Сгорающие в огне

Ноткин выходит из душных складов, пропахших металлом, пылью и животными. Время близится к закату, и Атаман ускоряет свой шаг. Он засовывает в карман руку и достает лист со стихом, вертит его и рассматривает, улыбаясь все шире. В этот раз они встречаются на памятном месте. Где в прошлом они устраивали кровавые бойни, поя сухую почву кровью, где проходили их красные танцы, заканчивающиеся молчаливыми посиделками у костра. Тогда Ноткин боялся, сжигая свои стихи в яростном пламени. Каспар был для него всегда чем-то большим, благодаря ему Атаман тянулся к звездам, ставя перед собой грандиозные задачи. И даже после того, как он спустился с Башни и припал к земле, заимел вторую душу, он тянулся к звездному небу. Взгляд карих глаз натыкается на Жилку. Это было не здесь, но теперь реки напоминают Ноткину только об этом, когда они – побитые, уставшие и мокрые сидели на берегу. Атаман не осознавал тогда до конца, что он делает, отдавая Каспару слегка промокший лист со стихом. Тот душный день стал началом чего-то большего, великого. Ноткин чувствовал, что они вместе могут сделать все. Коснуться до таких далеких звезд пальцами и попасть вглубь города, к самому его сердцу. Ноткин запрокидывает голову, наблюдая, как небо окрашивается в темно-синий, и ускоряется. Вдали виден костер и фигура, стоящая подле него. Ноткин замедляется и любуется на профиль Каспара. Он не замечает Атамана, что играет последнему на руку, и он, словно кот, медленно подкрадывается сзади. Ноткин кладет теплые ладони на чужую талию и звонко смеется, чувствуя, как Каспар подпрыгнул на месте. Хан оборачивается с недовольным лицом и бьет Ноткина в плечо. Атаман садится на одно колено и заглядывает в голубо-серые глаза. Он видит, как Каспар расслабляется, пропадает морщинка между бровями, а взгляд теплеет. Атаман поднимается и затягивает своего любовника в объятья, проходясь поцелуями по всему лицу. Они садятся рядом с костром, наблюдают, как искры разлетаются в разные стороны. Ноткин поворачивает голову в сторону Каспара. Тот серьезен, губы сжаты в тонкую полоску, а взгляд направлен в одну точку. Атаман проводит пальцами по чужой шее, отчего Каспар вздрагивает, но прижимается к чужой ладони. Каспар переводит взгляд с пламени на лицо Атамана, и с легким прищуром смотрит на него, проводя ладошкой по овалу лица. Ноткин льстится к прохладной ладони и мурлычет, как кот, наблюдая, как уголки губ у Каспара поднимаются. – Помнишь, я когда-то спрашивал у тебя про созвездие из твоих веснушек? – Как такое можно забыть. – Ноткин ухмыляется. – Но ты тогда не дал ответа. – Кот. У тебя созвездие кота. – Да ну? – Ноткин смеется. – Моя вторая душа. Каспар касается кончиком пальца щеки, видимо, там находится веснушка. Он ведет вверх, останавливается на каких-то местах, после чего продолжает ввести, но в сторону. Атаман закрывает глаза и ловит каждое движение холодных подушечек. Когда Каспар отрывает палец от последней веснушки, Ноткин не успевает открыть глаза, как чувствует дыхание у себя на лице, как губы касаются его. Невесомо, дразняще, дурманяще так, что Ноткин чувствует, как ладони потеют, а сердце бешено стучит. Каспар отдаляется с грустной улыбкой и, поднявшись, обходит костер, оказываясь напротив Ноткина. Атаман лезет в карман и достает аккуратно сложенный лист. Хан смотрит на него внимательно, свысока и закусывает нижнюю губу.

«Снова приснился ты.

Снова как год назад.

Снова с тобой нет пустоты.

Снова утихла буря внутренних цикад.

Снова влюблен я в тебя.

Снова запутал самого себя.

Снова приснился ты.

Ровно как год назад.»

Улыбка Каспара, что держит что-то в руках, лучшая награда для Ноткина. Последний светится от счастья, ожидая поцелуй, но Хан не торопится. Он подходит ближе, и Атаман может разглядеть букет из травы – из савьюра. Каспар вкладывает их в руки Ноткина и грустно смотрит на них, проводя пальцами по лепесткам. – Это савьюр. Его цветы – яркие, выделяющиеся на фоне других трав. Ты такой же, Ноткин. – Голос у Каспара дрогнул. – Запоминающийся. – Что с тобой сегодня? – Ноткин смотрит на лицо Хана. – Каспар, расскажи мне, что случилось? Мы справимся. Вместе. – Нет больше никаких "вместе". – Каспар смотрит прямо, четко в глаза. – Все кончено. Голос у него дрожит, но стоит он твердо, а взгляд холодный и отстраненный. Букет из трав вываливается из рук, а Ноткин берет Хана за лицо, ищет искры веселья. Прижимает его к себе, утыкаясь носом в макушку. – Почему? – Атаман отодвигается, смотрит на чужое лицо. – Что случилось? – Мы были обречены на такой исход. – Каспар вырывается и отходит дальше от Ноткина. – Я обещан Виктории Ольгимской. Это мой долг – быть примерным супругом. – Но вы же не любите друг друга. Так зачем? Ради чего? – Ради будущего этого города. А любовь придет сама. – Этот город он проклят! Его не ждет будущее! – Ноткин сжимает ладони в кулаки. – Давай уедем. Будем вместе. Будем по-настоящему любить, а не играть в имитацию! – Я все решил, Ноткин. – Холодный голос Каспара дрогнул, но тот не придал этому значения. – Стремись к своей мечте, но уже без меня. Каспар разворачивается и удаляется в сторону города. Ноткин тянет к нему руку, произносит шепотом его имя, но не может сделать и шага. Он падает на колени, прижимает голову к земле. Все его тело трясется, а по лицу начинают течь слезы. Они падают на землю, поят ее солью, а Атаман поднимает голову к яркому звездному небу и проводит пальцами по лицу, как делал это Каспар. Ноткин кричит. Кричит что есть сил в бескрайней степи. Он поднимает с земли букет, и слезы падают на пыльные цветы. Атаман сжимает его, кидает в огонь, и он сгорает за считанные секунды. Ноткин возвращается на склады в полном одиночестве. Заходит в свое маленькое и личное хранилище и бьет кулаком об металлическую стену, вызывая дребезжание. Он подходит к столу, на нем множество исписанных листов. Ноткин смотрит на них покрасневшими глазами и переворачивает стол, дергая его за ножку. Он с грохотом падает, ломаясь в руках, а все листы разбросаны по полу. Атаман резко садится, сминает их собирая в стопку, и выходит обратно на улицу. На глаза попадается бочка с огнем и Ноткин подходит к ней, подставляет лицо под концы языков пламени и кидает туда все бумаги, создавая сноп искр. Он смотрит на прожорливый огонь и облокачивается на ближайшую стенку, сползая вниз и упираясь лицом в колени. Он сгорел до тла.