6:11

На работу к Эдисону Чехов всё-таки устроился. Я узнал об этом почти случайно, от Джима. Но надо отдать пацану должное: он не задрал нос и не попросился сразу в A или B квартал, он удовольствовался баром в C. Я приставил к парню ненавязчивого охранника, да и в баре, согласно уговору, работали мои люди, поэтому я знал, что время от времени в Пашину смену приходит сам Эдисон и сидит за барной стойкой. О чём он треплется с мальчишкой, мне не докладывали, но я всё равно допускал вероятность, что вот-вот потеряю пацана. Это не было бы страшной потерей, но я всё равно заранее расстроился. Или даже обиделся. Я начал большую чистку в рядах нашей группировки. Подобные мероприятия происходили периодически: сомнительных личностей нужно было устранять, а не греть за пазухой. Проверенные ребята отлавливали неверных на улицах города, в кафе, магазинах, дома — да где угодно. Так, я точно знал, что устранили Сулу-старшего, того, который работал учителем в школе D-сектора и вывел ко мне Пашу. Однажды, находясь на службе, он попытался залезть ко мне в карман (не буквально, мы не контактировали напрямую), как будто группировка не достаточно его отблагодарила, переселив в район C. Я отстранил его от дел и вернул в трущобы, но продолжал давать мелкие поручения, а недавно он попробовал злоупотребить моей щедростью вновь. Что ж, удачи. Вместо денег и привилегий Сулу-старший отхватил пулю в лоб. У него остался сын-подросток и жена, они получили небольшую компенсацию. Он стал не единственной жертвой, были и другие зарвавшиеся или сидевшие на двух стульях, но именно о смерти Сулу меня спросил Чехов, когда я наконец зашёл в бар, где он работал. Разумеется, зашёл не случайно — у меня не было привычки просто так разгуливать по злачным местам C. Павел стоял за стойкой и смешивал мне Лунную дорогу. Одет мальчик был весьма прилично: не с иголочки, но всё равно значительно лучше, чем в наши первые встречи. Волосы у него отрасли и стали виться ещё сильнее, падать колечками на глаза. — Нельзя рядовым солдатам спускать с рук кражу наркотиков, — объяснял я. — Даже попытку. — А не рядовым можно? — Тоже нельзя. Но таких поймать сложнее или они могут возместить стоимость украденного. Сулу мог это сделать, только продав кого-нибудь на органы, я упростил ему жизнь в каком-то смысле, — я пожал плечами. Паша отставил бутылку и упёрся руками в стойку, глядя на меня: — Вы её отняли, а не упростили. Я вздохнул: — Если ты пытаешься взывать к моей совести, то она умерла ещё до того, как ты родился, малыш. Я хорошо понимаю, что делаю, какими средствами и каковы будут последствия. Это моя работа. Пешки иногда умирают, на то они и пешки. Он не стал больше ничего говорить, только насупился и пододвинул ко мне бокал, полный бледно-зелёной жидкости меньше чем на половину. Я сделал глоток, глядя на пацана. Может, он и презирал меня после слов о пешках (и должен был презирать), но всё равно ждал моей реакции на коктейль, следил за выражением эмоций. Напиток резко отдавал водкой и подавался маленькими порциями — отчасти из-за количества водки, отчасти из-за наличия в составе галлюциногена. Я опустошил бокал и кивнул: — Неплохо. Но мне хватит, ещё дома догонюсь. — Вы здесь ради полбокала коктейля? — он недоверчиво выгнул бровь. — Я здесь по делу, — я достал из кармана толстовки фотографию. — Ты когда-нибудь видел здесь этого человека? Мальчишка склонился над карточкой, внимательно рассматривая изображённого на ней мужчину. Нахмурился: — Он тоже пешка? — Довольно перспективная, но мутная пешка. Он доставляет мне некоторые проблемы. — Он заходит часто, — Павел кивнул, — но ничего больше я о нём не знаю. — О нём много чего знаю я. Мне нужно, чтобы ты связался со мной, когда он придёт в следующий раз. Вообще-то мои парни на охране и сами бы прекрасно справились, без помощи Чехова, но я хотел его проверить. Мальчишка пристально посмотрел на фотографию, глянул на меня и наконец выпрямился: — Его убьют? — Да. А что ещё я должен был ответить? — Я могу отказаться? Или тоже умру за неповиновение? — Не умрёшь, ты ещё не часть группы. Может, и не станешь ей, если не захочешь. Так ты отказываешься? Павел неуверенно прикусил губу, но через мгновение решительно кивнул: — Отказываюсь. Не хочу становиться убийцей. Должно быть, мой взгляд оказался для него слишком тяжёлым — Паша тут же смутился. Испугался. Не то чтобы я смотрел на него как-то по-особенному, просто пристально. Нежелание марать руки было вполне убедительной причиной, однако я подозревал что-то ещё: парня мог купить Эдисон, чтобы тот не сотрудничал со мной, а мог заинтересовать и кто-то со стороны. Всё это было маловероятно, но тем не менее. Паша нервным движением потянулся за стаканом на полке у себя за спиной и принялся его протирать, отводя от меня глаза. — Не передумаешь? — спросил я. Не требовательно, а всего лишь давая ему шанс. — Нет, — он покачал головой, заодно убирая волосы с лица. — Ну ладно. Тогда возьми вот это, — я положил на стойку нож-бабочку с выгравированной летящей птицей у основания лезвия. Тот самый, которым резал самого мальчика вдоль рёбер. Паша уставился на меня, мне пришлось объяснять, хотя очень не хотелось: — Время не спокойное, район тоже. Возьми и будь готов защитить себя. — Спасибо, — наверное, это было всё-таки благодарностью, а не вопросом, как прозвучало. 1:40 — непонятно зачем оповестило меня сознание. А в следующий раз мы встретились в полицейском участке в A-секторе и мне больше всего на свете хотелось прибить этого мелкого гадёныша. Пристрелить было бы слишком просто и совершенно не дало бы выхода моей злости, а избить — да, это пожалуйста. Превратить его лицо в месиво из сломанных костей, чтобы даже кудряшки слиплись от крови. Мы с Джимом как раз принимали девочек и мальчиков для борделя, когда посыльный сообщил, что у полиции есть для меня кое-что важное. Я сорвался из уютного тёплого кабинета в промозглую ночную морось. Я раздражённо шагал по асфальту вдоль домов, подняв воротник плаща, и проклинал того, кто в такую погоду оторвал меня от работы, обещавшей перейти в приятную плоскость — я уже успел присмотреть кудрявую блондинку. По пути посыльный сообщил, что полиция задержала двух парней, пытавшихся вынести деньги из магазина, который подчинён моей группировке. Сигнализация была взломана, но довольно аккуратно — если бы мальчишки не погорели на какой-то мелочи, то взлома бы никто и не заметил. Не сразу, во всяком случае. Какая такая мелочь разрушила план грабителей, посыльный не знал, а самих парней не видел, потому что побежал за мной, но я догадывался, кто в этом замешан. Это была мысль из разряда «только бы не он», потому что я был зол, как чёрт, и сорвал бы злость на ком угодно, а за убитого Павла меня бы потом совесть живьём сожрала. И Джим бы, пожалуй, покусал. Посыльный предусмотрительно держался на расстоянии, а я метал молнии, заранее понося мальчишку такими словами, каких он в жизни скорее всего не слышал. В отделение полиции я влетел, как вихрь, грохнув входной дверью о стену. Даже у патрульного волосы встали дыбом, хотя он ни в чём не был виноват, а о двух мальчишках, сидевших друг напротив друга перед его столом, и говорить нечего. Два воробья — маленьких, растрёпанных, жалких. Безумно хотелось растоптать этих самонадеянных идиотов. Одним из них действительно был Чехов, вторым — Сулу-младший. Я небрежно махнул рукой в сторону азиата, указал на выход, и парня тут же подхватили двое мужчин и потащили на улицу. Павла сгрёб я сам, буквально за шкирку, и поволок в ближайший кабинет. Не понятно, что прогремело громче — дверь, которую я захлопнул за нами с такой яростью и силой, что стекло в ней треснуло, или выстрел под окнами отделения. Я за плечи впечатал Павла в стену между дверным проёмом и шкафом с какими-то бумагами, у парня аж зубы клацнули. Меня совершенно не волновало, что руки и ноги у пацана свободны и он может дать мне отпор, потому я что знал: не может, он не в том состоянии — Чехов зажмурился, еле дышал и покорно ждал своей участи. — Какого хуя, Павел?! — проорал я. Он молчал, только прикусил губу. — Я спрашиваю: какого хуя? — повторил я громче и врезал ему по лицу. Не кулаком, нет, просто залепил пощёчину, но сильно. — Проблем захотелось? Так я их тебе устрою — сидеть не сможешь! Мальчишка залепетал: — Я не знал… не знал… — Чего ты блять не знал?! — я схватил его за горло. Было очень сложно бороться с искушением свернуть его тонкую шею. — Что это мой магазин? Что воровство это плохо? Ты не тупой, не прикидывайся! Он не делал попыток убрать мои пальцы с шеи, но как только я отпустил его, начал судорожно хватать ртом воздух. Я принялся мерить кабинет широкими тяжёлыми шагами, сунув руки в карманы плаща. Недоносок! Я был готов не просто взять его в банду и обеспечить достойный заработок, но и приблизить к себе, а он ответил мне вот этим! И нахрена было лезть в большой магазин A-района? Мог бы начать с C. И ведь это мой магазин, надо быть слепым имбецилом, чтобы ошибиться: на двери чёрной краской нарисован знак группировки таких размеров, что не заметить его просто невозможно. Мальчишке хватило ума для отключения высокотехнологичной сигнализации, а выбрать объект ограбления он не смог! Облажался ещё до начала операции! — Мистер Маккой… — чуть слышно произнёс Павел. У меня все чувства обострились до предела, поэтому его лепет показался мне криком, причём с нотками отчаяния, но я не позволил ему договорить — выхватил пистолет из кобуры на поясе, быстрым привычным движением зарядил его и выстрелил. Дважды. В направлении пацана. А потом швырнул оружие на пол, подцепил ногой стоявший рядом стул и со всей дури шарахнул им о письменный стол. Я крушил мебель с неистовством берсеркера, оставляя только щепки, не обращая внимания на разлетающиеся документы и ломаемую технику. Малолетний утырок! Молокосос! Мальчишка! Предатель! Как я мог просмотреть в нём эту двуличность?! Как я мог к нему привязаться даже чуть-чуть? Ведь очевидно было, что выходец из нищих кварталов сделает что угодно, лишь бы разжиться деньгами, он бы и в постель ко мне прыгнул с радостным визгом, если бы знал наверняка, что я ему хорошо заплачу. Да и от любой другой постели он бы тоже не отказался. Надо было выебать его тогда, кинуть пару крупных купюр и забыть, а не тащить к себе домой! Блять! А ведь я уже стал волноваться, не обижает ли его Эдисон, не напрягает ли лишней работой, не пригодился ли пацану мой нож, в конце концов. Сука! И небольшая проверка, которую я устроил ему в баре в прошлый раз, с самого начала не имела смысла — конечно, этому сучонку не нужна кровь на руках. Разнеся кабинет к чёртовой матери и немного успокоившись, я посмотрел в сторону двери. Павел сидел там — на корточках, прижавшись к створке спиной и закрыв голову руками. Живой. Две мои пули пробили стену на полметра выше того места, где была бы его кудрявая голова, если бы он стоял. Я подошёл к окну, перешагнув обломки стола, опёрся руками о подоконник и прислонился пылающим лбом к холодному стеклу. Вдох, выдох. Вдох. Выдох. Дождь на улице уже не моросил, а шёл в полную силу. Он стучал по крыше и окнам, шелестел, падая на землю, капли стекали по стеклу — какие-то быстро, будто им не терпелось соприкоснуться с травой и асфальтом, а какие-то медленно, ценя каждую секунду своей жизни. Я невольно задумался, можно ли сказать, что дождевые капли умирают, когда падают на землю? Или они преображаются, как бабочки, и продолжают жить в сточных канавах? И не уничтожают ли их прохожие, когда наступают в лужи? В углу кабинета послышалось тихое копошение. — Спрошу ещё раз, — сказал я немного хрипло и с тяжестью в голосе. — Нахрена вы двое полезли в мой магазин? Павел молчал какое-то время, но потом всё же ответил, шмыгнув носом: — Кэрол умирает. Мне нужны деньги. Я резко обернулся к нему, пацан вздрогнул. Он по-прежнему сидел у двери кабинета, однако не на корточках, а вытянув одну ногу и согнув в колене другую. Он обхватил колено худой рукой и положил на него подбородок. Глаза, казавшиеся при таком освещении серыми, напряжённо следили за моими движениями. На левой скуле и щеке наливался синяк. — Ты мог прийти ко мне напрямую, а не привлекать внимание таким образом. Парень поджал губы, слишком резким движением головы откинул с лица волосы и осторожно сказал: — Это была месть. Маленькая, учитывая ваши богатства, но, похоже, всё-таки заметная. — Месть? — во мне снова закипала улёгшаяся было ярость. — В Кэрол выстрелил кто-то из ваших. Ошибся, судя по всему. Ваша цель, наверное, работала с ней в одной школе, так что… В нашей больнице её лечить не торопятся, она лежит уже второй день в коридоре, никто ничего толком не предпринимает. Я хочу перевезти её хотя бы в больницу в C, может, там что-то сделают… Я не могу её потерять. Так вот оно что. Он спасал сестру. Я слышал, что при устранении очередного неверного пострадал кто-то из непричастных граждан. Виновник уже наказан. Я, вздохнув, сел на подоконник, открыл форточку, достал из кармана зажигалку и пачку сигарет, закурил. Сказал Паше: — Пересядь от двери, а то продует. Пацан растерянно моргнул, мол, при чём тут это, но пересел на чудом уцелевший стул у стены. Даже не передвинул его подальше от меня, хотя я бы не удивился и не осудил бы. Мы сидели в тишине, нарушаемой лишь шумом дождя, пока от моей сигареты не осталась примерно половина. — А что с Сулу? — спросил Чехов. — Ты слышал выстрел, — ответил я. — Или понадеялся, что это пристрелили бродячую собаку? — В этом районе нет бродячих собак, — он с глубоким вздохом запустил в кудряшки пальцы обеих рук и опёрся локтями на колени. Его голос дрожал: — Я понадеялся, что мне показалось. — Не показалось, — равнодушно констатировал я и стряхнул пепел в форточку. — Меня бы за это тоже пристрелить, да? — Да. Врать мне не хотелось. Хотелось спать. Павел не спросил «почему я тогда жив?», и я был рад этому: в ответ пришлось бы промолчать, и он бы сам чего-нибудь додумал. Может, додумал бы верно, но я тогда ещё не готов был признаться себе, что… Я даже не знал, в чём именно признаться, если честно. Почему я убил одного вора и оставил в живых второго, который явно был организатором всего веселья? И не просто оставил в живых, а ещё и… — Я подумаю, что можно сделать с твоей сестрой. У меня в общем-то не было причин помогать Чехову, но я подписался на это не раздумывая.