Серый, волк и птица

Волков тоже был готов вот-вот уснуть, он осторожно вынул из руки Серёжи бокал с вином, повернулся, чтобы поставить его на стол, и почувствовал чужое движение. Он оглянулся, приготовившись извиняться за то, что разбудил Разумовского, но тот смотрел слишком пристально. Не горячим взглядом, как обычно, а скорее… препарирующим? Птица, воспользовавшись неуравновешенным состоянием Серёжи, наконец осмелился появиться и сейчас пристально смотрел на человека, спутавшего ему все планы. — Волче, отнеси меня в кроватку, — капризно скривив губы и сверкнув желтыми глазами, потребовал Птица. Что-то было не так — Волков ощущал это кожей. Внезапно проснувшийся Серёжа вёл себя самую малость странно, его выражение лица, ощущение от его взгляда… Впрочем, он так и так собирался отнести Серёжу в кровать, не хватало его ещё на диване оставлять спать, тем более в сидячей позе — спина и шея потом будут болеть зверски… Олег послушно подхватил чужое тело, чтобы перенести Разумовского в постель. Птица не ожидал, что его так быстро послушают, и чуть было не начал отбиваться — по сути он был защитником для Серёжи, пусть и с очень своеобразным пониманием о защите. Волков заметил, что Разумовский дёрнулся у него в руках, но подумал, что причина в ином. — Сильно приложило? — с волнением в голосе спросил Олег, чуть сдвигая свою руку так, чтобы по-прежнему удерживать вес Серёжи, но при этом касаться его талии. Он осторожно подвигал рукой, ощупывая и отслеживая выражение лица рыжеволосого, чтобы понять, насколько серьезным был удар. Определённо нужно осмотреть Серёжу на наличие травм и тех же синяков. У Олега и самого тело гудело от произошедшего. Особенно рёбра и плечо, но он привык терпеть боль. Он не такой хрупкий и бесценный, как Серёжа, так что его собственные ощущения навряд ли имели какое-либо значение… по крайней мере, для самого Волкова. Серёже он не сказал специально — тот, добрая душа, извёлся бы весь от волнения. И чувствовал бы себя беспричинно виноватым. Птица не сразу понял, что именно делает Олег, однако его слова прояснили ситуацию. Прикосновения Волкова были аккуратными и приятными, поэтому Птица не торопился отвечать, пытаясь понять, что ему теперь делать с этим человеком. С одной стороны — он пришел к ним, забрав у Птицы Сергея и поломав все планы, а с другой — он защищал и заботился о Разумовском. — Серёж? — позвал Волков, напоминая о своём вопросе. Разумовский то был внезапно капризным, то неожиданно притихшим… И вроде ведь и выпить сильно не успел. — Нормально все! — неожиданно грубо ответил тот, вырываясь из его рук. — Тише, упадёшь же, — шикнул Волков, лишь сильнее прижав того к себе. Чужая грубость была неприятна и настораживала, но он лишь ускорился, чтобы приблизиться к кровати и осторожно опустить туда нахохлившегося Разумовского. — Ну и что у нас случилось снова, Серый? — Все хорошо, — посмотрев ему в глаза, ответил Птица, попытавшись изобразить улыбку. Вот только в результате получился скорее оскал. Прямой взгляд оказался красноречивее предыдущих. То ли в кабинете освещение другое, то ли Волков просто не обратил внимания, но сейчас он заметил — глаза у Серёжи другие, не небесно-голубые, а хищно-жёлтые. Всё происходящее стало ещё более странным. Олег, стараясь не подавать виду, и сам сел на кровать. А затем рывок, и он подмял второго под себя, своим весом мешая сдвинуть ноги, а руки удерживая своими руками вверху над головой. Похоже, только неожиданность помогла ему сделать это нормально. Впрочем, Олег всё равно пытался быть осторожным. Чтобы не происходило, Серёже он вредить не собирался. А тело… как же жутко звучит… явно принадлежит Разумовскому. — Ты не Серёжа. Птица напрягся, пытаясь вырваться, но его человек был слишком слаб: несмотря на все попытки защитника хоть немного заставить заниматься собой, Сергею было интереснее возиться со своими компьютерами! Он не знал, где прокололся, но то, что Волков разглядел его, было удивительно и почему-то очень приятно. — О чем ты, Волче? — он попробовал невинно похлопать глазами. — Ты знаешь, о чём я, — прорычал Волков. — Кончай ломать комедию и отвечай, какого чёрта происходит? — А с чего ты взял, что я буду тебе отвечать, — насмешливо рыкнул Птица, раздумывая, не спалить ли упрямого человека? Хотя нет, не стоит — Сережа расстроится, а это опять слезы и депрессия, даже стирание памяти не поможет — он не будет помнить причину, но все равно будет грустить. Это бесило, но сделать с этим Птица ничего не мог: он не выносил слез своего человека. Волков, казалось, не особо впечатлился. — У Серёжи нет шизофрении, официально по крайней мере. Шиза не меняет цвет глаз. И ты явно не Серёжа. Я всё ещё помню рисунки Серёжи и его кошмары. Тот, кто выглядел, как он, но с жёлтыми глазами и чёрными крыльями. Правда, я думал, что ты выдумка. — А вдруг это заразно и теперь ты, как и он, видишь глюки? — усмехнулся Птица, мысленно удивившись тому, как много этот человек знает о нем, о них. — Коллективные глюки? Сомнительно, — их разговор был сюрреалистичным. — Если только Серёжа и ты — не чисто мой глюк. Ну, пошутили и хватит. Что происходит? — Повторюсь — с чего ты решил, что я тебе что-то скажу? — задал все тот же вопрос Птица. Волков нахмурился, а потом его озарила идея. Кем бы не был тот, кто делил тело с Серёжей, и сейчас был у руля, он был в теле Разумовского. А Серёжи было одно слабое место… Птица внимательно наблюдал за выражением лица Олега, пытаясь понять — что за мысль его так порадовала? Олег поменял положение своих рук, удерживая чужие теперь только одной рукой, а второй скользнул под чужую рубашку к боку. Когда Птица понял — что именно собирается делать Волков, он чуть и правда не спалил его за такую наглость — его ещё никто никогда не пытался щекотать! Смех у Птицы оказалось тоже отличается от Сережиного, что сразу отметил Олег — ниже и более возмущенный. — Прекрати! Убью! Спалю ко всем демонам! — ругался он, извиваясь и пытаясь уйти от прикосновений. — Когда сожжёшь, тогда и поговорим, а сейчас объясни мне, что происходит, если хочешь, чтобы я остановился. Волков, чтобы освободить себе больше мест для манёвра, опёрся своим весом на своего собеседника, чтобы тот не смог слишком сильно дергаться. Теперь его руки были свободны, но даже когда тот царапался, Олег не обращал внимания, используя уже обе руки, чтобы щекотать сильнее. Ему нужно было получить информацию, потому что сам Серёжа, похоже, ничего не знал и не понимал. — Ладно, я скажу, только отстань! — взвыл Птица, который больше не пытался маскироваться под Серёжу, отчего покрылся черными перьями, но, как выяснилось, от щекотки это не спасало. Волков был шокирован происходящим, настолько, что даже не заметил чужих едва понятных из-за смеха слов. Выругавшись на непонятном языке, Птица нашел способ вырваться — материализовать крылья было непросто — давно он этого не делал, но сейчас это могло помочь. Зрачки Волкова расширились от шока и удивления, но он не растерялся, руки так и тянулись, чтобы проверить материальность внезапно появившихся у Серёжи-не-Серёжи дополнительных пернатых конечностей, к тому же, те перья, что уже появлялись на теле Разумовского, казалось, ещё сильнее реагировали на щекотку… А крылья? Волков неожиданно вспомнил, как именно Серёжа называл свою галлюцинацию в детстве… Птица. Надо же. Птица рванулся, собираясь воспользоваться шоком Олега и оттолкнулся крыльями от кровати. Однако рука Волкова, который грешным делом подумал о том, чтобы даже выдрать несколько перьев, как доказательства для себя и Серёжи, из-за этого случайно мазнула по основанию чужого крыла. Мягкие, нежные перья ощутились шелком под пальцами. Птица вздрогнул, почувствовав прикосновение к оказавшемуся вдруг очень чувствительным месту, отчего по телу прошло тепло и ещё какое-то непонятное ощущение. Последнее испугало крылатого больше всего, хотя он и сам не знал, почему. Не выдержав, он просто пропал из этого плана бытия, как и раньше скрывшись в глубине тела и разума Серёжи. Разумовский резко открыл глаза.