Поклонник, скрытый под завесой темноты

Гилберт вышел из Кремля, усталый вздох сорвался с его губ. Он чувствовал себя таким измученным. Обычно возвращался от брата Гил в приподнятом настроении. Но не в этот раз, вылетал из Берлина Пруссия с тяжким сердцем. А прилетев в Москву, тут же направился к правителю России. Который не добавил Гилберту радости, рассказав о совершенно недопустимом поведении Ивана и попросив приглядеть за ним, а в довесок еще и разобраться в чем причина. Прус зашел в дом России, сняв с плеча сумку с вещами, бросил ее в коридоре и прошел в гостиную, откуда доносился шум телевизора. Иван сидел на диване, закинув ноги на кофейный столик. Он был поглощен телевизором, делая вид, что совершенно не услышал шум из прихожей. Брагинский с удовольствием поглощал конфеты, по-другому это не назвать, так на диване лежала уже пуская одна коробка конфет, другая была почти на половину пустая. — Когда это ты так полюбил конфеты? — весело спросил Гилберт, падая в мягкое кресло. Он выдохнул и расслабился, прикрывая глаза. Но Брагинский ничего не ответил, продолжая смотреть какую-то российскую мелодраму. — Я думал от сладкого слипается жопа, а не рот, — предпринял еще одну попытку начать разговор Гилберт, внутри уже напрягаясь от молчаливого русского. Иван бросил на пруса быстрый взгляд и снова переключил свое внимание на телевизор. — Ты за пару дней умудрился отупеть от российских сериалов, что даже забыл, как говорить? — он чувствовал напряжение, которое усиливалось с каждой минутой тишины в ответ на вопросы, именно поэтому шутками пытался разрядить обстановку. Иван нервно выключил телевизор и посмотрел на Гилберта. — Да пошел ты на хер. Ты действительно думаешь, что можешь вот так спокойно приходить и делать вид, что все хорошо. Хотя кинул меня. Пруссия уставился на обиженного Ивана в растерянных чувствах, совершенно не понимая, о чем речь. С чем он успел кинуть Ивана? Он гостил у Людвига, и Брагинский об этом прекрасно знал. — Не делай вид, будто не понимаешь, о чем я! — раздраженно прорычал Иван, смотря на Гилберта таким печальным взглядом, полным разочарования в своем друге. — Россия, ты хоть и мать*, но будь мужиком, не выноси мозг, а объясни в чем я успел провиниться, — спокойно сказал Пруссия. Он действительно был не рад ссоре, ему и так два дня после этого злополучного собрания Людвиг капал на мозги, доставая на тему отношений с Россией. Великий и забыл, когда последний раз мелкий был таким дотошным. Он даже не представлял, что небрежно брошенная фраза Англии вызовет в спокойном младшем брате столько эмоций. — Ты обещал приехать позавчера и вместе со мной слетать на отдых к Турции, — голос Ивана резко сменился из раздраженного на обиженный, словно у него отобрали конфеты. — Ты с дуба рухнул? Когда мы успели об этом договориться? — Пруссия совершенно не помнил подобного разговора. Два дня назад он был на этом дурацком собрании ЕС. Иван скрипнул зубами, достал свой телефон и, открыв сообщения, кинул телефон прусу. Гил ловко поймал телефон и теперь с широко открытыми глазами читал переписку, которая была с его номера, но он ее не помнил. Прус достал свой телефон, но никаких сообщений с Россией у него там не обнаружилось. Кто-то явно подтер переписку с телефона Гила. Брагинский наблюдал за прусом, за его искренним недоумением по поводу. — Гил, где ты был в это время? — спросил Иван, чувствуя, как появляется осознание, а вместе с ним и страх. — На собрании ЕС, причем эта была первая половина собрания, тогда там помимо участников, еще были кандидаты и Америка, этот придурок как обычно перепутал даты, и вместо собрания НАТО прилетел на собрание ЕС, — медленно говорил Гилберт, смотря на время сообщений и вспоминая с кем он тогда рядом сидел, но как назло запомнилась только последняя часть собрания. — И остался? — спросил насмешливо Иван. — А что ему европейцы скажут, ты только и умудряешься вступать с ним в конфликты, — пожал плечами прус. — А кто именно был? — поинтересовался Иван, убрав телефон в карман домашних штанов. Пруссия спокойно перечислил приглашенных стран. — Вук был там? — Иван тут же залился румянцем при упоминании брата. На него невольно накатили воспоминания с пьянки, когда он посмел переступить черту и позволить Сербии поцеловать себя. И даже трезвый русский понимал, что поцелуй ему понравился. — С тобой все хорошо? Температуры нет? — поинтересовался Гилберт, пытаясь прикоснуться ко лбу русского, когда тот так ярко покраснел. Иван оттолкнул Гилберта со словами «убери руки!». Пруссия весело продолжил. — А насчет серба. Да он был, обнимался с бутылкой минералки, дыша перегаром на всех вокруг. Он даже не курил, наверное, боялся устроить фаер-шоу. Россия рассмеялся, представляя себе эту картину. Он сочувствовал Вуку, но не мог не посмеяться. Сам не раз с тяжелого похмелья ходил на собрания, хотя желание в такие моменты просто забраться под одеяло с холодной бутылочкой пива. — Я думаю, что к тебе пробрался Англия, — тихо сказал прус. — Да нет, бред, — махнул рукой Иван. — Артур меня боится и ненавидит. А поклонник сумасшедший ублюдок, помешанный на мне. Так что англичанин точно не вариант. — Что ты имеешь в виду? — спросил Гилберт, он-то не знал про подарки и цветы. — Потому что единственное, что Англия может мне подарить — проклятие, — пошутил русский, распечатывая очередную конфету и засовывая ее себе в рот. — А тут любофь, Гил. — Я смотрю у тебя от шоколада неплохо едет голова, — фыркнул Гилберт, смотря на Россию. — А еще мне сняться сны эротического содержания и похоже пошло раздражение от сладкого, — весело сообщив, Иван задрал голову назад, обнажая шею с единичными красными пятнами, а после снова посмотрел на друга. — Но они чертовски вкусные, и я не могу прекратить их есть. Гилберт не был в восторге от происходящего, потому что эти красные пятна никак не походили на аллергию от избыточного поступления шоколада в организм. Они больше походили на… Пруссия внимательно рассматривал шею друга, понимая, что эти красные пятна на шее русского ничто иное как засосы. — Сны говоришь мучают эротические. — Ага, причем все так реально, что даже пугает… пугало, — настроение у русского быстро и верно росло вверх, он снова расслабился и даже стал хихикать. Только вот Пруссию это нисколько не веселило. Он рассуждал, сопоставлял новые факты и обстоятельства и с горечью в сердце осознавал, что начинает подозревать Людвига. Особенно после того разговора. После собрания немцы завалились в бар, заказав себе по пиву, они сидели за барной стойкой. Гилберт чувствовал на себе заинтересованный взгляд Людвига. Он слишком хорошо знал младшего и понимал, что тот хочет о чем-то с ним поговорить, но, видно, не знает, как непринужденно начать разговор. — Лу, я прямо кожей ощущаю, как в твоей голове бегают мысли, — с пьяным весельем в голосе, сказал Пруссия. — Спрашивай. Ведь не просто так ты потянул меня в бар, братец. — Англия сказал правду? — нервно выдавил Людвиг. Неуверенный Германия забавное зрелище, правда, недоступное для других. Ведь только рядом с Гилбертом немец позволял себе немного слабости. — Про что именно, что я не страна или что шпион? — насмешливо поддразнил прус брата. Он не был слепым, не был идиотом, хоть и умел им притворяться. Он не раз видел блеск в глазах молодого Германии, когда тот смотрел на Ивана, Российскую империю. Этот заинтересованный блеск стал еще отчетливее в XX веке. Пруссия видел, но никогда не поднимал эту тему, позволяя Людвигу самому разобраться в своих чувствах. Но, кажется, после проигрыша, Германия поумерил свой пыл, забыл про любовь к Ивану. А оказывается нет. — Нет, я про твои интрижки с Иваном, — Людвиг старался сдерживаться и не показывать своих настоящих эмоций. Он ужасно ревновал. Ему было больно от такого предательства — старший же видел его чувства и посмел забрать себе его мечту. — Запад, я тебя в детстве вроде бы не ронял, ты в кого такой ебанутый? — с громким стуком поставив пивную кружку на барную стойку, наехал на брата обиженный Пруссия. — Не было у меня ничего с Иваном. — Ты врешь. Оля рассказывала, что ты много времени проводил с Ваней, — совершенно не слушая брата, продолжал гнуть свою линию немец. Период, когда Гил жил в советской семье, до сих пор волновал Людвига. Пруссия мало что рассказывал о том периоде. Но стоило Людвигу завести разговор о том времени, Гилберт просто усмехался, говоря: «Запад, тебе не понять», а затем едва заметная мечтательная улыбка мелькала на губах пруса. И недосказанность, мечтательность Гилберта вгоняли Германию в депрессию. Ведь с проигрышем, он потерял и шанс быть с Иваном. И в настоящее время Гилберт лучший друг Брагинского. — Ты придурок, — Гилберт попытался встать и уйти из бара, но Людвиг схватил его за руку, останавливая. — Не смей уходить от вопроса! — немца развезло от алкоголя, и помимо опьянения нарастала и агрессия. — Я уже ответил тебе. Но если ты не услышал. То повторю еще раз. Мы с Иваном друзья. У нас никогда ничего не было, нет и быть не может, он натурал, — вырывая руку из захвата, раздраженно сказал Пруссия. — Ну рассказывай сказки. Я… ты… — Людвиг до сих пор не верил, но не мог найти никакой весомый аргумент. Но затем он с огоньком в глазах резонно заявил. — Ты перестал общаться с Венгрией после нескольких десятков лет в советском доме! — Лу, то, что я разлюбил Венгрию, не делает меня тут же геем, — Пруссия поднялся с барного стула, он, смотря на Людвига насмешливо-высокомерным взглядом, продолжил. — Интересы иногда меняются, но не всегда так радикально. Завязывай ломать голову, мелкий. Я, как и Иван, натурал. Молча, немец отвернулся от брата, осознав, что разговор окончен и Восток не будет возвращаться к этой теме снова. Людвиг показал бармену жест, чтобы повторил заказ. Гилберт махнув рукой ушел домой, позволив брату напиваться в одиночестве. — Гииил! Прием! Земля вызывает пруса! Прием! — растягивая имя друга, певуче произнес Иван, бросив в него обертку от конфеты. Проморгавшись, Гилберт скинул остатки воспоминаний, и посмотрел на Россию, задал неожиданный вопрос. — Так что там с отпуском? Едем к Турции? — Билеты на завтра, — отозвался русский, он снова вернулся к телевизору. Гилберт развалился в кресле, закрыв глаза, слушая бредовые диалоги российских сериалов. Прав правитель Ивана, тот действительно ненормальный, если умудрялся с таким интересом смотреть мелодрамы. * * * Едва слышно скрипнули петли входной двери при открывании и закрытии, а затем раздался тихий грохот. Гилберт еле как разлепил после сна веки, увидев перед собой только тьму. Он не сразу осознал, что заснул в гостиной. Пока глаза привыкали к ночной темноте, Гилберт прислушивался, он не шевелился в кресле, а между тем из коридора доносился шорох. Кажется, незваный гость чуть было не упал из-за сумки, которую прус кинул у порога. Пруссия, делая медленные движения, извлек из-за пояса пистолет H&K. В отличие от России, прус любил держать пистолет всегда под рукой, а русский брал огнестрел только в тяжкие времена, а так предпочитал использовать кран. Глаза Гилберта привыкли к темноте, теперь Гил мог спокойно различать очертания предметов в темноте. Он отметил, что Иван тоже не ушел к себе в спальню, он лежал на диване, но его сон был настолько глубоким, что он даже не проснулся от шума. Но похоже гость этого не знал, так как он направился по лестнице наверх. Он не снял обувь и его шаги в полночной тишине были отчетливо слышны. Пруссия, приготовив пистолет, тихо поднялся с кресла, и двинулся в сторону незаконного гостя. Прожив полвека с Россией, Гилберт обзавелся привычкой снимать обувь, поэтому его шаги были приглушены. А вот по шагам поклонника, прус явно мог сказать, что он не из Азии. Китай и Япония будто обладали даром не идти, а скользить по полу. Гилберта не редко пугал внезапным появлением Япония, когда приезжал в гости к Германии. Японец умудрялся подобраться к нему настолько незаметно, что Гилберта это знатно бесило. Гилберт поднялся на второй этаж, отметив, что дверь в спальню Россию приоткрыта. Гилберт ловко, но тихо подкрался к спальне Ивана. Он резко распахнул дверь ногой и свободной рукой включая свет. Но в комнате никого не было. Пруссия даже застыл в недоумении, ведь он настроился поймать гостя с поличным, но комната пуста. В комнате России было не так много мест, где можно было спрятаться. Он, не убирая пистолет, подошел к шкафу, распахивая его дверцы. Но внутри только одежда. Прус бросил задумчивый взгляд на кровать, покрывало на котором спадало до самого пола. Резким движением сдергивая покрывало с постели, Гилберт нагнулся, заглядывая под кровать, но и там никого не было. Но тут Гилберта привлек посторонний звук, он резко разогнулся и уставился на почти закрытую дверь, в небольшой щели лишь мелькнула чья-то рука в черной перчатке. Прус рванул к двери, и дернул за ручку на себя, но было поздно. Дверь была заблокирована снаружи. Шумно выдохнув, Гилберт не медлил и не думал, он тут же подскочил к окну, за которым бушевал сильный дождь. Из раскрытых настежь створок в теплую комнату ворвался холодный ветер, обдавая Гилберта моросью. Перебравшись на улицу через окно, Гилберт мигом намок, спуск по стене был трудным, наличие небольших выступов на стене, были мокрыми, удержаться было трудно, нога или рука то и дело соскальзывали. Но Гилберт был упорным, а века военной подготовки не прошли даром. Прус спустился вниз, вставая в грязь, на нем не было обуви, и ступни тут же обдало холодом. Но Гилберт даже не поморщился, он бросился к входной двери, ноги скользили по грязи, зато в крови плескался адреналин, желание схватить гостя не позволило Гилу сдаться, хотя проливной дождь застилал глаза. Схватить поклонника и доказать самому себе, что это не Людвиг, позволило бы прусу вздохнуть с облегчением. Пруссия потянулся к дверной ручке, но замер, посмотрев на свою вытянутую и дрожащую руку, то ли от холода, то ли от тех переживаний, что сейчас съедали пруса изнутри. — «Но, что делать… если я найду там Запада?» — от подобной мысли, сердце Гилберта пропустило несколько ударов, а руки словно налились свинцом, став тяжелыми и неподъемными. Сверкнула молния, а сразу за ней послышался раскатистый звук грома. Но набравшись сил, он открыл дверь и вошел внутрь, решаясь встретиться с поклонником лицом к лицу, кто бы это не был. Он твердо шагнул в темноту, но не прошел и пары шагов, как столкнулся с Иваном, который выходил из гостиной. — Гил, какого черта? — сон у русского как рукой сняло, когда он увидел промокшего и дрожащего пруса. — Ты решил прогуляться под дождиком? — Иван, твой тайный поклонник был тут! Я проснулся от шороха, — Пруссия пытался собрать свои мысли, которые роились как пчелы в улье, куда податься сперва. На кухню? А может быть лучше в гостиную? — Может быть, тебе показалось? Ты мог принять раскат грома… — пытался найти разумное оправдание странному поведению пруса Иван, который в последнее время был на расслабоне. — Он запер меня в твоей спальни, подперев дверь чем-то. Идем, я докажу! — прервал Ивана, Гилберт, схватив русского за руку, и решительно потянул на второй этаж. Славянин не спорил, он последовал за другом. — Он запер меня в твоей комнате, мне пришлось открыть окно и выбраться, Но, к удивлению Гилберта, дверь в спальню русского была просто закрыта, и света не было. Прус подошел к двери и толкнул ее, она спокойно открылась. Шум дождя доносился не ярко, окно было закрыто, а в свете мелькнувшей за окном молнии Гил различил, что покрывало, которое он минут пятнадцать назад скинул на пол, сейчас аккуратно постелено на кровати. — Гил, ты уверен, что тебе не приснилось? — спросил Иван, не замечая ничего подозрительного, кроме мокрого пруса, который решил на ночь глядя прогуляться под дождем. — Я выбрался из окна, Ваня! Или как ты думаешь, я оказался на улице, — Гилберта трясло от подобных шуток со стороны поклонника. «Раз все в порядке, то…!» — мелькнувшая в голове мысль, заставила рвануть Гилберта вперед. — «Он должен быть еще в доме». Иван поймал пруса, он не поверил другу, оправдывая его поведение лунатизмом. — Ты куда? Тебя трясет от холода. Тебе надо принять горячую ванну. — Иван, он еще тут! — Гилберт попытался вырваться, но Иван крепко его держал и потащил в ванную комнату.