Дитя солнца

***

— Тихо как, — выдохнула Йеджи. Слова паром устремляются в холодное ночное небо. — Так всегда бывает перед сражениями, моя королева, — мягко пояснила Рюджин. — Воины тратят время на размышления и прощания с близкими на случай, если… Если не вернутся. — Вы все тоже сегодня тихие, — спокойно заметила она — тоже размышляете? Или прощаетесь? — Нам не с кем прощаться, кроме как с Вами, Ваше Величество, — ответила за всех Юна. — Но есть, о чем подумать, — добавила Лиа. — И о чем нынче ты думаешь? — улыбнулась королева, обернувшись в пол-оборота. Лиа всегда была самой оптимистичной из всех ее адъютанток. Если о чьих мыслях она и хотела знать перед тяжелым боем — то только о ее. Но ответить Лиа не успела — в королевскую палатку влетела Черен. То есть, она конечно пыталась сохранять спокойствие, но все девушки знали ее достаточно давно, чтобы уметь отличать нервный бег от ее обычной гиперактивности. — Дезертиры? — спросила Рюджин. — Хуже. Они послали своих солдат. Те распускают сплетни о королеве. Говорят, что она не может быть законной наследницей и… — И все то, что им на уши навешал мой брат, — вздохнула Йеджи. — Мне даже обвинить их не в чем. Если уж моя семья и весь совет до последнего мне не верили. — Но Вы должны их обвинить, Ваше Величество. Иначе быть беде, — прокомментировала Лиа. — Скорее всего, у нас уже есть дезертиры. Нельзя позволить слухам распространиться, — добавила Юна. — И что вы предлагаете мне делать? — грустно усмехнулась Йеджи — поздно взращивать в них чувство долга. Дезертирство неизбежно. Я просто растрачу силы своих воинов, если пошлю вычислять шпионов. И, возможно, их жизни. Девушки переглянулись. Никто из них не решался произнести этого вслух, хотя каждая думала об этом уже долгое время. — Ваше Величество… — начала Юна — Вы все равно можете кое-что сделать. — Могу. Но не хочу, — Йеджи и сама знает. Она тоже думает об этом уже очень давно. Но, похоже, выхода у нее и правда нет. — Слышали? Говорят, Королева на самом деле младшая из близнецов, а не старшая. — И мы, стало быть, сражаемся за самозванку? — Старшая или младшая — кому какое дело? Вы хоть раз видели нынешнего Короля? Он ведь ни разу народу не показался. Мы даже не знаем, от чего умер предыдущий король. Дело Королевы правое, тут и думать нечего. — Если оно правое — где рыцари? Где хоть кто-то из дворцовой охраны? Только ее адъютантки ушли вместе с ней — больше никто. — Может, боятся? — А женщины, стало быть, не боятся? Нет, брат, что-то здесь нечисто. — Во-первых, — четверо воинов подскочили, вытянувшись по струнке, услышав за спиной женский голос. В лагере было лишь 5 женщин, и каждая из них была выше их по рангу — я действительно старше Короля. На целых двадцать минут. — Ваше Величество, мы… Йеджи подняла руку и подошла ближе к костру, чтобы все присутствующие могли ее разглядеть. Юна сняла с плеч свой плащ и постелила его на бревно, приглашая Королеву сесть. — Пусть все, кто сомневаются во мне и моей власти придут и слушают. Я расскажу это лишь однажды, потому как являюсь единственным свидетелем, сохранившим рассудок после событий, что привели нас сюда. Дальше пусть боги нас с братом рассудят и решат, кому стоит править. И Йеджи замолчала. Солдат долго ждать не пришлось — довольно скоро костер со всех сторон облепили мужчины. Адъютантки, почувствовав, что атмосфера становится напряженнее, окружили королеву со всех сторон, ухватившись руками за рукоятки мечей. Никогда не знаешь, откуда появится враг. Йеджи же врагов никаких не боялась. Ее главный враг ждал ее в замке. Ее главный враг родился с ней в один день. Делил семью, дом и пищу. Своего главного врага она любила больше жизни. Вряд ли кто-то еще способен причинить ей столько же боли, сколько Хенджин. — Ваши родители должны были рассказывать вам о том, что мы не были первыми на этой земле, — начала Йеджи. — Но люди до нас здесь никогда не правили. Эти земли принадлежали богам и их экспериментам. Здесь обитала куча самых разных тварей. Одни были прекрасны, другие — ужасны. Некоторые из них заслуживали смерти, но другие — нет. Однако моим предкам, как и вашим, было плевать. Нам нужна была земля для возделывания. Для домов. Нам больше было некуда идти. Поэтому наши предки, вооружившись кто чем, истребили практически всех местных обитателей. Те, кто выжил, покинули эти земли. Мы отвоевали себе дом. Йеджи подобрала с земли тонкую палочку и, сломав ее пополам, бросила в костер. Кто-то кому-то шепнул, что история, очевидно, будет длинной и не мешало бы принести дров. Юна нашла взглядом говорящего и кивнула ему, мол, ты и займись. Тот мгновенно растворился. — Но боги были нами недовольны. Они прокляли правящую семью. Раз в несколько поколений в нашем роду рождается ребенок с двумя душами. Одна из них — человеческая. Другая — душа самой злобной и темной твари, что жила на этих землях. Дрова принесли. — Многие поколения мои предки успешно вычисляли детей с двумя душами. Некоторых из них убивали сразу. Другим давали шанс вырасти и попытаться подавить в себе тьму, но… Это не срабатывало. Все Темные были уничтожены. И, конечно же, когда моя мать, Королева, родила двойню, все тут же заподозрили, что это не спроста. Они думали, в одном из детей не будет человеческой души — будет только темная. Йеджи обняла себя за плечи. Если честно, публичные речи ей никогда особо не давались. Про себя она сейчас стенала от ужаса, осознавая, сколько людей на нее смотрят. Но ее люди и правда должны были узнать правду. Они этого заслуживали. Если уж умирать — то зная, за что. — Но все оказалось не так просто. День, когда у принца Хенджина почернели волосы, она помнила так, будто это было вчера, а не 5 лет назад. Они с братом оба от рождения были белее солнца. Два чистых прекрасных ангела. Очень похожие, но очень разные. Так все говорили, но никто не знал, насколько они разные. Однажды в замке раздался вопль. Кричал Хенджин — это Йеджи сразу поняла. Но дверь в комнату брата оказалась закрыта, и, когда она прибежала, стража как раз пыталась ее сломать. А Хенджин из комнаты орал и велел всем убираться. Когда дверь сломали, Йеджи приказала всем ждать снаружи и зашла первой. Конечно, не очень разумно, но что она могла? Ей было 13 и ее любимый младший брат явно очень страдал. Хенджин сидел на полу у кровати и рвал на себе волосы. Черные волосы. Не свои волосы. — Этого не может быть, — повторял он, раскачиваясь. — Это не я. Это не могу быть я! Но это был он. — Темная душа не может завладеть телом просто так, — повторила Йеджи слова придворного библиотекаря. — Контроль над телом — это долгая борьба. И Король неплохо вел эту борьбу… Она замолчала, сглотнув ком в горле. — Пока однажды не проиграл. Темная душа растет и развивается вместе с человеческой. Они связаны друг с другом с самого начала, поэтому нет никакого способа избавиться от одной, не потеряв другую. Единственный способ уничтожить темную душу — уничтожить и человеческую. Вернее, уничтожить тело. Души ведь бессмертны и перерождаются бессчетное количество раз. Во всяком случае, темные души. Судя по летописи, Хенджину ничего не угрожало как минимум до 20 лет. Все прошлые проклятые наследники спокойно доживали до этого возраста — и только после этого начинали ощущать, что темная душа становится сильнее. Они начинали слышать голоса. По ночам они часто бродили по замку, не помня себя и уже не владея собой. Они могли нападать на стражу. Однажды один наследник убил придворную даму и, запершись в библиотеке, начал проводить какой-то ритуал. Так предки королевской семьи узнали, что темная душа жаждет лишь одного — вернуть свое племя. Человеческие жизни ей нужны для того, чтобы создавать себе подобных. — Получается, я должен умереть? — спросил Хенджин отца. И тот, разумеется, не смог ему ответить. Хенджину было 13. Он был наследником престола, ведь, давайте будем честными, двадцать минут — это ничто, когда надо выбрать, кто будет править. Йеджи к власти никогда особо не стремилась и уж точно не желала получить ее таким образом. — Нет, если ты будешь сражаться, — ответила Королева. — Но ни у кого еще не выходило. — Это не значит, что не выйдет у тебя, — отрезала мать — борись, Хенджин. Борись и победи. Но вот же загвоздка. Для того, чтобы бороться, нужны силы. Но когда Хенджин становился сильнее, становилась сильнее и темная душа. Этого было не избежать. Хенджин учился — училась и она. Хенджин сражался — сражалась и она. Что бы ни делал Хенджин, куда бы он ни шел — она всегда была с ним. Спала, ела, танцевала на балах — все всегда вместе. И Хенджин как-то шепнул сестре по секрету, что чувствует это. — Будто что-то тяжелое… Тут, — он положил руку на сердце. — И оно становится все тяжелее. — Борись, Джинни. Только борись, — прошептала Йеджи и обняла брата. Больше ей ничего не оставалось. Хенджин был на этой войне один. Никто не мог ему помочь. И это сделало его очень одиноким. Его, человека с двумя душами. Его, любимого наследника и лучшего младшего брата. Хенджин был совершенно один. К 16 годам он стал очень замкнутым и нелюдимым. Большую часть времени проводил в своих покоях. Продолжал учиться, но даже ни с кем не разговаривал. Взгляд его всегда был устремлен словно бы внутрь себя. Казалось, он ищет в себе что-то. Или, быть может, общается сам с собой. — В летописях сказано, темная душа открывает себе путь через Смертные Грехи. Начнешь грешить — темная душа тебя сломит, — Йеджи грустно улыбнулась. — И видят боги — мой брат был праведником. Хенджина не интересовали ни слава, ни богатства. Вкусная еда, красивые девушки — ничего его не привлекало. Он жил просто и скромно. Боясь даже смотреть в сторону богатства. По одеянию его было легко спутать с прислугой. Он отрастил волосы, чтобы прятать за ними лицо — потому что боялся Гордыни. Хенджин взрослел, а над замком все сгущались тучи. Хенджин не слышал голосов — или не говорил об этом. Он точно не бродил по ночам и точно никому не причинял вреда, но все знали, что однажды это все равно случится. Йеджи отселили в самую дальнюю башню — просто для перестраховки. Ей не позволяли видеться с братом наедине. К ней приставили четверых девушек, пожелавших стать рыцарями. С девушками они довольно быстро подружились, только вот это не особо помогало в общении с братом, скорее даже наоборот — видя, что сестре и без него неплохо, Хенджин стал еще менее охотно идти на контакт. Их отец, конечно же, без дела не сидел. Еще когда только стало известно, что Хенджин проклят, он разослал по всему миру людей в надежде, что хоть где-то найдется средство от проклятья сына. — И оно нашлось, — улыбнулась Йеджи — Хенджину было 17, когда это произошло. Те воспоминания и правда были для нее приятными. Не считая далекого детства, те полгода были лучшими в ее жизни. И самыми спокойными. — Его звали Феликс. Он был ребенком солнца. Первая встреча Хенджина и Феликса прошла без посторонних глаз. Были только они двое. Никто особо не боялся за Феликса: он был безродным чужестранцем, которого приволокли в замок практически силой. Он был мелким, слабым и голодным, так что и за сохранность принца никто не переживал. — Мне сказали, ты дитя солнца, — сказал тогда Хенджин. — Говорят, это так, — тихо ответил Феликс. — А что это значит? Мне никто не объяснил. — Мои родители посадили меня в бочку и бросили. Я весь день просидел под палящим солнцем, но оно меня не убило. Оно выжгло мои волосы и оставило следы на коже, но не убило. — И это все? — Там, откуда я родом, есть поверье. Иногда солнце выбирает себе детей из числа смертных и наделяет их своим теплом. Не просто греет, как других, а дарует свои силы. В ограниченных количествах, конечно же. — И ты стало быть умеешь… — Я не знаю, что я умею, сир, — улыбнулся парень — я только знаю, что не умер, как многие другие, оказавшиеся на моем месте. — Но как же тогда люди отца решили тебя сюда забрать? — О, это… — Феликс смущенно потупил взгляд. — Могу я закрыть шторы, чтобы показать вам, сир? Хенджин кивнул. Феликс, словно бы паря над полом, приблизился к окну и задернул тяжелые плотные занавески. В комнате на секунду стало темно. А Феликс вдруг засветился. Это не было яркое свечение, скорее, он едва мерцал белым светом. Даже одна свеча осветила бы больше, чем этот мальчик. Но все же свечение было заметно. — Ты светишься, — произнес Хенджин пораженно. — Полагаю, что так, сир, — ответил Феликс смущенно. И Хенджин вдруг понял, что смотрит на самого красивого человека на свете. Он прежде считал, что нет никого красивее его сестры, но даже прекрасная Йеджи сильно уступала ребенку солнца. Без сомнения, он был бы красив и без своего дара, но только благодаря дару Хенджин смог его разглядеть. Его глаза, как и все его лицо, были спрятаны за длинными волосами. Расчет советников Короля был прост: если в принце есть темная душа, то свет должен ее победить. И если душа — есть тьма, то и свет искать надо не простой, а самый настоящий. Феликс этим светом и был — во всяком случае, какой-то его частью. Но Хенджин тоже не был порождением самой тьмы, так что в теории все должно было сработать. Надо было только понять, что именно им надо делать, чтобы это произошло. Ни в сказаниях народа Феликса, ни в летописях их государства подсказок не было. — Дети солнца не так часто появляются, — пояснил Феликс виновато. — Все знают, что они есть, но мало кто их встречал. — И что же нам тогда делать? Есть идеи? — нахмурился принц. Феликс замялся. Потеребил в пальцах подол рубашки и, потупив взгляд предложил: — Могу я коснуться Вас? Я имею в виду… Руки?.. Хенджин отчего-то покраснел, но в темноте этого было не видно. Он кивнул, но затем, поняв, что Феликс этого не увидел, хрипло ответил «да». Феликс подошел к нему ближе. Замер в нерешительности. Хенджин протянул руку, выставив ее перед Феликсом словно щит — ладонью вперед. Феликс медленно потянулся к руке и коснулся ее кончиками пальцев. — Я не растаю, — сообщил Хенджин. — Я просто… Очень теплый, — признался Феликс и тут же добавил. — Дитя солнца. Хенджин закатил глаза и сам схватил парня за пальцы. Феликс не соврал. Его кожа была куда теплее, чем кожа обычных людей. Он будто бы очень долго грелся на самом солнцепеке… Что, в общем-то, так и было. Прикосновение не обжигало, но Хенджин все равно чувствовал себя странно. Может, потому что никогда прежде не встречался ни с чем столько необычным, кроме себя самого. А может он просто давно не прикасался ни к кому. Вообще. Обнимать Короля и Королеву было как-то странно. К Йеджи он не прикасался сознательно, опасаясь, что может навредить. А больше ему трогать было и некого. От прикосновения постепенно становилось жарко, но больше Хенджин ничего не ощущал. Они что-то делали не так. Феликс, судя по его лицу, тоже это понимал — вид у него был растерянный и озадаченный. — Если тьма… — сказал Хенджин. — Живет в моем сердце, то может… Феликс кивнул, выражая тем самым и то, что он понял намек и то, что он не против. Хенджин переместил его руку себе на грудь, туда, где под слоем кожи и мышц, билось его сердце. И тихо ахнул. Темная душа никогда не причиняла ему боли — во всяком случае, не физической. Она ощущалась больше как одежда не по размеру — очевидно потому что двум душам в одном теле было тесно. Это было дискомфортно и иногда тяжело, но в целом жаловаться было не на что. Поэтому Хенджин никогда даже и не думал, что может быть иначе. Но, стоило теплу ладони Феликса распространиться по его груди, как… Тьма отступила. Хенджин не знал, куда и как надолго она делась, но сейчас тело ощущалось как его. Только его и ничье больше. — Ты что-нибудь чувствуешь? — спросил Хенджин шепотом. — Будто… — также шепотом ответил Феликс. — Не знаю, как описать, Сир. Я будто бы все делаю правильно, — он поднял на него взгляд. Обычно на особ королевских кровей так смотреть было нельзя, но едва ли случай имел что-то общее с «обычным». Во всяком случае, Хенджин сейчас чувствовал себя так, будто готов разрешить безродному пареньку все что угодно. И это было удивительное чувство: вот так зависеть от человека. А Хенджин был именно зависим, хоть еще и не понял этого в полной мере. Все, что он понимал — ему хорошо. Хорошо так, как не было никогда. Даже когда его волосы были белыми, как у его сестры, когда темная душа еще не начала развиваться, тяжесть уже была внутри него. А сейчас ее не было. И Хенджин не хотел, чтобы она возвращалась. Хуже было только то, что, глядя в глаза напротив, Хенджин понимал, что и Феликс хочет того же. Он смотрел на него преданно и даже как-то… Счастливо? Словно бы он уже принадлежал Хенджину и уже с этим смирился. И, поняв это, Хенджин отпрянул. Ему показалось, что свечение Феликса стало еще менее заметным, но, приглядевшись, он не заметил разницы. Феликс выглядел испуганным. Он взял себя за запястье руки и будто бы через силу прижал ее к груди. В его глазах была грусть, словно бы Хенджин только что отверг подарок, над которым он так трудился. Сам же Хенджин тяжело дышал, будто бы только что вынырнул из-под воды. Он и сам не понимал, почему, но ему сделалось очень страшно. В месте, где ладонь Феликса коснулась его груди, все еще было тепло. — Сядь, — велел Хенджин. Феликс тут же начал опускаться на пол. Хенджин остановил его жестом и указал на диван. Феликс послушно выпрямился и отошел к дивану. По нему было видно, что прежде он никогда даже рядом не стоял с такой мебелью, но Хенджин отметил, что антураж его комнаты пареньку удивительно шел. Он видел слуг в замке иногда, но все они смотрелись будто бы инородно. Не то чтобы Хенджин был высокомерным, просто разница между богатыми сословиями и бедными всегда бросалась ему в глаза — как и всем, кто относился к первой категории. Глядя же на Феликса, он думал о том, что, если паренька умыть и хорошо одеть, никто и не заподозрит в нем простолюдина. И еще о том, что ему хотелось бы видеть Феликса в этом антураже всегда. Он уже понял, что хочет его оставить себе. Даже не в замке — а именно себе. В этой комнате. Навечно. И эти мысли его не испугали. Напротив — придали сил. — Тебе объяснили, кто я такой? — спросил он. — Принц… — с каким-то благоговением откликнулся Феликс. — Мне ничего не объясняли, но я подслушал, что Вы… Вы… — Говори. — Прокляты. Стражники, которые привезли меня в замок, сказали, что я здесь из-за проклятого принца. — Все верно, — ответил Хенджин. И рассказал Феликсу все, что знал сам. О том, как его предка прокляли. О том, что в нем сидит тьма, от которой нет спасения. — Не было, во всяком случае, — добавил он. — Но, как мне кажется, ты можешь мне с этим помочь. И он объяснил ему, что почувствовал, когда Феликс коснулся его груди. Феликс слушал внимательно, изредка кивая. По его лицу было невозможно понять, что он думает обо всем этом, и Хенджина это немного нервировало. Он не был хорош в общении с людьми, а потому не понимал, все ли говорит правильно. Пугает ли он Феликса? Вызывает ли злость? — Сир… Вам больно? — спросил Феликс, дождавшись конца рассказа. — Что? — спросил Хенджин удивленно. — А. Нет. То есть… Это сложно объяснить. Полагаю, я чувствую темную душу так же, как ты чувствуешь солнце внутри себя. Я просто знаю, что я тут, — он тыкнул себе в грудь — не один. И это… Тяжесть, скорее. Как что-то лишнее и неудобное. Феликс понимающе кивнул. — Все говорят, что солнце — это дар. Но оно… Такое горячее… И мои глаза… Я могу видеть, но картинка всегда такая светлая. Я едва различаю людей по лицам. Обычно только глаза вижу, а все остальное — белое пятно. Это не больно, но… Неудобно. Хенджин тоже кивнул и набрал в легкие воздуха, чтобы задать свой вопрос, но Феликс вдруг продолжил. — Но в момент, когда… Когда моя ладонь коснулась вас… Я увидел Ваше лицо так четко, сир. Впервые в своей жизни я видел кого-то так четко. Это поразило меня. — А сейчас? — спросил Хенджин. — И сейчас вижу, — Феликс загадочно улыбнулся и отвел взгляд. — А Вы? Хенджин прислушался к своим ощущениям, хотя это было лишним — если бы тьма вернулась так быстро, он бы сразу это понял. Он все еще был один. — Я не чувствую ее, — сказал он. — Но не думаю, что она ушла навсегда. Поэтому я должен спросить: согласишься ли ты служить мне? Остаться в замке и жить здесь? Феликс вздрогнул, но промолчал. — Я не заставлю тебя быть слугой. Ты останешься вольным человеком. Тебе выделят покои, будут кормить. Ты сможешь выходить, когда захочешь. Все, о чем я прошу — это… — Иногда касаться Вас?.. — робко спросил Феликс. Хенджин кивнул. — По правде сказать, я совсем не знал, чего ждать, когда меня сюда везли. Мне ничего не говорили. В моей родной стране у меня ничего не осталось и вряд ли… Нет, не так. Я знаю, что здесь я на своем месте, сир. Я не могу это объяснить, правда не могу. Но Ваше предложение кажется мне таким… Я хотел этого, сир. Захотел, когда увидел Ваше лицо. — Полагаю, ты согласен? — улыбнулся Хенджин. Феликс улыбнулся в ответ. — И все было решено, — сказала Йеджи. — Мальчика переселили в замок. Выделили покои, кормили — все, как обещал принц. И все стало хорошо. Но мы бы не сидели здесь, если бы все так и продолжалось, добавила она про себя. — Сир… Это… — Феликс смущенно смотрел на свое отражение. — Не нравится? — Хенджин притворился, будто удивлен, хотя на самом деле он видел — Феликсу нравился наряд. Ему просто нравилось подтрунивать над парнем. — Нет! Что Вы! — ужаснулся Феликс, смутившись еще больше. — Этот цвет… — Я сказал портным добыть ткани, которые подошли бы яркому свету. Не был уверен, что они поймут, но они справились. Камзол Феликса был темно-синим. На первый взгляд маленький щуплый паренек сильно терялся в таком оттенке, но, стоило посмотреть подольше, как становилось ясно — цвет отлично оттенял его. В своей простой одежде он был словно бы невидимкой, а благородный цвет напротив — украшал его и делал более заметным. Ярким. Таким, каким и должен быть свет. — Но это так дорого. — пропищал Феликс. — Я не достоин такой одежды. — Достоин или нет, — пожал плечами Хенджин. — Ты теперь живешь во дворце. И ты не слуга. Как еще тебе одеваться, чтобы тебя можно было отличить от слуг? Или хочешь бегать с ночным горшком моей сестры? Хенджин лукавил. Конечно же никто не перепутал бы Феликса со служкой — все прекрасно знали, кто он и зачем здесь. Но он просто не мог отказать себе в удовольствии сделать Феликса красивым. Таким, каким его до сегодняшнего дня видел только Хенджин, да и то лишь в темноте. Феликс был его спасением и должен был выглядеть соответствующе. — Я… Должен буду носить его постоянно? — осторожно уточнил Феликс. — Тебе неудобно? — Я не слишком привык к такой одежде… Ткань… Тяжелая. Я будто бы в ней заперт. — Ясно, — сказал Хенджин. — Тогда снимай. — Сир, я не смею! — Снимай, я сказал. Я распоряжусь сшить для тебя что-то более удобное. Так в гардеробе Феликса появилось полсотни шелковых рубашек. Они выглядели достаточно статусно, но были более привычны для Феликса в плане носки. Феликс остался доволен. Хенджин — тем более. Родители в игры сына не вмешивались — лишь выслушали отчет о том, что заморское «лекарство» работает и распорядились дать мальчику новое имя. Феликс — звучало слишком не по-местному, было неудобно выговаривать это имя. Так Феликс стал Енбоком. По нему было сложно понять, нравится ли ему новое имя, но привык он к нему быстро и теперь спокойно на него откликался. Хенджин предпочитал наедине называть его по-старому, но на людях всегда звал Енбоком. Это паренька точно полностью устраивало. Поселили его изначально в крыле для слуг, но Хенджину это не понравилось. Крыло слуг было слишком далеко — звать Феликса оттуда к себе было неудобно и долго. Поэтому Феликс вскоре занял комнату, которая обычно отводилась для иностранных послов. Где теперь будут жить послы Хенджина волновало мало. Главное, что теперь он мог просто выглянуть в коридор и позвать — и Феликс тут же бежал к нему. Опытным путем они установили, что рука Феликса всегда должна касаться его груди, чтобы его солнце начало «работать». Эффект ощущался сильнее, когда Феликс касался именно голой кожи, а не ткани, как в первый раз. Выяснили они это довольно смущающим образом, но оба пришли в восторг от того, что гипотеза подтвердилась. Не было ясно, влияет ли продолжительность прикосновения на то, когда вернется тьма. Хенджин предположил, что дело может быть не только в прикосновении, а еще и в его общем состоянии и расположении духа. Поэтому теперь он старался меньше сидеть в комнате. Ел вместе с семьей, ходил в библиотеку. По вечерам слушал, как музицирует Йеджи. Они не придерживались с Феликсом какого-то четкого графика. Хенджин звал его, когда начинал чувствовать возвращение тьмы, но Феликс и без того проводил подле него много времени. Ждал в библиотеке, пока Хенджин читал, сопровождал на прогулках по саду. Хенджин даже думал как-то сказать ему, что он волен идти куда угодно, но быстро вспомнил, что идти Феликсу в общем-то и некуда. Он был чужим в этой стране и едва ли разговаривал с кем-либо, кроме Хенджина. Слуги не спешили с ним сближаться, не вполне понимая его статус. Знатные особы, конечно же, смотрели на него лишь издалека и с легким любопытством. Пускай он и был наделен силой солнца, но все еще оставался простолюдином. Хенджин мог лишь гадать, насколько одиноким себя ощущал Феликс. И Хенджину хотелось что-то с этим сделать, ведь он и сам знал, что одиночество — спутник плохой. Он один не мог заменить Феликсу весь мир, да и не хотел этого делать. Поэтому он попросил у короля разрешения иногда ходить в город. Инкогнито, конечно. И, разумеется, со стражей. Король согласился, но вместо стражи приставил к сыну двух молодых рыцарей. Те, по отзывам, неплохо проявляли себя в учебе ратному делу и были крайне верны короне, так что принца бы они точно защитили. Пускай даже ценой своих жизней. И хотя оба рыцаря были приставлены к Хенджину, сам принц велел одному из них приглядывать за Феликсом, объяснив, что его жизнь тоже очень важна. Так у Хенджина появился Чан — не очень высокий, но мускулистый парень с необычайно широкими плечами, а у Феликса Джисон — он был лишь чуть-чуть крупнее самого Феликса, но был невероятно гибким и проворным. А еще болтливым. Вчетвером они начали иногда выходить в город. Ели в тавернах, смотрели представления на площади. Однажды у принца украли кошелек в толпе. Чана с Джисоном за это чуть не выпороли, но Хенджин сказал, что сам кинул кошелек какому-то бродяге. С тех пор рыцари стали относиться к Принцу теплее. Через пару месяцев все четверо свободно общались между собой, хотя конечно ни о какой дружбе речи не шло — Хенджин никогда не забывал о своем статусе. Накладывалось еще и то, что Король, который обзавелся наследником в уже довольно почтительном возрасте, последнее время начал сильно сдавать. Все в замке это заметили, поэтому мерзкий шепоток о скорой смене власти то и дело разносился в пустынных залах. Хенджин понимал, что, даже если отец придет в норму, рано или поздно все равно будет вынужден уйти на покой и передать дела сыну, а потому учился так усердно, как только мог. В библиотеке под надзором учителей он проводил долгие часы, а после шел на тренировку с Чаном — тот учил его драться на мечах. Получалось у принца так себе, но оно было и понятно — прежде Хенджин никогда не держал оружия в руках. Он боялся поднимать меч, осознавая, что однажды уже не по его воле он может быть занесен над чьей-то головой. Теперь же у него был Феликс, который бы не допустил, чтобы это произошло. А значит — пришло время учиться. — Принц учился с невероятной скоростью. Учителя хвалили его, Король был доволен. Принц… Мой брат словно бы расцвел. Стал делать то, для чего был рожден. И был счастлив. Я никогда не видела его таким умиротворенным. Тучи над замком начали рассеиваться, ведь в самом замке жило настоящее солнце, — Йеджи снова грустно улыбнулась. — Но, разумеется, развивался не только принц. Его душа все еще была связана с темной душой. Креп он — крепла и она. Но более это никого не тревожило, ведь рядом был дитя солнца. Темная душа уже никому не казалась угрозой. Но мы заблуждались. Все мы. Хенджин был один, когда это произошло. Готовился к званому вечеру в своих покоях. Вертелся у зеркала, поправляя волосы. Не так давно Феликс сказал ему, что его лицо прекрасно и не стоит прятать его за волосами. Поэтому Хенджин начал их собирать — отрезать как-то рука не поднималась. Он собрал несколько прядей и завел руки за голову, перевязывая их белой лентой. А затем вдруг схватил себя за горло и начал душить. Он не понимал, что происходит. Рука не слушалась его. Второй он ухватился за раму зеркала и только поэтому не упал. В отражении он видел лишь собственные испуганные глаза и стремительно бледнеющее лицо. Но это не продлилось долго. Рука отпустила его и повисла плетью, словно бы ничего и не было. Присутствия тьмы не ощущалось ни до, ни во время, ни после произошедшего, но Хенджин знал, что это ее проделки. Темная душа была зла. Темная душа решила напугать его, пригрозить. И Хенджин правда испугался, но лишь на то время, что задыхался. Отдышавшись, он уже не чувствовал страха, так как знал — темная душа не сможет его убить, ведь тогда умрет и сама. Она может сколько угодно его запугивать и даже овладевать телом, но реальной власти у нее здесь нет и никогда не появится. В дверь постучали. В проеме появилась светлая макушка Феликса. — Сир, — позвал он. — Там так много людей. И все говорят о Вас. — Зайди, — велел Хенджин бесцветным голосом. Феликс послушался. Хенджин подошел к нему и, улыбнувшись, схватил за шею. Совсем как самого себя несколько мгновений назад. И только сейчас Хенджин понял, что делает это не сам. Темная душа не пыталась напугать его — она его отвлекала, чтобы занять тело. И у нее вышло. Феликс пискнул и попытался отстраниться. Хватка на шее стала сильнее. Феликс вытянул руку, пытаясь дотянуться до груди принца, но руки у него были недостаточно длинными. Хенджин захохотал. — Прекрати! — крикнул Хенджин, но вслух лишь засмеялся. Тело все еще его не слушалось. У Феликса начали синеть губы. Он дергался, пытаясь сделать хоть что-то, но никак не мог помочь ни себе, ни Хенджину. — Прекрати! — повторил Хенджин громче и внезапно почувствовал, как его тело дрогнуло. Это было похоже на короткую судорогу, но Хенджин понял — он все еще может вернуть себе контроль. Он не понимал, что нужно делать, поэтому просто пытался представить, как отпускает шею Феликса. Разжимает пальцы и делает шаг назад. Судорога повторилась. Хватка на шее парня ослабла, но пальцы не разжались. — Пустиегопустиегопустиего, — повторял Хенджин, снова и снова пытаясь отступить от парня. После четвертой судороги пальцы Хенджина разжались. Феликс рухнул на пол без сознания, а Хенджин присел на корточки рядом, хохоча. Тело больше не слушалось темную душу, но и к Хенджину контроль еще не вернулся. — Я тебе не уступлю, — произнес Хенджин. Губы вяло повторили за мыслью. Темная душа усмехнулась напоследок. И отступила. Ощутив, что тело снова слушается его, Хенджин наклонился к Феликсу, тормоша его за плечи. Тот не двигался. — Прошу тебя, вернись. Ты должен очнуться. Очнись! Ну же! — Хенджин приподнял его за плечи и сильно тряхнул. Феликс начал оживать. Его щеки постепенно наливались кровью. Спустя короткое время он открыл глаза и судорожно вдохнул. Он открыл рот, намереваясь что-то сказать, но его голос пропал. — Прости меня, Феликс, — Хенджин не осознавал, что плачет. — Это был не я. Клянусь! Это был не я! Феликс посмотрел на него расфокусированным взглядом, а затем вдруг подался вперед. Он дернул его рубашку изо всех сил. Пуговицы отлетели с щелчком и покатились по полу. Феликс прижался к груди Хенджина, обнимая его так крепко, как только мог. И, по мере того, как жизненные силы возвращались к нему, объятие становилось все крепче и крепче. — Простите, сир, — прохрипел он и закашлялся. — Я не должен был… — Ты все делал правильно, — Хенджин продолжал плакать. — Никто не знал. Я был неосторожен. От объятий Феликса веяло жаром. Гораздо более сильным, чем когда он просто касался его. Было жарко настолько, что почти невыносимо, но принц и не думал отстраниться. Он надеялся, что темная душа сгорит в муках от объятий этого мальчика. Он представлял, как ей, должно быть, больно сейчас и мечтал о том, чтобы она страдала также, как Феликс минуту назад. Хенджин бы позволил Феликсу сломать его ребра в объятиях, если бы верил, что это убьет темную душу внутри него. Но он знал, что этого не произойдет. Поэтому просто наслаждался солнечным теплом. На званый ужин они, конечно же, не пошли. Хенджин объявил, что не слишком хорошо себя чувствует и запер покои изнутри, как часто делал это раньше. С той лишь разницей, что теперь он был здесь не один. — Не лучше ли мне переехать к Вам в покои, сир? — спросил Феликс. Голос его звучал робко, но взгляд был полон решимости. — Я могу навредить тебе, — покачал головой Хенджин, сбрасывая ненужную уже рубашку. — А оно, — Феликс положил руку на голую грудь. — Может навредить Вам. Я не могу этого допустить. Глупец, подумал Хенджин. Даже на грани смерти он думал только о Хенджине и его благе. Так безрассудно. Так приятно. Хенджин не удержался и прижал парня к себе. Феликс был ниже его почти на голову и лбом упирался ему в ключицы. Он и не думал возражать. Принц ощущал его трепет и невольно и сам разволновался. — Переезжай ко мне, — сказал он — я распоряжусь поставить тебе кровать. — Я могу спать и на диване, — сказал Феликс. — Или со мной в постели, — продолжил Хенджин. Он знал, что они оба об этом подумали, как знал и то, что именно он должен это озвучить. Феликс молчал. Ему не надо было озвучивать согласие. — Принц снова перестал выходить. Практически все время они с мальчиком проводили в покоях, но… Это было не страшно. Слуги носили ему еду и забирали пустые тарелки. Принц просил книги из библиотеки и живые цветы из сада. Слуги шептались, что им вдвоем весело. И, хотя Принц изолировался как раньше, никто не думал, что все плохо. Все полагали, что это просто этап и скоро все вернется в норму. Феликс слушался беспрекословно. Хенджин не хотел выходить — и Феликс находился подле него практически постоянно, тактично выходя на балкон, когда принцу было нужно справить нужду. Сам он предпочитал все же убегать в комнаты слуг. Хенджин ценил его верность, а потому старался сделать все, чтобы Феликсу было с ним комфортно. Он знал, что Феликсу нравятся розы из сада — поэтому просил приносить ему цветы. Как-то Феликс признался, что плохо читает, поэтому Хенджин начал просить книги из библиотеки — чтобы заниматься с ним. Сам он тоже старался читать, но все чаще ловил себя на том, что просто хочет прижиматься к Феликсу. Лежать рядом с ним и позволять касаться. Иногда он ловил себя на том, что думает об этом по несколько минут. Тогда он откладывал все и садился на диван. Феликс сначала намеков не понимал, но со временем стал более наблюдательным и подходил без просьбы. Они идеально чувствовали друг друга. — Почему ты ешь другую еду? — спросил Хенджин однажды. — Меня кормят как всех слуг, — просто ответил Феликс. — Но ты ведь не слуга. — Но я и не знатен. Думаю, повара решили не рисковать лишний раз. Но меня все устраивает! Слуг кормят гораздо лучше, чем… Это гораздо вкуснее черствого хлеба из подаяний у церкви, — Феликс грустно улыбнулся. Хенджин помолчал. — Но разве тебя не привлекает это пирожное? — спросил он, взяв десерт в руку. Пирожное было настоящим произведением искусства: с розовым кремом и какой-то яркой посыпкой. Феликс любил все яркое — это Хенджин тоже давно заметил. Глаза Феликса засветились, но он быстро отвел взгляд. Конечно же ему было стыдно зариться на еду принца. — Съешь. — Не могу. Это Ваше. — Давай я откушу и мне не понравится? — вздохнул Хенджин. — Ты же не потерпишь такой растраты? Феликс ничего не ответил, только поджал губы и покраснел. Хенджин откусил совсем немного, а затем, театрально сморщившись, протянул десерт парню. Феликс принял его дрожащими руками. Посмотрел на принца в нерешительности и осторожно лизнул крем. Он оценивал вкус лишь мгновение, затем его глаза загорелись каким-то сумасшедшим огнем, и он запихнул пирожное в рот целиком. Его щеки трогательно надулись. Вид у него был такой счастливый, что почти безумный. Хенджин расхохотался, завалившись на спину. — Ты прекрасен, — слетело с губ раньше, чем он смог понять, что собирается сказать. Феликс, поглощенный жеванием, его кажется не услышал. — Это так вкусно, сир! На Вашем месте я бы только этими пирожными и питался! — воскликнул Феликс, облизнувшись. — Тогда я буду просить их каждый день, — улыбнулся принц, но, заметив напряженный взгляд парня, добавил: — и есть их вместе с тобой. На том и порешили. Всю зиму они провели в покоях, но, едва на улице стало потеплее, начали выбираться на балкон. Хенджин подолгу лежал на солнце, греясь в его лучах. Это было так похоже на объятья Феликса, но все же не могло с ними сравниться. Он пристрастился к солнцу, к своему личному солнцу, и теперь реальное небесное тело не могло удовлетворить его запросов. — Если я буду лежать так достаточно долго, — спросил он однажды. — На моем лице тоже появятся отметины? — У нас их называют поцелуями солнца. Но я не знаю, отчего они появляются на самом деле. — Думаешь, меня солнце целовать не желает? — Хенджин надул губы и рассмеялся. Феликс засмеялся вместе с ним. — Тогда может сам меня поцелуешь? И снова фраза, произнесенная словно бы без ведома Хенджина. Он понял, что сказал и в ужасе перевел взгляд на парня. Тот выглядел не менее ошарашенным. Лицо его стремительно краснело. — Е… Если хочешь, — добавил Хенджин. Феликс подполз ближе. А затем наклонился и чмокнул принца в скулу. Они посмотрели друг другу в глаза. Феликс был явно напуган своей дерзостью, но Хенджин не выглядел злым. Феликс снова чмокнул его — теперь уже в щеку. В нос. В лоб. И затем, убедившись, что его точно не прогонят, потянулся к губам. Жарко. От Феликса всегда шел жар, но еще никогда Хенджин не ощущал его так сильно. Он буквально горел, изнутри и снаружи. Но больно не было — было хорошо. — Ты теплее солнца, Феликс, — произнес Хенджин, сталкивая их лбы. Он гладил его шею, перебирая отросшие за зиму светлые локоны. — Ты мое солнце. — Нет, Сир, — прошептал Феликс. — Это Вы мое солнце. Вы разжигаете во мне пламя, которого я не знал раньше. — Ты боишься? — Я… Думаю, я не против поиграть с огнем, — Феликс смутился. Хенджин рассмеялся. Когда на улице стало так тепло, что отпала необходимость закрывать окна на ночь, Феликс попросился в сад. — Я чувствую, что мое тело сильно ослабло. Мы ведь почти не двигаемся, — виновато произнес он — а еще я… Соскучился. По Крису и Джисону. — По Крису? — О! Это настоящее имя Чана. Его мать была родом из моей страны, но рано умерла. Имя — все, что ему от нее осталось. Надо же. А Хенджин этого и не знал. — Что ж, — сказал он. — Сад так сад. Только недолго, ладно? Со временем они стали выходить все чаще. Хенджин возобновил тренировки с Чаном — он и сам чувствовал, что его тело сильно ослабло за зиму, и ему это не нравилось. Он теперь не знал, что лучше: быть сильным, чтобы противостоять темной душе или слабым, чтобы ослабить и ее. Но перспектива бороться нравилась ему больше. Чану он, конечно, в драке был совсем не ровня. Тот был сильнее, проворнее и навыков у него было куда больше. Он пробовал поначалу поддаваться принцу, но тот это дело быстро пресек. Обмана он не терпел. — Так ты из краев Феликса? — спросил Хенджин его однажды. — Не совсем. Я жил там, когда мама была жива, но после ее смерти отец привез меня сюда. И дал местное имя. Я мало что помню о жизни там. — Но ты слышал о детях солнца? — Слышал, — подтвердил Чан. — К ним там странно относятся. Вроде в них все верят, но никто не знает, почему. Даже церковь с этим не борется, хотя это вроде и ересь. По законам той веры, конечно же. — И ты знаешь, что Феликс — дитя солнца? — спросил Хенджин. — Я… Догадывался. И слышал, как об этом говорят, — Чан опустил взгляд, словно был в чем-то виноват. Хенджин замахнулся деревянным мечом. Чан сначала дернулся, чтобы отбить атаку, но, заметив взгляд принца, опустил руку. Позволил себя ударить. Из рассеченной брови хлынула кровь. Джисон, наблюдавший за сражением издалека, вскрикнул и побежал за помощью. Феликс поспешил к ним. — Тогда ты должен знать, что он мой, — шепнул Хенджин и отбросил меч. Он ни о чем не жалел. Чан с тех пор начал общаться с Феликсом более сдержанно. Не реагировал на его шутки и вообще старался на него даже не смотреть лишний раз. Сложно было сказать, из страха или преданности. Феликсу, конечно, было грустно, но Джисон все еще был с ним рядом и не давал скучать. Они двое вообще отлично ладили. — Джисон говорит, завтра в городе праздник, — сказал Феликс однажды летом. — Да. Местные приносят жертву богам в благодарность за урожай, — пояснил Хенджин. — Мы пойдем? — заговорщецки улыбнулся Феликс. Хенджин не смог отказать. На празднике было шумно и значительно больше народу, чем в их последнюю вылазку. Чан и Джисон выглядели очень напряженными и не отходили от принца ни на шаг. Феликс явно был этим разочарован — он-то надеялся повеселиться как раньше. — На празднике что-то пошло не так, — Йеджи поежилась. Ночной воздух становился все холоднее и жара костра уже не хватало, чтобы ее согреть. Рюджин сняла плащ и накинула Королеве на плечи. — Началась паника и суматоха. Кажется, кто-то с кем-то поссорился. Завязалась драка. В итоге один из рыцарей погиб. Это было ужасно. Люди разбегались в разные стороны. Кто-то кричал. Тут и там люди падали. Хенджин полностью потерялся в пространстве и слепо шел туда, куда его тащили Чан и Джисон. Феликс, уцепившись за его плащ, шел следом. Они и сами не поняли, что произошло, а потому никто не понимал, откуда ждать угрозы и что вообще делать. Чан просто сказал, что им надо уйти — и они пошли. Может, будь они более внимательными, ничего бы не случилось. Может, если бы они переждали на площади, ничего бы не случилось. Но это уже не имело никакого значения. — Осторожнее! — крикнул Джисон и схватил принца за голову, заставляя пригнуться. А затем пошатнулся и упал. Рядом упал окровавленный камень. Лицо Джисона мгновенно посерело. Он не шевелился. Кто-то споткнулся об него, но и это не привело его в чувства. Чан с рыком закинул принца на плечо и побежал. Феликс медлил лишь секунду, надеясь, что Джисон еще откроет глаза. Этого не произошло. Он побежал следом. Тело доставили в замок вместе с отчетом лишь на утро. В толпе объявились подстрекатели. Они подожгли несколько лавок, кричали что-то о необходимости свержения нынешнего короля. Так все и случилось. Так Джисон и умер. В тот же день к Хенджину приставили нового рыцаря — Чанбина. Он был невысок, но коренаст и явно по силе мог соперничать с Чаном. Но это уже было не нужно. Хенджин снова заперся в покоях. На этот раз — по инициативе Феликса. Со смерти Джисона прошел месяц, но Феликс все еще его оплакивал. Буквально. Хенджин часто просыпался от тихих всхлипов по ночам. Прижимался нежно со спины, пытаясь успокоить, но все было тщетно. Феликс не отвечал. И самым ужасным было то, что в такие моменты он был совсем как обычный человек — с нормальным человеческим теплом, а потому будто бы холодный. Хенджина это пугало. Но днем Феликс исправно выполнял свой долг и старался вести себя как обычно. Только глаза отводил все чаще и почти не разговаривал. — Феликс, — сдался однажды Хенджин. — Скажи, что мне сделать, чтобы тебя утешить? Мне больно видеть твои страдания. — Сир… — ответил Феликс, чуть помолчав. — Вы правда не помните?.. Хенджин замер. Он не понимал, о чем говорит Феликс, но чувствовал, что ему не понравится. — Я видел Вас, — прошептал Феликс. — Вы забрали свечу у девочки. Я думал, вы хотите ее рассмотреть получше, а Вы… Вы огляделись и бросили ее в палатку. Вы начали пожар. — Я… Я не мог. Чан все время был рядом. — Чан следил за толпой, а не за вами, — всхлипнул Феликс. — Как и Джисон. Только я видел. — Я не… Я не мог. Зачем мне это? — Хенджин чувствовал, как внутри него что-то умирает. Смерть Джисона была трагедией сама по себе. Но мысль о том, что он в ней виноват была для него чем-то запредельным. Ужасным. Самым мрачным из всего, что только могло произойти. — Это был не я. Клянусь, — прошептал Хенджин, обхватив себя руками. — Я знаю, — Феликс рыдал. — Я понял это сразу. Понял, но не успел остановить. Это я виноват, что он умер. Я не доглядел. — Но мы же… Мы ведь все время рядом, — Хенджин все еще отказывался верить, хотя память уже начала услужливо подкидывать ему картинки, которые он иногда видел в кошмарах о том дне. Он вспомнил, как держал свечу. И что был совсем близко к пламени, когда все началось. — Я не знаю, как это случилось, — Феликс закрыл лицо руками. — Хочу только верить, что эта тварь копила силы все это время и теперь снова обессилена. — Но тогда выходит, что она куда умнее меня. Так… Я потерял бдительность. Я совсем не ощутил ее присутствия, а она устроила… Все это. А я даже не помню этого. — Вы не виноваты, — покачал головой Феликс. — Это лишь моя вина. — Это вина темной души, — отрезал Хенджин. — Мне жаль, что Джисон умер от моих рук. Но… — он подвинулся ближе к парню — теперь мы здесь, да? Теперь ничего не случится. Пока ты рядом — тварь бессильна. Феликс поцеловал его первым. — Я хочу от нее избавиться, — прошептал он, глядя на принца заплаканными глазами. — Больше всего на свете хочу, чтобы ее не стало. Он расстегнул рубашку принца и положил руки ему на грудь. Погладил ключицы и шею, а затем спустился пальцами к прессу. И бесстрашно погладил Хенджина по члену. — Что случится, если мы сделаем это? — спросил парень. — Не знаю, — честно ответил Хенджин. — Но я так давно этого хочу. Момент был одновременно самым подходящим и неподходящим из всех возможных. Хенджин и правда часто думал по ночам о том, чтобы прижаться к Феликсу плотнее. Он знал, что Феликс не откажет, потому как ощущал, что Феликс тоже этого хочет. Но было страшно, так как никто из них не знал, к чему это приведет. Если уже от поцелуев у Хенджина начинали ныть кости — не сгорит ли он дотла?.. Они были влюблены. Они были в отчаянии. Они были готовы рискнуть всем, включая собственные жизни. Хенджин задернул шторы, пока Феликс раздевался на кровати. Принц хотел увидеть свое солнце во всей красе — и Феликс его не разочаровал. Сегодня он светился словно бы ярче, чем обычно, и Хенджина просто вело от того, насколько он был прекрасен без одежды. Обычно Феликс даже переодеваться при нем стеснялся, но сейчас предстал перед ним абсолютно голым. И его взгляд… Он был так прекрасен в своей упрямой решительности. — Ты уже делал это раньше? — спросил Хенджин, сбрасывая с плеч рубашку. — Однажды несколько мужчин пытались сделать это со мной, — потупив взгляд ответил Феликс. — Но я обжег их. Они убежали с криками. Хенджин замер. Перестал раздеваться и аккуратно сел рядом с Феликсом. — Ты… — Я не обожгу Вас, сир! — заверил Феликс. — Сейчас все иначе. Тогда я не хотел. А сейчас… Сейчас хочу. Очень. И более Хенджин не сомневался. Прижиматься к Феликсу вот так — совсем без одежды — было для него в новинку. Он ощущал его тепло каждой клеточкой своего тела. Жар пробирался под кожу, проходил сквозь мышцы и оставлял невидимые трещины в костях. Хенджин не боялся сгореть. Но, если бы это произошло, он бы умер без сожалений. Феликс краснел и пытался свести ноги. Хенджин терпеливо разводил их обратно. Он хотел видеть своего мальчика полностью открытым. Готовым для него. Для него одного. Он положил руку на его полувставший член и несильно сдавил его. Феликс выгнулся в спине и всхлипнул. Хенджин на пробу провел вверх и вниз. Феликс застонал плаксиво. — Прошу, сир… Не останавливайтесь, — произнес он. Он опустил взгляд, чтобы посмотреть на Хенджина, но тут же в ужасе отвел его, увидев, что Хенджин направляет его член прямо себе в рот. Не та сцена, к которой он был готов. Хенджин подтянул откуда-то сбоку подушку и подложил парню под поясницу, чтобы было удобнее. Откуда он знал, что так будет удобнее он и сам не знал — для него все происходящее было тоже в новинку. Он просто словно бы знал, что должен делать. Просто слушался сам себя. Он облизал головку и опустился ниже, принимая член Феликса глубже. Феликс кричал, закрывая лицо руками. Он пытался лежать смирно, но то и дело подмахивал бедрами — так Хенджин понял, что ему нравится, когда головка толкается в щеку. Принц чуть наклонил голову так, чтобы головка проезжалась по щеке постоянно. У самого него уже тоже давно встал, но сейчас это было неважно. Казалось, он готов дать Феликсу кончить и этого будет достаточно, но рука словно бы сама потянулась к сфинктеру. Он надавил на вход на пробу — просто чтобы понять, как Феликс отреагирует. Тот замер на секунду, но затем, не глядя на принца, кивнул. Он был готов идти до конца. В комнате было жарко. Пахло свечами и розами, что принесли лишь утром. Хенджин подумал, что к этому запаху нужно добавить еще один и потянулся к тумбочке, чтобы взять флакончик с маслом. Он наносил его только по праздникам, когда этикет велел не только выглядеть, но и пахнуть хорошо. Что ж, на праздники он ходил нечасто, а потому масла в их распоряжении было предостаточно. Он снял крышку и вылил на пальцы немного масла. Запахло лавандой. Запах ударил в нос обоим, и это почему-то показалось им чем-то сакральным. Чем-то, что навсегда будет принадлежать только им двоим. Хенджин толкнул в Феликса первый палец. Феликс сжался сначала, но и без подсказки понял, что так дело не пойдет. Он хотел Хенджина. Хотел его в себе и показывал это без слов, принимая его пальцы и выгибаясь от новых ощущений. Иногда он морщился, и тогда Хенджин, внимательно наблюдающий за его лицом, чуть менял угол и делал толчки менее резкими. Он изучал его. Он готовил его для себя. Он хотел, чтобы все было идеально. Тремя пальцами он разрабатывал его так долго, что едва не кончил от нетерпения. Он очень хотел оказаться внутри. Он хотел познать Феликса так, как еще никто его не познавал. Так, как никто его и не познает. Он отстранился и вылил на пальцы еще масла, на этот раз щедро смазывая им собственный член. Затем приставил головку члена ко входу и мягко толкнулся внутрь. Во всяком случае, ему казалось, что мягко. Феликс выгнулся дугой с широко открытым ртом, не в силах произнести и звука. Он словно бы задыхался. Хенджин подождал, пока парень немного привыкнет и нерешительно толкнулся дальше. Феликс вскрикнул и кивнул — все хорошо. Продолжайте, сир. Войдя наполовину, Хенджин остановился. Неспешно двинул бедрами назад, а затем снова вперед. Он не выходил полностью, опасаясь причинить Феликсу боль. Он двигался осторожно, хоть и отчаянно нуждался в большем. Терпения ему хватало лишь потому что он знал — нужно время. Нужно дать Феликсу немного времени, и тогда этот парень отдаст ему все. Всего себя. Весь мир. Все солнце. Феликс полностью принадлежал Хенджину. Наконец-то полностью. И Хенджин никогда не чувствовал себя счастливее. — Сир… — шепнул Феликс. Продолжать ему было не надо. Хенджин толкнулся глубже. Феликс ахнул и кивнул — с ним все было хорошо. Хенджин чуть подал бедрами назад, а затем снова толкнулся. А потом еще и еще. Член вошел до конца. Теперь можно было двигаться смелее. Он начал медленно, постоянно сбиваясь с собственного темпа. Но вскоре начал терять контроль и, как ни странно, это помогло ему темп поддерживать. Он не думал о том, что делает — просто двигался вперед и назад, вслушиваясь в стоны Феликса. Когда они становились громче — он ускорял движение. Найти нужный угол, чтобы задеть чувствительное место, тоже не составило большого труда. Хенджин был создан для того, чтобы слиться с Феликсом в одно целое. Другого объяснения тому, что им обоим сейчас было так хорошо, просто не было. Он запоздало вспомнил, что может доставлять Феликсу удовольствие и рукой, но, стоило ему снова коснуться члена парня, как тот кончил. Хенджин даже растерялся немного, не зная, можно ли ему продолжать. — Давайте, сир, — словно бы услышав его мысли произнес Феликс. — Прошу Вас… Хочу, чтобы вам было хорошо. После этих слов Хенджину хватило пары толчков. — Вы в порядке? — шепнул Феликс, когда они оба отдышались. — Никогда не чувствовал себя лучше, — улыбнулся Хенджин сонно. — Я тоже, — покраснел Феликс. — Повторим утром? — закрыв глаза, спросил Хенджин и ощутил поцелуй солнца где-то в районе подбородка. Теперь уже они забыли и про книги, и про цветы. Они наслаждались друг другом целиком так часто и так полно, как только получалось. Они даже не одевались — в этом не было необходимости. Они оба были молоды и влюблены. Отчаянно нуждались друг в друге и не могли насытиться. Только пирожные могли отвлечь Феликса от тщательного облизывания члена принца, так что перерыв на еду они все же делали. Феликс учился доставлять удовольствие невероятно быстро. Он брал глубже, чем Хенджин в первый раз, да еще и ухитрялся смотреть принцу прямо в глаза. Он был настоящим бесстыдником. Хенджин же однажды, поддавшись какому-то безумному порыву, взял со стола свечу и капнул Феликсу на сосок. Тот ахнул и закатил глаза. — Не больно, сир, — прохрипел он. — Мне совсем не больно. Так прошла неделя. А потом Король умер. — По нашей традиции, принц, ставший королем, отказывается от своего имени. Мой брат больше не был Хенджином. Он стал Королем. Вместе с именем полагалось отбросить и прежние увлечения — и посвятить себя службе государству. Совет следил за этим очень тщательно на протяжении всего правления моего рода. И как бы важен не был для нового короля его дитя солнца — совет был непреклонен. — Матушка, это ведь бред! — воскликнул Хенджин. — Я не могу отослать Фе… Енбока. Вы ведь и сами знаете, что тогда будет. — Знаю, — подтвердила мать. — Поэтому мы и совещались так долго. — О чем можно было вообще совещаться? — умоляющим тоном спросил Хенджин. — Он — мое лекарство. Без него я был бы уже мертв. Он нужен мне, чтобы править. — Именно это и тревожит совет, — в голосе женщины читались стальные нотки. — Твоя зависимость от этого мальчика переходит все границы. — Они сами его для меня нашли. — Верно. Но это ты превратил ваши отношения непонятно во что. Он смотрит на тебя щенячьими глазами — это хорошо. Но ведь и ты смотришь на него также. Король не может так обращаться со своими слугами. — Но он не слуга. — Неужто? — зло усмехнулась женщина. — Разве он не выполняет все твои прихоти? Не веселит тебя? Не служит тебе? — Это другое. — Это то же самое, — отрезала женщина. — Называй это как хочешь, но он — твой слуга. Так было с самого начала, и так и будет всегда. — Но что тогда? Что они предлагают делать? Сделать из меня безумного короля? — Никто не отберет у тебя Енбока, мой Король, — сказала женщина мягко. — Но нужно показать, что он зависит от тебя больше, чем ты от него. Даже если это наоборот — слуга не может быть сильнее хозяина. — И что… — Его ослепят. Его уже взяли под стражу. Ждут только твоего приказа, — сказала Королева, поднеся к губам бокал вина. — Тебе надо просто выглянуть в коридор и кивнуть. Хенджин обледенел. Он не верил своим ушам. — Я не… — прохрипел он. — Он останется при тебе. Просто не сможет отойти от тебя ни на шаг. И навредить тебе не сможет. Это лучший вариант, поверь. К тому же, я слышала, он и так плохо видит. Невелика потеря. — Но он ведь… Он столько сделал для меня. — И должен быть готов сделать больше, если и правда так верен тебе. — Я не могу. Я не должен. — Можешь и должен, — мать резко поднялась со стула и приблизилась к сыну, ухватив его за подбородок. — Или ты забыл, кто ты? Ты Король. Ты правишь страной. Ты должен показать свою силу. Ты ни от кого не должен зависеть. Что тебе этот слуга? Его жизнь? Ты выше него. Ты выше всех нас вместе взятых, понимаешь? К черту дитя солнца — он сможет лечить тебя и слепым. А вот тебя свергнут, если ты не отдашь приказ. Слабые короли народу не нравятся — уж поверь мне. — Я… Мне надо подумать. — Ты не будешь думать. Ты отдашь приказ. — Я могу с ним поговорить? — Хенджин! — крикнула мать — Ты Король! О чем ты собрался с ним говорить? Совета попросишь? Разрешения? — Я… — Тебе нужно его разрешение? Он тобой помыкает? — Нет! — Ты его слушаешься. Делаешь все, о чем он попросит, — сказала мать с презрением. — Завтра он скажет тебе напасть на наших соседей, и ты пошлешь тысячи солдат на смерть. — Он этого не сделает. — А народ будет считать иначе! Отдай приказ, Хенджин! Стань уже Королем! Хенджин закричал. Он смотрел матери прямо в глаза и протяжно кричал. Она даже не поменялась в лице. Что-то в Хенджине ломалось. Он был принцем. Он должен был стать Королем. Он хотел этого всю свою жизнь. Он решил бороться с проклятьем только для того, чтобы однажды стать достойным королем. Он учился. Тренировался. Он подчинил себе жизнь несчастного сироты — все для того, чтобы стать Королем. И какой выбор у него был? Казнить совет? Казнить мать? И что тогда? Народ не прощает ошибок. Соседи легко заметят его слабость. Одного приема будет достаточно, чтобы все поняли, как он предан Феликсу. Одного взгляда будет достаточно, чтобы понять, насколько он зависим. Но если Феликс не будет видеть… Если он больше никогда не посмотрит ему в глаза и не назовет красивым… Если он будет ходить за ним, а не рядом с ним… Если будет вести себя тихо и незаметно… Если перестанет быть таким красивым, оскверненный шрамами и повязками… Он все еще останется Феликсом. Его Феликсом. Они все еще будут вместе, и никто не сможет им помешать. Никто их не разлучит. Феликс так ему предан — что ему зрение? Они и без него проживут. Хенджин даст ему лучших слуг, те будут постоянно следить за ним. А вечерами, избавившись от государственных дел, Хенджин будет заботиться о нем сам. Кормить, купать… Хенджин выглянул в коридор. И кивнул. — Совет решил, что спасет страну, оставив в темноте одного, — голос Йеджи совсем охрип от длинного рассказа и холода. Кто-то из солдат подал ей свою флягу. Она приняла ее не глядя и выпила содержимое без вопросов. Даже не поморщилась. — Но они загнали в темноту сразу обоих. Было тихо. Никто не смел даже вздохнуть. Все понимали, что история окончена. Не надо было пояснять, что именно случилось дальше. Король собственноручно толкнул себя в бездну. Сам открыл путь темной душе. И вот теперь они все собрались вокруг костра. Слушали рассказ. Ждали рассвета, чтобы начать битву. — Когда я покидала дворец, мальчика уже не было в живых. Все подвалы были заполонены темными тварями. Король всегда был прилежным учеником. Как и темная душа. Матушка стала первой его жертвой. Затем совет. Некоторым слугам удалось спастись, другим — нет. Мое заточение в башне спасло мне жизнь. Заточение, — Королева огляделась. — И мои отважные адъютантки. И быть может кому-то я кажусь недостаточно хорошей Королевой, но другой у вас нет. Я проведу вас сквозь тьму. Я разрежу тьму своим мечом. У меня нет иного выбора. И у вас тоже. — Ура Королеве! — крикнул кто-то в толпе. Вскоре его голос подхватили остальные. Адъютантки преклонили колено. Юна шепнула, что все это какой-то деревенский театр, но никто ее не услышал. Йеджи поднялась. — Завтра бой. Мы уничтожим тварей и убьем безумного короля. А потом будем праздновать новый день и каждый день после него. Толпа снова восхищенно закричала. Йеджи пошла к своей палатке. Рюджин отдала приказ расходиться. Девушки пошли вслед за королевой. — Почему Вы не сказали им, что мальчик жив? — тихо спросила Лиа. — Я думала, Вы хотели быть честной. Йеджи зашла в палатку, обессиленно рухнула на постель и закрыла глаза. Перед глазами тут же возникла картинка, которая возникала каждый раз, стоило ей хоть немного расслабиться. Тьма. В покоях Хенджина не было ничего кроме тьмы. Она словно бы шла из самого Хенджина, потому как только короля она не поглощала. Изо рта брата текла какая-то черная вязкая жижа. Он хохотал и тянул к сестре руки. Йеджи, перепуганная и растерянная, выставила перед собой свой меч. Рюджин неплохо поднатаскала ее в обращении с ним, но, откровенно говоря, Йеджи не думала, что ей это чем-то поможет. Она была одна. Она была загнана в угол. Ее брат собирался ее убить. Но вдруг Хенджин дернулся. Затем еще и еще. Он шипел и извивался, но вскоре затих. Взгляд его стал осознанным, и он больше не выглядел так, будто не узнает сестру. Он быстро нырнул во тьму и вскоре вернулся с парнем на руках. Это был Енбок. Он сильно исхудал. На глазах его была повязка. Он был таким серым, что Йеджи едва различала черты его лица во тьме. — Забери его, — произнес Хенджин, осторожно опустив парня на землю. — И беги. Йеджи не помнила, как выволокла Енбока из той комнаты. Помнила лишь, как щелкнул замок — Хенджин снова заперся в комнате и это, наверно, было последним, что он мог для нее сделать. Для них обоих. Раздался крик. Йеджи тоже кричала, таща за собой практически мертвого парня. Ее нашла Юна. Вместе они вытащили Енбока из замка. Там их нагнали остальные девушки, и они благополучно скрылись. Только вот обезумевший вид брата с черной жижей во рту впечатался в память девушки намертво. — И что бы это дало? Они либо обвинили бы его в безумии короля, либо же стали надеяться, что он сможет его излечить. Ни то, ни другое мне не на руку, — вздохнула Йеджи. — Черен, проведай его перед сном пожалуйста. И не забудь утром дать ему тот отвар. Он должен проспать всю битву. Черен кивнула и растворилась в ночи. — Мы победим, — сказала Рюджин. — Теперь точно. — Или погибнем, — ответила Йеджи. — Мы сражаемся потому что у нас нет выбора, а не чтобы победить. Как по мне — это более сильная мотивация. Мы либо победим, либо умрем. — Но сначала в любом случае поспим, — подытожила Юна. — Я в дозор. Лиа, ты дежуришь у палатки. Расходимся. Юне перечить никто не смел. — Феликс, — шепнула Черен. — Ты не спишь? — Нет, — шепнул тот в ответ. — Я ждал тебя. Черен улыбнулась, но парень, конечно же, этого не видел. Черен зажгла свечу и подошла ближе. Феликс был все таким же худым. Почти не ел и очень плохо спал. Ему, по-хорошему, был нужен постоянный уход, но обеспечить его в военном лагере было невозможно. Тем более, что было необходимо скрывать его присутствие. — Я слышал, завтра бой, — сказал парень. Конечно же он слышал. Весь лагерь только об этом и говорил. Феликс был слеп, но не глух. — Верно. Мы пойдем брать замок. — И вы захватите Короля? — спросил Феликс с надеждой. — Мы… — Послушай, я знаю, ты не веришь в то, что я дитя солнца, но это правда. И принцесса… То есть Королева, знает об этом. Она знает — я могу помочь. Я вылечу Короля. — Феликс… — Да ты посмотри на меня! –воскликнул Феликс. — Я ведь свечусь, видишь? Я дитя солнца. Я рожден, чтобы бороться с тьмой. Я уже прогонял ее и сделаю это снова. Черен тихонько вздохнула. Феликс не светился. Ни разу с тех пор, как они покинули замок. Он все время повторял, что это так, но в действительности никто из тех, кто был в лагере, никогда этого не видел. Даже Йеджи. — Я горячий, потрогай! — воскликнул Феликс, протягивая девушке руку. Та слышала это кучу раз, но все равно коснулась ладони парня. — Чувствуешь? Я такой теплый, потому что во мне сила солнца. Я грею все. И освещаю. Понимаешь? Я могу сражаться с тьмой! Ты слеп и слаб, подумала Черен. Юна бы на ее месте давно вправила парню мозги, объяснив все как есть. Сказала бы, что не светится он вовсе и что кожа у него холодная, как у мертвеца. Но Черен была совсем не такой, как Юна. А еще ей было очень жалко этого парня. — Ты передашь мои слова Королеве? — спросил он. — Скажешь, что я могу помочь вернуть Хенджина? — Скажу, — соврала Черен. — А сейчас поспи. До рассвета оставалась всего пара часов.