6:11

— Да-да, дальше я знаю, — говорит Джим. — Можешь не рассказывать. Ты впустил нас с парнями, мы разнесли дом Маркуса, но его самого там не нашли. Зато ты пристрелил Хана. — Подлей мне, — просит Маккой охрипшим после долгого рассказа голосом. Кирк, не споря, в очередной раз наливает другу виски: — По тебе, кстати, видно было, что что-то случилось. Я ещё решил, ты умираешь, такой бледный был, хотя кровью вроде не истекал. Теперь-то понятно… — Нет, ты не понимаешь, — качает головой Леонард, делает глоток и со стуком опускает бокал на стол. — Всё, что я видел… оно было настолько правдоподобно… Он правда умер, Джим, я обещал защитить его и не смог, я… Он так боялся, что Маркус его утопит, и Маркус утопил его, причём на моих глазах, и я ни черта не сделал! — последние слова он выплёвывает, хлопая ладонью по столешнице. — Тише-тише, — Кирк накрывает его дрожащую ладонь своей. — Боунс, мальчишка наверняка послал тебе это видение не просто так, это был крик о помощи… — Поэтому я и должен был поехать со Споком! — Маккой вскакивает, неловко придерживает стул. — Он может не успеть, не сориентироваться, и Паша снова умрёт! Я… — срывается на шёпот: — Я должен своими глазами увидеть его живым, понимаешь? Я должен знать… — Спок уже уехал, Боунс. Ты же подсказал, куда Маркус повёз сына, так что Споку не придётся их долго искать, он уже на месте, вот-вот позвонит и скажет, что всё хорошо, что он везёт твоего пацана сюда живым и невредимым. Спокойно. Они сидят молча в пустой гостиной, друг напротив друга: Джим осторожно прячет бутылку, Маккой упёрся локтями в стол и уронил голову на ладони, продолжая обдумывать всё, что случилось. И город, разбитый на районы в соответствии с их достатком, и мальчик из бедных кварталов, и его смерть — всё это было просто видением, которое послал реальный Павел Чехов, сын реального Александра Маркуса, в чей дом они вломились два часа назад, потому что Маркус задолбал со своими притязаниями на территорию. Вот только их борьба происходит не в масштабах города, а в масштабах страны. И глава группировки здесь Джим, а Маккой его советник и личный врач. И Павел оказался более сильным телепатом, чем Леонард мог предполагать: пацан легко влез в сознание опытного, подготовленного человека, легко создал максимально правдоподобное, хоть и местами обрывочное, видение, в котором совместил свои знания и эмоции со знаниями и эмоциями Маккоя. Всё откровенно покатилось к чертям только в самом конце, потому что мальчика отвлекли, ему пришлось драться с Ханом и поддерживать видение одновременно. И он справился. Он довёл свою игру до логического завершения несмотря на серьёзные помехи. При мысли об этом Леонарда пробирает гордость, как будто он и правда причастен с обучению мальца, как будто он и правда вытащил его из нищеты и позволил реализовать себя, хотя на самом деле они виделись лишь пару раз — и то мельком. Этот Чехов ему не знаком, с этим Чеховым они совсем чужие. Маккой слышал о непростых отношениях Павла и Маркуса — последний и правда очень не любит телепатов, а первый проявляет недюжинные способности в обход воли отца. И он научился всему сам. — Когда мы бегали по дому в поисках Маркуса, — глухо говорит Леонард, — я зашёл в одну комнату… я не знал, что это комната Павла… там на полке стояла фотография в чёрной рамке. Кэрол… Он очень её любил, она его тоже, она его защищала и погибла, а я… взрослый мужик, Джим, я не смог спасти одного-единственного ребёнка! И ещё там была модель космического корабля, которую в том видении я подарил ему на восемнадцать лет. Только в жизни он успел её собрать. О-ох… Он ведь знал, что мы готовим атаку. Он копался в моей голове и не мог не узнать об этом. — И тем не менее не сказал отцу, — продолжает мысль Джим. — Он послал тебе видение и установил слабую телепатическую связь, прося о помощи против Маркуса. Он очень ярко показал тебе, что произойдёт, если ты не поможешь, но, видимо, плохо рассчитал… убедительность, потому что ты сейчас вообще не в состоянии кому-то помогать. Тебе самому нужна помощь, Боунс, — и вдруг меняет тон на полушутливый, улыбается: — Кстати, было очень странно слышать, как ты говоришь обо мне в третьем лице, хотя вот он я. — Это всё алкоголь, извини. Леонард допивает свой виски. Запускает пальцы в растрёпанные волосы. Сокрушённо качает головой: — Он был как… как первый одуванчик весной — сам хрупкий, а других обнадёживает… Потерять Мириам было больно, а сейчас я пережил нечто подобное во второй раз, хотя настоящего Павла я знать не знаю. — Думаю, как раз настоящего Павла ты и знаешь. Спок как-то говорил, что на первых порах, создавая видения, автору сложно перекрывать доступ к своей личности, он слишком много вкладывает. Возможно, Чехов и в самом деле нежный и беззащитный. Или хотел бы быть таким, только вот наша жизнь неженок быстро отсеивает или ожесточает. Естественный отбор, все дела. Он ещё молод, Боунс. Может, если вы сойдётесь в реальной жизни, он покажет тебе свою мягкую сторону и ты увидишь того самого мальчишку, который искренне просил твоих поцелуев, который заглядывал в глаза, смущался и думал, что в благодарность не может дать тебе ничего важного. Они молчат ещё немного. Маккой всё ещё пытается собирать воедино кусочки пазла. Его приступы жестокости в видении могут быть отсылкой к жестокости реального Маркуса, от которого Павел знатно натерпелся за свою жизнь. Хотя в видении эти приступы всё-таки сдерживались характером настоящего Маккоя: он никогда не был воплощением рассудительности, как Спок, но и насиловать детей его не тянуло. Да и вообще о сексе с подростками Леонард до сих пор не фантазировал. Может, Чехов в реальной жизни пережил изнасилование или хотя бы попытку, и это воспоминание отразилось в созданном им видении? Учитывая обстановку, в которой он вырос, это более чем вероятно. И Маккой, наверное, должен был помочь мальчику справиться с потрясением… Или нет — в конце концов Леонард хирург, а не психиатр, он не очень хорошо разбирается в таких тонких материях как человеческая психика. Хотя страх Павла за Кэрол всё равно очевиден. Он хотел бы её спасти, хотел бы видеть её живой, вот только в обоих мирах она умерла. Одиночество Чехова тоже бросается в глаза: он остался один против отца, который обладает властью и отвратительным характером, мальчику нужен защитник, и Маккой вполне мог бы им стать. Кажется, именно поэтому их отношения развились так быстро. И страх смерти тоже заметен, он пронизывает всё видение красной нитью, вписались даже часы, тикавшие в голове доктора — хоть они не были творением Павла, но отсчитывали время до его смерти. И разговоры об утоплении, и сон… Чем дальше, тем громче Чехов кричал, что ему нужна помощь, защита от Маркуса, от его жестокости и произвола. Он показал себя таким, каким чувствовал, вероятно, всю жизнь, особенно рядом с отцом: он показал себя слабым ребёнком, и жизнь в нищем районе только усилила это впечатление. И Павел знал о существовании Нерона, о существовании Эдисона, знал о соотношении сил в стране, и в видении всё это отразилось достаточно точно. Маккой вспоминает, как в их вторую встречу Паша рассматривал дома A-квартала и представлял, какие семьи там могли бы жить. Сейчас стало ясно, что эти фантазии были воспоминаниями реального Чехова, а не простой выдумкой. Парень показал ему, как жил с матерью и Кэрол, как всё портил Маркус и как важно было от него избавиться. Леонард не успевает озвучить эти мысли, потому что у Джима звонит телефон. — Спок, как дела? Кирк включает громкую связь, поэтому доктор слышит слова Спока: — После диалога с Маркусом я счёл целесообразным прекратить все биологические процессы в его организме. Полученную информацию мы сможем использовать, чтобы скомпрометировать его, её достаточно для этого. — Отлично, — Джим жестом просит Маккоя не влезать в разговор, потому что тот уже собирается высказать остроухому, в какой степени ему насрать на компромат на Маркуса и не насрать на судьбу Павла. — Что с его сыном? — Мальчику удалось сбежать, судя по порванным верёвкам и следам на песке. Спустя три с половиной метра следы обрываются, нам не удалось отследить Павла. Маккой откидывается на спинку стула и смеётся. Парень обвёл их вокруг пальца. — Ты уже заметил, что мальчик телепат? — продолжает Джим, чуть прикрыв микрофон, чтобы Спока не оглушило истерическим хохотом. — И поразительно сильный для своего возраста. Я был вынужден обходить его, когда сообщал доктору Маккою время. Я выходил на связь каждую минуту, но Павел глушил меня, я не уверен, какая часть моих оповещений действительно доходила до сознания доктора.