именно такой

ENHYPEN
Слэш
Завершён
R
именно такой
marck
автор
Описание
Все его чувства напоминали плотный осадок, как в стеклянном шарике. От непредвиденной силы чужой руки снежные блёстки вздымались, колыхались и кружились в плавном хаотичном танце. С Рики было точно также. Его чувства находились в состоянии покоя до тех пор, пока постороннее присутствие их не потревожит. Он не мог предположить, что вообще способен влюбиться. Особенно в Ким Сону, который в средней школе танцевал тверк и снимал слащавые тренды в тикток.
Примечания
Работа не рассчитана на признание и в критике не нуждается. Просто поток мыслей, которые я либо доведу до конца, либо брошу в стол. Поэтому мне надо закинуть это сюда для собственной мотивации. Может быть из этого что-то и выйдет. Не надеюсь, что кто-то что-то поймёт и почувствует, но если вдруг, то буду рада :) Персонажи, их характер и поведение не проецируются на реальных людях. Любое совпадение всего лишь совпадение. Ты останешься в моей памяти Именно такой - спокойной, как море Тонущей во мне, как в море За это я тебя и люблю — ЛСП плейлист: https://open.spotify.com/playlist/4mmG9yTtwig7rIGtKyHW6y?si=1de9f73f7fd6464e тг канал: https://t.me/valleylie
Поделиться
Содержание

10. финишная кривая

1.

Никто никогда не задумывался о том, что чувствую я. Рики прокручивает эти слова снова и снова. Прокручивает тот день, когда он смотрел в глаза Сону в последний раз. Был ли в голове Сону на тот момент план побега? Может, он вернулся на место преступления, чтобы очиститься? Чтобы его остановили? Но преступен ли он? Просто променяв свою короткую жизнь и короткую любовь Рики — на одну, огромную и вечную. И теперь его нет. Со слов Чонсона, номер телефона недоступен, сообщения не доходят и всё в целом продолжает своё движение, но без Сону рядом. Он как эфемерный призрак, одна массовая галлюцинация, посеявшая вокруг хаос и исчезнувшая слишком внезапно. Рики по-прежнему считает, что расплата была несправедливой. Можно ли вообще называть это расплатой? Это просто Сонхун, который подло воспользовался доверием Сону, точно так же, как и второй воспользовался доверием Рики. Замкнутый круг или бермудский треугольник, одним словом — полный пиздец. Люди, которым мы доверяем негласно становятся оружием против нас самих. Имея доверие, они становятся властны над нами и эту власть мы сами вручаем им в руки. Осталось лишь нажать на курок. — Я хотел, чтобы он отвалил, и он это сделал, — усмехается Рики, глядя в кружку с кофе. — Тут нет твоей вины, — возражает Чонсон деловито подпирая подбородок ладонью. — Просто прикинь, как бы его затравили в школе. Наверное, это было единственное правильное решение. Ты тоже получил, конечно, порцию осуждения и косых взглядов, но ему бы досталось сильнее. — Знаешь, я всё ещё за то, чтобы набить Сонхуну его самодовольное ебало. — Бро, карма его настигнет, уж поверь. — Не знаю, мне не по себе. Чонсон тянется навстречу и хлопает Рики по плечу в знак поддержки, улыбаясь уголками губ. — Будь жёстче. Твои чувства были растоптаны, а ты всё равно переживаешь по поводу Сону. Имей гордость. Я не говорю, что это ненормально, чисто по-человечески, но просто подумай немного о себе тоже. Рики понимает, что есть доля правды в словах друга и пора бы уже перестать хвататься за то, чего нет. Роль мученика была передана другому, теперь он просто тот, кому следует оставить прошлое в прошлом, которое как ни крути там и останется и его необходимо оставить там. Даже если придётся переступить через себя. Он просто пресловутый актёр в театре абсурда, которому не за что больше бороться. В любом случае, Нишимура ненавидел любить его в глубине души осознавая, что от этой любви нет проку. — Он был моим лучшим другом, — мямлит Рики едва слышно, глядя в глаза напротив. — Нет, он не был, если ты видел в нём того, с кем хотел быть вместе в романтическом амплуа. Это мы с тобой друзья и ими же останемся. — Чонсон вздыхает и поднимается на ноги. — Не кисни, толку от этого ноль. Жалость твоя тоже никому пользы не принесёт. — Тебе легко говорить, Чонсон, ты не на моём месте. Он чешет затылок, готовясь сказать что-то ещё напоследок, но медлит. Рики хочется его подтолкнуть пинком под зад или хотя бы дать знать, чтобы тот продолжил. Секунды тянутся, точно минуты перед самым главным моментом. — Знаешь, — выдыхает Чонсон, — я думаю, что мы не можем исправить того, кто не хочет быть исправленным, независимо от того, как сильно мы его любим. После этих заключительных слов друг благодарит за кофе и выходит из дома в кромешную темноту холодного вечера. А Рики остаётся наедине с тем, что старается расставить по местам, что-то утилизировать, а что-то нейтрализовать, прячась под тяжёлым одеялом. Порой, Рики испытывает отвращение к себе самому, потому что позволил ситуации, в которой он крутился, в принципе состояться. Что, если бы он вовремя себя остановил, всё было бы в порядке, точно. Но опять же, глупо сокрушаться из-за того, что всё произошло и невозможно ничего изменить. В этом суть жизни, когда ты только и делаешь, что впитываешь в себя свой прошлый опыт и выносишь из него уроки для себя. Все в этом мире только учатся жить. Да и все мы в конечном счёте лишь кандидаты в мёртвые. Неопытность не показатель глупости. Незнание не показатель узколобости. Ошибки не показатель отсутствия ума. Главный герой его жизни исчезает так, будто всё происходит в каком-то дурацком романе. Исчезает не просто из школы, а из целой жизни. Словно никогда его и не было, ныне являясь лишь плодом воображения. Рики соврёт, если скажет, что не скучает или как минимум не беспокоится. Он прекратил эти нездоровые отношения между ними, но чувство подобно тому, как от него оторвали огромный кусок чего-то значимого, но без чего он по-прежнему может дышать, ходить и есть. Эта пустота внутри не скоро затянется, на всё требуется время. И дело вовсе не в том, что у него остались крупицы любви или влюблённости, а в том, что этот человек был частью его. И порой, следует заглянуть вглубь самого себя, а не в другого человека. Рики трёт лицо руками и хлопает себя по щекам, надеясь, что сегодня ночью сможет быстро уснуть. Но увы, продолжает анализировать все события вдоль и поперёк, выстраивая психологический портрет пропащего. Но головоломку периодически прерывают сообщения от Чонвона, и он единственный, кто вызывают искреннюю улыбку и дражайшую теплоту в сердце. И, видимо, он знает, что у Рики проблемы со сном о которых тот не упоминает, потому что через пять минут раздаётся негромкий стук в окно. Рики вскакивает и рывком добирается до места звука, чтобы впустить Чонвона к себе в забавных клетчатых пижамных штанах и жёлтой кофте. — Привет, — торопливо шепчет он и ёжится от уличного холода, резко сменяющегося теплотой, — соскучился? — Ага, — довольно ухмыляется Рики и затаскивает его в свою кровать под одеяло, нежно целуя в губы. — С тобой всегда лучше спится, ты в курсе? — Я догадывался, — хихикает Чонвон и жмётся крепче, обхватывая за пояс руками, тычась носом в шею. — Мне с тобой тоже лучше. — Я знаю, — бормочет второй и оставляет несколько поцелуев в мягких волосах прежде, чем закрыть глаза и позволить своему разуму расслабиться. В этой темноте сейчас, что скапливается внутри него под рёбрами и вокруг, что липко садится на кожу, темно, грязно, мокро и холодно. Он сам, как эта зима, как проходящая осень, но никак не лето, жара или холод, даже не между. Эта темнота мрачная, тихая и готова ударить ножом в спину исподтишка. Но в ней виднеется свет, блеск того, кого он держит в своих руках. Когда Чонвон затихает, его дыхание становится ровным и тихим, Рики всё ещё не спит. Он шепчет себе под нос мантру: — Мне нельзя тебя забыть, мне нельзя тебя забыть, мне нельзя тебя забыть. И пусть в этом слишком мало смысла, нет спасения, но есть принятие. Затем он мягко целует чонвонов лоб и разрывает умиротворение очередным шёпотом: — Пожалуйста, будь со мной, ты единственный, кто мне нужен.

2.

В школе всё ещё гуляют разговоры, блуждают косые взгляды и слышится шёпот. Это уже даже не раздражает, скорее воспринимается как белый шум, который в конечном итоге сойдёт на нет. Плевать, что все вокруг говорят о Рики, о Сону, но ни разу о Сонхуне. Люди всегда что-то говорят, им нужно занять голову свежей сплетней, чтобы отвлечься от повседневных личных проблем. Во всяком случае, всё это не важно. Его рука сжимает руку Чонвона под партой во время перемены, пока голова лежит на тетрадке, а глаза наблюдает за тем, как солнце выглядывает из-за туч и проблесками света золотит милое лицо. — Дыру во мне просверлишь, — ухмыляется Чонвон и Рики легко улыбается в ответ. — Всё равно красивым будешь. Время проходит быстро, как в принципе и всё в этом месте. Рики не перестаёт думать, не перестаёт смотреть на Чонвона, не перестаёт улыбаться шуткам Чонсона на обеде, он не перестаёт изредка поглядывать на Сонхуна, если тот оказывался поблизости. Кажется, будто эта жизнь легко ему даётся. Он улыбается своей ослепительной улыбкой кинозвезды, строит кому-то глазки и у него всё получается. Рики замечает за собой, что впервые не ощущает потребности быть им и что он больше не испытывает зависти. Скорее, удивление, а от чего, подумайте уже сами. Рики хочется прикоснуться к истине, познать её, даже если она не вселенская, а всего лишь заключена в его собственные ладони. Поэтому, после уроков он просит Чонвона не ждать его и тот с недоверием соглашается и уходит, оставив напоследок поцелуй на щеке. Он даёт Рики свободу и тот ей очень умело пользуется. Он знал, что Сонхуну сегодня нужно подежурить в классе, что в этот день его забирает машина с родителями или личным водителем, не важно, и сразу же везёт на тренировку. И Рики необходимо лишь пять минут, чтобы застать Сонхуна выходящего из дверей школы. Момент пойман. Рики ожидает его рядом со входом и как только дверь открывается, а спина показывается перед его глазами, он тут же окликает его. — Чего тебе? — оборачивается Сонхун и хмурит свои тёмные брови, едва выглядывающие из-под длинной чёлки. — Хочу поговорить, рожу тебе бить не собираюсь, — жмёт Рики плечами, сохраняя неподдельно спокойное выражение лица. Агрессии больше нет и кулаки совсем не чешутся. Сонхун вздыхает и клубок лёгкого пара вырывается наружу из его рта, растворяясь в холодном воздухе. — Нам не о чем с тобой говорить. — Всего-лишь один вопрос, — не отступает Нишимура и неспешно двигается за Сонхуном, который даёт ему эту маленькую возможность. — Я не знаю, где Сону, — сразу выплёвывает он с неприязнью в голосе. — Не об этом речь, — усмехается Рики и решает, что нет смысла тянуть время. — Кто сказал тебе о нас? Пак останавливается и удивлённо оборачивается, мол, как это так, ты до сих пор не знаешь? Но Рики действительно не знает и считал, что это последнее, чем он вообще должен интересоваться на тот момент. Но этот человек раскрыл все карты, и он должен знать, кто это был. Кто лишил их возможности закончить всё более мирным путём настолько, насколько это вообще было бы возможно. — Это был Чонвон. Его слова оказываются быстрыми и чёткими, как вылетевшая со свистом пуля, достигшая своего адресата. Сердце пропускает удар и больше не бьётся. — Это всё, что ты хотел узнать? — Нет, кое-что ещё, — сглатывает Рики, почувствовав себя абсолютно потерянным и опустошённым. — Ходи и оборачивайся, потому что карма тебя настигнет. С этими словами он проходит мимо того, чьё лицо похоже на каменное изваяние с ужасом в глазах. Но плевать, что там сейчас творится у Сонхуна в голове и в жизни, когда внутри надрывается что-то гораздо важнее. Шаркая по дороге, Рики смотрит в облачное небо, которое тяжёлым грузом может расплющить его прямо на этом тротуаре. Ему нет причин не верить Сонхуну, но у него и нет возможности оправдать Чонвона. Силы покинули его в тот самый момент, когда он услышал его имя. И сейчас ему кажется, что он один против целого мира. Наверное, именно так ощущается предательство от человека от которого ожидаешь этого в последнюю очередь, словно тебя вывернуло наизнанку и ты ходячий оголённый нерв, но при этом ничего не чувствуешь. Нет ненависти, страха, есть только пустота и от этой пустоты способно родиться отчаяние, порождающее злость. Ноги кажутся ватными, совсем отказываются идти дальше, передвигать ими становится мучительно. Дрожащими руками он достаёт телефон и читает сообщение от Чонвона, где он просит зайти к нему позже, и такими же непослушными пальцами он печатает: хорошо, я скоро буду. Это значит, что скоро он вновь положит чему-то конец. Затем, он нажимает на другой диалог, зная, что вряд ли сообщение будет прочитанным: после себя ты ничего не оставил живого, только ебаную разруху. я не знаю, где ты сейчас и увижу ли я тебя когда-нибудь ещё. я не знаю, насколько ты разрушил и самого себя тоже, но ты трус и трусливее тебя я никого не знаю. я просто хочу, чтобы ты нашёл себя, иначе всё было бессмысленной хуйнёй. Если конец света всё же наступит, Рики даже не узнает об этом, потому что не успеет подумать. За долю секунды всё человечество сравняется с землёй. Метеориты ужасно быстрые и, если этот летящий булыжник заметит кто-то из учёных, всё равно будет слишком поздно. В этом есть своего рода лекарство от простуды. Его трясло. Ему казалось, что весь мир обманывал его, пока он думал, что справляется. Ещё немного и он соскользнёт к самому краю и сорвётся головой вниз. Прежде чем дойти до дома Чонвона, Рики присаживается на излюбленные качели и наблюдает за тем, как стоящий впереди дом не издаёт никаких признаков жизни. Он выглядит совершенно выдуманным его больным воображением, воспалённым умом, который создал вокруг себя ту реальность в которой он тонет, захлёбывается в болоте и только и делает, что испытывает боль. Что ж, хуйня случается. Мерзко от себя самого? Ещё бы! Главное, вовремя эту реальность осмыслить и остановить. Видимо, его замечают из окна этого неживого дома и Чонвон выходит наружу, кутаясь в огромную куртку. Он торопливо бежит к Рики, улыбаясь широко и ярко, что аж сердце под рёбрами болезненно изнывает. Лёгкая улыбка рождается на лице и вовсе не от счастья. На секунду кажется, что прямо сейчас он задохнётся, заставляя себя запомнить всё вокруг и его именно такими. Рики старается запомнить всё, чтобы изредка вспоминать, чтобы шептать себе снова: мне нельзя и тебя забывать. Радость и звёзды в глазах Чонвона, его свежий морозный румянец на щеках, милые ямочки, мягкий голос, его заботу и любовь. Всё, что теперь ощущается сквозной раной в грудной клетке. — Ты почему не заходишь? — Чонвон присаживается рядом и тянется к Рики своей тёплой ладонью, и он не сопротивляется, берёт его за руку и несильно сжимает, поглаживая тонкие пальцы. — Хотел немножко посидеть и подумать, — простой ответ, на который обязательно последует вопрос. Рики знает, поэтому ждать не приходится. — О чём? — О том, что это был ты, — безразличие сквозит в голосе, во взгляде, но не в его улыбке, которую он адресует Чонвону. Нет необходимости растягивать момент, он тоже будет стрелять. — Это ты всё рассказал Сонхуну. Что-то снова надломилось внутри Рики, глядя на лицо Чонвона искривившееся в панике от собственного проёба. Он осознает это очень чётко и ясно, достаточно быстро, пытаясь вытянуть свою руку из хватки, чтобы спрятать в карман. Но он не может, Рики вцепился слишком крепко. — Я боялся сказать тебе об этом, — тараторит шёпотом Ян и быстро шмыгает носом. — Я знал, что ты вряд ли найдёшь мне оправдание этому поступку, потому что я не могу найти его себе сам. Вы должны были разобраться в этом сами. Нишимура не знает, что он должен на это сказать, поэтому просто смотрит на человека рядом с озарением, что вот, он узнал Чонвона ещё больше. Он, наконец-то, раскрытая книга. Близкие люди тоже предают, это факт, но не все могут быть на это способны. Однако, сложнее всего после этого заново научиться кому-то верить. Везде будет казаться подвох. Уже становится невыносимо смотреть на это лицо спустя пять минут нахождения рядом. Так обрываются связи, которые, казалось бы, должны становиться крепче с каждым днём. Рики понимает, что Чонвон не плохой человек, он просто совершил поступок, который думался ему пустяком на фоне всего того, что творилось с Нишимурой, но послужил катализатором того, к чему они сейчас все пришли. Над головой изредка пролетают самолёты, теснятся серые облака и медленно начинает спускаться снег. Эта зима запомнится ему сплошными потерями, но и долгожданным обретением себя самого. — Было приятно быть с тобой. Я давно не чувствовал себя так хорошо, как с тобой и теперь я знаю, что любить можно иначе. Пока, Ян Чонвон. — Он выпускает его руку из своей и тот встаёт на ноги, пряча, наконец, замёрзшую ладонь в карман. — Прости меня и пока, Рики, — спокойно отвечает Ян без дальнейших попыток объясниться, решив, что проще ретироваться, уже всё понятно и нет нужды что-то говорить и доказывать. Это конец. На бледном лице Чонвона проскальзывает одна слеза, затем вторая, перекрывая весь тот ужас, что таится у него внутри. Он совершает над собой огромное усилие, чтобы развернуться к Рики спиной и уйти, поглощаемый чувством вины и разделяемым чувством опустошённости. Но это больше не дело Нишимуры и это не его человек, чтобы позаботиться и простить. Предав однажды, предаст и во второй раз. Но можно ли назвать это тем предательством, когда приходится полностью отказаться от человека? Он сидит ещё немного, пока над его головой кружатся снежинки, что спускаются на его лицо и мгновенно превращаются в воду, в попытках скрыть его собственные солёные слёзы. У него остался он сам, сломанный и нездоровый подросток, который решил, что всё ощутил в полной мере, не задумываясь о том, сколько его ждёт впереди. Груз не собирался покидать его плечи и он чувствовал давление пули в груди. Когда Рики заходит домой, снимает верхнюю одежду и разувается, он удаляет все сообщения с Чонвоном и Сону, полагаясь на то, что так пережить утраты будет легче, не будет соблазна вернуться в воспоминания и жить прошлым. Затем он открывает диалог с единственным другом, который всё ещё не пошатнул его вселенную.

18:40 ты знал о том, что это был Чонвон?

18:40 Чонвон всё рассказал Сонхуну

чонсон 18:42 не знал, но догадывался 18:43 ты как?

18:44 как будто в меня выстрелили

18:44 отвратительно

18:45 наверное именно так ощущается путь роста моей личности

18:45 в любом случае я скоро восстановлюсь

18:46 мы справимся, бро 18:46 только не запирайся в своём коконе, как ты это любишь. лады?

18:47 не буду

18:47 пройденный этап

18:47 от проблем не убежишь и в комнате не закрыться

18:48 рад слышать 18:49 зайду к тебе завтра утром, пойдём в школу вместе

18:49 оки

Этой ночью Рики не рисует в своей голове все варианты развития событий, не предугадывает ситуации в завтрашнем дне, не представляет, что случится потом. Он останавливается в сегодня и даёт себе отдохнуть, занимаясь чем угодно, лишь бы отвлечься. Преодолевая внутреннюю боль, он с усилием поднимает себя с кровати и ставит на ноги. Заставляет умыться, одеться, немного позавтракать со своей мамой после её ночной смены, и выйти навстречу новому дню. Они идут с Чонсоном почти молча, переговариваясь о каких-то вещах, на которых Рики совершенно не заостряет внимание. Друг не спрашивает его о том, как тот себя чувствует и как вообще всё произошло, он просто идёт рядом, за что Рики ему невероятно благодарен. Он старается отвлекать его от полного погружения под воду. В школе он по-прежнему сидит с Чонвоном, решив, что избегать теперь его будет слишком тупо и можно просто вести себя так, как он делал это раньше, до всего того, что между ними произошло. Вопрос остаётся один: как научиться заново игнорировать того, чьё присутствие чувствуется каждой, мать его, нервной клеткой? Он испытывает то, как его соседу неловко, что ему не сидится спокойно на стуле и на уроках он меньше отвечает, чем обычно. Просто побочные действия, которые в скором времени пройдут. Точно. Ему кажется, что Чонвон тогда дал ему ещё один шанс исключительно из-за проникнувшей вины. Возможно, он не хотел подпускать его ближе к себе тоже из-за этого, а возможно потому, что надеялся, будто правда не вскроется. Или его слабость оказалась сильнее. Рики просто надеется, что тот не начнёт оправдываться, извиняться и пытаться всё исправить. Да, честно говоря, этого хочется, но убеждает себя, что ему это абсолютно не нужно. Поэтому он на перемене пойдёт в толчок, поплачет в кабинке, затем умоется и пойдёт дальше. Так, возможно, поступают взрослые люди, которые не дают эмоциям и чувствам победить над разумом. И Нишимура не проиграет в этой битве. Всё, что было раньше, теперь уже неважно. Когда уроки заканчиваются и Рики бредёт по коридору к выходу, никто иной, как Чонвон его настигает. Кто бы мог подумать, что Нишимура ещё и обладает экстрасенсорными способностями. Он кривит губы, стоит Яну только подойти ближе. Смотреть не тошно, а только во рту набирается крошка разбитого гигантского стекла, а он жевать его уже заебался до такой степени, что вместо слюны там реки металлического красного месива. — Я знаю, что ты не хочешь ничего слышать, но справедливости ради, выслушай. Хорошо? — его большие глаза поднимаются и бесстыдно смотрят на Рики снизу вверх. Но он ничего не получает в ответ, поэтому смелость надувается и даёт толчок говорить дальше. — Прости меня. Я искренне извиняюсь за то, что сделал. Моему поступку нет оправдания. Чонвон отводит взгляд на пару секунд, чешет кончик носа дрожащими пальцами, его губы, голос и всё его тело — тоже дрожат. В глазах-омутах темно и оттого невозможно предугадать сколько там несказанных слов и сколько там печали. Неосознанно руки Рики начинают дрожать точно в такт того, чьи красные глаза тоже плакали сегодня днём в туалете и, наверное, ночью в подушку. — Но если я не выскажусь, это сожрёт меня, — превозмогая дрожь шепчет Чонвон и прочищает горло. — Я был очень зол на тебя и на Сону. Ты мне очень нравился уже давно, а как я уже говорил тебе, ты никого кроме него не видел. И когда мы стали общаться, что совершенно внезапно выбило меня из колеи, я подумал, вдруг, у меня есть шанс. А затем та херня дома у Сонхуна затуманила мне глаза. И ты был с ним. И Сонхун был с ним. Ему было плевать, что ты мучаешься, тебе было плевать на себя. Но ты всё равно писал мне и говорил со мной, и я просто не смог заткнуть рот. Не смог, конечно. Он начинает тормозить, перечислять события, тараторить, сбиваться, замедлять темп речи вновь и с каждым новым словом Рики хочется оставаться рядом всё меньше и меньше. Хочется скорее убраться отсюда, но по какой-то причине он слушает дальше, решив, что Чонвон должен быть выслушан, даже если в этом всё поделено на ноль. Даже если он утопает в его безумно прекрасных глазах, в запахе, красоте, мягком голосе, и за это хочется ударить себя. — Я хотел, чтобы тебе перестало быть больно, Рики. Я хотел, чтобы и для меня тоже было место. Я хотел быть с тобой. И когда это случилось, даже если я этого ужасно боялся, я был безумно счастлив. И я боялся сказать, что это сделал я. Что я стал причиной того, что тебя избили, что ты провалялся на больничном, что ты продолжал ломаться изнутри, что Сону исчез. Но я так хотел тебе помочь, а оказалось всё в ущерб. Я не пытаюсь заставить тебя всё вернуть, потому что твоё нынешнее отношение вряд ли изменится, но я прошу хотя бы простить меня. Прости, что люблю тебя. Чонвон заканчивает и дышит прерывисто, неловко прокашливается и краснеет, словно находясь на грани приступа. Впрочем, от стыда ещё никто не умирал, Рики по себе знает. Но в эти минуты в Рики смешивается всё. Все мысли, какие-то там чувства, слова, всё. Оно становится комом у него в горле и норовит выкатиться блевотой на мраморном полу. Он сглатывает. И всё, что он может выдавить из себя, это всего лишь: — Я прощаю тебя. — Скажи, у нас с тобой ещё есть шанс? — тихо спрашивает Ян, стараясь держать себя в руках и не рухнуть перед ним. — Я не знаю. Всё. Конец. Он хотел бы удостоить Чонвона ещё хоть чем-то, что в нём есть для него и будет ещё долго сидеть внутри, но даже физически не может. Снова сглатывает подступающий ком, разочарованно усмехается и оставляет его одного в пустом школьном коридоре. Вот так просто и без прелюдий. Так просто, что с каждым отдаляющимся шагом в нём взрываются бомбы, создающие новые сквозные дыры. Он снова плачет. И Рики безумно холодно делать это на улице. Он заставляет себя не возвращаться и не говорить, что тоже любит его, очень сильно. Что, скорее всего, эта ошибка не должна быть настолько для них фатальной. Но почему-то в это не верится, но очень хочется верить. Так страх берёт верх над человеческими жизнями. Чонвон — самое прекрасное, чего у Рики нет. Вдруг, когда-нибудь, спустя какое-то количество времени они встретятся снова с зажившими ранами, новым опытом, изменившиеся, повзрослевшие и готовые попробовать снова, не боясь предательств, научившиеся доверять и уметь быть любимыми. Может быть. Рики достаёт телефон и набирает Чонсона в надежде, что тот даст здравую оценку ситуации, которую он ему неспешно пересказывает вместе со своими всхлипами. Друг его терпеливо слушает, закрываясь от шума на заднем фоне. — Что если я совершаю ошибку? Я боюсь, что зря так остро реагирую. — Знаешь, если бы люди расставались сразу же после первой возникшей между ними проблемы, тогда бы вряд ли у кого-то был долгосрочный союз. Не думаешь, что тебе просто необходимо немного времени, чтобы отфильтровать случившееся и посмотреть на Чонвона снова? — Считаешь, тогда я пойму, стоит ли всё того? — Я же знаю, ты его любишь. — Вздыхает Чонсон и терпеливо продолжает, — и у тебя к нему не те больные чувства, которые были к Сону. Вы заслуживаете того, чтобы быть счастливыми вместе, как бы банально и слащаво это не звучало. И если ваши чувства искренни по отношению друг к другу, вы сможете преодолеть это. — А если я буду ожидать снова какого-то подвоха? — А если ты перестанешь себя накручивать и просто наслаждаться тем, что происходит с тобой сейчас? Рики хмыкает и скрипит ботинками по снегу, намеренно надавливая на белое полотно подошвой, переставляя ноги неохотно, словно каждый шаг весит тонну. Он шаркает по снегу, волоча своё тело всё дальше, так как он влачит своё бренное существование, стараясь заранее не облачиться в траур. — Поверь в то светлое, что может ещё быть между вами. Хорошо? Вы оба только учитесь быть друг с другом, учитесь вести себя так, чтобы не сделать никому больно, учитесь показывать свои чувства друг другу и учитесь решать конфликты. Знания не сваливаются с неба. — Что ж, у меня есть целые выходные, чтобы посмотреть на всё под другим углом. Спасибо, бро. — Обращайся, — и в голосе Чонсона слышится улыбка. Она передаётся Рики и на душе становится немного легче. Он поворачивается лицом к своему пройденному пути и идёт обратно в надежде, что увидит позади плетущегося Чонвона. Брови скорбно собираются на переносице, когда в мыслях загадывает у Вселенной знак. Ему снова везёт. Он ускоряет шаг, чтобы сократить расстояние между ними и с небывалой решимостью дожидается, когда тот сократит между ними ещё один метр, прежде чем удивлённо уставится на Рики, тут же вытирая предательскую влагу с щёк. — Возможно, я остро реагирую, но мне нужно всё отфильтровать и отрефлексировать, понимаешь? Дай мне пару дней, пока я не пойму, действительно ли я хочу закончить нашу историю или дать ей шанс на счастливый финал. Чонвон ничего не говорит в ответ, только заторможено кивает.

3.

Конец мая созвучен со стрекотанием цикад, безумной жарой и фруктовым льдом. Он звучит родными голосами, ветром в ушах во время вечерней пробежки, когда темнеть начинает позже, а листва на деревьях обсуждает между собой человеческие тайны. Даже у прикосновений есть звук, когда переплетаешь пальцы и каждый миллиметр под кожей отдаётся гулким биением сердца, трепетом и спокойствием. Вместе с майским жарким воздухом в лёгкие поступает аромат зелёного чая и пряных поцелуев. И во всей этой идиллии как будто отсутствует наличие тревоги, как что-то выдуманное и вовсе ненастоящее. Никто больше не ждёт конца света и никто не смотрит на ближайшие прогнозы погоды. Никому не нужны предсказатели, тарологи и астрологи. Людям нужен покой и бесстрашие перед тем, что стеклянный купол может в какой-то момент треснуть. Чёрт с ним. А ещё конец мая разворачивает акт трагедии с возникшим Ким Сону. Он звонит Рики, когда тот пытается уснуть, крутится в своей кровати и путается в одеяле. На часах уже за полночь, он хмурит брови и жмурится в темноте от яркости экрана, когда принимает вызов с сомнением глядя на имя. И Сону просит о встрече на набережной, где они частенько сидели вместе и кидали камни в реку Хан. Пропажа возвращается и Рики соглашается, воспалённым без сна мозгом осознавая с толикой опоздания, что произошло. Сердце не клокочет в груди, но тысяча мыслей пролетают в его голове скоростной электричкой, шумом крыльев стрекоз и сбежавшим на плите молоком. Сону вернулся и хочет поговорить, вот уж новости спустя полгода, когда раны подзатянулись, а в голове возник относительный порядок. Теперь он точно не уснёт. Он быстро набирает Чонсону. — Чё такое? — раздаётся на противоположной стороне телефона. То, насколько активно звучит друг даёт понять, что сна у него ни в одном глазу и вряд ли он об этом сне вообще думает. — Сону, — тихо говорит Рики слегка дрожащим голосом, словно это имя нельзя произносить вслух, иначе земля точно рухнет со своей орбиты. — Он позвонил мне. — О! — воскликнул Чонсон. — И что сказал? — Попросил о встрече, и я сказал окей. — Информативно. Но совсем не странно нет. Это ведь в порядке вещей: пропадать, а потом возвращаться. — Его голос звучал неспокойно, — замечает Рики и зачем-то начинает ковырять маленькую дырку на краю своей футболки. — Я бы тоже звучал неспокойно если бы позвонил своему недобывшему любовнику тире лучшему другу спустя полгода, как исчезнуть без объяснений, но слегка, малую чуточку, оправдано. — В любом случае, я сейчас уснуть не могу, — сокрушается Нишимура, потирая уставшие глаза. — Чонвону говорил? — Нет ещё. — Скажи, — фыркает Пак. — Не указывай мне, что делать, придурок, — закатывает Рики глаза. — Сам такой. Всё, пока, — спешит закончить разговор после небольшой паузы Чонсон. — Мне надо достроить звезду смерти. — Чего? — Лего, бро, — тянет друг жалобно. — Ладно, давай, — усмехается Рики. Затем он открывает диалог с Чонвоном и быстро набирает сообщение в котором рассказывает о случившемся. Но ответа не следует, скорее всего он спит и увидит новость только с утра. В любом случае Рики тоже нужно поспать, превозмогая тупое волнение, что его охватило. Он пялится в потолок, где вырисовываются причудливые тени от света луны и деревьев, что её перекрывают. Мысли кружатся мотыльками, взбиваются в пыль и растекаются по стенкам комнаты. Спать, спать, спать. Он закрывает глаза, делая глубокий вдох и медленно выдыхая. Спать. Утром Рики читает сообщения от Чонвона, который убеждён, что Рики действительно необходимо встретиться с Сону. Но спасение утопающих дело рук самих утопающих. Что бы это не значило, потому что Рики тоже был утопающим. Он обещает зайти к Чонвону после встречи и надеется, что ничто не пошатнёт его почти идеальный построенный заново мир. — Милый, куда-то спешишь? — спрашивает его мама с кухни, когда он торопливо выходит из своей комнаты. — Да, ма. Нужно встретиться кое с кем, — бормочет Рики, натягивая кроссовки и стараясь их быстро зашнуровать. — Приходите сегодня с Чонвоном на ужин, — просит она, выглядывая в коридор. Её улыбка мягкая, в глазах исчезла печаль и Рики кажется, что до этого он был этому причиной, но как только его состояние улучшилось, его мама почувствовала это и ей стало лучше тоже. — Конечно, мы придём. Люблю! — восклицает он и исчезает в солнечном дне, с волнением направляясь к месту встречи. В голове целые сценарии, он думает о том, как себя вести, как будет вести себя Сону, о чём он будет говорить, станет ли он предпринимать попытки всё наладить между ними или же он просто хочет увидеть его и молчать, глядя на мелкие волны реки. Рики не знает, но движется он точно на автомате, совершенно не придавая каждому своему шагу какое-то значение. Сону встречает его на пешеходной дороге, где, как кажется Рики круглые сутки бегают люди. Он улыбается ему и смело машет рукой. Внутри что-то трепещет, переворачивается и замолкает. Сону выглядит как обычно, как тогда, когда Рики видел его в последний раз или во многие разы до этого. Так можно было бы сказать невооружённым взглядом. Но Рики знает его, несмотря на то, что также много о нём и не знал. Волосы Сону стали тёмными, он вернул им натуральный цвет, кожа по-прежнему светлая и нет намёка на загар, но в глазах пустота, бездонные два колодца в которых не видно даже малейшего отражения солнца, неба или луны. Вокруг его фигуры витает недосказанность, трагедия. Рики боится прикасаться к этому хаосу вновь. Они не обнимаются, оказавшись рядом, мельком смотрят друг другу в глаза и прячут в рукавах худи дрожь. Они идут медленно по прогулочной дорожке, река блестит и спокойно шумит вместе с листвой деревьев, сливается с человеческими голосами и их шагами. Рики не знает, что говорить. Он поворачивает голову на Сону, пока тот продолжает улыбаться и также изредка посматривать на Нишимуру. Это выглядит так, будто два человека только списывались в интернете и решили в первый раз встретиться в живую. Странные ощущения. Но Сону не был бы Сону, если бы не заговорил первый, нарушая их неловкую затянувшуюся паузу. — Я прочитал твоё последнее сообщение и хочу сказать, что ты прав. Всё, что ты написал, правда. — И что? — недоумевает Рики. — Ты поэтому меня позвал? Решил выяснить эту правду лично спустя так много времени? — Я у бабушки в Пусане сейчас живу, — даёт Сону знать, беззаботно размахивая руками из стороны в сторону, рассекая воздух. — Родители развелись. Мама живёт всё там же, отец свалил в штаты со своей новой подружкой, а я просто сбежал, не в силах вынести того, что случилось. После твоих слов тогда, я понял, что мне нет места рядом и сделал всё так, как было проще. Всё равно я не смог бы вернуться в школу после такого позора. Внутри зарождается обида и горечь, которая не сглатывается и жжёт язык. — Так действительно было проще, но ты мог хотя бы предупредить нас с Чонсоном. Мы не чужие люди для тебя, — Рики хмыкает. — Ну, или только я так считал. — Нет, — соглашается Ким, вздыхая. — Я должен был сказать, но решил, сделать всё именно так. — И что теперь? — У тебя всё хорошо? — вместо ответа на вопрос интересуется старший и поднимает свою голову, чтобы вновь посмотреть на Рики с улыбкой на лице, но не в глазах. Либо Рики просто разучился видеть то, что они отражают. Сону всегда так делал, говорил и спрашивал только то, что нужно именно ему. Улыбается нежно, но в этой улыбке тоже ничего нет, она всегда заставляет сомневаться в том, есть ли у Сону вообще какие-либо чувства. Очередная ложь? Ловкий манёвр, чтобы всех одурачить? Он — ходячая привычка, как съесть шоколадку перед сном, содрать кожу с кутикулы, хрустнуть пальцами или разбросать носки по комнате, а внутри Рики все крошки от неё. — Да, всё в порядке. — Ты с Чонвоном? — Ага. — Рад за вас, — с той же улыбкой произносит он, щурясь от яркого солнца. Ноги продолжали идти, совершенно не имея конечного пункта назначения. — Сонхуну прилетела карма, — говорит Рики, подумав, что это будет важно, — он получил травму на льду и теперь не занимается фигурным катанием. — О боже, — улыбка пропадает с лица Сону и в голосе слышатся нотки волнения. — Он в норме? — Да, просто что-то теперь с коленом или вроде того. Мне плевать, — отмахивается Нишимура. — Чонсон всё ещё с Тэиль и он собирается стать айдолом, проходит кастинги, чтобы компании взяли его в качестве трейни. — Здорово. — Мы так и продолжим вести светские беседы? — Нет, у меня есть, что сказать тебе ещё. — Внимательно слушаю. — Это будет долго. Рики не важно сколько займёт это времени. Ему просто какой-то той частью себя нравится быть рядом с Сону и слышать его голос. Он боялся, что забудет, как тот звучит. Он звучит также приятно, пусть и болезненно, как после длительной простуды. Несмотря на всё то, что он получил от него, как сильно он страдал и ломался, Рики не может смотреть на него с ненавистью или желать забыть его. Любовь будет жить в нём вечно, даже если ей нет места. Даже если Сону никому не разрешает любить себя по-настоящему и ему никогда не больно. Никто не способен сломать его, он сам ломает себя. — Прости меня, — шепчет Сону и Рики старается держать все части себя воедино, как пазл, склеиваемый скотчем, чтобы держать всю картину целой, когда сердце заходится в бешеном ритме. — Это всё? — в недоумении спрашивает Рики. — Нет, нет, конечно. — Он делает глубокий вдох и продолжает, — каждый раз, когда я был искренен, я вдруг сомневался в том, действительно ли это было честно? Или думал о том, что я дурак, всё ведь не так, я кажусь тряпкой. Я не такой. Но я постоянно был кем-то и вряд ли был собой. Я не знаю, какой я. И никто этого не знает тоже. Может быть, сейчас с тобой я именно я, но кто знает? Может, я снова кем-то прикидываюсь и осознаю это будучи совершенно один. Сону пожимает плечами и прячет руки в карманы, глядя в небо, что отдавало ему весь свой свет и тепло. Солнце хотело светить на Ким Сону и Ким Сону забирал в себя его лучи без остатка. Сону продолжает говорить, и эта музыка звонко врезается в уши Рики, как если бы он сидел на сцене и самостоятельно играл на виолончели, пока дирижёр задавал ритм: — Ты знаешь, у меня никогда никого не было. Я всегда был один до того момента, пока не встретил тебя. Я имею ввиду, — он делает небольшую паузу, подбирая слова, — что у меня не было никого ближе тебя. Рядом со мной всегда крутились люди, я общался с ними, смеялся, развлекался, но они не были моими друзьями и было довольно скучно. Я выдавливал из себя эмоции, чтобы не казаться совсем камнем. Я играл на публику, я ведь хотел заслужить любовь и уважение, восхищение и всё остальное. Зачем только? Может, как раз потому что я не хотел признавать своего одиночества и боялся в итоге остаться один. Я был очень рад, когда у меня появился настоящий друг — ты. И Чонсон тоже был хорошим. Я был счастлив, безумно. Рики плетётся рядом, стараясь впитать в себя каждое слово, чтобы ни одно из них не свалилось в пропасть, чтобы перманентное чувство боли немного стихло, и он снова об этой боли смог забыть. Сону неспешно передвигает ногами и от его лица невозможно оторваться, как и шествующему за ними солнцу. — Но мне этого было мало, — говорит он с грустной усмешкой. — Скука вновь одолевала меня, а счастье становилось рутинным. Я пытался понять свои чувства, а их не было. Мне было нечего понимать и люди меня поэтому тоже не понимали. Я пытался быть хорошим. Но я знаю, что я не хороший человек. Но все такие, — подмечает Сону, — если взглянуть глубже, каждый из нас и агрессор и жертва. И я хватался за тебя, держался как мог, боясь, что ты исчезнешь. Я не хотел, чтобы ты смотрел на кого-то ещё, кроме меня. Я привязывал тебя к себе совершенно не осознанно, потакая своему эгоизму. И ты очень легко поддавался. Я думал, «ух ты, Ники такой замечательный, он всегда будет рядом». Запрещаю тебе смотреть на других людей, желая, чтобы ты смотрел только на меня, а я не боялся смотреть на других. Я был голоден до внимания, обожания, любви. И я тогда подумал, Сонхун очень классный, было бы здорово заполучить его себе. Словно он какая-то вещь… Не знаю, любил ли я его, или навязывал себе тогда эту мысль, что люблю, усиливал её, пытаясь воплотить в реальность. Он мне нравился. Но он не вызывал во мне тех чувств, что вызывал во мне ты. И оказалось, что я мог чувствовать. В груди раздаётся скрежет, это кошки стараются разодрать его грудную клетку, чтобы она никогда не смогла зажить. Теперь на вопрос, который часто задавали «кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», заиграл новыми красками. Лично Рики сейчас хочется стать мёртвым. Все забудут о нём. И он надеется на это всем сердцем, которое крошится изнутри. — И вот Чонвон… Я увидел в нём соперника. Того, кто отнимет тебя у меня. Мне не хотелось, чтобы появление Чонвона или Сонхуна изменило нас. И я начал делать глупости. Вновь стал центром твоей вселенной и не хотел, чтобы ты переставал крутиться вокруг меня. Но как только ты загорался, как только я получал то, что хотел, спустя пару мгновений, ты потухал. И это было очевидно. Я отвратительный, думал лишь о себе, закручивал узлы, чертил лабиринты, чтобы мне не стало скучно. Сонхун, я и ты, ты, я и Сонхун. Это давало мне глоток новой жизни. Но поедая жизненно важные органы, я тем самым заставлял основное тело постепенно умирать. И всё сдохло. И я не знаю, Ники. Я не знаю, действительно ли я любил тебя и был ли я влюблён. Я не понимаю, что это за ощущение и с чем оно могло бы сравниться. Действительно ли я любил Сонхуна и это не было навязано мной самому себе. Действительно ли я хоть кого-нибудь вообще люблю. И самое ужасно, что из-за своего незнания, из-за всего, что я натворил, мне не стыдно. Я просто решил быть честным с тобой и с собой. И остановиться. И я прошу прощения за боль, которую причинил. Я не хотел конкретно этого, я только хотел… Просто чтобы ты был со мной до конца. Его искренность оказывается новым уровнем в игре, Рики заходит в следующую комнату, оказавшейся последней. Теперь он знает, как выглядит Ким Сону, когда не пытается создать новые уровни и препятствия. Вот он какой. Спокойный, с едва уловимой ноткой нервозности, ровным потоком метающий острые ножи. На этом уровне необходимо увернуться. — Есть вещи, о которых мы никогда не расскажем, — рассеянно улыбается старший и поднимает голову к Рики, чтобы пересечься с ним взглядом ненадолго и вновь прервать зрительный контакт, глядя на дорогу. — Они будут до конца жизни таиться внутри нас, пока мы не решимся поделиться ими хотя бы с психотерапевтом, но не всегда даже он способен узнать, что мы скрываем. Мы закапываем это что-то очень глубоко, делаем вид, что ничего не было, что оно не живёт внутри нас, не трепещет, надеясь выбраться наружу под внешним триггером. Оно движется, иногда затихает, а иногда сводит с ума. И у нас есть выбор: убить это окончательно своими руками или позволить этому убить себя. Грустно. Рики грустно. Вся печаль этого мира свалилась на его юные плечи, стараясь проломить землю под ногами. В голове помехи и сквозь этот призрачный шум, сам призрак явился к нему, чтобы открыться и вновь исчезнуть, забирая с собой всё тепло. Это его личная кара. — Мне нет оправдания, и я не жду понимания со стороны, я просто открылся. Надеюсь, что я найду то, чего мне не хватает, либо просто обрету какой-то душевный покой и равновесие. Надеюсь, что я тоже полюблю кого-нибудь искренне, без какой-то выгоды, без попыток насильно залатать пробоины, — Сону делает глубокий вдох и выдыхает резко, словно ведёт борьбу с самим собой, как будто он примеряет на себя новый костюм, который ему не нравится, потому что хреново на нём сидит. — Я надеюсь, что справлюсь. И я также надеюсь, что у тебя всё действительно хорошо и так будет дальше. Я люблю тебя по-своему, но не так, как тебе было нужно и не так, как хотелось бы мне. — Я не знаю, что мне сказать, — тихо проговаривает Рики, его голос застывший и хриплый, задушенный тысячью рук. — Не знаю, как вообще реагировать на то, что ты сейчас наговорил тут. Сону улыбается широко, но улыбка выражает лишь свою собственную боль, что добавляет его существованию больше жизни. — Мы видимся в последний раз, Ники. Вряд ли ты захочешь поддерживать какую-то связь со мной после всего, что произошло. Но это будет твой выбор. Так что я просто хочу сказать ещё и спасибо за то, что был рядом со мной и увидел что-то, что заставило меня перестать. Во мне что-то нездоровое, — он кивает самому себе, подтверждая свои собственные слова. — Но я буду работать над этим, уже работаю. И я горжусь тобой, потому что ты отлично справляешься. Прости, что тебе пришлось пройти через это и за то, что ты справлялся с этим в одиночку. Но я искренне рад, что сейчас у тебя есть тот, на кого ты можешь опереться и кто поддержит тебя. Живи счастливо, Ники. — Тяжело осознавать, что я стал лишь ступенькой в твоём личностном росте. Ты разрушил всё. Даже ту любовь, которая у меня была к тебе. — Он усмехается слабо и разочарованно. Голос по-прежнему дрожит, а Рики изо всех сил пытается держать себя в руках. Он правда отлично справляется. — Научись ценить то, что имеешь. И больше не появляйся в моей жизни снова. Сону останавливается, поворачивается к нему всем своим телом и улыбается, улыбается, улыбается. Рики смотрит на человека, который так похож на бога, с глазами карамельными, но такими чёрными как дыры и словами, что оставляют ожоги, а вокруг него взрываются тысячи космических объектов. И внутри него жарко, как на поверхности того самого солнца, что всё превращает в пепел. Он робко делает шаг ближе и обхватывает Рики двумя руками, прижимаясь щекой к груди. Он должен закончить этот уровень. Конец ощущается смертью прошлого. Новым началом. А Рики уже не чувствует ничего. Почти ничего. Знает ли бог, что такое боль? Бывало ли ему по-настоящему больно? Не так больно, когда в душе скребут кошки, что-то ворочается и становится комом в горле, а когда в голове взрывается нефтяной завод, а рядом такой же с соляной кислотой? — Прощай, — шепчет ему бог и Рики в последний момент прижимает его крепко к себе.