Путешествие в прошлую жизнь и прочие поучительные уроки

Рон поморщился от нестерпимой ломоты в висках и едва слышно застонал, чувствуя, как сильно першит от сухости в горле. Страшно хотелось пить, в рот словно напихали ваты. Мерлин, неужели это из-за зелья Невилла? Разлепив потяжелевшие веки, он попытался подняться, вызвав ещё один приступ мигрени. Что-то противно звякнуло. «Какого чёрта? Если в этом виноват Невилл, то я его убью! Чувствую себя хуже, чем когда нализался огневиски! И где я вообще?!» — подумал он. Оглядевшись по сторонам и расширив глаза от удивления и ужаса, Рон осознал только одно: он не понимает, КАКОГО СОПЛОХВОСТА ТУТ ПРОИСХОДИТ?! Он находился в какой-то… Сука, да что это такое? Скованный кандалами по рукам и ногам, запертый в воняющей тухлятиной грязной комнатушке, освещение нулевое, везде грязь, плесень, и ещё Арагог знает что… Вместо кровати — гнилая солома, вместо нормальной еды — чёрствый хлеб — и тот весь в белом налёте — да противно пахнущая, мутная вода в грязном, глиняном кувшине… Короче, выглядит ущербно, как ни посмотри. «Чёрт возьми, Рональд! Что вообще стряслось?!» — думал Рон и крикнул: — Ауу! Есть кто? Наверное, это глупая ситуация, когда ты говоришь «Ау!» куда-то в темноту. Что делать ему? Рон напряг мозги, пытаясь вспомнить урок Зельеварения. «Вспомнил! Оскорбление Малфоя... Так... Что там... Ага! Я на него накинулся, за мной следом полетел Гарри и мы упали... И... Чёрт, а что было дальше?» Рон услышал откуда-то издающийся шорох. Он в страхе ужаснулся, внимательно вглядываясь в темноту. Чья-то тень, от лунного света, который пробирался через решетку, двигалась в уголке. Через несколько секунд к Рону выскочила... Крыса! — О, Господи! Я испугался крыски, — обиженно сказал Рон, глядя на зверушку. — Эй, ты! Хлеба немного хочешь? Крыса внимательно посмотрела на Рона, но потом подбежала к кусочку хлеба, взяла его в зубы и удрала через щелку в стене. — Чёрт! Крыса, но я же сказал — немного! Рон молчал. Тошнота все равно разгуливала в нём. Он закрыл глаза, представив что-нибудь приятное. Через несколько минут он заснул от усталости и чувства безвыходности. Сон оказался недолгим — его совершенно бесцеремонно разбудил гнусный скрип тяжёлых дверей и до дрожи омерзительный голос какого-то дряхлого, постаревшего раньше времени беззубого мужчины. — Эй, рыжая ты дрянь! Довольно лежать, в могиле подрыхнешь! Открыв глаза, Рон вздрогнул от неприятного ощущения отсутствия хоть какого-либо контроля над ситуацией — мужчина глядел на него с откровенным презрением. — Оглох, что ли? Я с тобой разговариваю! Встань! Вот тебе сегодня две свечи принёс, поужинаешь последний раз, как следует, после и ответишь за свои отвратительные злодеяния. Сам знаешь, что всё кончено. Привыкни уже. — Что? Подождите… Что, чёрт возьми, происходит?! Какие, мать его, злодеяния?! Мужчина с нетерпением стукнул об стол почерневшим подсвечником, бесцеремонно призывая к столу, после чего, выходя из гнилой темницы и напоследок гадко сплюнув, с ещё большим презрением и отвращением в голосе бросил: — В последние дни уже с ума сходишь… Господь уже покарал тебя за все твои грехи. Но даже смерть не смоет кровь невинных — душа твоя никогда не заслужит покоя. Сказать что он в шоке, значит ничего не сказать. Какого Мерлина? Но тут Рону показалось будто что-то давит на голову, а перед глазами всплыла картинка. Темно-красные полосы проходят через его тело и выходят, уплывая к бортикам ванной купели. Шершавая, белёсая ткань сползает с нагого бледного тела, обнажая грудь и бедра. Отшвырнув ногой сорочку, Рон, с короной на голове, опустился в ванну, полную некой красной жидкости. Крови... Зачерпнув рукой немного крови ладонью из ванны, где теперь лежал и он, выпил немного и довольно поцокал языком от услады. Сняв тяжелый предмет роскоши с головы и водрузив его на маленький туалетный столик, Рон задержал дыхание и окунулся с головой в ванну, вынырнул, затем снова и снова. Будто кто-то насильно заставлял его нырять, но ему это нравилось. Пьянящий запах крови завораживал, и благодаря ему просыпались и без того похабные мысли. Каждый вечер он наливал себе крови в ванну, и каждый раз чувствовал невероятные ощущения. За окном солнце зашло за горизонт. Рон лежал уже в холодной, но все в такой же красной ванне... Уизли вынырнул из своих не самых приятных воспоминаний. — Чёрт, я что, купался в крови?! — испытывая отвращение к самому себе, сказал он. — Так я ещё и пил её! Фу! Он попытался вспомнить ещё что-нибудь, и у него получилось... — Эмили, — Рон сидел около больной, уже умирающей сестры. Она умирала из-за неизвестной лекарям болезни. В таком же состоянии сейчас был один из братьев — Эдвард. — Похоже, что я скоро буду около Майкла и Криса, — уголки её сухих губ дрогнули, а глаза медленно закрылись. Это был её последний вдох... — Эмили! — Рон дернул сестру за руку, но ничего... Она уже не откроет глаза, и комната не зальется её радостным смехом. — Отец... Эмили... Она... — Я вижу, Савва, — прилично одетый мужчина наклонился к дочери и губами коснулся её лба. — Спи спокойно, Эмили... Иди попрощайся с Эдвардом. К нему пришло осознание: все братья и сестра были отняты у него старухой-смертью. Он боится смерти, зная, что глупо. — У меня были братья и сестра... И все они умерли от одной болезни... А я боюсь умереть, — рассуждая, проговорил Рон. Он осел на пол, обняв себя руками. Кандалы противно скрипнули. По спине пробежали мурашки ни то от холода, ни то от осознания того что всё это не сон, а явь. Только сейчас до Рона дошли слова профессора о свойствах зелья и он грустно усмехнулся. — Вот оно что значит.... — тихо пробормотал он. Рон сам не знает почему, но внутри появилось жгучее желание взять в руки зеркало. Хотелось убедиться, что он все такой же каким был. Как же давно он не видел себя. Ему страшно подумать о том, как долго жизненная сила молодых не касалась его. Рону страшно только от этих мыслей. Он взял тарелку, что ему принесли, и бросил в стену. Да что с ним не так!? Тарелка с грохотом упала на пол, но никто из стражников не обратил на это внимание. Будто он не в первый раз буянит. Но вот Рон услышал звук шагов, и в его темницу вошло несколько стражников. —Вставай. Пора. Рон понял о чем он. Он побелел и отрицательно покачал головой. Он не хотел умирать. Руки слегка затряслись. Те двое усмехнулись и, грубо взяв его под локти, повели на главную площадь. **** Босые ноги медленно ступают по оледеневшей земле, пока разъяренная публика, собравшаяся на кровавый концерт, продолжает отчаянно кричать проклятья в сторону Рона. Холод пронизывал все тело насквозь, в душе нарастала животная паника. Он, дрожа, наступает на одну из ступеней, ведущих на деревянный пьедестал, и та предательски скрипит под тяжестью его тела, кажется слишком громко. Все кажется слишком громким, когда на фоне слышен лишь бешеный стук сердца, исправно отбивающего свой ритм, в последние минуты твоей жизни. Все также плавно он восходит на предоставленную ему площадку и окидывает взглядом толпу. Местная знать заметно умолкает, и лишь безутешные крестьяне и некоторые рабы не умолкают. — Возможно именно в крови их родных я... — подумал на мгновение Рон. Но вот он заметил в толпе знакомые изумрудные глаза. Гарри... Здесь? Он это видит? Резким и неприятным толчком в спину, его ставят на колени. Толпа хочет крови... Хлеба и зрелищ, как когда-то говорили римские политики, о которых ему рассказывала Гермиона. Нет! Черт, ему всего пятнадцать, он не хочет умирать! Что угодно, только не смерть! Но у него словно отказали все эмоции. Хотелось кричать, но слова будто застряли в горле. Он просто хочет жить. И ему везет. Человек с Гарриными глазами подходит к другому и что-то шепчет ему на ухо. Тот хмурится, но кивает. — Дамы и господа! Всем известны злодеяния главного душегуба и позора нашей праведной христианской страны — злосчастного Саввы д'Аркур! Как и следовало ожидать, благочестивый господин Грегуар де Прежан принял справедливое решение продлить страдания единственного нечестивого наследника рода д'Аркур пожизненным заключением в покаянной яме! Да будет так! Рона схватили за руки и повели подальше от места казни. Толпа, явно не согласная, кричит ему вслед: — Убийца! — Демон. — Гореть тебе в Аду! Его снова куда-то вели, перебрасываясь друг с другом злобными шуточками, а после толкнули в черную бездну. Ладно, не в бездну. Глубокую яму, в которой начисто отсутствовал свет. — Счастливой вечной жизни, — сплюнул на Рона один из его провожатых. И мир погрузился во тьму. Рон, тяжело дыша, сжался на полу, прижав ноги к груди и обняв себя руками. В комнате было так темно, что он не видел даже своих рук. Успокоившись, он с тоской думал о том, что же могло случиться в этом времени. Вскоре он заснул.