Взирая снизу

      Вэй Усянь так и не смог уснуть той ночью. Слишком много переживаний навалилось на него в Юньмэне вдобавок к тем, что он успел испытать в Гусу. Трепет в груди, зародившийся при виде почти завершенной заколки и потрясение от слов Цзян Чэна, вознамерившегося устроить его свадьбу в качестве полноправного члена семьи Цзян, гнали сон от его изголовья. Вслушиваясь в знакомые с детства звуки юньмэнской ночи, он думал, что если бы тремя днями ранее кто-нибудь сказал ему, что совсем скоро Лань Чжань станет его женихом, что он все-таки получит возможность поднести ему заколку, выкованную в прошлой жизни, в дни самой горькой тоски… Он бы ни за что не поверил. Как не поверил бы и тому, что когда-нибудь снова уснет в своей бывшей кровати в Пристани Лотоса. Знакомое до боли кваканье лягушек в приозерных зарослях, стрекот сверчков и тихий шелест колеблемой ночным ветерком воды навевали воспоминания о тех временах, когда он в последний раз их слышал. Это была ночь накануне их отъезда на охоту на горе Байфэн. Тогда еще была жива шицзе… Память воскрешала образы давно минувших лет и гнала прочь сон. Всю ночь прометавшись между радостным волнением и печалью, наутро Вэй Усянь поднялся с трещащей от боли головой. Не помогло даже купание в холодном озере. Цзян Ваньинь лишь фыркнул, глядя на его помятое лицо.       — Видел бы тебя сейчас Лань Ванцзи… Тут же бы пинком отправил в Юньмэн.       — Лань Чжань так не поступит, — проворчал Вэй Усянь, выхватывая из руки брата маньтоу, — он любит меня даже уродом.       Сказал и замер, сам потрясенный своими словами.       — А-Чэн, — тихо позвал он, — он меня любит… Ты представляешь?       Цзян Ваньинь зажал уши ладонями:       — Благодарение Небесам, не представляю и не собираюсь представлять!       Вэй Усянь еще смеялся, когда мимо стоящих у ворот адептов прошмыгнул мальчишка лет девяти — сын владельца постоялого двора, расположенного в полутора ли от Пристани Лотоса.       — Глава Цзян, глава Цзян! Ваш племянник дерется у нас с заклинателями из Гусу!

***

      «Быстрее, быстрее», — уговаривает меч Цзян Чэна Вэй Усянь. Он вернул себе Суйбянь лишь день назад и ни разу еще не тренировался с ним, используя Темное ядро. Приходится тесниться на Саньду вдвоем с Цзян Чэном, но, в кои-то веки, никто не возражает. Скрип зубов брата слышен Вэй Усяню даже сквозь свист ветра в ушах, а собственное сердце колотится от тревоги.       Что, во имя Небес, Цзинь Лин мог не поделить с адептами Гусу Лань?       Происходящее прояснилось сразу, как только они с Цзян Чэном спрыгнули с меча. За широко распахнутыми дверями по полу катался огромный клубок из сосредоточенно, с не детским ожесточением дерущихся юношей, но даже в этом месиве сразу стало очевидным, что Цзинь Лин и адепты из Гусу дерутся на одной стороне. Их противники были облачены в светло-желтые одеяния клана Ланьлин Цзинь и Вэй Усянь, не удержавшись, удивленно присвистнул. В переплетении то и дело замахивающихся рук и ног мелькнули знакомые лица Сычжуя, Цзинъи и Цзычжэня. Цзян Чэн заскрипел зубами и рванул было вперед, чтобы выудить из кучи-малы Цзинь Лина, но замер как вкопанный, наткнувшись грудью на резко выставленный в сторону корпус Чэньцин.       — Не смей, — рыкнул Вэй Усянь. — они больше не дети, Цзян Чэн, не позорь их. Дай им закончить самим.              Цзян Ваньинь, явно борясь с собой, кивнул и привалился плечом к дверному косяку рядом с Вэй Усянем.       После их прихода драка постепенно сошла на нет. Сычжуй, придерживая рукой съехавшую набок ленту, приподнял за ворот Цзинь Лина с качественно измордованного юноши из клана Цзинь. Цзинъи и Цзычжэнь, успевшие оправить потрепанные ханьфу, тоже поднялись на ноги, и подошли к Цзян Ваньиню и Вэй Усяню. Вэй Усянь внимательно оглядел склонившихся в безмолвном поклоне юношей и прищелкнул языком. Ханьфу Цзинъи болталось на честном слове, Цзычжэнь каким-то невероятным образом ухитрился потерять сапог. У Сычжуя оказалась расцарапана щека, а Цзинь Лин щеголял наливающимся великолепным лиловым цветом синяком под глазом.       — Красавцы, — подвел итог Вэй Усянь и толкнул плечом брата. — Что скажете, глава Цзян?       — В Пристань Лотоса. Немедленно, — отрывисто бросил Цзян Ваньинь и, не дожидаясь никого, стремительным шагом вышел на улицу.       — Что-то мне подсказывает, что он решил нас не дожидаться, — произнес Вэй Усянь, почесывая нос, и с любопытством оглядел вытянувшихся перед ним юношей. Несмотря на всю неприглядность рукопашной драки, в которую они ввязались, на лицах мальчишек не было ни малейшего следа вины. Напротив, они выражали мрачное упрямство уверенных в своей правоте людей.       Любопытно…       — Цзинь Лин… — Вэй Усянь дождался, пока мальчишка вскинет на него странно уязвимый взгляд, прежде чем продолжить, — это твои люди. Позаботься о пропитании и ночлеге для них. Ступай к хозяину, оплати их пребывание на постоялом дворе до тех пор, пока кто-нибудь из надежных адептов не доставит их в Ланьлин. Под конвоем. Цзинь Лин, странно тихий, послушно побрел на поиски хозяина постоялого двора.       — Цзинъи, проводи его, — вполголоса скомандовал Вэй Усянь и повернулся к Сычжую и Цзычжэню.       — О том, что здесь произошло, я расспрошу вас позже. Сейчас я жду от вас ответа на вопрос: кто вас сюда отправил?       Сычжуй, до сих пор смотревший строго перед собой, перевел на него взгляд и Вэй Усянь невольно вздрогнул. На дне черных глаз его а-Юаня тлели угли разбуженного неуправляемого гнева Вэней.       — Нас никто не отправлял, учитель Вэй.       — О вашем отсутствии кому-нибудь известно?       — Мы получили дозволение Цзэу-цзюня.       Вэй Усянь перевел дух. Благодарение Небесам, эти дети не сбежали. С остальным можно будет справиться. Шаркающие шаги Цзинь Лина и Цзинъи, раздавшиеся за спиной, переключили его внимание. Следовало позаботиться о том, чтобы мальчишки привели себя в порядок, прежде чем отправиться в Пристань Лотоса.

***

      Им с Цзинъи свою комнату, не слушая возражений, уступил учитель Вэй. В Пристани Лотоса было достаточно гостевых покоев, но, как сказал учитель Вэй, Саньду Шэншоу не упустит возможности проучить юношей за испорченный день, напустив, например, лягушек в воду для умывания или кузнечиков им в подушки.       — Где же ты будешь спать? — робко спросил Цзинъи, на что Вэй Усянь лишь беспечно махнул рукой:       — Я не собираюсь спать этой ночью. Мне надо будет кое-что доработать в кузнице.       Услышав эти слова, Цзычжэнь вытаращил тот свой глаз, который не заплыл, и затормошил Цзинъи.       У Цзинь Лина в Пристани Лотоса были свои собственные покои. Для пущей безопасности, Вэй Усянь посоветовал им с Цзычжэнем потесниться в них вдвоем. Стоило им дойти до Пристани Лотоса, как глава Цзян уволок Цзинь Лина. Учитель Вэй довел их до маленького павильона, который когда-то принадлежал ему, и, пообещав скоро вернуться, предоставил Сычжую и Цзинъи возможность освоиться в незнакомом месте. С чувством странной скорби Сычжуй оглядел этот домик: пожелтевшие рисунки на стенах, свежие крошки от маньтоу и мелкие царапины от коготков на подоконной доске, где учитель Вэй наверняка прикармливал птиц… Рисунок с целующимися человечками на потертом изголовье, с облупившимся возле процарапанных бороздок лаком. Это было место, в котором вырос один из двух самых дорогих Сычжую людей. Это было место, от которого Вэй Усянь отказался ради него и его семьи.       Эти люди не знали учителя Вэя. Все они, те, кто показывал на него пальцами, осуждали за Темный путь и толкнули к гибели. Они не стоили его мизинца. Учитель Вэй… Сянь-гэгэ был совсем еще юным, когда заступился за Вэней, моложе даже, чем Сычжуй сейчас. Моложе, чем этот Цзинь Чань, который в своей жизни не сделал ничего более благородного, чем прошел мимо слуги, ради разнообразия не обидев его. Перед глазами Сычжуя до сих пор, словно наяву, встают воспоминания о детстве. Он помнит рисунок крови, проступавший сквозь белое ханьфу на спине его второго отца… Помнит, как за замкнутыми дверями цзинши рыдал гуцинь и дрожали изорванные о струны длинные сильные пальцы, без сна и отдыха выводившие Расспрос…       Как смеет Цзинь Чань порочить эту любовь…       Как он смеет…       — А-Юань… — тихий голос учителя Вэя прервал его горькие и гневные думы. Цзинъи, судя по всему, проявил не слишком свойственный ему такт, оставив их наедине. Сычжуй вскинул голову, вглядываясь в красивое лицо и добрые глаза своего отца.       — Сянь-гэгэ, — просипел он, — я не буду извиняться за ту драку.       Знакомая с раннего детства усмешка изогнула уголки губ Вэй Усяня.       — Тебе и не нужно, если ты не чувствуешь себя виноватым, — тонкие сильные пальцы осторожно вытерли слезы под его глазами. — Расскажешь своему Сянь-гэгэ что произошло?       Лань Сычжуй прерывисто выдохнул, поддаваясь чувству покоя и защищенности, которое всегда охватывало его рядом с ним и Ханьгуан-цзюнем. Он сполз на пол и уткнулся лбом в колено своего отца, крепко обняв его за вздрогнувшую ногу. Когда он закончил свой рассказ, рука учителя Вэя продолжила гладить его по голове.       — Вот как, — задумчивость в голосе Сянь-гэгэ была спокойной, без малейшего признака расстройства. — Все же, мне хотелось бы прояснить кое-что…       Тонкий палец легонько поскреб макушку Сычжуя, заставляя поднять голову. Лицо учителя Вэя было спокойным и сосредоточенным:       — А-Юань, я люблю Лань Чжаня. И Небесам было угодно сделать меня тем счастливцем, которого любит он. В Юньмэн я вернулся за брачным даром для человека, который мне дороже жизни и души. Я вырос в этих краях, мой отец был родом отсюда. Глава клана Цзян — по-прежнему часть моей семьи. Часть меня всегда будет стремиться к озерам Юньмэна, Пристани Лотоса и воспоминаниям о людях, которые она хранит. Но я не принадлежу какому-либо месту. Я выбрал принадлежать Лань Чжаню. В какие бы края меня ни забросила судьба, ты должен знать, что для тебя, Цзинь Лина, Цзян Чэна и ребят я всегда буду рядом. Мы будем рядом.       Чувствуя, как слезы облегчения заполняют глаза, Сычжуй спрятал лицо в полах черного ханьфу.       — Надо извиниться перед Цзинь Лином…       — Надо, — согласился учитель Вэй, ласково посмеиваясь. — Но погоди с этим. Прежде я сам хочу с ним поговорить.