Цели и средства

От холода зуб на зуб не попадает, но Алла стоит во дворе, вцепившись замерзшими пальцами в сигарету. — Прекращай истерику, пойдем в дом. — Ты договоришься сейчас, — цедит она, затягиваясь снова. Филипп подходит сзади и бережно обнимает ее. Он старается быть нежным и успокаивающим, но это просто-напросто неприятно, она ведет плечом в попытке отстраниться, но он не отпускает, целует в волосы. Как же бесит это, как невыносимо надоело. Объятия тянут ее вниз, словно камень на дно, такими тяжелыми ощущаются, и с каждой секундой она только глубже уходит под воду. Они с Филиппом в последнее время почти не видятся. Сначала его затяжные гастроли, несколько месяцев и всего пара встреч между ними. Последние два месяца в Швейцарии она тоже пробыла одна, хотя вначале он обещал приезжать при каждом удобном случае. Очевидно, удобных случаев за пол года была всего парочка. Вряд ли она когда-нибудь сможет простить ему то, что он не поехал с ней в Цюрих, что ей пришлось справляться со всем одной, а он врывался в ее траур в парадном костюме раз в пару месяцев, кружил ее в вихре противоречивых эмоций и неизменно уезжал, опять оставляя ее наедине с ее болью — хотя эта боль должна была быть их общая. За шесть месяцев в Швейцарии она успела подумать о многом. Им давно нужно было все закончить, все знаки были об этом, но она надеялась до последнего, что все еще можно как-то исправить. Она ведь все еще его любит. Четвертый брак. Если в этот раз не получается, то больше и не стоит пробовать кого-то искать. Так бывает — не судьба. Нельзя получать все от жизни, она успешна в музыке, она стала таким человеком, которого не стыдно уважать, не может же и в личном все идти так же гладко. Она затягивается опять, безуспешно стараясь унять дрожь в руках. Филипп даже наполовину не понимает, как ей больно до сих пор. Не понимает, что почти каждую ночь она просыпается от несуществующей призрачной боли, боли, которая ей только кажется, но скручивает как настоящая — а потом беззвучно плачет в ванной. — Милая, ты замерзнешь. Ну, извини меня. Идем. Он такой нежный всегда, и чем он больший эгоист до их ссоры, тем ласковее извиняется после. Алла бросает окурок на землю, давит ногой и, сбросив с плеча руку мужа, возвращается в дом. Сегодня она ляжет в отдельной спальне, оставив главную ему. Так проще, ведь выгнать Киркорова оттуда просто нереально. Вчера он обнимал ее, лез целоваться, признавался в любви, снова и снова отказываясь оставлять ее в покое. Повторять ошибку Алла не хочет. Она смывает макияж в ванной, а тушь словно прибитая, остается на веках, не стирается до конца, забивается в морщинки у глаз. «Старая, — мысленно говорит она себе, промокая лицо полотенцем. — Слишком старая, чтобы снова надеяться на лучшее, слишком старая, чтобы терпеть выходки Фили». — Аллочка, не глупи, ложись в нашей спальне, — он стучит в дверь ванной комнаты. Когда же это кончится? «Это моя спальня, а не наша». — Иди спать. Я позже приду. И, конечно же, не приходит. Все кончилось, ей с ним плохо, только плохо, изо дня в день. Так не может продолжаться, но и прекратить этот брак невозможно теперь, они ведь венчались. Что она наделала? Они теперь навсегда связаны друг с другом перед богом и людьми, в тот момент она верила, что поступает единственно верно, связывая себя с ним навсегда. Перед сном Алла выпивает рюмку водки, спится так лучше, крепче, и она надеется сегодня не просыпаться от фантомных болей там, где ничего болеть просто не может. Пора смириться с ситуацией и сосредоточиться на музыке. Ее последний альбом получился очень хорошим, людям понравилось. Она еще может создавать прекрасное, а любовь публики помогает держаться на плаву. В разных спальнях они живут до ближайшего совместного фестиваля. И, хотя номера они сняли разные, Филипп приходит к ней вечером, находит ее пьяной и потому неспособной сопротивляться. Он ласковый, много извиняется, они оба плачут, и Алла снова верит, что можно дать этому всему еще один шанс. Еще один, теперь уже точно последний. Филя так активно заваливает ее подарками, что со стороны может показаться, будто он любит ее больше жизни. Все невыразимо блестящее, кричащее, украшения и одежда, которые она никогда не наденет, но принимать это все приятно. Ситуацию спасает возвращение к работе. Алла начинает работать словно проклятая. Ведь так она и говорила, всем и самой себе: если ничего не получится, она будет рожать песни. Сначала концерт к дню рождения, где она исполняет всего одну песню — влиться в ритм, почувствовать энергию «Олимпийского» под собой. Это так опьяняло, что Евровидение совершенно не пугает ее. Напрасно, как оказалось. Такого грандиозного провала у нее давно не было, хотя правильнее сказать — никогда. В день, когда она прилетает в Москву, Филипп уезжает поездом в Питер, они даже не увиделись. Она была уверена, что он останется — его концерт только через два дня, но Киркоров сказал, что возникло слишком много дел с подготовкой. По телефону легче быть сильной: «Конечно же, езжай, это так важно для тебя». Она неделю не выходит из дома, почти не открывает окна, и за все эти дни квартира намертво провоняла табачным дымом. Алла уже и не чувствует запах, но он везде — ее волосы, пальцы, одежда, обивка дивана, от всего исходит равномерный запах переполненной пепельницы. Перепутать сложно — десяток таких пепельниц расставлен по всей квартире, куда ни глянь, и все пахнет одинаково. Филя возвращается одуряюще счастливым, его концерт имел огромный успех. Такой огромный и потрясающий успех, что Алла не может смолчать и не упомянуть, что его провал на Евровидении два года назад был еще более позорным, чем у нее, и это при том, что она-то вообще не собиралась изначально туда ехать. Ожидаемо, у них гремит огромный скандал, Киркоров швыряет в стенку четыре тарелки, пепельницу и бокал, осколки и окурки разлетаются по полу, но Алла даже не вздрагивает от грохота и звона, наоборот, даже чувствует какое-то порочное удовлетворение. Она выплеснула на него свою боль, и стало легче. Если бы она только прокрутила в голове эти ощущения, проговорила про себя, что ей стало лучше от того, что она унизила его просто так — все встало бы на свои места. Но Алла не анализирует, она только облегченно засыпает. *** Работа над новым альбомом и сразу двумя концертными программами начинается еще летом. Алла ныряет в это с головой. Она теперь постоянно что-то делает. Пишет музыку, записывается в студии, готовит Рождественские встречи и ставит номера для собственных концертов. Работы просто чудовищно много, и Алла намерено берет все новые и новые проекты, соглашается на любые съемки. Чем больше дел, тем меньше времени прочувствовать пустоту в груди, которая только нарастает с каждым днем. Когда выдается случай, что они оба в Москве, Филипп предлагает собрать тусовку на аллиной даче, и та охотно соглашается. Наедине с ним ей пусто и тоскливо, а многих друзей и семью она из-за работы почти не видит. Кристина и Филипп весь вечер воркуют за столом, и вообще не отрываются друг у друга, когда основная толпа уже расходится. Так странно, со всеми ее бывшими Кристина держалась подчеркнуто-враждебно, а с Филей по-настоящему ладит. Ладит с ним лучше, чем с собственной матерью, но на это даже смотреть приятно. Красивые и молодые, они болтают и смеются громко, Кристина хлопает его по плечу, хохочет заливисто. Алла подсаживается к ним, и дочь как-то сразу перестает смеяться. — Кристина как раз рассказывала про свой концерт! — сообщает Филипп, притягивая Аллу ближе к себе. Мелькает мысль, что нужно было сесть с другой стороны. — Будет интересно увидеть, — замечает Алла. Про новую программу Кристины уже все говорят, хотя что будет на концерте еще совершенно непонятно, и за советом к ней дочь не приходила. — Не ходи, — Кристина хмурится, глядя на нее, взгляд острый и колючий. — Не хочу этого. Ладно? — Конечно, как тебе удобно. Звучать получается ровно и понимающе, но в душе это сильно задевает. И не до конца понятно, с чем связано такое решение — с тем, что Алла всегда привлекает слишком много внимания, где бы ни появилась, или с тем, что Кристина не хочет на милю подпускать ее к своему творчеству. Уезжает Кристина вместе с Русланом, Алла видит его второй или третий раз в жизни, наверное, и парень ей не нравится ни капли, блеклый он какой-то, холодный, но ей в кои то веки удается держать язык за зубами. Кристина приняла Филиппа, это тоже для нее было непросто, и Алла намерена оказать ответную любезность. За последними гостями закрывается дверь, и Алла закуривает, перебросив ноги через подлокотник кресла. Из головы все не идет Кристина. — Ты прекрасно выглядишь, любовь моя, — Филипп гладит ее по колену и, не убирая руку, садится в соседнее кресло. — Да? — рассеяно отвечает Алла. Прикосновение приятное, но она слишком погружена в себя, чтобы реагировать как-то. — Конечно, — Филя целует ее колено, и Алла хмурится. Сейчас этого совершенно не хочется, но она полулежит в такой позе, что даже не отодвинуться. — Тебя Кристина на концерт позвала? — Да. Разумеется. Алла смотрит на плавно струящийся к потолку дым. — Она сказала, почему только тебя? Филипп пожимает плечами, он таких мелочей не замечает и спросить ему в голову не пришло бы. Алла кивает. Поговорить бы об этом, но с кем? Алина не в России сейчас, да и ночь уже. Рядом с Филиппом она чувствует себя отчаянно одинокой. Ежесекундно. *** С начала гастролей она говорит о том, что новая программа «взрослая», что перерыв нужен был ей, чтобы начать творить иначе, с опытом и зрелостью, но в день рождения все равно немного не по себе. Сорок девять. Она обещала себе, что еще год не станет считать себя старой, еще есть время на молодость. Ей нравится собственное отражение в зеркале, нравится музыка, которую она создает. В поезде они много пьют и смеются до самого утра, но в гостинице Алла не идет спать, как все остальные. Она смотрит на телефон в надежде, что он зазвонит. Зазвонит, и Филипп скажет, что любит ее, что приедет. Он, конечно же, не приезжает. Зато приглашает ее на свой концерт, где посвящает ей половину песен и почти все время обращается песнями к ложе, где сидит Алла. Зрители тоже смотрят на нее, она — часть представления, актриса, которая должна отыграть свою роль безупречно, и отыгрывает — блестяще, мысленно обещая себе, что теперь-то она все закончит. Только как закончить все, если они почти не видятся из-за ее гастролей? Алла дает концерт за концертом, она измотана, она половину своего московского времени ночует в гостинице и ловит себя на том, что ей больше нравится спать там, чем дома, с Филиппом. Завершающий концерт ее тура, разумеется, в Москве. Это грандиозный спектакль, она так долго готовилась к нему, но температура поднялась еще вчера, и ни водка, ни таблетки, ни малиновое варенье никак не поправили ситуацию накануне. Алла чувствует себя из рук вон плохо, но физический дискомфорт каким-то чудесным образом помогает ей собраться, и концерт они играют идеально, она даже выходит на бис один раз. Кулисы закрываются, зал скандирует «Алла! Алла! Бис!», и у нее даже песня готова для вторых бисов, но лицо горит и горло словно сдавливают чьи-то потные ладони. Пол немного кренится, и Алла в каком-то горячем дурмане не сразу понимает, что это ее ноги подкашиваются, только успевает осознать, что ее подхватил на руки кто-то из музыкантов. Кто? Она не видит. — Ты горишь. — Холодно, — бормочет Алла хрипло. Трудно поверить, и в первую очередь ей самой, что пять минут назад она твердо стояла на сцене и пела. Густой туман заволакивает все, и она проваливается в темноту. Сознание возвращается к ней, когда дышать все еще трудно, а в руке капельница. Требуется моргнуть несколько раз, чтобы взгляд сфокусировался на белой стене палаты. Филя рядом, разумеется, и палата просто засыпана розами. Алла слабо улыбается, стараясь как-то сбросить незримую тяжесть, вжимающую ее в кровать. Розы она никогда не любила, но все равно приятно, что он расстарался. — Очнулась, любовь моя. Ты нас всех очень напугала, — он целует ее в щеку, улыбается. — Я принес журнал, тут написали о твоем концерте. Тур имел сногсшибательный успех, я так счастлив за тебя. Алла вздыхает. Во рту отвратительный привкус, и невыносимо хочется почистить зубы. Сколько она здесь, сутки, двое? Последнее, что было у нее во рту — сигарета во время концерта. Журнал Филя ей предусмотрительно развернул на нужной странице, и Алла пробегается глазами по строчкам. Отзывы действительно очень хорошие. Ей удалось все, что она запланировала, теперь только съемки Рождественских встреч — и долгожданный отдых. Филипп не прихватил никаких ее вещей из квартиры, а ее привезли сюда прямо со сцены, даже одежда концертная, каблуки, колготки... Она бы много отдала за зубную щетку и чистые трусы. Кристину не попросить, она сейчас тоже с концертом, где-то в Сибири. Если бы знать, какой все-таки сегодня день, Алла могла бы сказать, в каком именно городе ее дочь. Но в любом случае, помощи больше ждать неоткуда. — Попроси Люсю привезти мне вещи, — наконец находит выход Алла, когда Филипп уже собирается уходить. — Опять не то принес? Вечно мной недовольна. — Ну, понеслось. — Я же тебе цветы подарил, и журнал вот купил... Журналом хоть задницу подтереть можно, а вот цветами зубы не почистишь. Алла вздыхает и откидывается на подушку без сил. — Не бери в голову, все нормально. Спорить с ним точно не хочется. В его понимании Филя все сделал правильно — приехал, как только смог, оказал внимание, подарил цветы, концерт обсудил. Сказал, что волновался — но ни слова не спросил про ее самочувствие. Хотя, возможно, это несправедливо, он же наверняка общался с врачами до того, как она очнулась. Когда Филипп уезжает, ей приходится попросить медсестру купить все необходимое. Так глупо — самые дорогие цветы расставлены по всем поверхностям в палате, разве что на постели их нет, а трусы — из подземного перехода. *** — Я ухожу, — говорит она наконец. Вещи собраны, большая часть из них уже в гостинице. Алла и сама бы уже там была, но уйти не попрощавшись это трусость. Трусость и здравый смысл, а смелость эта идиотская никому не была нужна, оказывается. — Ты не можешь от меня уйти! Я люблю тебя! Снова. В который раз. Алла не знает, в чем проявляется его любовь. В том, что он посвящает ей песни? В том, что он наливает ей вина всякий раз, когда у нее плохое настроение? В том, что он дарит ей дорогие подарки? Алла не помнит, чтобы он спрашивал, как у нее дела, с 1997 года. Но любовь в ее сердце выжгло другое. Каленым железом в ее грудь вонзилось то, что он бросил ее в Швейцарии, и эту обиду никак и ничем уже не перекроешь. Филипп кричит, Филипп плачет, хватает ее за руки, чтобы не отпускать, а потом сам везет ее в гостиницу, всю дорогу приговаривая, что он не против дать ей время подумать, что она может разбираться в своих чувствах столько, сколько пожелает нужным. «Я разобралась». Бесполезно, он не хочет ее слышать.