Они попали не туда

      Окончание 11 класса.       Сразу после школы мы с Женей хотели получить высшее образование и устроиться на хорошую работу, зарабатать неплохие деньги. Это отличалось от планов на будущее большинства наших одногодок, которые мечтали подняться с самых низов со своими «дружками», всё больше и больше сгребая в свои юношеские руки власть и деньги. Неспокойное было время, увы, но, несмотря на это, реализации именно наших грёз что-то постоянно мешало.       Женю в армию не забрали — инвалид, а мне пока по какой-то причине повестка не приходила. По своей воле я, конечно же, никуда и не пошёл бы — потерянное время можно потратить на что-то более полезное, чем служба стране. В университеты не взяли, объясняя всё плохими результатами вступительных экзаменов. Сколько бы ни я, ни Евгений не лезли из кожи вон, в каждом учебном заведении говорили одно и то же. Вскоре желание получать образование полностью пропало, потому пришлось искать работу, обеспечивая себя самостоятельно. Не могут же родители вечно нянчиться с нами!       Было решено переехать в полуразрушенную коммуналку на окраинах Ленинграда. Благо, средства позволяли покрывать все расходы самостоятельно. Наверное, у кого-то возникнет вполне логичный вопрос: а зачем переезжать из родительской квартиры и делить и без того маленькую комнатушку с другом, являясь практически безработным? У меня и Жени совершенно разные мотивы. Он, к примеру, стал бы обузой родителям, будучи совершеннолетним «лентяем» в многодетной семье. Никогда не бывал в квартире у Филовченко, но боюсь представить, что у них там творится обычно. Представьте: больше пяти детей в трёхкомнатной квартире! Честно, даже не знаю, сколько конкретно у парня братьев и сестёр — не интересовался. Мои же мотивы просты и понятны — желание почувствовать себя взрослым и независимым. Я даже пару раз успел устроиться на работу, чтобы мы втроём могли как можно чаще собираться и пить чай с конфетами — только я, Женя и Витя. Ну и мешающие соседи за стенками, из-за которых Шестаков всё реже соглашался собираться у нас в коммунальной квартире. Он, кстати, школу ещё не закончил, потому каждый раз в компании размышлял о том, куда бы пойти: на завод, в армию или на незатейливую работу вроде дворника или сторожа.       Зима в начале девяностого года выдалась достаточно тёплой, особенно это было заметно в феврале. На улице вместо снега лежали лишь его жалкие остатки, а термометры зачастую показывали температуру выше нуля. Во всей этой ситуации из минуса в температуре была только грязь. Много грязи. Не знаю, как в остальном Ленинграде, но у нас на улице будто специально разводили мутные лужи чтобы портить прохожим обувь и низ штанов. Меня тогда уволили с очередной подработки, выставив из офиса прямо на глазах у остальных работников. Долго объяснять ситуацию, поэтому не буду. Чтобы не тратить время впустую, я до нового полученного рабочего места начал снова собирать бутылки и сдавать их в одну давно знакомую контору. Деньги небольшие, но всяко лучше, чем ничего. Женя же особо не мог похвастаться своими записями в трудовой книжке. Ограниченные возможности юноши отталкивали работодателей, хотя тому инвалидность не доставляла никаких проблем выполнять работу того же дворника. В общем, наступила в нашей жизни тёмная полоса.       На улице в тот очередной февральской день было много людей. Все куда-то спешили: на работу, учёбу или даже домой. На кого-то из тех людей попадёт немного грязи из-за невнимательного водителя, испортив весь чистый образ приличного гражданина. Иногда даже много грязи. Потому лучшим местом для преодоления дороги были подземные переходы. Лужи там обычно из-за прохожих, успевших запачкать обувь, и никто точно не проедется рядом, оставив отпечаток на одежде бедняги. В таком переходе сидели мы с Женей. Лично я забирал из урн бутылки, оставленные какими-то пьяницами ночью, а вот Евгений… Ох, Евгений решил ходить по очень тонкому льду и начать зарабатывать. С самой осени он сидел в разных людных местах, перебирая струны на старой гитаре. К концу дня в шапке, которую он обычно клал перед собой, собирались монетки, брошенные прохожими. За месяц набиралась, к моему удивлению, достаточно неплохая сумма. Знал об этом только из рассказов Жени, так как он сам отнекивался от просьб сыграть какую-нибудь мелодию. Стеснялся, наверное. Сейчас же игра на струнном инструменте доходила и до моих ушей. Около грязного цвета стены сидел этот рыжеволосый товарищ, весь в старой поношенной одежде и замотанный в шарф цвета июльского солнца, когда-то подаренный ему Витей. Музыка из-под его пальцев звучала живо и весело, намеренно заставляя забыть о февральской серости вокруг. Так и хочется пойти в пляс, почувствовав себя беззаботным ребёнком в какой-то своей реальности, где всегда тепло и люди никуда не спешат. К сожалению, на такую глупость мало у кого хватало смелости. Всё, что я заметил возле Жени — это любопытных школьников и дедушку, начавшего подпевать знакомую песню из своей молодости. Ещё припоминаю студентку в лёгком кремовом пальто, начавшую пританцовывать под какую-то мелодию. Клянусь, она с Женей разбавляла всю эту серую массу потока людей. Наверное несправедливо, что они больше не встретятся и не поднимут настроение прохожим своим дурачеством. Хотя, одного Филовченко было достаточно для этого — его улыбка была намного теплее самой тёплой погоды в истории Ленинграда, что уже могло растопить сердце холодного ленинградца.       В какой-то момент Женя даже поднялся, с трудом удерживая гитару на весу так, чтобы продолжать играть, и принялся танцевать с девушкой — хотя танцем это было назвать сложно. Он, скорее, просто постукивал ногами в такт, но… оживлённо. Их лица заставили и меня тихо посмеяться, отвлечься на считанные мгновения от бутылок, и я засмотрелся. Девушка дополняла теплоту Филовченко, и их танец будто возвращал лето в этот переход, я был уверен, что не один это заметил. Потому что когда мимо них проходили люди, они смотрели со спокойной радостью, будто на детей родных. Вот бы каждый день люди радовались, смотря на такое зрелище.       К сожалению, студентка вскоре убежала, оставив уличного музыканта с воодушевленной улыбкой на лице и, судя по всему, хорошим настроением. Парень сел обратно на своё место, опираясь спиной на стену. Струны под его пальцами стали звучать громче и мелодичнее, словно музыка пыталась догнать ту девушку.       Эта тёплая атмосфера оборвалась, как только в переходе показались люди в форме. Они быстрым шагом подошли к рыжеволосому парню и, не церемонясь, скрутили того, забрав с собой гитару и шапку с деньгами. Видимо, какой-то попрошайка пожаловался милиции на конкурента, забирающего у того внимание прохожих. А может, то был не попрошайка, а вполне себе местный авторитет, неформально управляющий этой территорией. Второй вариант тогда казался почему-то правдоподобнее. С новыми негласными законами тени города приходится мириться всем, но я не собирался — даже бросил все бутылки ради того, чтобы догнать милиционеров и разобраться в ситуации, пусть это очевидно и было бесполезно.       Старая копейка с товарищем быстро уехала, оставив меня позади. Тому были оправдания: факт сопротивления при задержании может сыграть против виновного даже когда окажется, что он ничего неправильного и не совершал. Женя узнал этот факт, если не ошибаюсь, от своего отца, и с лёгкостью поверил. А ведь не зря — Филовченко уже несколько раз так задерживали за разные мелкие проступки и ни разу не давали более нескольких часов в кутузке. Сейчас, кажется, всё происходило по той же схеме, только вот страх за друга не давал мне оставить его одного в этой неожиданной ситуации. Благо, я знал этот район не так уж и плохо благодаря многочасовым прогулкам с Витей. Участок находился на соседней улице.       Спустя минут десять я наконец добежал до этого хмурого здания. Отдышка началась быстрее, чем предполагалось, а так на путь хватило бы и пары минут. В голове помимо пульсации в висках ещё и была мысль о том, что всё-таки прогуливать уроки физической культуры было плохим решением. А вдруг не успел? Вдруг Женя уже одной ногой за решёткой? Или того хуже: его повезли в какое-то другое место?! Оглянувшись и увидев раннее знакомую копейку я с облегчением выдохнул. Но что я скажу, когда зайду в здание? Об этом я точно не успел подумать. Знакомый юношеский голос из недалёкого окошка выдернул меня из мыслей. Без сомнений он принадлежал Евгению. Но он был каким-то… не таким? Да, голос казался странным из-за того, что речь была не русской, а, судя по всему, украинской с жёстким деревенским акцентом. Ох уж этот Филовченко, считающий себя добропорядочным гражданином, но обводящий прямо сейчас стражей порядка вокруг пальца. Мне удалось услышать и понять из их разговора немного: Женя представился под другим именем, рассказал о том, что переехал не так давно и вообще по несчастливой случайности никаких документов у него сейчас с собой нет. В конце концов парень поклялся больше не попадаться милиционерам на глаза и его отпустили. Проступок был не таким серьёзным, поэтому зачем возиться над ним, особенно с человеком, который будто специально не переходил в разговоре на понятный всем русский. В общем, через пару минут Женя уже стоял рядом со мной и устало улыбался, держа в руках поцарапанную гитару.       — Что сказали, товарищ Петренко? — скорее в шутку спросил я друга, назвав его так, как его называли милиционеры. Да и не вопрос то был, подкол наверное. В любом случае, Женя на это ничего не ответил, а лишь молча зашагал по лужам в своих чистеньких ботинках.       Шли мы медленно, куда — не важно. Лишь бы уйти подальше от этого неприятного места, вернуться туда, где было тепло и лето. Такая наивная мечта, но и той не суждено исполниться — в комнате, где мы жили, постоянно стояла мерзкая прохлада, вызванная нескончаемыми сквозняками (откуда они только берутся?), а до тёплых месяцев ещё жить и жить. К родителям даже без банальных конфет к чаю идти стыдно. Пустота в карманах напоминала о том, что такую покупку мы себе позволить не можем. К Вите тем более пока не стоило идти, так как он, скорее всего, ещё в школе. Какое прекрасное утром было настроение и каким ужасным оказалось продолжение дня.       На улице практически ни души. Временами мне завидно людям, которые в жизни смогли найти хотя бы стабильную работу, на которой их каждое утро ждут. Можно было бы ещё погулять по пустующим переулкам, разглядев серую природу февральского Ленинграда, но нельзя — желудок не резиновый. Мне с другом оставалось только вернуть гитару домой, а потом собрать на улице побольше бутылок, чтобы сдать их и купить на выданные деньги продуктов, хотя бы немного заполнив полку холодильника.       В этот же момент в меня что-то врезалось. Быстрая реакция Филовченко тогда спасла мою спину от падения на асфальт и возможного перелома. Отойдя от лёгкого шока и встав на ноги я увидел красное лицо Вити, запыхавшегося, очевидно, от быстрого бега.       — Что произошло? — голос Жени звучал строго, оттого снова как-то непривычно.       — Ничего, — Шестаков, тяжело дыша, поправил светлые волосы, упавшие на лицо. — Просто решил устроить утреннюю пробежку.       — А ну стой на месте! — из-за угла выбежала ещё одна фигура.       — Иди к чёрту! — крикнул Витя преследователю и в мгновение спрятался за спиной рыжеволосого друга.       — Да что тут происходит в конце концов?! — Филовченко, в отличие от меня, хотел узнать причину бегства друга.       — Я всего лишь одолжил у него тетрадку, — наш товарищ уже звучал намного спокойнее. Он улыбнулся и поправил очки, съехавшие с носа.       — А попросить одолжить забыл! — преследовавшая фигура оказалась парнем на вид лет семнадцати. Он попытался добраться до блондина, но тот оббежал Женю.       — Не моя вина, что ты глухой!       — Я в полнейшем порядке, а вот ты бессовестный вор!       — У врача проверься! — Витя, словно маленький ребёнок, показал язык своему знакомому. Любил же он злорадствовать, просто до невозможности. — Кстати, мальчики, знакомьтесь, это Паша. Мы с ним только недавно познакомились, но я уже могу сказать, что милое личико — не единственное его достоинство.       Мы с Жекой сильно удивились тому, как Шестаков представил нам своего приятеля. Да что уж мелочиться: то, что у него вообще появился новый знакомый, нас сильно удивило. Все стояли в полной тишине, как вдруг Филовченко, судя по виду раздражённый и уставший, повернулся и зашагал в сторону нашего района.       — Ты куда? — наконец я что-то сказал за несколько минут.       — Простите, ребят, — крикнул юноша, махая нам на прощание на ходу, — просто устал. Разберитесь тут сами как-то.       Он ушёл, оставив нас под достаточно тёплыми для зимы лучами солнца. Взгляды трёх человек смотрели вслед. Судя по всему, парни, стоявшие рядом со мной, забыли о своём споре. Ветер щекотал непокрытую шею и порывами своими взъерошивал волосы. В лужах отражались небольшие тучки, спокойно плывущие по небу.       Кажется, скоро пойдёт дождь.