EMPTY

Со скоростью света Луз мчится по эскалатору вниз, огибая ленивых прохожих. Она резво перебирает ногами, глазами цепляясь за каждую механическую лесенку, чтобы случайно не упасть. Однажды такое уже случалось, и Носеда с ужасом боялась повторения: она скатывалась вниз прямо на своей пятой точке, крича что-то нечленораздельное и нецензурное. Благо, все обошлось, а пострадал лишь голос Луз, который пришлось восстанавливать на протяжении нескольких дней. Слышится звук приближающегося поезда, заставляющий Носеду подпрыгнуть от неожиданности и плечом задеть сурового мужчину в очках. Кинув сумбурное извинение, которое он вряд ли услышит, Луз успевает протиснуться между закрывающимися дверьми вагона. Она громко дышит, облокачивается о поручень и вытирает пот со лба: успела. Носеда всю ночь рассматривала объявления о сдачи помещений в аренду. Звонила Уиллоу, своей лучшей подруге и коллеге по хобби, тщательно распрашивая ее об этом. Такое рвение Луз решила скрыть под предлогом того, что она сама хочет устроить показ фотографий, ведь Эмити еще не давала своего согласия на раскрытие личности. В голове проносилась угроза суда, и девушка впервые приняла ее всерьез: оказаться на подобных разбирательствах не хотелось. Под аккомпанемент размеренных постукиваний колес, Луз все же восстанавливает дыхание. Улыбается себе под нос и прибавляет громкость на телефоне. В наушниках играет ее любимое кантри, что помогает погрузиться в себя. Поездки в метро всегда будоражили фотографа. Они служили своебразной переменой между уроками вечной беготни, в ходе которых решались важные дела. Короткий, но важный отдых был необходим Луз, поэтому она забирала из него все необходимое. Почему она помогает Блайт с выставкой? Потому что симпатизировала ей. Почему симпатизировала? Потому что Эмити удивительная. Почему удивительная? Потому что Носеда раньше никогда не встречала таких сильных людей. Луз была высокого мнения о Блайт, поэтому и старалась подобраться к ней ближе. Взять в свои объятия и узнать все тайны, чтобы помочь решить каждую. Эта маникальная черта характера грела сердце фотографа и она ни разу не задумывалась, насколько деструктивной она может быть. Вагон со скрежетом останавливается, ноги Носеды вновь пускаются в пляс. Она обязательно выполнит данное обещание, которое Эмити строго-настрого запретила не выполнять.

***

— Что ты сделала?! — крик Эмити озаряет всю комнату, а близлежащие предметы, кажется, сейчас загорятся. Луз стоит неподалеку, улыбается во все тридцать два и протягивает к лицу Блайт телефон, на экране которого отчётливо читаются сообщения из переписки. Их контекст был явно положителен, что и вызывал внутри Эмити такую бурную реакцию. Личные границы художницы расширялись с каждым днем все больше и больше. С последней их исповеди в парке прошло чуть больше недели, поэтому сейчас они встречались в новых местах: той самой библиотеке, один раз даже побывали в пригородном кафе. Сегодня Луз была впервые в квартире Блайт, ведь сказала, что встретиться нужно срочно. А у Эмити не было времени, чтобы одеться и выйти к ней на улицу, поэтому она благородно запустила ее внутрь. Художница стоит в длинной свободной майке и пижамных штанах, что доходили прямо до пола и скрывали ступни. Влажные волосы Блайт — единственное, что спасало ее от самовозгорания. Глаза Эмити повторяют заданный вопрос, в то время как Луз не понимает, что она сделала не так. Под взором яростных глаз она все же убирает телефон, прижимает его к своей груди и молчит. В голове Носеды сценарий складывался абсолютно иначе: Блайт должна была обрадоваться, как минимум, сказать спасибо за весь ее труд. Но реальность жестока и вместо благодарностей Луз получает осуждение. Она, словно ребенок, стоит и ждет дальнейших ругательств. Все ее положение свидетельствует об этом: поджатые губы, сожмуренные глаза и поникший взгляд — ей страшно. Это был один из тех разов, когда на оказанную помощь Носеда не получала так важной ей отдачи. — Я же просила тебя ничего не трогать. Ничего. Не устраивать цирк и уж тем более не лезть в мои дела. Что из вышесказанного тебе было не ясно? Мне стоило выразиться грубее? Жестче? Так бы ты поняла? — Эмити лает, не в силах сдержать обиду на Луз. Доверие рушится, обваливаются надежды и Эмити ощущает щемящее чувство между ребрами. Она замолкает. В руки попадается карандаш, который она схватывает и сжимает. Тот трещит, но все еще способен выдержать весь напор Блайт. — Я хотела помочь… — самый очевидный ответ, что только могла произнести Луз. Эмити морщится от досады. Карандаш с треском ломается на две части, а сама она поворачивается спиной к Носеде и смотрит в окно. В глазах начинает двоиться, в голове вновь просыпаются дикие звери и шумят. Шумят, шумят, кричат. Блайт понимает, что была слишком груба, поэтому прикрывает глаза и старается успокоиться. — Не всегда помощь может помочь кому-то, Луз. Не в моем случае, — она больше не может повернуться. Чувство собственной правоты смешивается со стыдом, постепенно разрушая тело Эмити. Она не может выгнать Луз, не может извиниться и уж тем более не может разорвать с ней общение. Запретный плод дружбы оказался так сладок, что Блайт вкусила его полностью, не оставив даже косточек. — Прости меня, Эмити, — слова за спиной звучат исренне, поэтому вновь ударяют художницу. Она кладет поломанный карандаш на подоконник, потирает глаза и вздыхает. Что же не так с Луз? Почему она всегда лезет туда, куда ее не просят. Почему вредит себе этим и потом сама же извиняется? Эмити не может понять Носеду, ведь никогда ранее не имела столь близких отношений с людьми. Ей остается лишь запрокинуть голову назад и приоткрыть рот, как ключ в замочной скважине так не вовремя поворачивается. — Дом, милый дом, Миттенс, — до ужаса противный мужской голос бьет по ушам. Эмити в панике разворачивается, мигом забывая о Луз. Все монстры внутри также замолкают, ведь такого поворота событий никто не ожидал. Близнецы сказали, что уезжают в гости до вечера, но судьба решила связать их именно сейчас. Блайт хочет рвануть вперед, спрятать Носеду в шкафу, словно неугодную любовницу, и придумать тысячу оправданий за считанные секунды. Но не успевает: за спиной Луз возникают две высокие фигуры, укладывают лапы на ее плечи и с интересом рассматривают. — Ух ты, вот кого-кого, а людей в твоей квартире мы точно не ожидали увидеть! — Эдрик говорит за двоих, но женский голос мигом подхватывает инициативу. — Приятно познакомиться, человек. Слушай, может это восковая фигура? — Эмира тихо посмеивается над ступором Луз. И правда, не одна Блайт сейчас поражена. Носеда с ошарашенным взглядом стоит и не двигается. Все ее тело застыло в шоке, неспопобное переключится от такой резкой смены обстановки. Она сильнее прижимает свой телефон к груди, что не скрывается от зорких глаз Эдрика. — Что это тут у нас? — наглости у парня было не отнять, поэтому он осторожно берет телефон из рук фотографа и вслух читает текст. — Не трогай! — в унисон кричат Эмити и Луз: художница подбегает ближе, в то время как Носеда оборачивается и блестящими глазами прожигает близнеца. Эдрик успевает прочесть. Он делает удивленное лицо и спокойно отдает прибор раздора обратно хозяйке. Луз с маленькой обидой забирает его, делает несколько шагов назад и плечом соприкасается с плечом Блайт. Перед ней самые настоящие искусители, так чертовски похожие на Эмити. Луз сразу понимает, кто это, поэтому ожидает реакции художницы: лишь по ней она сможет узнать, как правильно относиться к этим двоим. Идти наперекор мнению Блайт будет ошибкой, поэтому Носеда принимает пассивную позицию. — Какого черта вы творите?! — художница ужасно раздражена. Луз заглядывает в ее лицо, различая этот оттенок злости: он был иным, не то что пару минут назад — в нем не было никаких других чувств. Блайт с громким хлопком припечатывает свою руку ко лбу, да так, что этот звук эхом раздается по комнате. — Если хотите остаться живы, то уходите. Прямо сейчас, — Луз думает, что это и есть та самая «братская» манера общения. — Знаешь, а я даже удивлен, что ты решилась на такое, — в голосе Эдрика больше нет издевающихся ноток: он пропитан пониманием и уважением. — Это очень смело, Эмити, — ещё одно слово насчёт той переписки и художница взорвется. Рот Блайт открывается в немом крике: она не знает, что сказать. Она не ожидала, что и здесь ей вставят палки в колеса: сначала Луз со своей «помощью», потом эти двое со своим одобрением… Вопрос встает ребром: «Почему они так рады?». Эмити обдумывает фразы всех людей в комнате ещё раз, взвешивая все «за» и «против». Она переводит взгляд на Луз, из-за чего ее зрачки расширяются: Носеда смотрит прямиком на нее, а все ее лицо сияет от радости.  Желаемая отдача была получена, пусть и не от самой Блайт, но от людей, что так были на нее похожи. Эмити замирает, не в силах проронить ни слова. Она ломается на две части вместе со своим карандашом, рождая на свет вторую, уже новую и смелую часть своей личности. — Так как тебя зовут, человек? — близнецы в своем стиле быстро меняют тему, протягивая фотографу ладони для рукопожатия, — Я Эдрик. Она Эмира. — Луз. Луз Носеда, — девушка крест-накрест укладывает свои ладони поверх чужих. Эмити отворачивается, нехотя признавая, что ей придется согласиться на авантюру Луз.

***

— Я уверена, что выставкой мы сможем отбить все затраты, — Луз чуть ли не вприпрыжку идёт вперед, ведя Блайт к арендованному помещению. — Если на нее вообще кто-нибудь придет, — усмехаясь, Эмити легко улыбается. Девушки заходят в парк, который часто служил местом различных мероприятий, связанных с арт объектами. Такую необъятную любовь Носеды к паркам было невозможно объяснить, но Эмити ее поддерживала: это место стало для нее одним из любимых. Особенно, когда Луз была рядом. — Что за глупости, конечно придут! Аншлага нам точно будет не избежать, — в спешке фотограф хватает Блайт за руку, ускоряя свой шаг, — Вот мы и здесь. Перед глазами раскидывается белый ангар средних размеров. Крыша его была полностью стеклянной, поэтому солнце являлось полноправным хозяином этого помещения. Такое светлое место заставляет Эмити прищурится, но она не может удержаться от внутреннего восхищения: это действительно красиво. — Вау, — тихо прошептывает Блайт, инстинктино сжимая руку фотографа крепче, — Я и подумать не могла, что ты… Держаться за руки успокаивающе. Эмити только сейчас замечает этот жест, краснеет и возвращает все на место: убирает ладонь, укладывая ее себе на бедро. Луз до ужаса тактильна. Она всегда обнимает Эмити при встрече и при прощании, всегда подбирается чересчур близко и смотрит в глаза так ясно, что у художницы подрагивают колени. Это вызывало привыкание, с которым Блайт постепенно смирилась: она, сама того не замечая, ждала новых прикосновений. — Что я? Не думай, что это было сложно или что-то такое. Я же не впервые делаю это, — Луз пожимает плечами, открывает дверь и впускает Эмити внутрь. Ангар внутри кажется ещё больше, чем снаружи. Его стены не давят, нет, скорее дают ощущение самой настоящей свободы. Для Эмити помещения всегда были похожи на клетки, из которых надо немедленно убегать, но это место иное. Здесь и дышится легче: Блайт вдыхает полной грудью, ей кажется, что она чувствует аромат старой краски. Родной запах успокаивает, придает уверенности. — Я рад, что ты не опоздала во второй раз, Луз, — резкий мужской голос заставляет Блайт вздрогнуть, в то время как на лице Носеды расцветает улыбка. — Сегодня на моем пути не встретились бабушки, которым надо помочь, — фотограф смеется, решая представить и Эмити, — Как и обещала, я привела нашу звезду. Блайт морщится. Такие сравнения одновременно раздражают и заставляют смущаться. Если бы нечто похожее сказали близнецы, то давно были бы погребены заживо, но слышать это от Луз было довольно приятно. — Здравствуйте, — она приветствует арендодателя немного неуверенно, но при этом вся выпрямляется, словно красивый павлин. — Вижу, вижу. Вас все устраивает? Можете прогуляться, заранее подобрать будущие места для картин, — мужчина оказывается любезным и довольно милым: художнице кажется, что его аура чем-то напоминает ауру Носеды. Кивнув, Блайт отправляется на маленькую прогулку. Она заходит в каждый уголок, несколько раз трогает пальцами стены, словно ревизор, что каждый месяц проверяет ресторан на наличие дефектов. Внимательным взглядом Эмити изучает помещение, как воображение не на шутку разыгрывается: слева, вот здесь, она повесит свои самые первые эскизы граффити, справа, вон там, она повесит свою самую последнюю работу. А в центре, прямо у всех на виду, она повесит… На ум ничего не приходит, что заставляет Блайт нахмуриться. Она не знает, какая работа из всех является самой важной для нее. Но мысли эти быстро испаряются: они были не так важны по сравнению с тем чувством свободы, что сейчас зарождалось в ее груди. Краем уха художница слышит незамысловатый диалог, засталяющий ее полностью отвлечься от рассмотрения ангара. — С прошлой выставки здесь осталось немного мусора. В углах, видишь. Я завтра уезжаю, потому не смогу здесь прибраться. Вы не могли бы это сделать за меня? — Конечно, никаких проблем! Мужчина с обаятельно неприятной улыбкой кивает, благодарит Луз и обращает свой взор на Блайт. — Так что? — голос уже раздражителен для Блайт, поэтому она мечтает изгнать его из этого прекрасного места. Художница быстро подходит ближе, говорит, что все отлично и наконец-то остается с Луз вдвоем. Только сейчас она понимает, в чем проблема Носеды. В желании помочь всем и каждому, Луз забывает, что не все готовы ей дать что-то взамен. Во время их первой прогулки, в парке, сейчас — Носеда всем своим естеством тянется к людям, к их радости и счастью. Она жертвует своим временем и нервами, только чтобы кому-то было хорошо. Блайт привыкла думать только о самой себе, в то время как Луз — только о других. Это до ужаса неправильно по мнению художницы. Она не хочет, не может позволить, чтобы Носеда продолжила жить с такими установками. — И зачем ты согласилась? — вопрос в лоб звучит довольно грубо: Эмити сама не ожидала таких ноток в своем голосе. — Мне не сложно прибраться. К тому же, он завтра уезжает, наверняка у него есть куча других важных дел, — Луз в очередной раз слепа, что заставляет Блайт устало выдохнуть. Действовать приходится быстро: Эмити перенимает тактильную тактику Луз — берет ее руки в свои и поднимает к груди. Блайт смотрит девушке в глаза, словно старается попасть в ее голову и внутри починить сбившийся механизм. Она сама проявляет физическую близость, хмурит брови и мечтает, чтобы у нее все получилось. — Ты всегда помогаешь людям. Мне, тому старику, ребенку — я уверена, что этот список может пополняться до бесконечности. Но зачем, скажи, зачем делать все это? Это правильно, но, черт, это так несправедливо. Я не могу молча смотреть, когда ты с улыбкой соглашаешься и терпишь, что тобой попросту пользуются. Даже взять меня: ты ведь явно не ожидала, что я буду ругаться тогда? — ей было больно в тот момент, Блайт в этом уверена, — Ты должна тратить свои силы лишь на тех, кто может дать что-то взамен. Иначе все это вредит тебе. Я не хочу, чтобы тебе было плохо, Луз. Эмити вновь ощущает, что краснеет. Художница впервые так искренне волнуется за кого-то, поэтому не может совладать со своими эмоциями. Луз молчит. В ее глазах явное непонимание и сожаление. Наверное, она начнет винить себя из-за того, что Блайт разволновалась. И это будет снова неправильно. Эмити получает слова поддержки от белых стен: они шепчут ей, что все сказанное было верным решением. — Но я не могу иначе, Эмити, — чистая правда. — Можешь, — быстро выпаленная фраза тоже является правдой. Время останавливается. Девушки стоят напротив друг друга полностью погруженные в собственные мысли. Луз проникается словами Блайт, получает отдачу невиданной раньше силы. В голове ещё раз проносится ее фраза: она запоминает ее от начала до конца и вряд ли вообще забудет. Словно раскрытая книга, Носеда позволяет Эмити забраться между строк и найти скрытый смысл. Луз сжимает чужие руки в ответ, с блеском в глазах кивает и улыбается.  

***

Вечернее солнце лениво освещает двух девушек, сидящих на пледе. Уставшие от тяжелого дня, они решают прийти в свое любимое место в городе — парк. Взяв еды на вынос, Луз распаковывает пакеты и дает Эмити сэндвич с курицей: Блайт все же решилась сходить в это кафе вместе с ней. Она попросту не смогла отказать Носеде. — Вкусно, — делая несколько укусов, художница запивает все яблочным соком, — Честно, я думала, что будет хуже. — Так вот какого низкого ты обо мне мнения, — Луз делает обиженное лицо, но после расплывается в улыбке, — Первый раз, когда я там была, я думала также. Девушки смеются. Рука Эмити тянется к пакету, чтобы взять его и посмотреть, что же еще они купили. Луз смотрит куда-то в сторону, а ее рука повторяет те же действия. Они наконец соприкасаются, замирая. Блайт громко сглатывает, борется с краской на щеках и задерживает дыхание. Она не смотрит на Луз, а зря. На лице той прослеживается паника и такой же румянец. Свойственная ей смелость в момент растворяется, стоит Блайт осторожно переплести пальцы. — Я совсем не низкого мнения о тебе. Наоборот, — она тихо щебечет, ощущая, насколько сентиментальной она становится. Носеда не знает, что ответить. Момент пропитывается такой странной, но приятной романтикой, что губы немеют и замирают на полуслове. — Я никогда не чувствовала того, что чувствую к тебе, Луз, — Блайт нравится быть сентиментальной. Она, подверженная этой странной атмосфере, смело поворачивается и оставляет на щеке Луз поцелуй. Мигом отстранившись, Блайт разъединяет их руки, отворачивается в сторону и прижимает колени к груди. Звери в голове ликуют. Паника почти на выходе у лабиринта, ведущего к глазам Блайт, но та ставит железную преграду. Удивительно, но сама паника начинает паниковать, ведь теряет единственный свой способ воздействия на художницу. — Я… — Эмити боится ответа Луз, хочет закрыть уши руками от неконтролируемого страха, — Я тоже. Время останавливает свой ход. Блайт инстинктивно поворачивается, в попытке опровергнуть чужие слова: это ведь точно неправда. Такой замечательный человек, как Луз, не может что-то испытывать к ней. В ответ же Носеда тянется ближе, опоясывает плечи Эмити руками и обнимает. — Не переживай. Все хорошо, — ее слова звучат до ужаса правильно, поэтому Блайт не может сдержаться: обнимает в ответ, крепко прижимаясь к такому теплому телу. Внутри становится до умиротворения спокойно. Ни одна мысль не атакует голову Блайт, ни одно животное не может выбраться из запертой клетки. — Я и не переживаю. Просто это странно. Очень странно, — Эмити тихо смеется в чужое плечо, щекой потираясь о мягкие волосы Луз. — Не могу не согласиться. И, чуть отстранившись от Блайт, Носеда озаряет ее своей фирменной улыбкой. Этот жест стал для Эмити святым и только в нем она видела свою радость. Блайт набирается смелости, решая, что все нужно менять. Этим вечером, перед отъездом близнецов, она обязательно попросит их об одной услуге. Будет бояться и тысячу раз сомневаться из-за нее, но обязательно скажет, ведь вспоминая глаза Луз, она получает ту самую нужную ей поддержку. Засунув все свои страхи подальше, Эмити попросит близнецов передать билеты на выставку родителям.