A terrible story: Extras

Сегодня солнечно. Значит тон кожи чуть светлее, более нежный, кремовый. Да, вот так хорошо. Угольные прямые ресницы словно стрелки, чтобы подчеркнуть цвет глаз. Губы… Хм. Вертикальная полоска теплого света упала на радужку, и та засверкала словно сапфир. Хенджин задержал придирчивый взгляд на яркой лазури, а потом рассеянно коснулся указательным пальцем своего отражения. Кожа ощутила приятный холод серебряного стекла. Он поджал губы и отвернулся. Со двора раздавались веселые голоса — Чан и Феликс, должно быть, забрасывали на крышу скошенную траву. Неделя выдалась сухой и жаркой, идеальное время для сушки сена. — Вам нужна помощь? — выйдя на крыльцо, вежливо поинтересовался Хенджин, аккуратно подворачивая рукава свободной рубашки. Чан смахнул пот со лба и обернулся к нему, расслабленно уперев вилы в землю. — Все в порядке, спасибо, — он дружелюбно кивнул. — Син еще не вернулся, но можешь предложить помощь Сынмину, он ухаживает за растениями. — Вау! — внезапно с крыши свесилась голова с длинными белокурыми волосами. Феликс широко улыбнулся, повернув к нему худое веснушчатое лицо. — Хорошеешь день ото дня, в чем секрет? Хенджин мягко усмехнулся и как бы неуверенно пожал плечами. Наладить контакт с этими двумя оказалось удивительно просто. Чан был довольно спокойным и заботливым лидером, но ему, как и многим другим хэчи, нравилось беспрекословное послушание. Это стало понятно в самую первую их встречу, так что с того самого дня Хенджин выбрал с ним тактику абсолютной покорности, и это сработало безотказно. Феликс же оказался добрым и ласковым духом, невероятно прямолинейным и открытым — он был единственным, кто мог без всякого смущения выдавать комплименты внешности Хенджина, а также единственным, кто легко и небрежно шел на физический контакт. Когда он впервые взял его за руку своей маленькой теплой ладошкой, Хенджин буквально оторопел, но для этого солнечного пульгасари прикосновения, казалось, были чем-то естественным. Впрочем, в его случае это не являлось проявлением неуважения, скорее наоборот — медовые глаза Феликса почти всегда светились восхищением, и Хенджин с особым удовольствием поддерживал образ мудрого, древнего и могущественного духа рядом с ним. Скрипнув плетеной калиткой, он прошел в аккуратный ухоженный огород. Сынмин сидел на корточках возле клубничной теплицы и как всегда сосредоточенно пропалывал цветочную грядку. Острые стрелы мелких синих соцветий подрагивали от его четких движений. Стараясь выглядеть безмятежно, Хенджин подхватил небольшое ведро и вальяжно проследовал к кадке с колодезной водой, чувствуя на себе пристальный взгляд. Да, он знал, что мендо смотрит на него. Тот наблюдал за ним всегда, когда только предоставлялась возможность, когда думал, будто Хенджин не замечает этого. Но тот чувствовал его взгляд всей кожей. Лишь усиленно делал вид, что остается в неведении, и выбирал наиболее выгодные ракурсы. В чем была причина этих взглядов? Хенджин даже не пытался угадать. Сынмин вообще не был ему понятен — он был сдержан и скуп на слова, никогда ни о чем не просил, мало взаимодействовал с остальными. Только смотрел. Все это порождало некоторые догадки касательно его личности, но пока рано было об этом говорить. Однако такое пристальное внимание, в любом случае не могло не льстить. Склонившись над кадкой, Хенджин медленно зачерпнул воды в ведро, боковым зрением отмечая, что руки Сынмина, порхающие над грядкой, замерли. Он взглянул на свое отражение в темной воде и небрежным жестом поправил упавшие на глаза пряди волос, а потом разогнулся и устремил взор вдаль, в сторону леса, как если бы вдруг мечтательно задумался о чем-то, рассеянно постукивая пальцами по шершавому влажному боку бочки. Сынмин продолжал смотреть. Это было даже забавно. Едва ли было что-то, что заставило бы провидца прямо высказать, о чем он думает, так что Хенджин решил, что будет просто давать ему то, чего он хочет — загадочный привлекательный образ и возможность разглядывать его без каких-либо последствий. В конце концов, от этой незамысловатой игры никому не было вреда. — Кажется, это тебе понадобится? — Хенджин поставил ведро на узкую тропинку рядом с ним. Стоило ему подойти ближе, как Сынмин вернулся к своей рутине. Он не прятал глаза и не робел, он будто переключался из одного режима в другой, оставаясь при этом совершенно невозмутимым и собранным. Его аристократическая внешность и подавно наводила на мысли, что ее безукоризненно вежливый обладатель сейчас находится в процессе создания научного труда, не менее. — Верно, — он благодарно склонил голову и поднял на Хенджина короткий твердый взгляд, — спасибо. — Я могу помочь чем-то еще? — Не стоит беспокойства, — он аккуратно отряхнул руки, — я почти закончил. — Как скажешь, — лукаво ответил Хенджин и неспешно, со всей присущей ему грацией пошел в сторону ограждения, чувствуя спиной долгий провожающий его взгляд. Изящные яблони у окраины поля даровали прохладную тень — их узловатые нижние ветви сгибались под весом тяжелых спелых плодов. Прислонившись к стволу, сорвав налитое розово-зеленое яблоко и глубоко вдохнув сладкий дразнящий аромат, Хенджин вгляделся в золотое море шепчущихся колосьев. Метрах в пятидесяти маячил долговязый силуэт — должно быть там, под знойным солнцем Чонин связывал сено в тугие снопы. Идти к нему и предлагать помощь не хотелось совершенно. С момента когда они вышли на сушу, находиться рядом с ним стало тяжело. Особенно непросто было постоянно чувствовать на себе его полный сочувствия взгляд. Может, он и знал о нем больше других, но вынести плещущуюся в его глазах жалость Хенджину оказалось не под силу. С чего вдруг попытки обезопасить себя и встроиться в эту группу вызвали у Чонина снисходительное молчаливое осуждение? С какой стати эта наивная молодая русалочка считала себя вправе делать о нем какие-то выводы? Хмыкнув, он подкинул яблоко и ловко поймал его. У всех свои методы. А его стратегия уже приносит очевидные результаты. Он станет именно тем, кто нужен каждому из них, и тогда они позволят ему остаться. Взаимовыгодный обмен. Все честно. В ограде звонко лязгнула щеколда, и Хенджин буквально вытянулся по струнке. Да. Был кое-кто еще. Ноги сами понесли его во двор, к воротам. На ходу он рассеянно поправил волосы и отряхнул рубашку, мимоходом пожалев о том, что не может взглянуть на свое отражение даже мельком, и ощущая спиралью закручивающееся внутри волнение. Должно быть, он вернулся. Хлопнула входная дверь — пришедший не задержался под палящим солнцем во дворе и вошел в дом. Оставалось только следовать за ним. Хенджин отворил дверь и бесшумно скользнул внутрь, не сводя взгляда с широкой спины и смоляно-черных, связанных в свободный хвост блестящих волос. Тот заметил его сразу же. Чуть повернул голову в его сторону, фиксируя присутствие боковым зрением. Хенджин затаив дыхание смотрел на точеный профиль и темные длинные ресницы, пока тот не отвернулся. — Привет… Как прошла охота? — неуверенно спросил Хенджин. На стол тяжело опустилась потертая кожаная сумка, рядом, лязгнув, легли два узких испачканных в крови клинка. То, что его существование игнорируется, было, в общем-то, уже привычным. Не прогнал, и на том спасибо. Хенджин осторожно подошел ближе, наблюдая за тем, как тот, слегка подняв рубаху, расстегивает тугие ремни набедренных ножен. — Похоже, твоим клинкам нужен уход, если хочешь, я… Он только потянулся к изящному эфесу из темной стали, как негромкий бархатистый голос предостерег его: — Не трогай. Глаза метнулись к его лицу — но он даже не взглянул на него, продолжая сосредоточенно снимать экипировку: отстегнул от рюкзака пустой бурдюк, вытащил из-за пояса и бросил на стол короткий серебряный кинжал. В его темных раскосых и пугающе красивых глазах, как и в его повадках, было что-то поистине хищное. А то, как он отвечал, безапелляционно, совершенно не заботясь о чужих чувствах, напоминало своевольную кошку. Хенджин точно не знал, к какому виду существ он относится, но нутром чуял противоречивую душу перевертыша. — Ладно-ладно, — он пожал плечами и спросил без особой надежды, протягивая ему яблоко: — Ты голоден? Но тот будто вовсе не услышал его. Расслабил завязки рубахи, проигнорировав протянутую к нему руку, круто развернулся и направился к выходу, скорее всего собираясь пойти умыться. — Да почему ты даже не смотришь на меня, Минхо? — с досадой воскликнул Хенджин. Он редко позволял себе подобное, но из всей группы только к этому кошаку не получалось подступиться, как бы он ни старался, и это чертовски раздражало. Многократные попытки сблизиться отскакивали от него как от стенки горох. Минхо остановился. — А на что смотреть? — он произнес, не оборачиваясь. Воцарилась тяжелая тишина. — Разве хоть одна из твоих масок настоящая? За ним давно закрылась дверь, а Хенджин так и стоял там, замерев на месте и опустив взгляд. Его губы почему-то дрожали.       Что, черт возьми, означает, быть настоящим? Все зависит от ситуации. С кем-то нужно вести себя одним образом, с кем-то совсем иначе. От тебя всегда нужно разное. Можно выбрать один тип поведения и назвать его «настоящим». Но какой в этом вообще смысл? Хенджин сидел на крупном валуне у берега местной неглубокой речушки и задумчиво смотрел на зеркальную гладь воды. На мгновение сомкнул веки, сосредоточившись, а когда открыл вновь — на него смотрели темные выразительные глаза Минхо. Он наклонил голову, изучая четкие плавные линии. Даже сейчас его глаза смотрели немного осуждающе, но оставались все так же дьявольски красивы, будто были нарисованы тонкой кистью для каллиграфии. Хенджин тяжело вздохнул. А что если ничего настоящего в нем просто нет? Нет никакой сердцевины, составляющей суть? Если от любого воздействия извне он меняет форму и поведение, как податливая теплая глина? Если все, что у него есть, это изменчивые зыбкие отражения. Что тогда? Силуэт на темной глади задрожал, лица начали сменяться одно за другим. Менялся цвет волос, черты лица, возраст. Неизменной оставалась только печаль на дне глаз. Любое лицо. Любое тело. Любой характер. Любые потребности других… он сможет выполнить все. Станет каким нужно, чтобы его приняли. Это все… ненастоящее? По логике Минхо, он не стоит внимания или разговора. Ведь он фальшивка. И как бы он ни старался, часами корректируя внешность, чтобы нравиться, все без толку, ведь… Смотреть не на что. Сам по себе он пустое место. Он бросил в воду тяжелый камешек, и гладь пошла рябью, искажая его отражение. Хенджин тряхнул головой, отворачиваясь. Те слова обидели его. Куда глубже, чем ему хотелось признавать. То, как именно все это было сказано, оставило гадкий осадок. Словно Минхо точно знал, что внутри него пусто как в полой выброшенной на берег ракушке. Может, это правда; может, Хенджину и самому так иногда казалось, но… слышать это из чужих уст оказалось очень неприятно. Болезненно. Неприятно было ощущать на языке горький вкус поражения в собственной игре — он ведь мог быть заботливым, покорным, ласковым, спокойным и рассудительным, молчаливым и загадочным… каким угодно. Но Минхо хотел, чтобы он был настоящим. И Хенджин понятия не имел, что это значит и как это сделать. Почему всем остальным удобных масок оказалось вполне достаточно, и только Минхо решил вот так ткнуть его носом в собственную неполноценность? Должно быть, он просто пытался заставить Хенджина уйти.       Несколько дней они словно солнце и луна не пересекались — обида заставляла держаться подальше от обладателя жестоких кошачьих глаз. Очевидно, долго это продолжаться не могло: Чан заметил неладное и отправил их парным патрулем в деревню. И хотя задача была крайне незамысловатой — купить на рынке специй да разузнать последние новости, но пешая дорога до деревни занимала добрую пару часов, которые им предстояло провести в упоительном обществе друг друга. Скорее всего, расчет был на то, что они разговорятся в пути, но Чан определенно недооценил упрямство Минхо — тот шел впереди и явно не собирался произносить ни звука в ближайшие шесть часов. Хенджин понуро плелся следом. Они двигались по обочине проселочной дороги. И с той, и с другой стороны распростерлись широкие луга с нежными полевыми цветами. Хенджин рассеянно играл с вершками ладонью, кончиками пальцев собирая хрусталики росы и желтую, сладко пахнущую пыльцу. Иногда он бросал на спину своего попутчика короткие взгляды — как ни печально было признавать, но даже после той выходки Хенджину все равно очень хотелось заполучить его внимание. Может, он просто не мог смириться с тем, что кто-то испытывает к нему неприязнь. Тем более кто-то, вроде него. Идти в тишине было скучно, и, сам того не заметив, Хенджин начал тихонько мурлыкать один из давно знакомых русалочьих мотивов. Сначала едва различимо, но постепенно смелее и громче — даже его шаг изменился, подстраиваясь под размеренный ритм. — Прекрати, — глухо буркнул Минхо, не оборачиваясь. — Жалко тебе что ли? — моментально отбил Хенджин. — Ты не умеешь петь. Хенджин обиженно надул губы. — Ну и… сам пой тогда, — он всплеснул руками. — Не хочу. — Ни себе, ни людям? И вообще при чем тут умение, главное энтузиазм. Держу пари, Чан отправил меня с тобой именно для того, чтобы ты не скучал в дороге. Минхо помолчал, а после проговорил негромко: — Нет. Чан сказал, что между нами будто кошка пробежала. — Он имел в виду тебя, — Хенджин хмыкнул, довольный глупым каламбуром. Чуть сбавив шаг, Минхо обернулся. Его сощуренные черные глаза стрельнули прицельно, и Хенджин споткнулся на ровном месте, а когда снова поднял взгляд — тот уже шел дальше как ни в чем не бывало, только собранные в хвост длинные черные волосы покачивались в такт. По коже запоздало пробежали мурашки. Только что… он впервые за все это время посмотрел прямо на него. Посмотрел ему в глаза. — Почему Чан думает, что мы в ссоре? — донеслось спереди. — Тоже не пойму, — небрежно ответил он, исподтишка наблюдая за реакцией Минхо. — Я думал, всем очевидно, что мы отлично подружились. Тот совершенно по-кошачьи фыркнул. Набравшись смелости, Хенджин поравнялся с ним и пошел рядом, теребя в руках веточку белых, похожих на звездочки цветов. — А почему… другие иногда зовут тебя Син? — осторожно начал он, скосив глаза на его лицо. — Это не очень-то похоже на имя человека. — Это не важно, — Минхо сосредоточенно смотрел вперед, на дорогу, — ты не можешь так ко мне обращаться. — Это еще почему? — сразу взвился тот, но не получил никакого ответа. — Может, я тоже хочу называть тебя как-то по-особенному. Я старше тебя. — И что? — он бросил невозмутимо. Хенджин не нашелся, что ответить. Мало кто позволял себе настолько нахально попирать базовые правила уважительного общения, но парень перед ним явно не испытывал совершенно никаких угрызений совести. Это могло произойти по многим причинам — например, если он рос в другой культуре или… не среди людей вовсе. — Как бы ты меня не называл, — Минхо качнул головой, — я не буду откликаться. Он остановился и, достав бурдюк, сделал несколько больших глотков. Взгляд машинально проследил за каплей, прокатившейся по его подбородку и кадыку и впитавшейся в ворот рубахи. — Это… меня не остановит, — Хенджин склонил голову набок. — Дай подумать. Ли Минхо. Лим, нет, Лин… Лино. Вот. Лино! Тебе подходит. Чем-то напоминает кличку домашнего питомца. Челюсти Минхо сжались. Он убрал бурдюк от лица и перевел жесткий взгляд на Хенджина. Неожиданно для себя тот почувствовал, как ускорилось сердцебиение. По затылку пробежали мурашки. Черные глаза смотрели угрожающе, но они совершенно точно смотрели прямо на него. Он наконец-то заметил его, в этом не осталось никаких сомнений. Да вот же оно. Хенджина вдруг осенило. Вот как можно получить его внимание. — Ты действуешь мне на нервы, — процедил Минхо и пошел дальше. Справившись с этим внезапным внутренним открытием, Хенджин торопливо последовал за ним. — Ты тоже, знаешь ли, не подарок, — он крутил в руках цветок, иногда поглядывая на своего спутника. — Но против моего обаяния никому не устоять. Так что скорее всего это лишь вопрос времени, когда мы с тобой подружимся. Не удостоив его ответом, Минхо ускорил шаг. — Ты можешь сколько угодно делать вид, что ты весь такой недоступный и что тебе и одному прекрасно, но я все равно знаю, что на самом деле тебе одиноко. Не понимаю только, почему ты изо всех сил стремишься остаться в этом состоянии. Его отстраненное лицо стало абсолютно непроницаемым. — Ну а что, скажи не так? Ты же и с другими не особенно общаешься. Кивок, когда ты принимаешь задание от Чана, не считается за общение, если что, — Хенджин хихикнул. — Так что сделай мне одолжение и перестань делать вид… — Сделай мне одолжение и заткнись. Пожалуйста. — Вот об этом я и веду речь, — Хенджин не унимался. — Тебя с твоими привычками не так-то просто выносить. Или что, думаешь, раз повезло родиться с красивыми глазками, то тебе все будет с рук сход… Договорить он не успел, потому что Минхо обернулся и толкнул его ладонью в грудь. Удар был не очень сильный, но неожиданный, поэтому Хенджин потерял равновесие и шлепнулся на задницу, шокированно распахнув глаза. Цветок упал в пыль. Минхо присел на корточки напротив. — Про эту внешность говорить не смей, — его тон был ледяным. — Никогда. Он замолчал, прожигая Хенджина взглядом. А тот сидел ни жив ни мертв, пытаясь понять, что именно заставило его среагировать подобным образом. Да, он специально пытался рассердить его, но не ожидал, что все так резко выйдет из-под контроля — в таком настроении он по-настоящему пугал. — И прекрати трепаться. Лучше не давай мне повода. Поднявшись на ноги, он еще раз сердито смерил его сверху вниз, а потом заметил смятый испачканный цветок и, нахмурившись, отвернулся.       Оставшуюся часть пути они не разговаривали. Обида перемежалась чувством вины за то, что он сам это спровоцировал, и в целом было тошно. Едва-едва Хенджин нащупал какой-то подход, как вдруг все снова оборвалось. Он не нашел в себе сил извиниться, потому что не совсем понимал, за что должен просить прощения, и, хотя ему очень хотелось узнать всю подоплеку произошедшего, расспрашивать тоже не казалось правильным, поэтому все, что оставалось — молча идти позади, глядя под ноги. На рынке они почти сразу разделились — Минхо целенаправленно шел по заданию Чана, а Хенджин засмотрелся на какой-то прилавок с побрякушками и потерял того в толпе. Он не особенно переживал об этом, все же дорогу домой он мог бы найти и самостоятельно; легкое волнение вызывало лишь количество людей. До чего странно было идти в таком плотном потоке. Люди рядом с ним суетились, обгоняли друг друга, толкаясь локтями, выкрикивали что-то вразнобой, нетерпеливо махая руками. Некоторые заинтересованно смотрели на него, но большинству было не до этого — они были слишком заняты своими собственными заботами: торговались, взвалив на плечо тяжелые баулы, считали монеты, шикая на капризничающих детей. Пузатая стеклянная бутыль на высоком прилавке привлекла внимание — Хенджин наткнулся глазами на свое отражение и сбился с шага. Он ведь сейчас… нормально выглядит? Он осторожно заправил прядь волос за ухо. Все вокруг думают, что он такой же, как они? Любопытно, как бы они отреагировали, покажись он здесь в обличье змея? Проползи он по этим узким торговым улочкам, круша извивающимся телом хилые тележки с овощами, сминая тонкие разрисованные бумажные навесы. Наверное, они бы верещали и убегали прочь. Он усмехнулся и покачал головой, отворачиваясь. Компактная торговая площадь была возведена вокруг небольшого вытянутого пруда с кувшинками, через центр которого был перекинут простенький, но на вид крепкий бамбуковый мостик. Хенджин присмотрелся: к перилам моста были привязаны длинные цветные ленты, развеваемые легкими дуновениями ветра. Неподалеку на дощатой платформе стояла торговая палатка, где дородный мужчина звучным голосом зазывал: — Не упустите свое счас-с-тье! Повяжите лен-н-нту на мост судьбы! Получите благословение в ваших сердеч-ч-ных делах! Говорят, если завязать узел как следует, — заговорщицки добавил он, играя густыми бровями, — то и любовь ваша будет веч-ч-на! Хмыкнув, Хенджин подошел поближе — у незамысловатой деревянной витрины толпился народ. На полированной доске рядами лежали разноцветные ленты, а к столбику была прибита табличка с ценой. Покупатели тянули к мужчине смуглые, огрубевшие от тяжелой работы ладони, бряцая монетами и называли цвета. Хенджин подцепил красную узкую ленту и задумчиво погладил ткань большим пальцем. Очевидно, эти тесемки столько не стоили. Он был абсолютно уверен, что ни одному божеству и даже духу нет дела до этих цветных обрезков ткани и до этого моста в целом. Кто же, по замыслу этого торгаша, должен был благословлять любовь всех этих людей? Что именно он предлагал в обмен на деньги? Иронично, что люди и сами не интересовались этим. Никому не хотелось знать, кто именно будет оберегать их чувства. Их не интересовали детали сделки, которую они заключают, поэтому не было ничего удивительного в том, что они не получат никакого результата. И хотя продавец был мошенником, ответственность была не на нем. После бессчетного количества заключенных договоров и огромного объема субъективной обрывочной информации о любви, Хенджин так и не смог понять, что это за чувство. Почему люди так дорожат им, но в то же время бывают с ним настолько пренебрежительны. Казалось, каждый подразумевал под этим что-то свое, из-за этого все чаще создавалось впечатление, что это легенда, собирательный миф, а не что-то существующее на самом деле. Он сжал гладкую ткань между пальцев. Конечно, никакой любви эта лента не принесет, однако… она бы неплохо смотрелась в волосах Минхо. Задумавшись, Хенджин уставился перед собой. Он перевел рассеянный взгляд на мост ровно в тот момент, когда тощий смуглый паренек лет четырех, держась одной рукой за перила и потянувшись за ленточкой, опасно наклонился вперед. Он только набрал воздуха в грудь, чтобы предупредить: «Осторожно!», как тонкая рука соскользнула с поручня, и ребенок беззвучно, без крика и почти без брызг камнем плюхнулся в воду. По поверхности пошли круги. Хенджин беспокойно заозирался по сторонам. Кто-то еще должен был это видеть, не мог же он один быть свидетелем происшествия. Но люди вокруг продолжали торговаться и недовольно ворчать друг на друга. Никто не кричал и не бежал к воде. По спине заструился холодок — он снова уставился на поверхность пруда. На мгновение беспомощность парализовала его. Нельзя было прыгать за ним — он не сможет выбраться из воды, и тогда люди поймут, что с ним что-то неладно. Дрожащей от волнения рукой он коснулся плеча женщины, что стояла рядом с ним: — Простите, там ребенок упал в воду… — Чегой? Не слышно! — та оказалась пожилой старушкой и подслеповато уставилась на него. — Простите… — он повернулся к мужчине, — в пруду ребенок… — Какой еще ребенок? — подозрительно заворчал тот. — Я ничего не вижу. — Да чтоб вас… — выругался Хенджин и рванул к воде. Он лишь на секунду остановился у самой кромки, когда увидел свое перепуганное до чертиков отражение, и нырнул. Вода в пруду была мутно-зеленой и вязкой как кисель. Эта тухлая жижа ни шла ни в какое сравнение с кристально чистой соленой эссенцией океана. Поборов отвращение, он открыл глаза. Глубина была несерьезной, метра два, едва ли больше, а каменное дно все затянуто лентами водорослей и осевшей ряской. Пытаясь уловить движение, он неуверенно поплыл к центру пруда. Над головой нависла кривая тень от моста, но под ней была только илистая пучина. Он завертелся, озираясь. Сколько времени прошло? Минута? Вдруг он опоздал? Спустившись ко дну, он стал раздвигать скользкие водоросли руками. Он-то мог находиться под водой сколько угодно — он уже ощущал, что организм перестроился, и вода спокойно курсирует по носоглотке — а вот тот паренек едва ли обладал такими талантами. Вдруг рядом проплыл серебряный пузырек воздуха, и Хенджин сразу метнулся вбок. Ребенок был там, под зеленой гущей — он вяло дергался, пытаясь освободиться, но только сильнее путался ногами в водорослях. Хенджин не стал церемониться и грубо разорвал темные волокнистые жгуты, а потом подхватил малыша поперек живота и потащил к поверхности. Они вынырнули у противоположного берега, но и там уже собиралась толпа — должно быть, когда Хенджин нырнул, до людей все же дошло — что-то случилось. Мальчуган мертвой хваткой вцепился в его руку и закашлялся, жадно хватая ртом воздух, едва вода расступилась. Под пристальными взглядами Хенджин вышел к берегу и осторожно посадил малыша на деревянную платформу, сам оставаясь по колено в воде. Это его предел. Дальше ему не выйти. Каждая нога была будто цепями намертво прикована ко дну. — Господи, Тэтэ! — из общего гвалта раздался женский возглас. А следом хриплый мужской бас: — Что?! Это Тэтэ?! Спешно расталкивая людей, к ним вышел здоровый, похожий на медведя мужик в темном кожаном фартуке и с широким разделочным ножом в руках, судя по всему — местный мясник. Его перепуганный взгляд нашел ребенка, а потом с заметным облегчением переместился на Хенджина и вдруг снова напрягся. Он смотрел недобро. Толпа вокруг тоже притихла. — Тэтэ… — он поудобнее перехватил тесак, — а ну-ка отойди от него. Хенджин непонимающе захлопал ресницами. Со всех сторон стали раздаваться шепот и бормотание: — Шея… — Тсс, посмотрите на его шею! Ладонь машинально легла на горло. Подушечки пальцев ощутили твердую гладкую чешую. Внутренности скрутило. Ледяной ужас наверняка отразился в его глазах, выдавая его с потрохами. Мотая головой, он умоляюще уставился на мясника. — Ты что с моим сыном хотел сделать, нелюдь? — прогремел бас. Хенджин сжался, машинально отступая назад. Нелюдь?.. Вот как. Непонимание и тревога клубились внутри. Почему все так обернулось? Почему он снова остался один… Растерянный взгляд с надеждой искал в толпе знакомое лицо, но натыкался только на полные брезгливости равнодушные глаза. Может, Минхо покинул его, потому что знал, что с ним случится что-то подобное? От них не убежать. Не ступить на берег, только обратно в воду, но надолго ли — он быстро обернулся — этот пруд что лужа. Его все равно загонят в угол и схватят. А потом все будет так же, как тогда… Он вдруг вспомнил, очень ярко ощутил боль от гарпуна, раздирающего чешую и мышцы. Взгляд смятенно скользнул по широкому лезвию тесака. — Куда собрался?! — взревел мужик. — Это не то… — он слабо пытался оправдываться, но голос совсем не слушался, — я увидел, как он упал… Несправедливо. Все это было так несправедливо. От безысходности он обратил внимание к зевакам. На их лицах были разные эмоции, но в основном неуверенность — они смотрели на него и шептались, не зная, что думать. Станут ли они защищать его от расправы? Вряд ли. Чонин уверял его, что люди могут быть другими… Ну и где они, эти другие люди? Можно было рискнуть и отдать приказ одному-двум, но с такой толпой внушением не справиться. К тому же, это скорее всего заметят, и все их подозрения мгновенно подтвердятся. Раз помощи ждать неоткуда… он сам по себе. Не получится убежать как в прошлый раз. Если придется, он будет защищаться. В качестве крайней меры — он примет истинную форму, даже если тогда… — Вы что, серьезно? — хлестко раздалось сбоку, и все взгляды метнулись к источнику звука. Минхо пробрался сквозь толпу и вышел прямо к мяснику, оттеснив его назад и загораживая собой Хенджина. — Он твоего сына из воды только что вытащил, а ты собрался его линчевать за тату на шее? — он повысил голос, убийственно сверкнув глазами. — Сколько там у тебя детей, четверо, пятеро? Одним больше, одним меньше, так, что ли? Мясник насупился. Открытая агрессия пробила его шкуру, и семя сомнения быстро дало всходы — он больше не был уверен в увиденном. В толпе тоже снова зашептались. — Хороша ваша благодарность. Так может, ему и нырять не стоило? Ты бы и сам нашел своего сына… на берегу, через несколько дней, — Минхо зло смерил мужика взглядом и обратился к ребенку: — Как ты попал в воду? — Йенточка, — захныкал малыш, протягивая вперед зажатую в крохотном кулачке красную ленту, — папа, йенточка на мосту… В толпе сокрушенно заохали. Минхо скрестил руки на груди, смерив стоящих перед ним полным презрения взглядом. Ссутулив плечи, мясник бросил Хенджину, до сих пор беспомощно держащемуся за горло: — Парень, ты прости, не со зла я… Испугался… Он хотел было шагнуть к нему, но Минхо остановил его твердой рукой. — Ты достаточно уже сделал. Забирай ребенка и проваливай, — он повысил голос, обращаясь к толпе: — И вы расходитесь, тут не на что смотреть. Малыш ухватился за мокрый рукав, привлекая внимание Хенджина, и протянул ему зажатую в кулачке ленту. — Спа..сибо, — пролепетал он тихонько, утирая слезы второй рукой. Он был очень близко и наверняка видел, что на шее Хенджина никакое не тату, но совсем не боялся. Отдав странный подарок, мальчуган неловко поднялся и побрел к отцу. Толпа тоже потихоньку расходилась, видимо, больше желающих вступать в конфронтацию с Минхо не нашлось. Еще какое-то время он постоял впереди, с самым недоброжелательным из всех своих выражений на лице, а потом подошел к Хенджину. — Ну и что ты устроил? — риторически спросил он, бегло оглядывая его с ног до головы. — И ты туда же, — устало ответил тот, — что я должен был сделать, по-твоему… — Да нет, на самом деле… все правильно, — он произнес негромко, неожиданно смягчившись. — Извини, что меня не было рядом. Хенджин ошарашенно уставился в его темные глаза. Нельзя было сказать наверняка, но, кажется, тот даже не издевался. — Нич… — он запнулся, — ничего. Ты же пришел. — Н-да. Чан, конечно, будет не в восторге — мы не должны были привлекать внимание. — Давай не будем ему рассказывать, пожалуйста, — он неловко переступил с ноги на ногу, хлюпая водой. Отрицательно покачав головой, Минхо произнес: — Он чувствует ложь. — Зачем врать? Можно просто… недоговаривать. Отвечать только на некоторые вопросы. Главное говорить то, во что правда веришь, тогда он даже не догадается. Минхо остановил на нем долгий то ли осуждающий, то ли восхищенный взгляд. Скорее всего, что-то среднее. — А ты и правда змей. Какое-то время он продолжал испытующе смотреть на него, а потом криво усмехнулся: — Что, не можешь выйти из воды? — Не могу… Вот теперь он точно неприкрыто издевался — в лукавых глазах плескалось самодовольство. Искреннее желание оставить непутевого имуги здесь или подороже выторговать его свободу было заметно невооруженным глазом. Но… Вместе с тем Хенджин вдруг совсем близко увидел в этих сияющих как звездное небо темных омутах свое, четкое как никогда отражение. И это… Это было прекрасно. — Ладно, — выдержав паузу, Минхо вздохнул, — думаю, нам пора возвращаться домой. А потом протянул Хенджину раскрытую теплую ладонь.