чудесные у вас кольца!

      Двери поезда открылись со звенящим скрипом. Проводница почти толкнула парня наружу, планируя как можно скорее избавиться от пассажиров и уйти работать дальше. Антон точно знал, что где-то на перроне ждет Илья. Надо же, как давно они не виделись. И как же повезло, что встретятся они на малой Родине — в Воронеже. Солнце сразу же окутало Шастуна теплым вниманием, и тот зажмурился.       — Антооон!       Не успел парень обернуться, как на его равновесие совершила покушение безразмерная туша. Брат.       — К кому первому пойдем? Родители соскучились, небось, — тот быстро отстранился и перешел к главной сути. — Капец, тебе уже тридцать, как же мы постарели, Тох…       — Ага, –Антон предпочел не думать о скоротечности жизни и быстро перевел тему. — Погнали к маме? Прикинь, как обрадуется, что мы вместе приехали.       — Точно.       Вся их поездка — большой сюрприз и для тех, к кому они приехали, и для них самих в том числе. Как-то быстро они договорились, всего за два дня. Купили билеты, приехали. В этом есть своя атмосфера. Антону спустя столько лет отношений с Арсением спонтанность нравится даже больше, чем томительная постройка планов. Неожиданность, автостоп, перцовка в рюкзаке, мотели, разряженный телефон, клопы в матрасе хостела. Что может быть лучше?       — Так, хорошо, а потом куда? — Антон подобрал свой рюкзак с вещами, собранными на два дня, и направился в сторону выхода из вокзала.       — Я, впрочем, дедушку давно не видел. Стыдно, но даже не вспоминал о нем, хотя и безумно соскучился.       — Понял. Боже, как же им будет приятно увидеть нас спустя столько лет.       — Да уж… — Илья тихо вздохнул, не прекращая разглядывать город. Родной город, который стал настолько маленьким после его Москвы, что создавалось ощущение критической нехватки места.       В такси было душно и жарко, непонятно из-за чего: давящей атмосферы ушедшего детства, недовольного лица водителя или удушающей жары. Машина направлялась в первую попавшуюся гостиницу.       — Ты будешь говорить им про Арсения?       Шастун вздохнул. Да знают все уже про него, он уверен на все сто процентов. Просто не могут не знать. Даже Илья узнал. Причем при не очень выигрышных обстоятельствах. Антон по глупости своей отправил ему не фотку новой гитары, а совместную фотографию с парнем. К счастью, никаких непристойностей, лишь их поцелуй. Ну да чего уж там! Главное, Илья поворчал-поворчал, но смирился. Показал, что не одобряет, но, видимо, не видит смысла с этим бороться. Тем более сейчас, спустя тысячу лет. Не сказать, что они с Арсением лучшие друзья, но от неприязни Илья отказался. Хоть и общаются по нужде, но вежливо. И на том спасибо. Антон видит, как брат работает над своим противостоянием внутри, и благодарен за то, что тот не сдается.       — Думаю, они знают, — продублировал свои мысли Антон, — это слишком заметно. Если бы могли, то что-нибудь и сказали. Не знаю, короче.       Неоднозначное чувство пронизало насквозь, снова, как несколько лет назад, когда парень думал над каминг-аутом перед Ильей. С одной стороны, хотелось рассказать близким о своем счастье, таком длительном и светлом. С другой — страх. Каково будет?       — Ладно. Твое дело.       «Твое дело» все равно что «разговор окончен». Антон видел, как Илья боролся со внутренним непринятием его отношений, как просил не приезжать в гости с Арсением, чтобы «не травмировать» дочь, как старался общаться с парнем своего брата на равных. Не всегда получалось, не всегда он прикладывал нужное количество усилий. Но младший благодарен ему и за это. Он чувствует необъятную гордость за Илью, за его желание измениться ради Антона. Честно, он не думал, что братская любовь способна на такое.       Шастун младший сидел на кровати гостиничного номера и совсем не планировал спать. Часы транслировали четыре утра, и Антон приподнялся к окну. Уже светало. Розовый мазок появился в небе так же быстро, как Арсений - в его жизни. Следом он (мазок или Арсений — непонятно) растворился по всей территории и дополнил общую картину. Небо стало светло-голубым. Солнце скромно выглянуло из-за домов, словно Илья, наблюдавший за развитием отношения своего брата: вроде противно и против закона природы, но, сука, интересно. На дороге появились первые утренние машины. И куда они так спешат? В пять утра-то?       Красный луч игриво проник в номер, оставив отпечаток на стене. Слишком сладко было бы сравнивать его с чувствами Антона к Попову? Антон подумал так же, поэтому тихо наблюдал за светом, меняющим свое положение из-за выходящего солнца. Парень устал и переместился в не расстеленную постель, уселся на край и на ум внезапно пришла мысль о том, зачем он вообще приехал на Родину. Встретиться с родными? С мамой, бабушкой, дедушкой. Он давно их не видел: если маму не больше года, то с остальными счет идет на три, а то и пять лет. Ничего не поделаешь: работа, семья, а потом… Возможности не было.       Шастун невольно залип в одну точку, парализовав поток мысли и остановившись на одной. Невероятно, сегодня он встретится с мамой. С матушкой, которая наверняка соскучилась не меньше его самого. Как же хочется ее обнять и… Да неважно. Столько недосказанности осталось в их отношениях, но Антон уже не был уверен, что она способна его услышать.       Илья совершенно точно волновался так же сильно. Думал, что сказать, размышлял о своих первых словах, о том, что делать: улыбаться от счастья, смотря в мамины глаза, или разрешить себе залить всю землю слезами тоски.       Про бабушку и деда они совсем не думали: такое долгое расставание должно было их закалить. Ясно было лишь одно: к ним нужно сходить, нужно им показаться и увидеть родные глаза. Может быть, поговорить о прошлом, похвастаться настоящим или посоветоваться о будущем. Но и так понятно, что сильно там они не задержатся.       Антон провел за размышлениями неприлично много времени, но ни капли об этом не пожалел. Он точно определился с тем, что можно рассказать маме и точно знает, что она абсолютно все поймет.       После завтрака в гостинице братья, совсем поникшие перед предстоящими встречами, вышли на улицу. Солнце маневрировало между облаками, стараясь несмотря ни на что светить всегда, светить везде, светить — и никаких гвоздей, как завещал Маяковский. Это лозунг внутреннего «я» поэта и его небесного друга, а лозунг Антона и Ильи — как можно поскорее добраться до места встречи. Из всех видов транспорта они выбрали такси и провели поездку ни говоря ни слова. Каждый в своих мыслях, старался избавиться от особо навязчивых. Антон не воспринимал момент как реальный — может, это сон и совсем скоро он проснется, увидит старую родную квартиру, услышит мамин голос и поймет, что на самом деле он не взрослел и в ближайшее время не собирается? Да нет, конечно. Конечно, это не сон.       — Цветы купим?       Водитель остановил их у круглосуточного цветочного, Илья вышел и через пять минут вернулся с жестким букетом розовых пионов. Таксист тронулся и довез их слишком быстро, будто специально не оставив времени на подумать. Выйдя из машины, братья переглянулись. Антон в успокаивающей улыбке поджал губы, а Илья в ответ кивнул. Шастуны оглянули место и одновременно зажмурились. Над кладбищем они увидели черных ворон, громко намекавших на свой голод.       — Извините, ничего не принесли вам в этот раз, — пытался шутить Илья.       — Илюх, неуместно сейчас.       Старший внутри себя согласился Антоном, уже пожалев о сказанном, и первым направился ко входу.       — Ты помнишь, где мама?       — Помню, Антон.       Парню оставалось лишь идти следом, оглядывая свежие могилы и просматривая таблички на надгробиях. Было до боли смешно: читать фамилии — это, блять, интересно. И насколько же левобережный Воронеж — село, что даже здесь он видел знакомых.       Их мама лежала в самом центре кладбища, ближе ко входу, окруженная каменными незнакомцами. Так сложилось, что они потеряли сначала бабушку, затем маму. Дедушка, понимая, что долго без них не проживет, купил себе место слева ближе к выходу, чтобы родственникам не приходилось преодолевать лабиринты. И через полтора года воспользовался этим самым местом.       Антон, опустив голову, шел следом за братом. Пустота тяжелым грузом заполнила все внутренности. Раньше Шастуну редко приходилось думать об этой тягучей тоске: его затягивала динамика жизни. Сейчас, когда пришлось столкнуться с проблемой один на один, он понял, насколько это сложно. Сложно просто взять и посмотреть маме в глаза. Не в живые, зеленые, с задорным огоньком, как Антон привык. А в черные плоские точки на монохромной фотографии, напечатанной на надгробии. Мама на этой фотографии улыбается, так легко, что ее сыновья, увидев ее, сами невольно приподняли уголки губ вверх. Она улыбалась чаще, чем грустила. И сохранила эту эмоцию до самого конца.       — Я отойду, ладно? — дрожащим голосом произнес Илья и, не дождавшись ответа, отошел в сторону, рукавом спрятав слезы.       Антон остался один. Он тихо присел за стол напротив могилы и вытянул перед собой руки. Все внутри рвалось и колючей волной топило его в своих мыслей.       — Привет, — прошептал Антон, — мам.       На приветствие, как и ожидалось, ему никто не ответил. Тишина отозвалась глухим стуком антонова сердца. Он хотел что-то сказать, но слова не складывались в предложения, в мыслях творился полный беспорядок. Он молча разглядывал мамин портрет и думал, что было бы, если бы она стояла рядом с ним. Тогда бы он без раздумий вскочил и прижался к ее груди, бесконечно долго слушал бы стук ее живого сердца. Он гладил бы ее по нежным теплым плечам и смотрел ей в глаза, такие родные и любимые. Наслаждался бы чувством, расцветающим прямо у него в груди, и молился, чтобы этот момент никогда не закончился.       Антон мрачно улыбнулся от таких мыслей и отрезвил себя, окинув взглядом могилу напротив.       — Мама… — словно попробовав слово на вкус, шепотом, почти без звука, произнес парень.       — Мам, я скучаю, — такие простые слова, но такие важные, слетели с языка, словно пуля из пистолета. Антон чувствовал нужду сказать это вслух, маме, один на один.       — Почему ты так рано ушла от нас? — его голос обрел силу, когда он спросил это, непонятно, вкинув обвинение или показав конечную степень отчаяния.        Еще пара минут молчания позволила обдумать все, каждый элемент тоски, и сформировать из них предложения. Не стесняясь плакать, зная, что никто его не увидит, кроме мамы, Антон дребезжащим голосом, с гримасой горя на лице начал горячо шептать:       — Прости, что так редко о тебе вспоминаю. Каждое воспоминание о тебе причиняет мне невероятную боль. Думаю, ты должна понять меня: нельзя постоянно жить в грусти. Ты ведь сама говорила мне об этом, — на этой фразе голос Антона дернулся, и он зажмурился, пытаясь себя успокоить.       — Я с самого детства гордился тем, что ты у меня есть. В школе я был самым крутым, потому что ты была в составе родительского комитета, ты - самая крутая мама на свете. Мне все завидовали, хоть и показывали это через издевки, — Антон улыбнулся. Эти воспоминания неоднозначны: отзываются и болью, и приятной ностальгией.       — Я не понимаю, как ты выносила нас с Ильей. Ты действительно сильная, если пережила все это. Я так горжусь тобой, мамуль, — каждое слово Антон произносил все тише и тише, сам не замечая этого. Он не мог с собой совладать, все, что получалось — говорить, говорить, говорить, иногда бессвязно, но всегда искренне.       — Прости, что все просрал, — горько усмехнулся парень. — Прости, пожалуйста. Да, я не выучился в универе. Я помню, как ты ругала меня за то, что бросил. И я говорил, что все будет хорошо, но нет. Ничего не было в порядке. Я… сломался… Я, кажется, больше не функционирую. Столько лет проучиться там и так резко закончить… Я просто не знал, что мне делать. Извини за это. Прошу тебя, извини, что все просрал, — голова Антона с грохотом опустилась на руки и вздрагивала от тихих рыданий. Он прикрыл всего себя капюшоном. Потому что стыдно. Потому что все просрал.       — Мне так не хватает твоей поддержки, — куда-то в руку, одними трясущимися губами произнес парень. — Я не знаю, что будет дальше. И мне очень страшно. Я всем видом пытаюсь показать, что у меня все под контролем, что ничего не может меня волновать, — он поднял взгляд на портрет, раскрыв слипшиеся от слез глаза, — но это не так. Я чувствую, что постепенно сдаюсь.       — Прости, что калечил себя. Ты так об этом и не узнала, и это очень хорошо. Я бы убил себя, если бы заставлял тебя волноваться из-за моих заскоков. Не переживай, пожалуйста, я больше так не делаю. Только иногда, когда все плохо настолько, что выходов больше нет. Прости, что курю, — усмехнулся Антон. — Даже Илья держался до восемнадцати, я же в шестнадцать начал. Да ты и так об этом знала. И ругала нас всегда, до самого… конца… как маленьких детей ругала. Почему ты не можешь поругать нас сейчас?       Вопрос остался без ответа, хотя парень с пустотой в глазах и с глупой надеждой на душе смотрел в глаза портрету. Внезапно на губах появилась улыбка. Он смущенно утер слезу рукавом.       — Я бы обсудил с тобой мои любовные дела. Помнишь Арсения, да? У нас с ним все хорошо. Я все равно любил тебя, даже когда ты показывала открытое непонимание наших отношений. Я все это понимаю и тебя абсолютно не виню. Ты прямо как Илья. Он всегда был на тебя похож, даже сильнее, чем я. Меня всегда это расстраивало.       Улыбка с лица медленно исчезла, когда Антон заговорил:       — Я, тот, кем являюсь сейчас, себе не нравлюсь. И вряд ли понравился бы тебе. Но я говорю совершенно честно, я буду стараться стать лучшей версией себя. Лучшей версией хотя бы потому, что я — половина тебя, а все, что связано с тобой, должно быть бесспорно лучшим. Понимаешь?       Слова рассеялись в воздухе, и до Антона донесся тихий звук шагов. Шастун обернулся и увидел Илью. С цветами в руках, он шел, опустив голову вниз. Антон молча наблюдал за каждым его шагом.       Илья, не посмотрев на брата, открыл дверцу и вошел внутрь ограждения. На секунду он замер и бросил взгляд на портрет мамы. Затем быстро положил цветы на могилу и отвернулся. Антон поймал его взгляд и готов был поклясться: никогда он еще не видел столько беспомощности в глазах брата. Старший в слабой улыбке поджал губы и вышел к Антону.       — Пошли к бабушке?       — Пошли, — глухо отозвался Антон и стал ждать, пока брат закроет дверцу.        Путь к бабушке оказался недолгим: всего три ряда вверх пришлось пройти. Там парни присели на скамейку и молча смотрели на фотографию еще молодой бабушки. Мысли громко прыгали в голове, но озвучивать их никто не собирался.       Дедушка встретил их на выходе, добрыми и теплыми глазами безмолвно благословив каждого. Парни улыбнулись, увидев его, потому что помнили, как сильно дед не любил слез. Он просил никогда не плакать о нем, но эту просьбу никто всерьез не воспринимал. Никто даже подумать не мог, что когда-то дедушки не станет. Сейчас же, когда неизбежное случилось, внуки молча выполняли просьбу.       На выходе из кладбища Антон взглянул на брата. Тот шел с опущенной головой, скрывая свое лицо, и Антон посчитал нужным начать разговор.       — Ты как?       Илья помолчал пару секунд, затем посмотрел Антону прямо в глаза. Антон увидел в них не мольбу о помощи, не жалость или отчаяние, а стойкость и жесткость.       — Я в порядке. А ты?       Удивленный Антон поморгал глазами, но ответил:       — Тоже.       — Прогуляемся?       Братья вышли продолжили свое путешествие пешком. Сначала молча, каждый в своих мыслях, постоянно оглядывались на вывески магазинов и жилые дома вокруг, стараясь нащупать в памяти знакомые ландшафты.       — Мы же тоже когда-нибудь там окажемся, — заговорил Илья и показал жестом назад, к кладбищу.       Антон воспринял эту новость так, словно услышал впервые. В ответ молча кивнул.       — Я думал об этом вообще-то. И понял, что жизнь — слишком странная штука. Непонятно откуда мы с тобой появились, почему именно мы, зачем именно мы. А главное, появились и по сути можем делать что угодно. Стать кем угодно, жить где угодно. Только если какие-то внешние факторы не мешают. Например, государство или люди вокруг. Этого я, кстати, совсем не понимаю. Почему рандомные дяди решили, что хотят управлять жизнью миллионов. Все эти войны, конфликты, недопонимания. Зачем они? В чем их смысл? Если в конце мы все равно исчезнем. Почему нельзя просто делать то, что тебе нравится, но не вредить при этом окружающим? Зачем постоянно пытаться укоротить себе жизнь, если она и так несправедливо короткая? Сколько мы там проживем… Семьдесят лет? Шестьдесят? Это же жалкое количество времени, меня паника накрывает, когда я понимаю, что мне скоро тридцать. Ты прикинь сорок лет станет для меня ближе, чем пятнадцать… А дальше все совсем плохо, и меня бесит, что я не могу на это повлиять. Неужели в конце концов это все исчезнет. Я не могу в это поверить.       Антон время от времени поглядывал на лицо брата и видел на нем тень паники. Он действительно не может понять правила игры. Как и все, в общем-то.       — А ты что думаешь? — поинтересовался Илья.       — Я… не думаю. Вообще стараюсь об этом не думать. Это, знаешь, очень сложно все. Сколько бы ты ни думал, все равно придешь к хуевому итогу. Не хочу расстраиваться, поэтому не думаю.       — А я хотел бы быть бессмертным.       — Зачем? Если будешь бессмертным, увидишь смерти всех близких. Это больно.       — Я бы посвятил всю свою бесконечную жизнь созданию какого-нибудь средства для бессмертия. Ну, и правила пользования бы придумал. Чтобы Земля не перенаселялась, и все такое.       — Звучит круто.       — Да, это все потому что я боюсь смерти. Боюсь просто исчезнуть, — «пуф», и меня не стало. Как будто и не было. Поживу пару десятков лет в памяти тебя, потом еще сына моего, и опять исчезну. Это пиздец страшно, нет?       — Это пиздец страшно.       Илья кивнул и остальную дорогу шел молча. Антон думал о том, как сильно не хочется, чтобы такие мысли посещали и постепенно убивали его брата. Он этого не заслуживает. Он заслуживает только счастья.

***

      Братья оказались в кофейне около их старой квартиры, где мама часто заказывала праздники на дни рождения маленьких сыновей. Вывеска, кажется, совсем не изменилась, как и название, но интерьер стал другим. Вместо длинных столов по периметру помещения, которые были раньше, поставили множество зеленых растений, как бы крича «смотрите, мы современные, у нас цветы есть».       Заняв столик у окна, парни сделали заказ. В соседях у них оказались весьма любопытные кадры: парочка с устоем, который не позволяет отвернуться друг от друга ни на секунду. Вместе они недавно, вот и целуются в общественных местах, наплевав на окружающих. Шастун внутри себя вздохнул: с Арсением они так сделать не могут.       — На вас с Арсением похожи, — внезапно произнес Илья.       Антон вскинул брови и завис на мгновение. До этого момента он почти никогда не слышал имя своего возлюбленного из уст брата. Это было… удивительно.       — Есть такое.       — Как он, кстати? — непринужденно поинтересовался Илья.       Момент походил на сцену из фильма, и Антон в происходящее мало верил.       — Все хорошо. А с чего такой внезапный интерес? — решился спросить Антон.       Илья знал, что такой вопрос возникнет, и знал, что ответить, но все равно замешкался. Потупив взгляд в стол, он тихо произнес:       — Помнишь наш разговор, когда мы с кладбища шли? — Антон кивнул. — Так вот, я говорил что-то про конфликты, которые мешают свободной жизни. И понял, что по сути так себя и вел. Ну, показывал недовольство вашими отношениями. Я понимаю, что ничего не изменится из-за того, что я этого хочу. Это не изменится, потому что вы живете так, как хотите. И при этом никому не мешаете, так? — Антон прожигал брата заинтересованным взглядом: неужели! — Короче, я так-то счастлив за тебя. Это же твоя жизнь, короткая, мимолетная, но твоя. Значит, только ты решаешь, как ее проживать. Поэтому с этого момента можешь мне рассказывать про него. Арсения.       — И я даже не буду получать недовольство в ответ?       — Не будешь, — улыбнулся Илья.       Антон расплылся в улыбке и не мог поверить в происходящее. Это действительно случилось: его брат прозрел. Прозрел, блять.       — Так как там Арсений? — подмигнул Илья, театрально вздохнув и положив подбородок на ладони.       Антон рассмеялся, со светом в глазах взглянул на Илью и, кажется, ощутил счастье впервые за поездку в город детства.       — Арсений в порядке. Работает в театре, могу тебя сводить на его спектакль, если захочешь. Ну, если ты уже достиг такого уровня, чтобы видеть его, — усмехнулся Антон.       — Посмотрим, — с улыбкой и надеждой на будущее ответил Илья.       — Квартиру хочет купить. Я отговариваю его, если честно. Ну скажи же, зачем нам это надо?       — Как это: зачем? Нужно иметь свое место. Я вон купил же и живу спокойно. Тут я с Арсением согласен, — задумчиво протянул Илья.       — Боже! Ты согласен с Арсением! Кто ты, и что ты сделал с моим братом? — воскликнул Антон, восхищенный услышанными словами.       Илья залился хохотом, показывая морщинки у глаз.       — И не забывай уточнять, что квартиру ты взял в ипотеку! — напомнил ему Антон.       — Отъеби-и-ись, — хныкнул брат, продолжая смеяться.       Ну надо же, все как раньше. И даже лучше.