Серый, волк и птица

— Зато тот, кто решит тебя поцеловать, мигом получит раздражение на коже, — неизвестно зачем брякнул Сережа, невольно облизнув губы. А затем, испугавшись, что перегнул палку, все же слез с Олега, чувствуя, как горят щеки. — Не похоже, что у меня есть возможность получить внезапный поцелуй и повредить чью-то кожу, — фыркнул Волков. — Или тебе так понравился тот успокаивающий поцелуй в щёку? Разумовский обиженно фыркнул и повернулся к Волкову спиной, сам не понимая, что обидело его больше — несерьёзное отношение к тому поцелую или то, что для Олега это было просто утешение? Сергей вообще не мог понять себя: ему казалось, что настолько нелепо он не вел себя даже в подростковую пору, но поделать ничего не мог — рядом с Олегом контроль над эмоциями и словами словно исчезал, спадали маски миллиардера и компьютерного гения, оставляя лишь легко вспыхивающего смущенным румянцем совсем молодого влюбленного мужчину. Поворачиваться спиной к Волкову было, вероятно, ошибкой, ибо Олег просто привстал на кровати и обнял друга со спины, навалившись своим весом. Он понятия не имел, почему Серёжа обиделся на него сейчас, поэтому пытался отвлечь того. Сережа охнул от неожиданности, оказавшись лежащим под Олегом, но дуться перестал — он не умел долго обижаться, и уж точно не на Волкова. — Ай, что ты делаешь, раздавишь! Он завертелся, пытаясь повернуться на спину и хотя бы освободить руки. Слишком активно ёрзающий Серёжа вызывал определённую реакцию в теле Олега, тем более, что сейчас было утро, но чтобы отвлечь и себя, и его до тех пор, пока это станет действительно заметно и привлечёт внимание, Волков решил снова воспользоваться найденной ещё в детстве слабостью Разумовского. — Мешаю тебе обижаться, Серёж, — хмыкнул он, руками скользя по чужим бокам, шевеля пальцами. Щекотка. — И хочу узнать, почему ты обиделся. — Ай, хватит! Ну Олежа, ну пожалуйста, прекрати, — сквозь смех просил Сергей, старательно отбиваясь от сильных рук. — Причина, — напомнил Олег, не отступая. Его всегда забавляло и умиляло, как трогательно Разумовский реагирует на самую обычную щекотку. — Пока не побреешься — ни слова не скажу! — перешёл к торгу Разумовский и закусил губу, пытаясь сдержать смех. Волосы растрепались, лицо раскраснелось, а дыхание было сбитым. — Тогда, боюсь, я должен буду продолжить твою экзекуцию, — угрожающим тоном произнёс Олег. Нет, побриться ему было не слишком сложно, но зачем это было Серёже, он не понимал. — Кажется, кому-то понравилось смеяться. — Не на-а-адо, — это уже был стон, а в уголках глаз заблестели слезы. Раскрывать причины, слишком выдающие его чувства к Олегу, Сергей не мог, а врать самому близкому человеку никогда не хотел. А уж положение, в котором они сейчас находились, было уж очень радостно воспринято определенной частью тела Разумовского. Во рту почувствовался слабый привкус железа — он слишком сильно прикусил губу. Едва заметив, что у Серёжи кровоточит губа, Олег остановил щекотку. Он почувствовал укол вины. С трудом остановил первый порыв слизнуть капельку крови, как делал в детстве Волков со своими лёгкими царапинами, искренне веря, что это помогает. Вместо этого осторожно сжал чужие скулы и подбородок пальцами, чуть приподнимая, чтобы разглядеть ранку получше. — Серый, у тебя есть аптечка? Прикосновение мозолистых пальцев к лицу пробило током, и Разумовский с трудом сдержал стон, поэтому не понял, что от него хочет Олег. — А? — голубые глаза растерянно заглянули в серые. — Аптечка, Серёж, — повторил Олег, чуть касаясь пальцем чужой губы в месте, рядом с ранкой. Сердце зачастило, и лишь голос Олега, спрашивающего о какой-то ерунде, заставил Серёжу немного собраться, когда единственным желанием было лизнуть палец, а потом… На этом более-менее приличные мысли кончались. — Кажется где-то была, но где — не помню… — рассеянно ответил он, едва шевеля губами, словно боясь спугнуть бабочку. Олег перевёл дыхание, чувствуя, как едва ощутимо шевелиться чужая губа под его пальцем. То, что аптечки не было, было печально, по идее хорошо было бы хотя бы смыть кровь, а то та почему-то продолжает маленькими капельками собираться у рыжеволосого на губах, но встать с кровати, когда царила подобная атмосфера, было смерти подобно. Если все прежние взгляды Серёжи Волков мог списать на «показалось», то сейчас, находясь настолько близко, он задумался над тем, правда ли это? У него было мало времени на раздумья. Если он не сделает этого — будет жалеть. Судя по тому, с какой частотой Олег «залипает» на Разумовского, это лишь вопрос времени, пока тот заметит. Проще попробовать. И либо получить отказ и быть выгнанным до того, как он снова привыкнет к присутствию Серёжи, или… Додумать Волков не успел, всё-таки инстинктивно слизнув раздражающую кровь с чужой губы, словно был не человеком, а диким зверем, волком. И замер, напуганный, ожидая вердикта. Разумовский ждал чего угодно, но только не этого, поэтому все, что он мог на тот момент сделать — инстинктивно облизнуться, задевая языком губы Олега, которые были в невозможной близости к его собственным. Сергей все ещё фантомным обжигающим огнем чувствовал на нежной коже прикосновение языка. Напряжение достигло предела, и на миг Сережа тоже замер, но потом сделал отчаянное движение, как будто шаг с крыши небоскреба, с вновь ожившей надеждой на то, что за спиной развернутся крылья. Лёгкое прикосновение, переходящее в настоящий поцелуй… Олег вздрогнул, словно молнией пронзённый, когда Серёжа коснулся языком и его собственной губы — случайно, вероятно — а затем и вовсе поцеловал, уже точно не случайно, сперва едва ощутимо, но с нарастающей напористостью. Волков и не думал медлить, игнорировать поцелуй или отталкивать Серёжу. Его буквально вело от происходящего, от Серёжи, который наконец-то мог стать его. Который не возненавидел Олега за его чувства к нему. А затем Олег резко отстранился. Сергей, мгновенно потерявшийся в поцелуе, испуганно вздрогнул, когда его резко выдернули из столь желанного действия. Решив, что все же ошибся и что-то не так понял, он сжался, ожидая чего угодно. Олег мягко и осторожно погладил чужую щеку, заметив, что Разумовский вновь стал тревожиться. — Борода, — обронил он. — Ты же сам говорил, что колется. И раздражение на коже. Не хочу причинять тебе вред, даже такой несерьёзный. Сергей внимательно и настороженно посмотрел в глаза Олега, но не нашел там ни капли отрицательных эмоций, лишь нежность и лёгкое волнение. Только сейчас он почувствовал, что лицо и губы и впрямь были немного горячими, словно по ним провели щеткой и вздохнул — ну что поделаешь, если у него, как и у большинства рыжих, кожа была слишком капризной, реагируя на малейшие повреждения. Он кивнул, соглашаясь подождать, но это не уменьшало волнения, но теперь оно было несколько иного рода. Дело в том, что Сережа был абсолютно неопытен в постельном плане и считал, что ему нечего предложить Олегу. Давая молчаливое обещание, Олег зарылся в чужие волосы на мгновенье, прежде чем уйти. Его ждал неравный бой с его же бородой. Сережа ещё долго сидел бы, осмысливая все произошедшее, если бы не Марго. — Сергей, напоминаю, что сегодня вечером вы планировали посетить открытие клуба «Золотой дракон». Сережа охнул и схватил телефон, вспомнив, что и кроме клуба сегодня ещё были дела, он начал просматривать почту. Олег, едва найдя запасную бритву, все-таки сбрил бороду, чувствуя, как с этим начинается новый лист его истории жизни. Словно он теперь точно вернулся. И Серёжа… Серёжа принял его обратно. Разве он мог чувствовать себя более счастливым? Олег с широкой улыбкой вышел из ванной комнаты. Сережа поднял голову от телефона, услышав звук шагов, и замер. Теперь, когда борода не закрывала половину лица, Олег казался моложе и ещё красивее. Разумовский не мог отвести глаз, изучая, запоминая и буквально лаская взглядом любимое лицо. Волков подошел к Серёже максимально близко и, когда между ними не оказалось расстояния, он хрипло проговорил: — Думаю, теперь тебе колоться не будет, — усмехнулся он и поцеловал рыжеволосого. Сергей обнял Олега за шею, со всем накопившимся за долгие годы ожидания жаром отвечая на поцелуй. Ощущения затягивали, словно в омут, но в этой глубине Разумовский готов был пропасть навечно. Удивительным образом Волков и Серёжа перешли на новый этап отношений, так естественно, будто всегда знали, что так и должно быть. Это было здорово. Олег мысленно ликовал, выцеловывая неведомые узоры на чужой шее, и его вело от звуков, что издавал Разумовский. Когда к тихим стонам добавился посторонний звук, Сережа заметил не сразу, да и отрываться ради какого-то оповещения с телефона не хотелось. Он лишь откинул голову, давая больше доступ к шее, и прижался к Олегу всем телом. Олег чуть прикусил чужую шею, осторожно и чувственно, чтобы тут же, словно извиняясь, зализать место укуса, чувствуя, как дрожит тело такого родного Разумовского в его руках, а также их растущее возбуждение. Действуя по наитию, Волков чуть переместил свои ноги, чтобы его колено упиралось и чуть прижималось к паху рыжеволосого. Сережа таял, ощущений становилось все больше, места прикосновений горели, отзываясь жаром внизу живота, а уж когда колено Олега коснулось возбужденного члена, Разумовский и вовсе забыл обо всем. Громкий просящий стон разнёсся по комнате, тело в руках Волкова выгнулось, а пальцы вцепились ему в плечи, словно в попытке удержаться на ногах. Олег приподнял Серёжу и уронил того на кровать, сам нависая сверху. Вопреки этой резкости, он в своём поцелуе был мягок и нежен, хотя страсть нисколько не отступила. Сердце сильно колотилось о рёбра. Один вид нависшего над ним Волкова с заалевшими от поцелуев губами и уверенным потемневшим взглядом, казалось, мог бы привести Сергея к краю. Разумовский обвил ногами бедра Олега, нетерпеливо потираясь об него и чувствуя всю силу чужого возбуждения. Волков, не сдержавшись, коротко простонал, чувствуя, как сдержанность покидает его. Тем не менее он старался быть осторожным, чтобы не навредить Серёже и не напугать его. Олег едва ощутимо коснулся чужих губ, не углубляя поцелуй, а скользя губами и языком по чужой скуле, чуть ниже по подбородку, к шее. Мучая чувствительную шею Разумовского своими ласками, мужчина скользнул пальцами к чужой грудной клетке, мягко надавливая и сжимая чужие соски. Сережа на это охнул и выгнулся, зажмурив на миг глаза и вновь распахнул их, стараясь не отрывать взгляд от Олега. Это давало ощущение реальности происходящего, ведь Разумовский больше не знал, на земле он ещё или уже на небе — ему ещё никогда не было так хорошо. Сердце ускоряло бег, а из горла вырывались все более смущающие звуки, нечто среднее между стонами и вскриками. А Олег словно решил действительно исполнить одно из своих желаний и довести Серёжу до желеобразного состояния от удовольствия, когда рыжеволосый только и мог бы, что стонать из-за пронзающего его наслаждения. Оторвавшись от чужой шеи, губы и язык Олега нашли себе новую цель: мазнув по ключицам, они атаковали один из сосков Разумовского, пока второй терзали пальцы Волкова. Тот также не забывал периодически тереться о чужое возбуждение. Всё происходящее было горячим до звёздочек перед глазами. Сергей сопровождал каждое движение всхлипом: на большее дыхания не хватало, воздух казался раскаленным. Волков наслаждался реакциями Серёжи на его прикосновения. Удовлетворившись тем, насколько мягким и податливым стал рыжеволосый после того, как он поиграл с его сосками, ставшими красными и чувствительными, он опустился ниже, поцелуями пройдясь по его животу и лишь на мгновенье замерев прежде, чем вобрать чужой член в свой рот. У него не было опыта, хотя он и знал, как всё происходит — интересовался, скрытно, так, чтобы никто не узнал, как только понял, кто именно его интересует. Ему раньше казалось всё до ужаса странным и страшным, но сейчас, когда Серёжа — такой милый и отзывчивый Серёжа — принимал его чувства, стонал от удовольствия и льнул ближе… Разве у Волкова были причины бояться или отступать? Почувствовав прикосновение к члену, Разумовский почти взвыл, резко двинув бедрами, не в силах сдерживать вал накатывающих волн наслаждения. — Олег… Олежа… — с трудом выдохнул он сквозь стоны заветное имя. Услышав своё имя, тем более в той нежной вариации, которую Серёжа так давно не использовал, Волков простонал, посылая вибрацию по члену Разумовского. Этого Сергей, у которого давно не было времени даже на обычную разрядку в душе, выдержать уже не смог. Выгнувшись и последний раз выкрикнув имя любимого, он кончил, после обессиленно упав на кровать, пережидая волны удовольствия. Олег, довольно облизнувшись, отстранился, чтобы иметь лучший обзор за пребывающем в неге Разумовским. Волкову показалось, что ему бы хватило даже этого вида, чтобы получить оргазм, но член лишь болезненно дернулся. Немного выровняв дыхание, Сережа беспокойно завертелся, глядя на Олега. — Прости, я… — Всё хорошо, — мягко проговорил Олег. — Ты такой красивый, Серёж. Словно сошёл с картин твоего любимого Боттичелли. Намного лучше рождения Венеры, — с улыбкой поведал ему Волков, зная, что сравнение с важным для Разумовского искусством будет удачным. Сергей смутился, но улыбнулся — силы медленно возвращались, и теперь деятельному гению хотелось подарить Олегу целый мир, ну или хотя бы такое же удовольствие. Он сместился ниже, коснувшись пальцами тяжёлого покрасневшего члена Волкова, сначала осторожно проведя по всей длине, привыкая к ощущениям. Олег простонал, ощущение пальцев на члене вкупе с видом прикасающегося к нему Разумовскому казалось невероятным. Пожалев, что у них нет смазки, Сережа медленно провел на пробу по бархатистой головке, ощущая горько-соленый вкус. Он лишь примерно представлял, что нужно делать, да и заглотить целиком, как это делали в тех роликах, что он когда-то смотрел, он не рискнул, продолжая облизывать, как леденец, и обхватывая губами головку. Олег задохнулся от ощущений и вида, пальцы нашли рыжие волосы и мягко запутались в них. Волков пытался быть терпеливым, но было ощущение, что скоро он может сорваться. Всё происходящее казалось невероятным. Почувствовав руки Олега на голове, Сережа застонал, попробовав взять больше, и обласкав уздечку языком, сомкнул кольцо губ ниже, вбирая до середины. Волкову потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что он вот-вот кончит. Он попытался отстранить Разумовского от себя, но тот проявил упрямство, и в итоге Волков с задушенным стоном кончил ему в рот. — Серёжа… Разумовский, довольно облизываясь, смотрел на Олега, и лишь лукаво улыбнулся, услышав свое имя. — Я тут, Олежа, — он походил на кота, рыжего, тощего, но очень счастливого. Волков поцеловал его, чувствуя свой вкус на его губах. Атмосфера была нарушена громким звуковым сигналом.