Purple happiness

По обе стороны головы Рэки установлены стойки, на которых располагается скейт. Всё это выглядело довольно странно, но ведь Кян – и так безумец, поэтому пусть работает так, как его душе угодно. Над новым скейтбордом парень начал работать относительно недавно, и, решив не терять время зря, стал разрисовывать его с нижней стороны. Ланга стоял в дверях, боясь нарушить идиллию мини-мастерской, но эта картина выглядела настолько любопытно, что детское желание продолжать рассматривать её заставило парня подойти и сесть рядом, скрестив ноги. – Какой принт ты придумал на этот раз? – поинтересовался Хасегава, внимательно скользя взглядом по изящным движениям не менее изящных рук. – Если честно, я не хотел особо заморачиваться. Решил оформить в стиле минимализма, – орудуя кисточкой по деревянной поверхности ответил Кян. Он так забавно высовывал кончик языка, когда старался, что Хасегава просто не мог сдержать умилительную улыбку. – Понятно. Взгляд Сноу, до этого следивший за работой своего друга, невольно был прикован к открытому загорелому животу. Рэки, должно быть, елозил спиной по полу, ибо та затекла, и становилось жутко неудобно, от чего край излюбленной толстовки задирался вверх, оголяя немного пухленький живот. Почему Лангу посетило непреодолимое желание прикоснуться к нему – он и сам не понимал. Природа этого желания была непонятна. Светловолосый ещё буквально несколько секунд в открытую пялится на открытый участок кожи обладателя красных волос, удерживая руку в паре сантиметров. К счастью, Рэки ничего этого не замечает: ни ненасытного взгляда, ни движения бледного запястья в сторону его живота. А опомнился он лишь тогда, когда как и всегда холодные пальцы провели невидимую черту вдоль загорелого бока. – Что ты делаешь? – Рэки издал непонятный смешок от неожиданного прохладного прикосновения. Мурашки по телу побежали с бешеной скоростью, отдавая лёгким зарядом. Ланга не придал этому значения и не стал сразу отвечать на вопрос, завороженно наблюдая за тем, как Кяновская кожа моментально покрывается мурашками, становясь на ощупь чуть шероховатой. – У тебя такая нежная кожа на животе. Не смотря на то, что Ланга был полностью серьёзен и его лицо не изображало ни единой эмоции, Рэки вспыхнул от весьма смущающего комплимента (?), удивляясь, как тот так спокойно об этом говорит? Он хоть когда-нибудь краснеет? Рэки задал самому себе риторический вопрос. Он знал, при каких обстоятельствах и как могут выглядеть щёки Ланги: когда он вопреки своим травмам продолжает пыхтеть над изучением нового трюка – щёки красные, ибо парень сильно напрягается, вкладывая все свои силы на выполнение элемента, когда он слушает похвалу и восхищения в свой адрес – щёки едва заметно розовеют. Но у Рэки существует пятьдесят оттенков румянца, которые Ланга может с лёгкостью воссоздать у себя в голове. На этот раз Сноу не удержался и прикоснулся бледными кистями к одному и второму смуглому боку, нежно поглаживая большими пальцами. Рэки тихо засмеялся, отстраняя руки от скейтборда, чтобы не испортить практически завершенный рисунок, чем вызвал у друга недопонимание. – Ты чего, Рэки? – Ланга то продолжал поглаживать тёплую кожу, то прекращал, наблюдая за тем, что заставило красноволосого смеяться. – Щ-щекотно, – хихикал Кян, запрокидывая голову и жмуря глаза. – Правда? – Хасегава продолжил свои действия, заставляя друга смеяться чуть громче и изворачиваться как только позволяет положение. – Да, Ланга! Хватит, я же напортачу сейчас. – Ой, точно. Прости, – парень убрал свои ловкие пальчики подальше от загорелого живота, дабы не мешать его хозяину творить.

***

– УВА-А-А! – прокричал на всю округу Кян, наконец выполнив своё первое сальто на доске. Правда, после этого сразу же упал... Но его это мало волновало. Куда важнее результат стольких мучительных и трудных тренировок. Хасегава катался неподалёку и, услышав знакомый вопль, направился в его сторону. Парень лицезрел распластавшегося по асфальту Рэки, доска, что лежала рядом – перевёрнута. Звёзды тоже наблюдали свысока, игриво мерцая. – Рэки, ты упал? Тебе больно? – Ланга, – довольный Рэки, который давил счастливую лыбу, повернул голову к другу и мечтательно вздохнул. На этот жест Хасегава вопросительно выгнул бровь, требуя бо́льших пояснений, – я сделал это. Голубые глаза засияли детской радостью, радостью за успех близкого человека. Парнем овладела гордость, что он знаком с таким прекрасным человеком, что он знает его, что этот человек – был его учителем. – Ты невероятен, Рэки, – ласково проворковал Хасегава, касаясь ладонью тёплой щеки, на которой чувствовалась небольшая ссадина. Парень и не заметил бы этого порывистого, неконтролируемого действия, если бы не перевёл взгляд на уже поалевшее лицо Кяна, – П-прости, – Ланга резко убрал руку, думая, что это могло доставить дискомфорт Рэки. Но он хотел... Прикоснуться. Хотел почувствовать тепло. Хотел. Это случалось в последнее время часто. Ланга всё чаще хотел прикасаться к Рэки, неважно как: случайно, просто коснуться руками, стукнуть друг друга по плечу, обняться, растянуть щёки в улыбке до ушей. Желание прикоснуться было велико. Это и пугало парня. Почему это происходит? Он не может жить без этого сорванца. Просто не может. Больше не может. Что с тобой, Хасегава?