Easier alone (Легче в одиночку)

Он запрещен законом, думает Чонгук.

Тэхён расслаблен настолько, что управляет мерсом одной рукой, а другая согнута в локте, проводит ей по своим отросшим волосам, создавая полнейший хаос. Но старшего свой внешний вид вообще не волнует, а у Чонгука в голове петарда одна за другой взрывается, в груди приятно щемит. Красивые темно-карие глаза смотрят на дорогу, иногда переводя своё внимание на малыша, пытающегося разыграть Кима. Тэсон сидит на коленях отца справа от своей няни, лезет обниматься то к Гуку, то к Тэхёну. Медвежонок странно ведет себя: излишне энергичен, ластится и лезет обниматься, постоянно смеется над тем, что оба парня фыркают на него, когда малыш дергает их за волосы, Тэсон словно играет на нервах, оттягивая их как струны гитары и бренчит. Вот-вот будет громкий общий «трунь». Он детская копия Джея, думает Тэхён. И на душе немного становится грустно, ведь старший брат так и не узнал — откуда эти многочисленные синяки и ссадины, разбитая губа и бровь, помятый вид, дикий блеск во взгляде, сбитые в кровь костяшки. А сам Джебом, видимо, и не думает рассказывать о своих приключениях на задницу, из-за чего стал избегать всякого рода общения с Тэхёном. И на душе скребут кошки, раздирая плоть до кровавых царапин. Вина. Всё это время старший чувствует вину. И Тэхён не может от неё избавиться, потому что понял: он виноват перед братом — не узнал о его проблемах, из-за чего Джей снова всё решает насилием и драками, получая в результате такое состояние; Тэ виноват, потому что снова сорвался на него, когда только открыл глаза. Джебом был первым, кто застал его пробуждение в больнице. Сколько он там пробыл с ним? Всю ночь. Ему даже койку выделили, потому что выгнать младшего Кима из палаты было равносильно объявлению войны. И Джей ни слова не сказал, что тот мудак или говнюк, который снова и снова это делает: заставляет волноваться, вываливает всё дерьмо на него, младшего брата, пришедшего на помощь, только узнал, бросив всё. Парень просто молча выслушал всю гневную тираду, из которой смог узнать причину отсутствие тэхёновых нервов, проблем с доверием, траблов с людьми и всё, что с ними связано и так далее по огромному списку. Вина. Да, именно это чувство, с которым Тэхён засыпал и просыпался в последнее время. Горечь во рту и тяжесть под диафрагмой. Вина, как будто живым существом, поселилась внутри него. Чонгук это чувствовал, все изменения, каждую, что отображалось на лице напарника, поэтому Чон иногда списывался с Джеем, узнавая, как у него дела, что делает, нормально ли питается. Гук специально не скрывал это, дав прекрасную возможность Тэ подглядеть, подсмотреть, внутренне успокоиться и перестать загоняться ещё больше. А Тэхён сам бесился, что брат отвечает Гуку, но не своему кровному человеку, а ещё… Чонгук видит его насквозь, и это, думает Тэхён, уже слишком. Но остановить себя тогда Ким не смог, предложив Чону съездить к нему в деревню, чтобы отдохнул, чтобы Тэсон вдохнул свежий воздух, а не городской отравленный всякими газами. Всё для ребенка, конечно же. По-другому не может быть. И причин иных нет. Совсем. Ни капли. Ни мизерной капелюшечки. А Чонгук не был против, даже не раздумывал над предложением, ответив короткое: «Как скажешь, хён.» Чонгук выныривает из своих воспоминаний, замечая, как Тэхён, то бишь нянька, мило лезет к пупсу — то дёрнув за ногу, то поддразнив, на что тот сначала кукситься начинает, а после смешно прячется в объятьях папани. Тэсон улыбается старшему, выглядывая из-под куртки Чонгука. Гук видит улыбку Тэхёна, и на этом всё. Шум моря, он как в ракушке. Красивая. Квадратная. Невероятная. Космическая. Искренняя до боли в груди. Сердце спиралью простреливает тепло. У Чонгука словарный запас в эти минуты сократился до коровьего мычания, ему не рассказать, насколько он влюбился в неё. Тэхён еще немного играет с Тэсоном, а после сосредотачивается на дороге, прибавляя газу. Всё-таки они собрались ехать ночью, чтобы к утру уже прибыть в родные края Кимов.

There's a memory of how we used to be (Воспоминание о том, кем мы были раньше -) That I can see through the flames (То, что я вижу сквозь пламя.)

      — Вот же ж, бл… блин, Джей. — прошипел Тэхён, немного дернувшись от неожиданно заигравшей песни, когда Чонгук решил включить музыку. Из динамиков играет одна из любимых Джебома, которую он скачал чуть ли не трижды, чтобы до больного мозга старшего брата дошло: она ахуенная. Стоит в самом начале, в самом конце. И мать его, в середине. Пускай кровь хлещет из его ушей, главное чтоб смысл дошёл до этой скотины. STARSET — Point Of No Return проникает в их головы.

I am hypnotized as I fantasize (Словно загипнотизированный, я мечтаю,) Forgetting lies and pain (Забывая ложь и боль,) But I can't go back (Но я не могу вернуться.) The ashes call my name (Прах зовет меня!)

Хоть Тэхён и ворчит, как бабка недовольная, увидев очередную проститутку в своём дворе, но Гук замечает, что невольно старший подпевает песне: она ему тоже зашла. Въелась в кожу, стала вторым дыханием. Возможно, у Джебома не слишком хреновый вкус, думает Тэ.

Pouring the fuel, (Заправляем топливо,) Fanning the flames (Разжигаем огонь,) Breaking the habit (Расстаемся с привычкой)

«Это сложно» — мелькает в мыслях у оперуполномоченного, потому что привычка — одна из самых дерьмовых способов поведения, которая въедается в характер людей. От неё ведь так просто не избавишься, не расстанешься, это на словах так всё легко и охренительно просто.

And melting the chains (И разрываем цепи.) Embracing the fear, (Охваченные страхом,) Chasing the fight (Бежим за борьбой.)

Цепи, которые уже приковали тебя к железобетонной стене, обмотав при этом горло, сдавливая слишком сильно, и сил больше нет даже на сопротивление. Люди боятся подобного, думает Тэхён. Но он сам не разрывает оковы, не движется к будущему, хорошему и счастливому, потому что страх сковал всё: и разум, и сердце, и душу.

The glow of the fire will light up the night (Пламя огня зажжет ночь.) The bridges are burning, (Мосты горят,) The heat's on my face (Мое лицо горит,) Making the past an unreachable place (Мы забываем прошлое,)

Его ведь не забыть, так сказал бы Тэ. Оно уже во мне, как часть тела. Я отпустить не могу, не то чтоб забыть на совсем. Просто очередной слабый человек.

Pouring the fuel, (Заправляем топливо,) Fanning the flames (Разжигаем огонь,) I know, this is the point of no return (Я знаю, обратного пути нет.)

«Знаю, что назад дороги нет. Знаю, что нужно идти только вперед, если не ради себя, то хотя бы ради Джебома, ради Холзи, перед которой стоит извиниться за тот всплеск эмоций, ради… Тэсона… ради Чонгука?..» Тэхён запинается на строке, позволяя песне идти дальше без его музыкального сопровождения, опер цепляется за последнюю мысль в своей голове. Тэ думает, как давно это стало нормой?.. Как давно присутствие Гука стало чем-то необходимым и таким нужным?.. С каких пор любая мысль про отсутствие Чон Чонгука и Чон Тэсона стало подобно ветру, режущему кожу даже через одежду?..

It's uncontrollable (Оно неконтролируемо) — Such a beautiful desire (Такое прекрасное желание.) There's something sinister about the way it hurts (Есть что-то зловещее в боли, что оно причиняет,) When I watch it burn (Когда я смотрю, как оно горит,) Because I can't go back (Потому что я не могу вернуться.)

Эти строчки он пропускает мимо, зациклившись на своем внутреннем состоянии, спокойно управляя мерсом, не замечает ничего и никого вокруг, полностью уйдя в себя. И выныривает из своего болота мыслей только когда слышит тихое:

The ashes call my name (Прах зовет меня!)

Тихое пение Чон, мать его, Чонгука вводит его в дикое заблуждение. Нет, конечно, Тэ не думал, что если Гук запоет — то это будет кошачий концерт, не иначе. Но не думал, что настолько будет хорошо. Настолько, что Тэхён будто задохнулся, помер и снова воскрес, потому что ну это край, господа. Его сердце больше не выдерживает.

I won't turn around (Я не вернусь назад…)

Чонгук начинает петь громче, когда песня подходит к последнему припеву. Парень прикрыл глаза, его вид слишком расслабленный, будто это нормально — сидеть и голосить при чертовом Ким Тэхёне, не стесняясь, не скрывая свой голос, не реагируя на то, что сам хозяин мерса замолчал ещё в конце первого куплета. Чонгуку сейчас кайфово так, что кажется все нервы, натянутые из-за предстоящего знакомства с родственниками Кима, разглаживаются, сердце перестает так сильно биться, бить набатом по ушам. Тэсон заслушался папашу, из-за чего его стало клонить в сон, а уже через секунд сорок мальчик начал клевать носом, пытаясь закутаться в курточку Гука. Ёнтан, молчавший большую часть дороги, виляет хвостом на заднем сидении, показывая всем своим видом — ему по нраву такая пиздопляска.

I know, this is the point of no return (Я знаю, что обратного пути нет.)

И правда, обратного пути нет, думает Тэхён. И никто из присутствующих не увидит его легкую улыбку своим мыслям. Пусть это будет еще одним секретом в его копилке. А у Чон Чонгука покраснели немного щеки и концы ушей, из-за чего тот поспешил отвернуться к окну, только вот сразу же поймал взгляд Тэхёна в отражении стекла. Упс, неловко, хотел бы сказать Гук. Но приподнятые уголки его напарника развеяли все сомнения, а на душе обоих парней стало просто тепло. Большего не нужно. Нужно ценить то, что имеешь, ведь так гласит истина?..

🚬🚬🚬

Возможно, предки в семье Чонгука были грызунами, ведь Тэхён никак не может понять — откуда у того сын такой хомяк… Когда Чонгук провалился в сон, обняв и прижав к собственной груди медвежонка, уснувшего у него на руках, Ким продолжал ехать по пустынной дороге, которую освещали одинокие фонари, стоящие друг от друга на расстоянии двухсот метров. А от Сеула до Пусана около трехсот двадцать пяти километров. А Тэхёну предстояла еще дорога от Пусана до родной деревни, где они с Джеем провели большую часть своего детства у бабули с дедом. Но почему-то ехать туда стало не в тягость, когда до Тэ дошла мысль, что он сидит в машине не один. С ним еще одна пара. Гусь да гагара. На лице снова появляется излюбленная ухмылка, когда парень замечает сонные глазки угольного цвета, а после следуют потягушечки. Тэсон — это просто неземное милое существо, единственное, которое не раздражает Тэхёна. Малыш, как всегда, устал из-за дороги, даже если и спал, ну и что? Медвежонок начинает хныкать, жаловаться по-детски, ища в ком-нибудь поддержку. Но отец спит, слишком устал. Он же не спал около суток, любимый «Гав-Гав» похрапывает на заднем сидении, куда маленьких вреднючек точно не пустят, а то, не дай Боже, ещё грохнется. Остаётся только одна кандидатура. Как говорил Тэхён: «Твой сын — настоящий манипулятор.», он нисколько не приукрашивал и тем более — не преувеличивал. Малыш начинает какие-то мутные игры, смотря грустными оленьими глазенками, губу жует усердно, будто жрать хочет, а ручки тянутся к Тэхёну, потому что Чонгук никак не среагировал на ладошки, стукающие по его груди.       — Не вредничай, малой, — шепотом говорит Ким. Надулся как хомяк, даже отвернулся, напомнив Тэхёну мем с котами, сидящих рядом, но поворачиваются к своим хозяевам спиной, тип: «Я смертельно обижен, тащи сосиски.» Тэ бесшумно начал смеяться, наблюдая вполоборота за ребенком. Тот елозит попой, юлой крутясь во все стороны, держась за грудной карман папы, смотрит в темное окно, ему, конечно же, большую часть ни черта не видно. Но где это видано, чтоб короли-медвежата давали шанс потешиться над собой обычным смертным?       — Не-ет, не прокатит, малыш, — всё так же смеется шепотом Тэхён, его забавляет подобная реакция сына Чонгука. Он ему уже как свой, родной ребенок, которого хочется и баловать, и защищать, и любить, и видеть, как тот растет слишком быстро. Уже вон какой, кудрявый Сью. А волосы-то черные, как крыло ворона, отцовские, и глаза оленёнка — тоже папкины. — хватит дуться, дай отцу отдохнуть. Тэсон поворачивает голову в сторону, специально не смотря на Кима, а после резко мотает головой, прижимаясь к Чонгуку, дуя пухлые розовые губы. Вот же манипулятор, вновь думает Тэхён. Что-то говорит ему, что не нравится парню, когда на него обижается медвежонок, ему душу греет маленький игривый хохотун, лезущий к нему при любом удобном случае. «О господи, за что мне это…?» Тэхён снижает скорость, спокойно управляя машиной левой рукой, а пальцами правой касается спины мальчика, призывая повернуться к нему лицом. Тэсон поворачивает голову, смотрит на парня, а после видит, как ТэТэ предлагает ему пересесть к нему, ну, а с чего ему отказываться от предложения? На малыша вновь обращено внимание, что может быть лучше? Медвежонок сидит, широко улыбаясь, руками держась за няню, снова по-детски о чем-то болтает, что Тэхён не сможет разобрать, даже прислушиваясь. Мальчик головой мотает из стороны в сторону, кудряшками по лицу Кима заезжая каждый раз, когда тот опустил голову ниже, изъявив желание понюхать черные волосики. Тэсон хихикает, пытаясь чем-то занять себя, а после ему это дело надоедает. И медвежонок успокаивается, удобно усевшись на ТэТэ, тут и Тан ткнулся в локоть хозяина, получив свою порцию ласки.       — Ну, всё, успокоились оба, — спокойным тоном сказал Тэхён, всё же улыбаясь, кинув короткий взгляд в сторону Чонгука, всё еще пребывающего в сладком сне. А после Тэ легонько ущипнул за попу малыша. А тот как взвизгнет, с настроением заерзав. Смотрит на Кима огромными глазенками, а после повторяет за ним беззвучное «шшшш». Чонгук старается не улыбаться, ничем не выдав свое шпионство, но Тэхён слишком занят играми с Тэсоном, из-за чего просто не замечает влюбленных глаз напарника. В Ким Тэхёна хочется влюбляться безостановочно и бесповоротно, хочется влюбляться так, чтоб до самого конца. Сердце бьется тройными рывками, норовя выскочить из груди, Чонгуку хорошо, ему настолько комфортно с Тэхёном, что Чон даже может спокойно признаться. Он счастлив. Но Тэ ещё просто не готов к раскрытию чувств Чонгука. И пусть. Ещё слишком рано, правда же?..

🚬🚬🚬

Когда они приехали в деревню, погода была такая же пасмурная и зябкая, как и вчера. Мерс осторожно проезжает по неровной дороге, стремясь застрять в какой-нибудь дыре колесом, но Тэхён не впервые здесь ездок, поэтому спокойно все препятствия проходит за несколько минут. Останавливает машину около двухэтажного дома, сделанного из красного кирпича, вокруг которого стоит хороший надежный забор. Его делали Тэхён, Джебом и дед, чтобы бабуля не ворчала каждый раз, что ей страшно. Врала, как дышала, но добилась своего. Тэ смотрит в другую сторону, где летом всегда есть необъятные капустные и рисовые поля, на которых он часто любовался природой. А ещё красивые, чистые облака, парящие на небосводе. Только вот сейчас их снова нет. Тэхён вошёл во вкус — приезжать только в плохую погоду, для него всегда теперь здесь только дождь и темные тяжелые тучи. Но выходит это каждый раз случайно. Чонгук с Тэсоном на руках выходит из машины, замечая, как начал резвиться Ёнтан, наконец-то поняв, куда же они приехали. Огромное пузо ему гарантировано. Все грядки покрылись небольшим слоем снега, из-за чего двум старикам делать, практически, нечего. Но дед сидит на ступеньках дома, завидев еще издалека знакомую машину, та ему понравилась в первую встречу с внуком после покупки. Тэхён впускает вперед Тана, несшегося на всех парах к знакомому человеку, после заходит Чонгук с Тэсоном на руках и сам внучок, закрывающий калитку забора. На лице пожилого человека сияет счастливая улыбка, он так сильно соскучился по внукам, по этой собаке-энергетике, по их лицам и теплу. Тэхён спокойно позволяет обнять себя деду, тот стискивает внука в медвежьих объятьях, чуть сильнее прижимая к себе. Тэ нисколько не против.       — Привет, дед, это Чон Чонгук, мой коллега по работе, — представляет Тэхён родному человеку своих сопровождающих, — а это его годовалый сын, Чон Тэсон.       — Очень приятно познакомится, милок, — говорит господин Ким, немного кланяясь Чонгуку, из-за чего тот нервно подается вперед, также здоровается. — какие милые дети сейчас пошли, не то что мои оболтусы, такими были резвыми, что убиться хотелось. А после кричит: «Старая! Поди внука встречай, совсем уже распоясалась тут.» А парни улыбаются, ведь знают, что говорит он это чисто, чтобы позлить бабулю Тэхёна, у них это в крови, такое своеобразное признание в любви.       — Чего орёшь, старый перду… — выходит из дома женщина с платком на голове, а после открывает рот в виде буквы «О», прикрывая ладошкой, — о боже, чего ж ты, песочник, молчал, что моя тигруля приехала! «Ну, спасибо, ба, за детское прозвище, только этого мне и не хватало…» — думает Тэхён, разводя руки в стороны и ожидая объятий старушки.       — Милый мой внучок, я так по тебе скучала, — шепчет женщина, а после резко отрывается от Тэхёна, смотря на него с прищуром, — а где наш маленький засранец Бом-Бом? Имеется в виду Ким Джебом.       — Он обязательно приедет к вам, я прослежу за этим, ба, — улыбаясь, отвечает Тэхён, а после добавляет, — не волнуйся.       — Смотри у меня, отчехвостю! Я покажу ему кузькину мать, если своих стариков забыл! — женщина по-доброму тоже улыбается, чувствует, как Тан тыкается мокрым носом в бедро, а после переводит взгляд на смущающегося парня, — представишь бабушку этому молодому человеку?       —  Это Чон Чонгук, мой напарник и коллега по работе, а это его сын Тэсон.       — Мне приятно познакомится с вами, Господин Ким, Госпожа Ким.       — Ой, милый, называй меня бабулей, не к чему официальностей этих всяких, мы с моим мужем не привередливы. Дед поворчал, конечно, для виду, но получил гневный взгляд в свою сторону от жены. Не дай Бог, обидится, голодом сидеть не очень хочется. Дед с бабулей ещё побеседовали с парнями, иногда хитро переглядываясь, а позже всё внимание ушло Тэсону, смущавшемуся всё сильнее и сильнее, прижимаясь к папе. Старики сидели и умилялись с подобной картины, но в голове у каждого было одно: хотелось понянчить собственных «внуков», но они хоть и люди пожилые, но смекали, что к чему. Тэхён хоть и не говорил в открытую, что он по мальчикам, но кутил и с девочками. Но сам принцип внука они не понимали. Знали, что тот с людьми стал плохо сходиться, но всё равно не понимали, не лезли с вопросами. А затем и младшенький туда же, та же песня. Но они это просто приняли. Любимые мальчики дороже всего. И Тэхён очень рад, что его ба с дедом очень понимающие люди. Бабуля приказала им сходить в баньку, помыться да вкусить это колхозное удовольствие от жара и тепла, парни против не были. Но было одно но, большое такое и! черт! какое значительное. Идти-то как? Вдвоем? Тэсон не любит жару, начиная хныкать, поэтому его Чонгук покупает в ванночке. Тэхён ушёл курить с дедом под громкое ворчание ба, а Чонгук ушёл намыливать сына, потому что тот ни в какую не отпускал папаню. Дав желтую резиновую уточку в маленькие ладошки, бабушка заручилась симпатией ребенка, из-за чего Тэсон стал менее нервничать в присутствии женщины. Ба сидела рядом с Чонгуком, иногда задавая незначительные вопросы, на которые тот охотно отвечал. Ему действительно понравились родственники Тэхёна, Чон задумался, а если бы и у него были они, были бы такие же добрые и немного взбалмошные, то было бы так же уютно и комфортно? Скорее всего.       — Сынок у тебя красивый, Чонгук-и, — у нее теплая улыбка, морщинки около глаз, бабушка слишком красивая для своего возраста, думает Чон, — извини, если полезу в твои дела, но очень уж интересно, — увидев кивок со стороны парнишки, женщина продолжает, — женат?       — Там… ситуация сложная… очень.       — Ох, милок, прости меня старую, не хотела трогать больные темы, у нас на подобное в доме табу, из-за мальчиков…       — Не извиняйтесь, пожалуйста, я в разводе, уже перетерпел и пережил это, — улыбается неловко Гук, — у меня замечательный сын, хорошая работа, трудолюбивый напарник, я не жалуюсь. Бабуля улыбается так же искренне, как и до этого, похлопав парня по плечу, а после подала махровое полотенце для сына, тихо играющегося с уточкой. Чонгук чувствует себя хорошо — это чистая правда.

🚬🚬🚬

Сын Чон Чонгука — самый настоящий манипулятор и симулянт, так думает Тэхён, уже сорок минут лицезрея подобную картину: маленький медвежонок пытается «убежать» от теплых настойчивых рук отца, стараясь спрятаться за Ёнтана (член семьи уже, всё-таки), недавно вернувшегося с дедом с улицы. Ребенок посмеется с надутых щечек Чонгука, а следом — сразу же повторяет за ним, превращаясь в милого хомяка. А когда папаня начинает злиться, Тэсон находит защиту в лице Тэхёна, уползая прямиком к нему с громким визгом. Ба лишь смотрит, умиляясь с подобной ситуации, иногда торкая своего хрыча, чтобы деток фотографировал, пока те не видят никого вокруг. Тэхён уже просто сдаётся и поднимает мелкого на руки, причитая, что так взрослые медвежата не должны поступать, а сам в это время улыбается, когда сын разводит руки, прижимаясь к теплой груди няни Тэ, пытаясь обхватить обнять его за шею. Чонгук, устало вздыхая, переводит свое внимание на обстановку старого детского помещения, где раньше жили/гостили Джей с Тэ. Все стены комнаты были заставлены стеллажами и полками с личными коллекциями книг и игровых дисков. Тут же и хранятся памятные фотографии, где запечатлены все члены семьи: отец, мама, ба с дедом и два засранца — оборванца, улыбающиеся беззубыми ртами. Чонгук тоже улыбается, смотря на одну из фотографий, где Тэхён с маленьким Джебомом на руках задувает свечи, вставленные в большой шоколадный торт, счастливый вид, широко открытые глаза и блеск в них, хомячьи щечки, футболка с Майклом Джексоном. Джебом же как будто не ел неделю, потому что на фотоснимке видно, что малыш тянется шаловливыми руками, чтобы отхватить самый большой кусок торта.       — Бом-Бом всегда любил шоколадные торты, — тихо подошла бабуля, как-то грустно улыбаясь, рассматривая фотографию в руках парня. Она может спокойно воспроизвести каждую из них по памяти — настолько долго это вошло в привычку: смотреть и скучать. Каждая мелочь, деталь, улыбка, блеск в глазах. — Тэхён всегда отдавал ему самый большой кусочек, чтобы порадовать.       — Очень красивые фотографии… — сипит Гук, сглатывая неприятный ком в горле. Ему до безумия жаль этих потрясающих людей, повидавших столько боли и горя.       — Старый спрятал половину фотоальбомов, видите ли он там не получился, не шикарный… — заворчала ба, широко улыбаясь, похлопав по плечу Чона, — старый хрыч, знает ведь, что самый красивый мужчина, — женщина мечтательно покачала головой, потом добавив — после внучат и вас с милкой… Чонгук тоже улыбнулся, оголив заячьи зубы, а после продолжил осмотр комнаты. На других полках аккуратно были выставлены кубки за победы в каких-то конкурсах, соревнованиях, в основном были — первые и вторые места, фигурки супергероев: Железного человека, Черной Вдовы, Черной Пантеры, Тора, Флеша из Вселенной DC и многие другие. А на второй полке стояли такие же, только антигерои и злодеи: Мистерио, Чаровница, Локи, Мистик и Джокер с Харли Квинн. Рядом расположился поломанный кубик-рубик, и две модели светового меча. На стенах над кроватями, стоящих параллельно друг другу, висят несколько плакатов, ярко выделяющихся на всеобщем фоне. На одном из них была группа Skorpio, жанром которой был рок и хард-рок. На других были известные актеры, например: Джеки Чан, Арнольд Шварценеггер, Жан-Клод Ван Дамм и другие. Но Чонгук зацепился именно за название на самом нетронутом временем плакате: STARSET. Чонгук усмехнулся, Джебом себе не изменяет. Красивый красный дракон расположился прямо на двери, его заметил опер только когда уже собирался выходить из комнаты. Он был нарисован от руки, потому что краска кое-где начала стираться временем. «Красивый.» — так думает Гук, возвращаясь в гостиную, где Тэхён крутился с мальчиком на руках под его заливистый смех. Тэ, не заметив напарника, думая, что они с Тэсоном здесь одни, не считая Ёнтана, чмокнул в пухлую щечку малого, а позже улыбнулся тому, как медвежонок пытался убежать от парня. Чонгук умер. Это факт. Воскрешению не подлежит.

🚬🚬🚬

Тэхён еще немного поиграл с Тэсоном, терпеливо дождавшись момента, когда этот манипулятор заснет у него на руках, и положил его в старую детскую кроватку, принадлежавшую ранее младшему брату. Дед тогда зашёл в комнату, близко не подходя к ребенку, потому что только что покурил, у них семейное это: курить только на улице и не при детях. Сказал старик, чтобы пиздовали эти оболтусы в баню да помылись хорошенько, попарились, отдохнули и телом, и душонкой своей. Тэ же только лишь усмехнулся на это, понимая, что будет откровенный край, если они с Гуком пойдут вдвоём. Чонгук, услышав это, немного побледнел, но ба с дедом списали это на усталость, а Ким просто ухмыльнулся, взяв чистый халат и полотенце, направился к бане. Ему же нечего стесняться. Чонгук — молодой мужчина, да даже если бы был девчонкой, то ничего зазорного. Тэ просто не мог забыть ту ночь в клубе — тогда его напарнику было не стыдно вылизывать тэхёнов рот изнутри, проводя юрким языком по ровно белым зубам, посасывая нижнюю губу, прикусив ее до крови и моментально зализывая свою шалость. Чонгук не хотел. Он при одной только мысли уже моментально краснел, начинал учащенно дышать, зная, что, Господи… Боже мой, у него просто встанет на оголенного блядского Ким Тэхёна. Но если не пойдет, его сочтут либо тупым, либо трусом? Стесняшкой?! Вдох, выдох и мы опять играем в любимых… «Заткнись» — думает Чонгук, не время для песен, нужно взять яйца в кулак и идти мыться. Всего-то блядский Ким Тэхён рядом, весь такой горяченький и желанный… И Чон Чонгук в полнейшей заднице. Спустя пять минут долгих размышлений и уговоров, чтобы собственное тело не подвело, Чон заходит внутрь, чувствуя всю жару и удушливость в помещении, а это только предбанник. Тэхён разделся всего лишь наполовину, стоя по пояс полуголым, лениво поворачивает голову, а позже говорит:       — Стесняешься, Бани?.. И эта коварная ухмылка, не слезающая с его лица, заставляет сердце стучать набатом по ушам, кровь приливать к лицу, а языку постоянно облизывать губы.       — Нет. И оба парня понимают. Пиздеж чистой воды. Тэхён вновь усмехнулся, когда Чонгук от него отвернулся, раздеваясь слишком медленно. Для парня, воспитанного по армейской закалке — это черепашья скорость. Ким, полностью сняв с себя одежду, открыл дверку, пробравшись внутрь, но успел заметить беглый взгляд Чонгука, устремленный всего лишь на миг… на его ягодицы. Чонгук думает: он точно небесное божество, и в нём нет изъянов. Резко очерченные кубики пресса, сильные руки, обрамляющиеся синеватыми змеями и татуировками, оплетающие конечность до самого локтя, темные ореолы затвердевших сосков — левый задевает черный рисунок, уходя дальше в надплечье и снижаясь к самому плечу. Рассмотреть татуировки Чонгук не успевает, потому что поспешно отводит взгляд от парня, открыто смеющегося над своим напарником. Но перед собой Чонгук все равно видит красивую длинную, жилистую шею, на которой виднеется большое количество родинок, острые скулы, четкую линию подбородка, чуть розоватые губы, блестящие от слюны, оставленной юрким языком, едва прикрытые ресницы, длинные и черные. Чон старается не опускать взгляд ниже кубиков пресса, чтобы кровь не пошла из носа, его реакцию потом будет не объяснить. Но всё равно замечает небольшую дорожку маленьких черных волосков, а далее… Ему становится дурно, плохо, невыносимо. Черт, как же он горяч. Блядский Ким Тэхён разделся и не стесняется своей наготы, сидит и просто пожирает его своими красивыми глубокими глазами, меняя цвет с темно-карего на какой-то демонический черный, бездонный. Чонгук думает, что ему легче утонуть и захлебнуться, чем вынести эти долбанные минуты наедине с горячим и слишком желанным другом. Сам же он не думал, что выглядит также изящно и красиво, как его напарник, для него это было… обычно? Парню удается рассмотреть татуировки на обеих руках: на правой нарисованы нити судьбы, которые образуют черные цепи, они тянутся до самого локтя, у Чонгука в голове появляется куча вопросов, но самый главный из них — что этим хотел сказать Тэхён? Что у него нет выбора? Или что его руки связаны цепями? А на левой руке нарисован красивый символ «Инь-Янь», означающий «баланс». Он располагается на конечности, практически, от локтя до запястья. Баланс, который ему так сильно нужен, находится у него на руке, но только не в душе, не внутри него. Там лишь жалкая пародия, не иначе. А после, как только Ким поворачивается к Гуку левым боком, Чон просто выпадает из реальности, не прощаясь, просто отключившись мозгом. На ребрах нарисован черный паук, его длинные передние лапы тянутся к ореолу соска, как будто пытаясь подобраться к самому важному органу, к сердцу. Он плетет небольшие нити, что смог красиво оформить мастер, не слишком четко выделяя, но и так, чтобы их было видно. Чонгуку кажется, что воздух выбили из легких, ему нечем дышать. И это факт. Тэхён действительно красив и уникален, этого не изменить. Под сердцем что-то скребется, его приятно щемит от нахлынувших чувств. Только вот парень просто не замечает на себе плотоядный, слегка (ни черта) хищный взгляд со стороны Тэхёна. А зря. Нужно же как-то чувствовать угрозу со стороны этой дикой пантеры, а ведь она нападет и глазом не моргнет, ей в кайф видеть метания своей жертвы, никто еще до этого не заставлял чувствовать Тэхёна себя настолько живым и осязаемым. Хочется прикоснуться, провести языком по шее Чонгука, оставить метку и сказать, может быть, в шутку, что он уже собственность Кима. Тэхён до безобразия двуличный. И его игра перерастает во что-то большее, чем рассчитывалось в самом начале. Хотелось просто довести так, чтоб этот сказочный ребенок ушёл в сторону другого отдела, возможно, вообще уволившись и покинув работу в полиции, ведь копы, практически, — изгои общества. Козлы отпущения, когда что-то случается не так, как надо. «Доведи и наблюдай» было как смыслом жизни Ким Тэхёна, только вот и у него что-то «пошло не так», свернуло в другую сторону, сменило направление. И теперь оперуполномоченный понимает — что сам загнал себя в угол. Нет, Тэхён не хотел сделать Чон Чонгуку больно или как-то довести его до точки невозврата, просто было желание остаться вновь одному, просто потому, что так легче. Не получилось, Чонгук совсем другой, не такой, как все. И это было контрольным выстрелом в голову Тэхёна. И сейчас этот «провал» ощущается кожей, он вибрирует внутри, скользит по внутренностям, цепляясь за кровяной кусок, примотав себя к сердцу. Он останется там, не уйдёт, не покинет, потому что привел к тому, что у Тэхёна сейчас просто-напросто встанет на этого сказочного ребенка. И это будет снова «запятая», а не «точка», как желал (в самом начале) Ким. Чонгук, усевшись на одну из лавок, уже намылил голову, а заодно и тело, плотно закрыв глаза, чтобы только не столкнуться с лицом напарника, который абсолютно похуистично (стоит у него тоже апатично) воспринимал эту неловкую ситуацию. Гук изо всех сил старался не думать об обнаженном Ким Тэхёне, сидящем слишком рядом, являющимся, черт тебя задери, искусством для Чона. И Чонгук безбожно проигрывал и Тэхёну, и себе. Молчание было впервые неуместно, из-за чего начинали шалить чонгуковы нервы, Тэ видит каждую эмоцию, каждое слишком резкое движение с его стороны, бесшумно усмехается, пододвинувшись, практически, вплотную, при этом перекинув ногу через лавку. Его вставший член касается спины Чона… Тук-тук. Спокойствие и только спокойствие, но какое там… Тук-тук… когда чувствуешь поясницей твердый каменный стояк напарника. Тук-тук. Вдох. Выдох. Ему просто кажется, правда же?.. Тук-тук. Это просто ебаное помутнение рассудка. Тук-тук. Просто нервишки шалят, ситуация неподобающая, он голый, Чонгук тоже. Тук-тук. Это полный провал. Ему хочется умереть, потому что, черт возьми, это же стояк Ким Тэхёна, который слишком близко, слишком… Видимо, это слово синоним к имени опера. Парень взял мыльную мочалку, которую от себя отодвинул Чонгук, до сих пор не открывший глаза, и медленно коснувшись ею до напряженной спины напарника, провел по лопаткам. Чон просто резко перестал дышать, затаив дыхание, сердце продолжало гулко биться в груди, закрывая собой все посторонние звуки.       — Что… что ты делаешь? — заикаясь, спрашивает опер, хватая того за руку.       — Мою. Ну, еще бы, не пылесосишь же ты, думает Чон Чонгук, мгновенно хмурясь.       — Не надо, я…       — Просто расслабься, ребенок, я к тебе не пристаю. «Пока что» «Он должен быть запрещен законом, черт бы тебя побрал» Тэхён, не пропустив ни одного миллиметра соблазнительной кожи Гука, берет в руки небольшой ковш, черпая горячую воду, разбавив ее прохладной, а после медленно поливает на Чонгука, тот уже по всей видимости готов удирать, сверкая пятками. Парень свел ноги, прижимая колени друг к другу, чтобы только этот засранец не увидел ничего «интересного». Ким Тэхён не оставит это в покое, не сказанув, к примеру: «О, Бани, что за пошлые мыслишки в твоей головушке? Я так могу подумать, что ты хочешь меня изнасиловать…» И никого не смущает, что у самого Тэ каменно стоит на него, на Чон Чонгука. Вода должна обжигать кожу, но Чонгук думает, что самое горячее — это прикосновение тэхёновых рук к его телу, этот мудень, не стесняясь, водит широкими ладонями по спине и лопаткам, следом — и по груди, цепляя пальцами затвердевшие соски, из-за чего слышит приглушенный рваный выдох. Гук чувствует кожей эту хитрую улыбку, не открывает глаза, потому что, блять, неимоверно стыдно за реакцию собственного тела. Стыдно и сладко. Внизу всё сжимается узлом, собирается горячее, обжигающее тепло, и начинает уже болезненно пульсировать, а этот тип всё продолжает водить ладонями по чонгуковой груди, касаясь пальцами кубиков пресса, очерчивая каждый из них, доходя до пупка…       — Проблемы?.. Состояние Тэхёна выдает собственный голос, он слишком хриплый и низкий, но Чонгук будто вовсе не слышит его, стараясь заглушить в себе мысли, норовящие вырваться из рта, а после чувствует, как Тэ вновь и вновь проводит ладонями по тазобедренным косточкам. Чон до сих пор не может открыть глаза, потому что страшно. Невъебически страшно увидеть выражение лица Тэхёна; страшно понять, что вообще за хрень сейчас происходит; страшно увидеть в его глазах свою реакцию и состояние; страшно ошибиться и разрушить то, что начало строиться. Дружбу?.. «Ох, наивный Бани, — думает Тэ, — она изначально была обречена на провал, эта дружба. Судьбой так задумано. Не нами.» «Нельзя, не хочу это потерять.» Чонгук открывает глаза, не боясь пены, потому что до этого ему вымыл волосы Тэхён, но парень будто все это проворонил. Он чувствует, что полностью чистый, бурчит неловкое «спасибо» и уходит, скрываясь быстро за дверью. Тэхён откидывает мокрую челку со лба, облизав губы и широко улыбаясь, беззвучно смеясь. Неужели непонятно? При каждой мысли Тэхён все быстрее и быстрее вспоминает ту злосчастную ночь, которая ему показала — насколько он, Ким Тэхён, может быть свободен в своих желаниях, мыслях, в своём личном безумии, потому что это прекрасное чувство, находящееся у него в груди. И ему это, как странно это не прозвучит, подарил Чон Чонгук. Его напарник, его знакомый, перешедший в группу: «ближе чем все остальные смертные». Это напрягает, потому что ему, Ким Тэхёну, одному легче, так было и так должно быть, но что-то просто пошло не так. Пацан к успеху шёл и не дошел, на его пути появился милый с заячьими зубами парень, желавший подружиться со своим коллегой на работе, в свой первый день. Тэхён проводит рукой по волосам, смотрит куда-то в стену, в пустоту, задумавшись о своем, что-то внутри оперуполномоченного говорит ему: «Хватит этой вечной игры, хватит притворяться, хватить быть таким уебком, который, в конце концов, останется один.» И только Чон Чонгук заставляет Ким Тэхёна услышать зов совести, которой, казалось, никогда не было. Чон Чонгук — личное искусство, его можно выставлять и показывать в музеях, фотографировать, рисовать и отправлять в картинные галереи, но Тэхён бы не позволил. Потому что слишком жирно будет. Потому что не отдаст. Потому что только его Бани. Тэхён опускает взгляд на болезненно изнывающий член, усмехается своим мыслям. А в голове его только голый, блядский Чон Чонгук. Парень невероятно хорош собой, и Тэхён не может поверить, что ему мог достаться такой лакомый кусочек: широкие плечи, изящный разлет тонких ключиц, рельеф из четырех кубиков пресса отчетливо выделяется под сладкой на вкус кожей, красивый изгиб тонкой талии, немалое достоинство, мощные бедра, и их, черт возьми, хочется вылизать. И Тэхён хрипло смеется, он впервые за всё время чувствует себя каким-то подростком, не продержавшимся и пяти минут.

🚬🚬🚬

Со случая в бане прошло около семи часов, за которые Чонгук смог поспать, покормить Тэсона, поболтать о жизни с бабулей, попить чаю, послушать рассказы о местных жителях и смешные истории о совместном проживании старого хрыча и великолепной нимфы (Бабули Тэ). И эти занятия отвлекли Чона от мыслей о Ким Тэхёне, обнаженном, красивом, желанном, до запрещенного сексуальном. Сам же виновник уехал через полчаса после баньки с дедом в ближайший город, чтобы закупиться продуктами. Ба отругала мужа, что заставляет ребенка, отдыхающего от ежедневной рутины, возить его и снова дышать этими газами. Побрюзжала, побузила, а после, когда Тэ улыбнулся, сказав, что ему «не в падлу», женщина положила руку на сердце, ведь внук так давно искренне не улыбался. А приехал с «другом» и маленьким проказником-медвежонком, улыбается широко, глазами сверкает, живой всех живых. Чудо ли?.. Чонгук не был готов к тому, что, совсем привыкнув к парню, бабушка начнет спрашивать про что-то странно счастливого Тэхёна; про их работу; про то, знает ли он младшего Бом-Бома; про жизнь Бом-Бома; про отношения между Тэхёном и женским полом… Ясно же, что женщина просто волнуется о внуках, приезжающих два раза в год, иногда три, если повезет с делами на работе, но понятно и то, что парни не перекладывают свой груз на двух стариков, чтобы их не волновать, чтобы не видеть взволнованные и грустные лица. В первую очередь — они, их здоровье и состояние, а уже потом идут и проблемы Тэхёна и Джебома, например: дед с ба не знают про часто разукрашенное лицо Джея или про частые былые драки Тэхёна в школе, универе и так далее. Он до сих пор не против помахаться, если свидетелей нет, да и закон в этом плане для него «молчит». Чонгук отвечает со спокойным лицом, что он, практически, не знает ничего о жизни Тэхёна, потому что они простые коллеги по работе (бабушка приподняла бровь, понятно — откуда у Тэхёна подобная привычка). Она знает, что Тэ — человек до непозволительного сложный и совсем другой, нежели обычные люди с обычным «графиком» жизни, но всё равно ей не кажется, что этот парень, приехавший с Тэсоном на руках, простой коллега по работе. Но докапываться до правды не стала, скорее всего, эти двое просто тупых китайских болванчика. Чонгук, напившись чаю с бабулей, уснул прямо на диване, смотря по телевизору какую-то программу про дикую природу и выживание в ней. Парень во сне чувствует, что кто-то потрогал лоб и щеки холодной ладонью, но Гук не открывает глаза, не желая расставаться с приятными сновидениями, слышит, как рядом скрипит кресло, стоящее слишком близко к дивану, а на подлокотнике, где лежит черная уснувшая голова, располагается прохладная рука, чисто мужская. Сколько он проспал — Чонгук не знал, но проснулся он ближе к семи вечера, когда Тэсон, спавший рядом в кроватке, не начал бузить, типа какого хрена про него забыли. Гук не успел встать и подойти к сыну, как резко из-за угла вышел Тэхён, поднимая на руки проказника, что-то бурно ему говоря, и усаживается в кресло, не замечая любопытного и смущенного взгляда, располагает малыша на своих коленях, тянущегося к папане. А то че он… совсем тут расслабился?       — Папа спит, малой, дай ему от тебя отдохнуть, — шепчет Тэ, чтобы медвежонок услышал его, но тот же неугомонный. Коротко говоря, Тэсон не послушался Тэхёна и всё-таки добрался до отцовской груди, прижимаясь к ней вплотную. — засранец маленький. Чонгук сонно вернулся в сидячее положение, потирая глаза, а позже заметил на себе странный взгляд напарника, громко сглотнув.       — Давно приехал?.. — как бы невзначай спросил Чон, пытаясь спрятать порозовевшие щеки и отвести в сторону глаза.       — Не совсем. Малой голодный, наверно, — перевёл взгляд на мальчика Тэхён, не хочет, чтобы ребенок пропускал свой прием пищи, ему расти надо, чтобы потом быть самым красивым и сексуальным. Первое — поставлена зеленая галочка: вторая — в процессе. — скоро за стол пойдем, просыпайся. Чонгук ничего не понимает: ни резко переменчивого поведения, ни странного блеска в глазах цвета крепкого виски, ни поступков, ни обворожительных искренних улыбок Тэхёна, ни самого Ким Тэхёна. Он слишком резко изменился, перешёл из состояния «недовольного, саркастичного, эгоистичного ублюдка» в состояние «менее недовольного придурка», а после — «не менее странного, но спокойного типа». И это настораживает и пугает. Сам же Тэхён действительно чувствует себя по-другому, обычное состояние улетучилось, ушло в забытье. А выйдя на террасу, заметив, что давно уже стемнелось, Тэ чувствует, что в эту холодную ночь и ветер будет не будет резать кожу через одежду. Мороз не напугает, не заставит трястись конечности. Тепло, зародившееся внутри в какой-то неопределенный момент, греет слишком сильно, обжигая все внутренности. Простояв на террасе какое-то время, так и не достав пачку сигарет из кармана, Тэхён заходит в дом, вешая теплую куртку на крючок, и тут Чонгук проходит мимо с Тэсоном на руках, и второй непременно зацепился взглядом за няню. Тут же завозился на руках, хлопая маленькими ладошками папе по плечу, громко мыкая и намекая на Тэ. Тэхён для виду закатил глаза, но не подойти не мог, тот ведь не успокоится и доведет отца, посмотрел бы Ким снова на это, но как-то настроение что ли не то? Тэсон еще и запросился к нему на руки, целуя щечку, как делал это Тэхён, чтобы раззадорить няню, и крепко обнимая за шею. Единственный, кому это дозволено, что расстраивает Гука, но тот позже встряхивает себя, приговаривая: «Друзья». Кхм, лжет самому себе, кхм. А когда дед с ба начинают весело разговаривать, рассказывая им какие-то новости из самой деревни или то, что старый хрыч чуть не утопил их, когда они катались на лодке около десяти лет назад, просто потому что уронил свою удочку, а потом чуть ли не визжал под громкий хохот бабули Тэ, парни улыбаются. Но Чонгук же, как главный герой всей драмы, старается не смотреть на своего напарника лишний раз, Тэсон переходит от одного к другому, постоянно меняя свои «хочу». Ведь ребенку не объяснишь, что сейчас, в данный момент это неуместно, потому что ситуация у них более чем… просто нелегкая. Но малыш плевать хотел, ему бы лишь получить побольше внимания от отца и Тэ, к которому он слишком быстро привык, так, словно приковали цепями, стальными и неразрывными. Прикипел душой. Но Тэхён просто получал хоть какое-то удовольствие от наблюдения за раскрасневшимся Чонгуком, пытающимся спрятать свои красные уши. И румянец на его щеках, отнюдь не от мороза. Но это останется между нами секретом.

🚬🚬🚬

Весь второй день парни, практически, не пересекались, занимаясь своими делами. Чонгук гулял с Тэсоном, помогал бабуле по дому, играл с Таном, кормил этих двух детей, разговаривал с женщиной о простых бытовых вещах, как будто зная — о чем вообще идёт речь. Звонил Чимину, с которым успел хорошенько подружиться за время работы, рассказывал, что делает, как поживает Тэс, как ведет себя Тэхён, боясь, что Пак разозлится на него. Чиму нравился Ким. И это Чон знал. Но дознаватель лишь фыркнул, что Тэхён скорее всего объелся каких-нибудь грибов, и вся эта «адекватность» у него ненадолго, а если так и останется все это и после их возвращения, то это уже будет не смешно. И оба в тайне желали, чтобы так оно и было. Такой Тэхён им нравился больше: Чимину — как хороший друг и человек, а Гуку — ну тут ясен пень. Пак еще рассказал о своих делах, что были менее хорошими, чем у друга, но всё же рассказал о проблемах, лежащих на его плечах. Не ныл, а просто облегчил свою ношу, рассказав, не утаивая от других. Они проговорили около часа, а позже Чону позвонила Холзи. И тут еще на целый час. Джин дудел в трубку, что очень соскучился по Чонгуку, а Тэхёна можно и лесу закопать, раз уж на то пошло, а после Хосок рассказал ему, как у них следователь, то бишь Сокджин, почти избил начальника, то бишь товарища подполковника, за то, что тот слишком долго разговаривал с какой-то бабенкой. Оба парня заржали громко, услышав недовольное пыхтение злых тушканчиков на фоне, а после перешли и на другие темы. Гук половину дня потратил на это. Тэхён же занимался домашними делами. Помогал деду колоть дрова, они вдвоем заполнили целый дровяник, культурно отшив Чонгука, когда тот хотел помочь. Просто это у них со стариком традиция такая. Тут даже Джею… «нельзя, иди погуляй». Потом провозились в гараже над дедовской торпедой, это так он называл свою крошку-машину, которая, кажись, развалится, как только ее заведешь. Но Тэхён упорно отмалчивался по этому поводу, ведь эта торпеда для деда, как мерс для опера — важная ценность, дорогая сердцу машина. Даже если конкретная развалюха, но в его-то года… была самая-самая. Ближе к вечеру бабуля всех накормила, за щечку мальчишек потрепала, ласково и нежно, а после отправила всех четверых (Ёнтан с ними) наряжать вместе новогоднюю ёлку. Они с дедом давно уже подобным не занимаются, но это же неплохо, если детки проведут вместе время?.. Чонгук, не привыкший к подобному, встрепенулся, потому что дух зимы вскружил ему голову, заставляя испытывать детское счастье. Тэхён же в это время ползал на чердаке в поисках «зеленой твари», из-за которой ему пришлось ползти по шатающейся лестнице. Достав ненавистную ёлку, отыскав коробку с новогодними украшениями, уселся в кресло. Устал, сил больше нет. Гук же на пару с Тэсоном, затаив дыхание, поставил елочку к окну и отошел назад, сделав два шага. Тэхён наблюдает за ним подобно хищнику за жертвой, его уже не интересует телевизор, показывающий какую-то фигню, ни дед, флиртующий с женой, немного захмелев, танцуя с ней под любимую мелодию бабушки, ничто другое.       — Ты не ставил дома елку? — поинтересовался Тэхён, смотря на действия Чонгука, а тот упорно пытался распечатать коробку, отрывая скотч. Липкая лента никак не хотела отрываться.       — Нет, — как-то медленно ответил Чон, грустно рассматривая перед собой мягкий ковер, не замечая движений сына. Тэхён уже немного пожалел, что задал подобный вопрос, увидев понурый вид Чонгука. Ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь глаза выдавали состояние парня. Тэ не хотел лезть к напарнику с подобными вопросами, но из головы вылетела биография Чона, из-за чего тот просто-напросто забыл, что Чон Чонгук — обычная сирота из детдома, без каких-либо родственников, кровной линии. За короткое время, проведенное вместе, они (вроде) сблизились. Сейчас, думает Тэхён, смог бы назвать его другом, если бы не… …ебаное сердце, наотрез отказывающееся переставать биться таким же набатом. При одном только виде Чон Чонгука. И он видел — это взаимно. Ким лениво встал с насиженного места, подойдя к Чонгуку и резко оторвав скотч, справившись с проклятой лентой. Стеклянные украшения заиграли разноцветными бликами на свету, срывая с губ Гука восторженный вздох. Мишура и гирлянды за долгое время превратились в один сплошной радужный комок, который распутать подобно прохождению лабиринта. Чонгук был доволен, это отразилось в его глазах, детское озорство. И этого Тэхёну достаточно. Но вот проказнику мелкому было не достаточно внимания, потому что папаня не сводил глаз, наряжая зеленую фигню, а няня следил за отцом. Тэсон подполз близко к коробке, а после как саданул по ней, что та перевернулась (небольшого размера), и посыпались из нее игрушки, располагаясь на полу. И ржет. Смешно ему смотреть на двух удивленных парней, уставившихся на него большими глазами.       — Ну малой, ну че хулиганишь-то? — лениво протянул Тэхён, подхватывая на руки медвежонка, а после, как тот берет в свою ладошку, в которой не умещается нормально игрушечка, помогает повесить шарик золотистого цвета на ёлку. Чонгук снова улыбается. Так они нарядили совместно ёлочку: одна сторона красивая и аккуратная, а другая Тэхёна и Тэсона, которые просто решили поиздеваться над бедным Чонгуком, вызывая громкие смешки со стороны стариков. Дед с ба ушли куда-то в сторону спальни, чтобы оставить молодых и отдохнуть, ведь выпили они достаточно, чтобы начать травить байки заново и петь матерные частушки на весь двор. А чтобы этого избежать, нужно просто закрыться в своей конуре, как называет это мужчина. «Моя конура без нее… не даст мне столько тепла, сколько даст мне моя жена». И в этом простом… столько любви и тепла, что Чонгук поймал себя на мысли, что это, наверное, потрясающе, любить так сильно и быть любимым в ответ ровно настолько же. Парни продолжили сидеть в гостиной, смотря унылый фильм. Тэсон как-то сумел разрядить обстановку между этими двумя, перетаскивая на себя все внимание. Но всё равно ненадолго. А позже медвежонок начинает капризничать, что про него снова забыли два сонных оперуполномоченных. Не кричит, а по-детски ругается, а такое чувство, что все маты там перебрал уже. Чонгук снова улыбается, когда видит, как Тэхён клюет в пухлую щечку мальчугана, а тот визжит и пытается отстраниться, делая это больше для виду, конечно же. А Тэ просто не замечает собственных приливов нежности и желания наконец-то жить. Но Чон Чонгук не улыбается, когда слышит скрип двери, открывающейся в его комнату, а громко сглатывает под тихие насмешки со стороны Ким, мать его, Тэхёна.