Демет

Рассвет приходит к тем, кто видел тьму Во всем ее убийственном величии… Кто плакал от людского безразличия, Но безразличным не был ни к кому! Рассвет приходит к тем, кто был в пути, Не зная ни усталости ни лени, Кто, обессилев падал на колени, Но подымался. Продолжал идти! И, зажимая волю в кулаки, Вдруг находил ромашковое поле, И, задыхаясь от щемящей боли, Свои ладони прятал в лепестки! К тем, кто, похоронив свои мечты, И, помянув их, устремлялся дальше, Кто смог среди предательства и фальши, Не растерять душевной чистоты! Нечаянно в небесной синеве, Вдруг распахнуться солнечные двери. Рассвет приходит к тем, кто верил в свет. Абсурдно, до последнего. Но — верил!

***Из дневника Скалла ххх год, 3 января***

Так произошла моя первая встреча с Демет. Я мог бы вечность говорить о её красоте: о длинных, мягких чёрных волосах; о аристократической бледной кожей; о её чёрных глаз с белым зрачком, вытянутым на подобии змеи; о длинных нежных пальчиках, которые касались меня едва ощутимо. У Демет взгляд пустой, но чуточку заинтересованный. Я — её заинтересованность. И я хочу, чтобы так было как можно больше. Мы живём в большом храме или его подобии, не знаю точно, я редко выхожу на улицу. Нечто тёплое внутри меня тянется к Демет, пытается достичь, но не выходит. Для меня она подобно совершенству. Я рад, что живу вместе с ней. Она позволила мне остаться, и я теперь всегда сытый, здоровый, ни в чём не нуждающийся. Ныне я просыпаюсь на тёплой кровати, нагой и чистый. Мне хорошо. Демет не спрашивала моё имя, она не произносит его, но знает почему-то всё. Иногда я думаю, что она Божество, и поэтому всё знает. Ведь первое, что она спросила у меня, когда я проснулся, это было ехидно-равнодушное: «О, ты убил их.» Чёрноволосая женщина не спрашивала меня, она утверждала, как нечто само собой разумеющееся. Она приносила мне сладости и говорила, что я полюблю их. И я любил эти сладости. Они нравились мне. Она приносила мне бульон и говорила, что так я быстрее наберусь сил и смогу вставать с кровати. Она была права — уже через три дня я мог самостоятельно исследовать территорию храма. Я ходил за Демет хвостиком, не смея цепляться своими пальцами о её дорогую одежду, или её руку. Всё вокруг казалось чужим, тихим, таким, словно потеряло свои краски. В такие моменты она смотрела на меня своими чёрными глазами, я терялся, и она брала меня за руку. Никогда не сжимала, останавливалась, если я замедлял темп. И смотрела-смотрела-смотрела-смотрела. Мне была дана одежда — нежных фиолетовых цветов, рубаха и простые штаны. Демет сказала: «О, тебе понравится этот цвет. Ты полюбишь его.» И мне понравилась одежда из шёлка приятных оттенков. Прохладная, не облегающая тело, на пуговичках (рубаха) и с резинкой на поясе штаны. С ней я часто сижу на подобии кабинета, только вместо стула — трон, позолоченный или в действительности из золота. В храме много золотого цвета, забавно переплетающегося с чёрным. Удивительно гармоничная картина, а Демет ходит исключительно в таких цветах, редко приплетая к своему образу другой цвет. Так. например, она совсем недавно при мне стала носить платье с фиолетовым узором. В храме много окон, но все они зашторены, и Демет каждый раз смотрит странным взглядом, когда я попытался посмотреть в окно. Странное чувство на подобии удушья охватило меня, и я больше не смел повторять подобное ни на её глазах, ни в одиночку. Я так и не понял, что было в её чёрном взгляде: одобрение или предупреждение. Ещё мы живём тут не одни — здешних слуг я заметил только через четыре дня моего пребывания тут. Слуги странные, непонятные. Они есть, но их как бы и не… не существует. Мрачные, с опущенной головой ходят. Собранные на затылке волосы, но — дай волю, скроют личико, дабы никогда не видеть, не узреть, не разгневать. В одинаковом наряде-балахоне, похожем на простыню. Мрачные жалобные лица, будто молящие о прощении… Молчаливые, почти не говорящие…

Они все боялись Демет.

Один слуга, в начале моего прибывания погладил меня по волосам, да с такой душераздирающей печалью в голосе сказал: «Не верь. Не верь ей, мальчик. Внешность обманчива. Не верь ей, не верь! Не поступай как мы. Мы поверили — и мы находимся тут. Навеки вечные. Пока не сглупим. Пока не прикажут нам умереть. Пока не казнят. Мы прокляты ныне, мальчик. Прошу, умоляю. Не оставайся тут, мальчик. Прошу, беги скорей отсюда, как будет шанс, мальчик. Чтобы тебе не предложили. Даже если тебе некуда идти. Даже если тебе нечего есть. Даже если ты в полном отчаянии — беги отсюда, мальчик, молю тебя, беги! Она не человек. За красивой внешностью кроиться некто большой и страшный.» И только я хотел задать вопрос — что несёт этот старик? — как в комнату вошла Демет. Старик вскочил с кровати, поклонился, прошептал: «Мне терять уже нечего!» — и смиренно пошёл за чёрноволосой женщиной. Кажется, более я его так и не видел. И слуги стали смотреть на меня со страхом. А она так и не обернулась посмотреть на меня. «Пожалуйста, обернись!»

***ххх год, Десятое января***

— Демет! — вскрикнул я, забегая в зал, да так и застыл: картина, которую я увидел, никак не хотела доходить до мозга. Что это?.. Демет, — вслух уважительно на «Вы», — сидела на своём стуле в центре стола, такая прекрасная и дикая в своём чудном алом наряде. Она держала в своей изящной руке бокал с тёмной жидкостью, медленно покачивая им по кругу, смотря как выплёскиваются капли на чёрную скатерть. Её это, кажется, совсем не заботило, она с такой редкой улыбкой-ухмылкой смотрела на девушку и парня, стоящих перед ней на коленах, пока их держали слуги. Слуги в форме, я видел таких, военных. По большому и почти пустому залу раскатилось эхо женского смешка, и только тогда Демет лениво повернула голову, прищурившись, смотря на меня. Её губы растянулись в ещё более широкий оскал, и я мог бы сравнить её-вечно-безразличную с диким зверем, которому правила неведомы. Демет вскинула руку, подзывая меня, и я не мог ослушаться или оторвать свой взгляд: я не бежал, но и не шёл так же лениво, как обычно иду в свою комнату после ужина. — Видишь их? — слегка кивнула в сторону странной пары, стоящей рядом друг с другом на коленях, да смотря на нас исподлобья со странной эмоцией… эта эмоция была хорошо мне знакома. Ненависть. — Вижу, — послушно кивнул головой, но получилось слегка нервно, словно я и не смел управлять своим телом. — Они предатели, — всё так же легкомысленно кивает она, улыбается — едва заметно, краешками губ, — и меня пронзает что-то. Я не мог оторвать взгляд от манящих чёрных «дыр», и словосочетание про то, что Бездна могла посмотреть в ответ кажется уже не просто словосочетанием, а моей интерпретацией моментов жизни рядом с Демет. Я смотрел на двух пленных, и видел в их глазах ненависть. Что-то щёлкнуло внутри меня, и единственное, что я услышал — ровный, немного набирающий темп ритм собственного сердца. Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум. По спине скатилась капелька пота, а моё тело затряслось: в одно мгновение я ощутил небывалую жажду… жажду уничтожить любого предателя, который только посмеет встать на пути. Я был равнодушен к крысам. Я смотрел на них снизу вверх.

Это было неправильно!

Крыс необходимо уничтожать Нечто яростное поднялось внутри меня и замерло, моля: «Разреши нам… позволь!». Я услышал едва слышный смешок, со стороны Демет, а затем… — Они предали меня, мальчик, почему бы тебе не защитить меня?, — и эти слова решили всё. Вихрь фиолетового пламени — пурпурного, - поднялся к самому вверху, агрессивно окружая лишь тех двух людей. Прямо как тогда. Прямо как дома.

Я… стану убийцей?

Я вытянул и посмотрел на собственную руку, и прекрасно знал, что мне стоит только приказать. И всё случится. И огонь поглотит их. Но я застыл, трусливый-пугливый мальчик, который видел своих родителей, а не двух предателей. Они смотрели на меня с мольбой, со слезами и чем-то ещё, чем-то, что я видел в более хороших районах…

Жалость?..

— Не думай об этом, — точно угадывая мои мысли, эта женщину притянула меня ближе к себе вплотную. — Не думай об этом, — вновь повторила она, изящными пальцами закрывая мне глаза. Я прикусил губу до крови, но доверился ласковым и холодным рукам. Демет не могла ошибаться. — Подобные ничтожества не имеют права на жизнь… Ты разве не слышал?.. Не стоит нападать, если не можешь победить… Кто они, чтобы пытаться свергнуть меня? Свергнуть нас? И я доверился её словам. И пламя подхватило их, слизывая кожу, поглощая плоть, сжирая кости. Черепа моих жертв лежали на полу, и я услышал негромкий смех Демет. — Черепа… черепа… черепа-черепа-черепа, хм, а почему, собственно говоря, и нет? — она несколько безумно посмотрела на меня, сквозь меня, и взъерошила мои волосы, наклоняя своё личико к моему. — Теперь я буду звать тебя Скалл, отныне это — твоё имя, ясно? И я кивнул, не доверяя собственному голосу. — Ата будет нами довольна, ха-ха!.. Ну что ж… начнём нашу трапезу?

Безумие в глазах Безумие в словах Безумие в голове

Безумие в воздухе, пропитается сквозь кожу.

Демет заразит безумием, словно болезнью.

Сказка мальчика закончилась…

Пришло начало Скалла-Черепа-Психа-Каскадёра