Da mihi osculum ultimo

— Проходим, аккуратнее, аккуратнее... Не толпитесь так! Студент Ченг, не облокачивайтесь на стекло! Пожилой профессор расставляет студентов у прозрачных медицинский дверей, как бестолковых цыплят. Молодые люди зевают и без особого интереса оглядывают палату. — Дальше такой толпой идти нельзя. Потому что — что? Правильно! Правила асептики! — воодушевлённо распинается профессор Хан, — Перед нами уникальный случай, который мы можем наблюдать своими глазами. Студенты вытянули шеи. Профессор помахал через толстое стекло, подавая знак. Медбрат, находящийся в палате, кивнул и отправился раздвигать занавески. — И что тут уникального? — скучающим тоном спросил один из студентов. — На прошлой неделе мы с вами разбирали, что такое летаргия. Вот вы, студент Тан, нам и напомните. Что такое летаргия? — Э-э... Глубокое угнетение сознания с утратой произвольной и сохранностью рефлекторной деятельности? — наудачу выдал парень. — Балда. Состояние замедленного метаболизма. Все физиологические и биохимические процессы замедляются, а затраты на энергию для осуществления этих процессов становятся минимальными, — закатив глаза, поправила его девушка с цветными контактными линзами. — Верно, студентка Бён, — кивнул профессор Хан, — А вы, студент Тан, вспомнили сопор. С непривычки можно перепутать, но матчасть учить всё же надо. — А это разве не кома? — почёсывая за ухом, переспросил Тан. — Кома — состояние между жизнью и смертью. При летаргии угрозы жизни нет. Это, скорее, сродни глубокому, очень глубокому сну. Студенты приникли к стеклу уже с бо́льшим интересом. Шесть коек, по три друг напротив друга. Электрокардиографы показывали замедленный, но стабильный пульс у каждого. Мерно подпрыгивали кривые кардиограмм. — Шесть случаев сразу? — поразилась студентка Бён, — Это же довольно редкий случай, разве нет? — Действительно, так... — задумчиво протянул профессор Хан. Студенты разом повернули головы к нему. Старик явно что-то недоговаривал. Заметив интерес молодых людей, профессор невесело усмехнулся. — Открою вам небольшой секрет. Только тс-с-с! Профессор Хан оглянулся по сторонам. Его студенты лишь покачали головами. Кто-то даже фыркнул. Старик был известен своими чудачествами. Ими и патологической преданностью профессии. — Дело в том, что местные врачи до сих пор не разобрались до конца, что с этими людьми случилось, — значительно понизив голос, сообщил он, — Один за другим они поступали за относительно короткий срок. Сейчас ими занимаются в том числе и сотрудники нашего НИИ. Летаргия — пока рабочая версия. Как рабочее название у книги, которое пока не утверждено. — Так... Они же живы? — поражённо прошептал кто-то из тесной группки. Профессор кивнул. — Живы, — он мельком взглянул в сторону палаты, где медбрат менял у одной из коек флакон для капельницы, — Организмы полностью функционируют. Дыхательная система, сердечно-сосудистая, пищеварительная, кормят их через зонды, но... никакой двигательной активности. Никаких эмоциональных откликов. Ни периодов возбуждения, ни периодов спада. Они сейчас словно... Словно пустые сосуды. Живые, функционирующие... Но будто выпитые. Как яичная скорлупа. Студенты вплотную приникли к стеклянной стене палаты. Их взгляды теперь уже жадно заскользили по неподвижным бледным лицам. — Все они... Все мужчины, — заметила Бён, — Может ли это быть какая-то патология, уязвимость к которой может быть обусловлена наличием игрек-хромосомы? — Пока это не выяснено, — печально ответил профессор Хан, — У этих людей действительно мало черт, которые бы их объединяли. Они родом из разных мест, не были знакомы между собой и общих знакомых не имели. Разные работы, разные профессии, разные круги общения, интересы, образы жизни... Но и некоторые общие признаки были у всех. — Какие же? — Все они, как верно подметила студентка Бён, мужчины. Более того, все молодые мужчины, возраст варьируется от двадцати четырёх до двадцати девяти лет. Все они были найдены в таком состоянии у себя дома, родными, друзьями или коллегами с работы. При анализе крови был выявлен зашкаливающий уровень тестостерона, при анализе лимфы — окситоцина. Кто мне ответит, что может значить высокий уровень тестостерона? — Количество тестостерона в крови повышается при встрече с сексуально привлекательным объектом, при значимом общении, в период удачного решения каких-то задач, с появлением чувства удовлетворения после сексуального контакта, — заученно отрапортовал студент Канг. — Ещё и окситоцин... Какая-то женщина-маньячка, которая трахает мужиков до овощного состояния? — хохотнул Тан, — Мне теперь страшно на свидания ходить. Может, она уже выслеживает очередную жертву? — Студент Тан, будьте посдержаннее в выражениях. Лицо профессора на миг окаменело, а взгляд заставил долговязого болтуна прикусить язык. — Извиняюсь. Плечи профессора опали. Он тяжело вздохнул. — Хотя лексикон студента Тана и оставляет желать лучшего, он подвёл нас ещё к одной общей черте всех этих случаев. Молодые люди замерли, боясь даже громко вздохнуть. Стало даже слышно, как в плафон светильника бьётся серая бабочка. — При осмотре выяснилось, что все они... Все эти молодые люди... Вступали в неоднократные сексуальные контакты... — Я же говорил, — тихо пробормотал Тан. — ... через анальное отверстие. Брови студентов взметнулись и бесследно пропали под шапочками. Они поражённо переглянулись между собой. Кто-то присвистнул. — Не маньячка... А маньяк? — нервозно усмехнулась Бён. — Они были изнасилованы? — воскликнула студентка Чои. — Следов борьбы, связывания или других способов обездвиживания найдено не было, — покачал головой профессор Хан, — Следов телесных жидкостей, не принадлежащих им самим, также обнаружить не удалось. Потому-то эти случаи действительно уникальны. Не исключено, что когда мы выясним, что же всё-таки произошло, будет открыто новое болезненное состояние. Как будто мало нам существующих. Профессор судорожно вздохнул и потёр лоб. Изумлённые студенты так и таращились в палату: шесть коек и единственный живой человек — медбрат в синей форме. — А они симпатичные... Жалко так... — легкомысленно протянула Чои. — А если бы страшные были — не жалко было бы? — язвительно усмехнулся Тан. — Ну конкретно тебя — вообще нет, — огрызнулась девушка. — Студентка Чои, вы что такое говорите? — одёрнул её профессор, — Разве так можно? — Простите, профессор, — понурила голову Чои, — Я же не всерьёз. Старик окинул тяжёлым взглядом койки и вздохнул. — Что ж, на сегодня экскурсия окончена. Завтра жду всех вас на практике по анатомии. И не опаздывать! — прикрикнул он и махнул рукой медбрату за стеклом. Тот поднялся и стал задвигать занавески, пряча неподвижные бледные лица от посторонних глаз. *** Коридор опустел. Тишину нарушало лишь мерное нестройное попискивание аппаратов и тихое дыхание через прозрачные трубки. Синяя форма шуршала, отмеряя неторопливые шаги. Ноги в мягких туфлях ступали практически бесшумно. Его личное маленькое царство. Его крошечная галерея ужасных побед. Комната, полная горечи слёз и исступлённых стенаний родственников и друзей. Забитая доверху их проклятиями и мольбами судьбе. Первая от окна. Он и был самым первым. Дурашливый, несерьёзный, так сильно запутавшийся в себе. Весь в напускной броне внешней уверенности. Она рассыпалась довольно быстро. Карточка пациента №1306-0013. Ким Сокджин (29). Напротив неё — нелёгкий случай. Погрязший в сомнениях. Боявшийся каждого своего шага. Боявшийся всего неизвестного. Неловкий. Смущавшийся. До последнего не мог отпустить себя. До последней секунды метался, как птичка в клетке. Карточка пациента №1306-0014. Ким Намджун (27). Второй от окна — ох, как же порой хотелось его прибить. Упрямый, ершистый, независимый, наивно полагавший, что может спокойно наплевать на весь мир. Орех в колючей скорлупе. Пришлось исколоть все руки, прежде чем он поддался. Его нутро оказалось нежным, трогательно-мягким и запредельно чувствительным, но стоило хоть чуть-чуть надавить — створки раковины тут же схлопывались и прищемляли пальцы. Карточка пациента №1306-0015. Мин Юнги (29). Его пара напротив — человек в маске. Театральной маске с улыбкой до ушей, изображающей гомерический хохот. Вечный двигатель. Подвижный и беспокойный, как солнечный блик. Его маска Комедия приросла к коже и отрывалась только с мясом. А душа в это время заливалась кислотными слезами. Даже прикасаться к ней было больно. Карточка пациента №1306-0016. Чон Хосок (28). Рядом с ним — ещё один, засунувший себя в невероятно узкие рамки. Вечное недовольство собой, вечная погоня за чем-то незримым, вечное самобичевание. Напускная бравада и фальшивая улыбка, а внутри — загнанный, дрожащий зверёк, так нуждавшийся в ласке. Он постоянно искал одобрения, не находя его внутри себя. Любое поглаживание по шёрстке, даже мимолётное — то, что так нужно было его израненной душе. Израненной им же самим. Он калечил себя сам, а исцеления искал у других. Что за существа эти люди. Карточка пациента №1306-0017. Пак Чимин (26). И последний. Самый яркий. Самый целый. Сильный и гибкий. Никакая душа не бывает без ран, но ему удавалось исцелять себя самостоятельно. Он всё привык делать сам. Он мог вести за собой людей. С ним и его обожжённое нутро отдыхало. Он единственный, кто осознал, что пришёл конец. Ох, это было так грустно. Если бы можно было воспротивиться своей сути и подарить ему сознание, чтобы исцеляться рядом с ним и самому... Но удалось только всё испортить. Расколоть и этот драгоценный алмаз. Медбрат протянул руку и прикоснулся кончиками пальцев к шее пациента. Под тонкой кожей едва-едва пульсировала слабая жилка. Карточка пациента №1306-0018. Чон Чонгук (24). Медбрат провёл рукой по бледному лбу и откинул вьющиеся тёмные волосы. Кожа всё ещё тёплая. Он наклонился и прикоснулся к ней сухими губами. Он поцеловал лоб, щёку, неподвижные губы и пригнул голову к самому его уху. — Я же обещал, что буду навещать тебя, котёнок, — прошептал он тихо-тихо. Кардиограф запищал чаще. Медбрат выпрямился. Несколько секунд он всматривался в бледное лицо, затем повернулся и пошёл прочь из палаты. На его бейджике значилось: Реанимационное отделение Средний медицинский персонал Ким Тэхён.