невозможностью контролировать желание подчинить и обладать. Несмотря на это, Чонгук не переставал бежать, надежда умирает последней именно сегодня. До площади совсем чуть-чуть, пару домов и пару прыжков. Вскоре крики и стоны омег прекратились, неужели, все-таки сделали то, что планировали? Крики альф наоборот стали похожи на вой зверя. Как только нога коснулась последнего дома, Чонгуку открылся вид на площадь. Глаза юного омеги округлились, а сердце, кажется, перестало биться, воздух больше не нужен, теперь ничего не нужно. Вся площадь в пепле. Какие-то тела все еще горят, открывая вид на освобожденные от кожи мышцы. Какие-то уже обуглены и скукожены. Те, кто недавно был жив, теперь бездыханно лежат огромной кучей на земле. Чонгук окаменел и, кажется, перестал дышать. Мальчишка не мог выдать никакой реакции, потому как его еще неокрепшее сознание отказывалось верить собственным глазам. Омеги совершили обряд массового самосожжения, чтобы руки врага не коснулись их. Все омеги старше четырнадцати лет ушли с незапятнанной честью и без права на жизнь и голос. Чонгуку двенадцать. Вперед вышел один из воинов, но выглядел он не как один из, а как первый среди первых. Конь его отличался породой и красотой, доспехи на нем блестели, словно и не война, а показ своего богатства среди таких же любителей металла. Больше зацепил взгляд цвет его глаз — серые и холодные, наблюдают за происходящим безжалостно, с опасным огнем, а прямые и тяжелые черты лица добавляют ему беспощадности. Запах альфы доносится быстро до красного носа Чонгука — лес после холодного дождя с нотками стали. Осмотрев беглым взглядом площадь, главный альфа приказал тоном, лишенным сострадания, уничтожить все живое в этой деревне, а после сжечь. Альфы, разъяренные и со сломленной гордостью, пустили свой гнев на тех, кто остался в живых, а это дети и старики-альфы. Победа в битве, но проигрыш в захвате омег сильно бьет по хрупкому эго альфы. «Братья», — пронеслось в голове Чонгука. Маршрут тот же. Может хотя бы спасет, хотя бы их. Судьба. Некоторым вещам суждено сбыться, как бы ты не воспрепятствовал. Неподходящее движение на крыше заметил главный альфа, воины быстро поймали его взгляд и намерение, затем тут же двинулись наверх за омегой. Но обладатель серых глаз приказал стоять, сам разберется. Грубый голос прогремел в ушах Чонгука. Альфа направился вслед за мальчишкой. Чонгук не мог понять, в каком месте допустил ошибку и, что важнее, куда ему бежать, его все равно поймают, если только… Ноги не слушались, но до заветного спасения совсем чуть-чуть, как в прошлый раз. Брызг воды уносит с собой ненужные мысли, иногда жизни, но не в этом случае. Темная макушка, за которой охотились, исчезла в мутной ряби. Топот копыт становился громче, вскоре совсем исчез, одно шумное движение, шаги, еще шаги. Чонгук уже не может задерживать дыхание, сегодня его легкие и так прошли войну. Сминая подошвой жесткой обуви гнилые доски возле берега, альфа продолжал смотреть в воду. — Господин Ким Тэхен, вы пропускаете самое интересное. Низкий альфий голос спас омегу, после этих слов главный альфа быстро развернулся и покинул пирс, дав возможность сегодня жить хотя бы одному. Надежда умирает последней.