История и сигареты

Импровизаторы (Импровизация)
Слэш
В процессе
NC-17
История и сигареты
veatmiss
бета
Veselyi Shastyn
автор
Описание
Когда родные люди уходят — это больно. Но Антон привык к боли и не привык, чтобы его жалели. Его поступки ничего не может оправдать, кроме него самого, и во всем всегда виноват он сам. Он не примет ни помощи, ни жалости. А Арсений, как назло, очень хочет ему помочь и живет в соседнем доме. AU, в котором Антон во всем винит себя, а Арсений — подпольный психолог и его новый историк Ps. писалось, когда автор был травмированным подростком, не воспринимайте серьезно.
Посвящение
Моему любимому куратору, с которым никогда не будет счастливого конца, как у Арса с Антоном и подруге, которая помогла мне сделать счастливый конец без куратора И конечно же бете😏❤️
Поделиться
Содержание Вперед

Часть 3, в которой Антон почти спит, почти с Арсением.

      Лежать в полночь на пледе, закинув слишком-блять-длинные-ноги-зачем-бог-их-дал-но-без-них-хуже на бетонный выступ в стене и залипать в телефон, отыскав розетку, для подростка, которому завтра в школу полвосьмого, неправильно. То, что подросток ночует не дома, а в подъезде на старом диване, ибо отопления нет — за него ведь нужно платить, — ненормально. То, что Антон в семнадцать лет познал взрослую жизнь во всей красе, уж тем более. Тут слишком тепло (потому что за отопление подъезда платят все жильцы дома, кроме Шастунов), а видео в Тик Токе, обучающие готовке «брауни из двух ингредиентов без духовки» слишком интересные. Ну а вдруг он поваром захочет стать?       Антон, у тебя есть мозг? Какой повар с историей и литературой? Ты представляешь, что Анна Николаевна скажет? Ты уже проебал момент, когда можно уйти в колледж в нормальном возрасте — мучайся теперь.       Нет, все-таки Антон не деградировал. Телефон завибрировал и выпал из руки прямо на нос бедному парню. Только студенту, экономящему на всём и вся, больно не за уже покрасневший нос с алой полосой посередине, а за мобильный, который служил ему верой и правдой уже год. Разбивать или ломать его было ни в коем случае нельзя, иначе последнего способа заработка Антон бы тоже лишился, как и остальных в прошлом.       Репетиторство — то, что он любил, ради чего готов был всегда помогать Алисе, одной из его учениц по литературе. Каждую пятницу они сидели у нее в теплой и уютной квартире на этаж выше квартиры самого Антона. Мама Алисы была очень доброй женщиной и всегда кормила Антона, а иногда и заносила еду его вечно пьяной матери, за что ему было иногда слишком стыдно. Через телефон он помогал Алисе, если возникали неотложные вопросы (за что доплачивалось), и встречался в скайпе с другими двумя учениками. Он не любил учеников, с которыми занимался через скайп, но выбора у него не было. Либо так, либо жить на единственные полторы тысячи рублей от Алисиной мамы.

*Арсений Попов хочет добавить вас в друзья*

      Антон отвлёкся от девушки с огромным хот-догом на видео и тыкнул на уведомление. Его палец застыл над кнопкой «добавить».       В друзья ему уже набиваешься? Ну, чего не нажимаешь? Давай, давай, веди себя как последняя тварь, пользуйся им, а потом принимай в друзья и мило улыбайся, как будто ничего не случилось.       Антон выключил вк, смахнув вкладку, и перешел обратно в Тик Ток. Его на самом деле сначала раздражала эта соцсеть: какие-то непонятные челленджи, танцы под дебильные песни тиктокеров, диванные комики. Но как-же это все залипательно, особенно когда рекомендации подстраиваются под тебя, и через пару часов беспрерывного нахождения там ты уже видишь, как бухой мужик идет пиздиться со столбом, а сразу после: «Не говори important, говори significant, considerable, impressive, spectacular». Настолько же абсурдно, как и сам факт того, что Антон все еще жив.       Взглянув на часы, он вздохнул. Чтобы завтра на «пробном пробнике» не обосраться, надо уже ложиться, тем более завтра утром надо помочь все это распечатать и выбить у охранника ключ для аудитории на пятом этаже.       Выдернув из-под себя плед, парень поставил будильник на семь утра и закрыл глаза.       Он открыл их и поднял голову из-за какого-то шума через несколько минут. Сразу же на него из темного угла начали надвигаться непонятные люди, тыкая в лицо какими-то бумагами в крови. Опустив взгляд на руки, парень увидел кровь. Она была не его, слишком багровой. Послышался крик матери, и он вскочил с дивана, который отозвался протяжным скрипом, и побежал в направлении истошных завываний. Первый… Второй… Третий… Четвертый… Наконец пятый этаж. Он рванул железную дверь на себя, метнулся на кухню.       Его собственная мать, которая водила Тошу в детский сад и закрывала уши в новогодний салют, лежала на полу, зажимая живот руками, а отец, Андрей, как он называл этот «спермобак», стоял с ремнем и орал. Значит крик был не мамин. И кровь была не просто чья-то, а ее.       Он налетел на мужчину, но это не дало абсолютно никакого эффекта, кроме того, что теперь ужасающее лицо Майи было обращено к нему. Отец с лицом матери стоял и с ужасным протяжным воем царапал стену, продвигаясь вперед. Руки Антона стали маленькими, и он не мог дотянуться даже до свисающего почти до пола ремня или загородить мать. Вдруг отец посмотрел прямо ему в глаза — взгляд был как у матери после дозы, пустой, там не было ни заботы, ни любви, ни намека на тепло. Антон побежал, но безумный вой настигал и хлестал по барабанным перепонкам, оглушая и заставляя замедляться. Слишком страшно, он снова маленький и беспомощный, может только выламывать руки до хруста, волнуясь за очередную ссору родителей. Слишком страшно, он уже рядом… Вдруг на руки легли чьи-то холодные ладони, и Антон истошно закричал.       Он открыл глаза и несколько секунд пытался сфокусировать взгляд на объекте напротив. Это был сон.       Конечно сон, ты своими завываниями наверняка соседей разбудил. В реальности твой отец пришел бы к матери-наркоманке? Хах, да черта с два.       Антон тер глаза пальцами до покраснения и тех, и других. — Эй, ну все, все, хватит. — Голос слишком похож на… Покрасневшие глаза вцепились в ледяные. — Всего лишь кошмар. — Почему вы тут? — Антон на всякий случай дотронулся до вязаного шарфа Арсения и осознал, что тот действительно сидит перед ним на краю дивана, материальный. — Я умер? — Для Матвиенко — да. — Озадаченный взгляд. — Я думал, что что-то случилось, тебе Сережа звонил раз пятнадцать. — А где он? — На смене, попросил тебя проверить. — Проверили? — усмехнулся Антон. Он перевел взгляд на часы и увидел «02:13». — Поздно уже, идите. — Боже, Шастун! — Арсений двумя пальцами схватил лицо парня и повернул к себе, чтобы рассмотреть повреждение на свету. — Ты что с собой сделал? — Да ничего вроде… — Ну и дурачок… Ты обрабатывал хоть? — О чем вы? — Ты, — поправил Арсений, дотрагиваясь до носа Антона. Послышалось шипение. — Все-все, не трогаю, не шипи, ты же не котёнок… Хотя очень похож.       Как, как он тебя назвал? Котенок? Беги, Антон, беги и не оборачивайся, иначе как с Ирой будет, помнишь? Он нарочно, он тебя использовать хочет. У него двести процентов девушка есть, ты-то ему зачем?       Антон нахмурился и проигнорировал голос. Ира — это другое. Арсений, он… Настоящий. И почему сразу отношения?       А Ира какой была? Силиконовой? Отличная шутка, Антон, молодец! — Давай до квартиры тебя провожу? А то видимо твои друзья тебя не разбудили, мы тоже часто в парадных тусили, и я тоже один раз проспал. — Арсений ослабил шарф и чуть расстегнул куртку. — Только не на лифте, умоляю. — Антон залился краской. — Друзья? — отстраненно произнес Антон: до него не сразу доходил смысл всей фразы. — А, да нет, я сам вернусь. Я поспорил, что всю ночь тут буду, все нормально. А нос мне они же обработали — подрался, все нормально. — Как Ромео защищал честь своей Джульетты? — усмехнулся Арсений. — Я не Ромео, и Джульетты у меня никакой нет. — Антон опустил голову, вспоминая Иру. — Ну и на что поспорил? — Щелбан. — Первое, что пришло в голову.       Арсений заливисто засмеялся, а Антон залип на это, не в силах отвести взгляд от искрящихся счастьем голубых глазах, которые скрывались за странными желтыми стеклами. Фрик, но слишком красивый фрик. Мужчина что-то продолжил говорить, а Антон просто смотрел на него: его разнообразную мимику, артикуляцию (ртом) и выражение глаз. — Ну ладно, — наконец прервался Арсений. — Пойду я, а то завтра еще утром вставать ни свет ни заря.       Он вышел за первую деревянную дверь, предварительно потрепав волосы Антона и получив прощальный кивок. Через секунду опять показалась кудрявая голова, которая весело проговорила: — Заявку-то прими.       И скрылась, видимо не желая слушать ответа на этот… приказ? Антон почти сразу потянулся к телефону…       И что? Не смог правду сказать, что ты просто жалкий мелкий студентишка, который не может ночевать дома из-за безумной матери и того, что у тебя нет денег на отопление? А рассказать ему, как ты договорился с консьержкой спать тут, не хочешь? Расскажи, как ты нос телефоном убил, не так эпично, да? Расскажи про Иру, чтобы не скрывать-то от него! Может хочешь заявку принять, чтобы окончательно и себе, и ему доказать, какой ты мудак? Эгоист? Лицемер? — Заткнись, — процедил Антон, нажимая на злосчастную кнопку. Через долю секунды пришло сообщение:

Арсений Попов, 02:20: «Спи, дурашка»

      Антон улыбнулся. Антон Шастун, 02:21: «Вы тоже ложитесь»

Арсений Попов, 02:21: «Забились, уже ложусь!»

      Антон усмехнулся и, послав стикер Персика в кровати, выключил телефон, возвращая его на зарядку.       Комедию ломаешь, типа заботишься о нем? Все знают, что ты только о себе заботишься. Пишешь, только чтобы еще раз его увидеть.       Антон нахмурился и уснул. Ему ничего не снилось. Видимо, не в этот раз, видимо, не сегодня. Черный экран все же лучше вечных скандалов родителей, как и старый теплый диван гораздо лучше домашней холодной, как на севере, кровати, на которой сейчас точно валяются незнакомые Антону да и его матери люди под дозой.       Проснувшись, Антон удивился тому, насколько еще рано.       В пять с лишним утра не вставал даже самый прилежный работяга, офис которого на другом конце города. Ну ничего, найдет как себя развлечь, тем более, чем раньше он будет в школе, тем лучше. Охранник работает с шести, а до школы идти около часа с лишним, выйдет сейчас — к семи будет там. Прогуляться по морозу и гололеду —прерогатива такая себе, но лучше так, чем опять тратить деньги, которые почти кончились, на проезд в маршрутке за пятьдесят рублей. Опять цены подняли, черти!
Вперед