Серый, волк и птица

А ночью Птице приснился кошмар. Он вновь был в пустом и холодном нигде, всё-таки выдернутый ритуалом. В голове осталась одна мысль: «Один человек не способен удержать тебя, как бы он не верил…» Ворон кажется кричал и рвался обратно — к Серёже, к Олегу… К тому теплу и любви, к которым эти двое сумели его приучить, которым он поверил… Чувства беспокойства и желания утешить, пришедшие казалось ниоткуда, не его, чужие чувства… Птица по старой привычке послал успокаивающую волну, делая сон своего человека глубже и спокойнее, и только после этого медленно начинал вспоминать, осознавать реальность и сон. Олег, проснувшийся от движений мечущегося и дрожащего Ворона, который для разнообразия спал в серединке — подобное месторасположение не обсуждалось, им всем троим это было нужно. Может, Волков и не демонстрировал столь ярко подобную необходимость, но ему тоже было важно ощущать, что с Птицей всё-таки всё в порядке — резко распахнул глаза и сжал в объятиях слабо сопротивляющегося Ворона. Успокаивающе погладил по крылу, поцеловал в макушку, и только после этого спросил: — Что случилось? Олег был привыкший к кошмарам. Собственным и тем, что принадлежат Серёже. Но почему-то кошмар у всегда стойкого Ворона, который не любил проявлять слабость, не оставлял места для спокойного осознания, что именно нужно сделать, чтобы справиться с этим. Потому, что сталкиваются они с этим впервые. Птица же не сразу понявший, что спрашивает Олег, лишь крепче вцепился в его руку, не замечая, что удлинившиеся когти на покрытых черными перьями руках вот-вот поранят человека. Лишь раскрыв горящие янтарем глаза, и увидев обеспокоенное лицо Волкова, он медленно позволил себе расслабиться, не отцепившись, но ослабив хватку и приняв более привычный вид. — Я… — Ворон очень хотел сказать, что все в порядке, но врать Олегу было бесполезно, да и горло, всё ещё сведённое спазмом сдерживаемого крика, не помогало. — Ну что ты, — мягко произнёс Олег, не прекращая осторожных поглаживаний. Хотелось поделиться собственным спокойствием с другим. — Всё хорошо, всё в порядке. Птица кивнул, всё ещё молча прижимаясь к Волкову. — Кошмар? — участливо уточнил очевидное Олег. — Что… что тебе приснилось? Можешь не говорить, если не хочешь, но вроде, если сказать, то должно стать легче. Словно окончательно понимаешь, что это не реальность. Птица некоторое время молчал, не привыкший говорить о своих страхах и слабостях, но Волков был тёплым, сочувствующим и таким родным… — Я… Я снова был там… Я до сих пор не знаю, что удержало меня здесь и мне всё время кажется, что это последний сон погибающего разума… Олег прижал чужую тушку к себе сильнее, помедлив лишь мгновение прежде, чем ответить: — Это реальность. Всё настоящее, а не иллюзия. Было бы странно, если бы у того экзорциста получилось навредить тебе, в конце концов, он явно встречался лишь с кем-то более… слабым. Волков не хотел вспоминать о минутах отчаянья, когда они с Серёжей думали, что тот на самом деле мог. Олег до бесконечности мог повторять для Разумовского, что всё хорошо и Птица вернётся, просто… просто ослаб, просто нужно подождать, но сам Волков тогда не был столь уверен в этом. Ему было страшно и тревожно. А ещё хотелось убить того блондинчика особо жестоким способом. — Если придет день, когда Серёжа забудет обо мне… Ворон не договорил, лишь поёжился от фантомного холода. — Не забудет, — голос Олега звучал серьёзно. Он пристально всматривался в чужие жёлтые глаза. — К тому же, Серый не единственный, кто верит в тебя, Ворон. — Верит? — тихо, на грани слышимости повторил Птица. В голове всплыли мысли из сна: «Один человек не способен удержать тебя, как бы он не верил…» Вот теперь пазл сошёлся — вот почему он смог удержаться в этом мире — его любят и в него верят два человека! Не только Серёжа, но и Олег ВЕРИТ в него… Это открытие наполняло сердце теплом и благодарностью. Привязанность и даже любовь Волкова была видна, но вот то, что тот верит — Птица не мог и надеяться. — Да, — ответил Волков тихо и просто, но твёрдо. Чуть улыбнулся чужому удивлению и, прекратив успокаивающие поглаживания спины Птицы, коснулся чужой щеки. Сейчас Ворон выглядел хрупким и уязвимым, его хотелось просто согреть, показать, что он не один и больше никогда не останется один. — Послушай меня внимательно, Пташка, — произнёс вдруг серьёзно Олег. — Может быть начало у нас было такое себе, но сейчас ты очень важен для нас и мы не сможем тебя забыть. Или перестать в тебя верить. Или ещё что-то подобное. Это я тебе могу обещать. Сережа, проснувшийся под звуки голосов, слушал. Он слышал полный затаённого страха голос Ворона и уверенный, спокойный — Олега. — Олежа прав, — обняв Птицу, тихо проговорил Разумовский. Его рука легла на чёрное крыло, нежно перебирая мягкие перья: — Сколько бы времени не прошло, что бы ни случилось, запомни — ты больше никогда не останешься один. Мы тебя не отпустим и никому не позволим тебя забрать или навредить. В голосе звучала уверенность, нет — Вера, та самая, что удержала Птицу на краю в момент опасности, не дав исчезнуть. Волков видел нетипичное для Ворона проявление чувств, и это резало ему по сердцу тупым ножом. Олег протянул руки к его лицу, к глазам и принялся стирать самые что ни на есть настоящие слёзы. Обнял со своей стороны, как бы заключая Птицу в двойные объятия. Больше никто из них никогда не будет одинок.