tag, you're it

Споры являлись неотъемлемой частью их жизни. Не так уж просто жить в гармонии восьмерым вполне взрослым парням, готовым иногда подраться за подушку помягче (на которой, скорее всего, будут спать потом вместе). Старшие, кстати, частенько дрались, поэтому вскоре они придумали способ получше — спорить. «Спорим, что Минхо сегодня снова ёбнется об дверь?» — звучит от Джисона уже когда за поворотом виден белый из-за его пижамы образ привидением бродящего по дому старшего. «Не в четвертый же раз», — качает головой Сынмин, доедая яичницу и всё же оставаясь за столом, чтобы убедиться, пострадает ли сегодня голова Ли. Минхо скрывается за углом, а Хан подскакивает, чтобы закрыть дверь в ванную, и возвращается с места преступления. Старший не отрывается от телефона, снова появляясь в поле обзора, и шагает прямо к ванной комнате. Он головы не поднимает, привыкший, что та по утрам открыта для удобства, и увлечённо что-то печатает. Джисон с трудом сдерживает свои склонности болельщика, ограничиваясь внимательным (пронзительным) взглядом. Сынмин шёпотом отсчитывает шаги Минхо до злополучной двери, нагнетая и без того напряжённую атмосферу. Воздух густеет, наполняясь тонкими ароматами соперничества, сопутствующей агрессии и шлейфа надежды. — Три, два… — Сынмин выдыхает, потому что хён притормаживает едва-едва, а Джисон хватает его за локоть, заставляя отпустить палочки. — Один… — Хан издаёт какой-то странноватый звук, с силой тряся младшего за руку. Минхо остановился. — Один?.. — Да иди ты уже! — воет Джисон, наконец отпуская младшего, заметив на себе его довольно пугающий взгляд. Ли оборачивается на звук, вопросительно поглядывая на кричащего, возвращается к телефону, но уже с достаточно обрадованным: «О, опять чуть не врезался. Долбанная дверь». «Долбанная» легко открывается под давлением на ручку, и рыжий скрывается за ней, игнорируя отчаянный стон из кухни. — На этот раз прощаю, — примирительно кивает Сынмин, пытаясь предотвратить унижение хёна, — последний раз. В общежитие действовало правило: если не оговаривается, на что спорите, то условно считается, что на желание. И Джисон это прекрасно понимает, а ещё лучше понимает, с кем он спорил, поэтому удивлённо поглядывает на Кима, но ни в коем случае не говорит что-нибудь наперекор и не собирается.

***

На улице не было тепло; весна ползла медленно, не как показывают в песнях и книжках. Ветви деревьев прогибались под порывами холодного, пробирающего до костей ветра, а густые дымные облака застилали небо, закрывая солнце. В выходные дни из дома выходить не хотелось от слова совсем. Даже совместные сеансы по просмотру дорам или аниме в такие дни превращались из довольно посредственного и иногда угнетающего занятия в что-то сокровенное, когда можно спокойно обниматься на диване, абстрагируясь от внешних забот и греясь в объятиях мембера, держа в голове или «жизнь не так уж и плоха», или «жизнь слишком отвратительна для другого» — у всех по-разному. Примерно так провели этот день Джисон и Минхо, а вечером их за этим застал плетущийся из агенства лидер. Тот устало упал на диван рядом с Ли, удобно расположившимся на коленях рэпера, а тот, заметив появившегося мембера, откинулся назад, укладываясь ещё и на его колени. — Удобно тебе? — хмыкает неосознанно Бан, глядя на довольного шатена и переводя взгляд на его ноги, по которым блуждают ладони Хана, а сам Хан что-то увлечённо листает в телефоне, то ли не замечая, как касается внутренней части бедра старшего, то ли умело это скрывая, но лежащий на мемберах Ли дёргается. — Вполне, — кивает Минхо, касаясь языком сухих губ и возвращаясь к созерцанию прекрасных нездоровых впадин на шее Кристофера: — Выглядишь как труп. — Выглядите как геи, — всё так же меланхолично, но уже чуть более осознанно отзывается. — Даже не знаю, что лучше, — хихикает вдруг Джисон, отрываясь от смартфона и разворачиваясь к блондину, тут же выдавая испуганно-помешанное выражение лица: — Хён, ты когда последний раз спал? — Не вчера точно. У меня бессонница, — фыркает лидер, будто бы это такая мелочь, достойная только пары предложений, а может и содержащая в себе несколько преимуществ, которые Бан единственный успешно заметил. Только и Хан, и Ли смотрят озабоченно, и это ему совсем не нравится. — Ну что? — Может, выпьем? — предложение не необычное, но звучащее в их доме не так часто. Минхо смотрит ожидающе на Кристофера, потому что знает, что Джисон согласится. Блондин честно хочет отказаться, но: — Или завтра мы тебя из комнаты не выпустим, чтоб выспался. — Выпьем, — сокрушённо кивает Чан.

***

— Выпьем, — Кристофер хихикает глуповато, и в ответ получает шикающего на него шатена, который, если честно, сам не лучше, но считает нужным напомнить: — Младшие спят, — и снова шикнуть, прежде чем упасть на плечо Джисона с тихим стоном бессилия. Ещё в начале застолья он казался самым бодрым, даже звал Чанбина с ними выпить, но тот коротко отрезал и уже как пару часов крепко спал. Как и, впрочем, остальные, кроме этих троих. — И не только, — кивает Джисон, приобнимая почти задремавшего Ли, и его губ касается заботливая улыбка, которая всегда привлекала внимание Бана. Вот уже три с половиной часа прошло с их разговора, цифры на дисплеях телефонов показывают 02:46 или около того — Чан не может разобрать; Минхо после трёх часов болтовни совсем осел, выдохся и последние несколько минут только кивал, и то не всегда, и залипал куда-то сквозь сидящего напротив лидера, выдавая, что окончательно выжат и пьян. — Уложим его спать? — Хан на предложение кивает, ласково проводя по сухим волосам старшего. Через несколько минут Ли оказывается в своей кровати, заботливо раздетый и плотно укрытый одеялом, а ещё с поцелуем в лоб от Джисона. Возвращаются на кухню они уже дуэтом, делают по несколько глотков воды и даже немного ободряются. Перед глазами перестаёт плыть, и Чан снова чокается с младшим, всё так же неотрывно пялясь на его порозовевшие от опьянения и жары в комнате щёки. — Ты поцеловал его на ночь, — вдруг констатирует факт Бан, будто бы давно об этом размышляющий философ, готовый наконец узнать истинное значение сего явления, и забавно хмурится, крутя в руке уже пустой бокал. — Я поцеловал его на ночь, — кивает невозмутимо Хан и тянется стащить что-то из тарелки блондина, но тот всё равно не замечает, заворожённый играющим на стекле светом. — Зачем? — Почему бы и нет? Не тебе, хён, меня упрекать в тактильности, — фыркает брюнет и скребёт неловко затылок, что не ускользает от внимания старшего. Он вообще фокусировался как-то выборочно, подмечал только детали, собирал из них картину, которую, честно говоря, прекрасно видно, если немного расширить обзор, а не копаться в мелочах. — Соглашусь. И всё же, разве не он обычно к тебе лезет? — Может быть, — Джисон взгляд косит куда-то влево, делая вид, что увлечён рассматриванием коридора, а сам трёт шею, и это настолько очевидные сигналы, что Чан хмурится снова, потому что Хан прямым текстом намекает на что-то, чего не разобрать. — Может быть, и я к нему скоро лезть начну. — Нет, — отрезает лидер, тут же обращая на себя внимание заинтересованного и нечитаемого взгляда, — в таком случае, вы вообще друг от друга не отлипнете. — Было бы неплохо, — шёпот не достигает слуха блондина, поэтому тот переспрашивает, а в ответ получает: — Хён, я просто пожелал ему спокойной ночи. Разве ты никогда не целовал Чанбина на ночь? — Нет, — в голосе сквозит то ли непонимание, то ли сожаление, то ли его просто связки подводят — в общем, Джисон не разбирает, с какой эмоцией говорит это Бан, но улыбается, а в тёмных омутах вспыхивает вдруг азарт: — Почему? Боишься, что он посчитает это глупым? — Нет, просто… — в речи сквозит английский, что у привыкшего Хана всё равно сейчас почему-то вызывает улыбку. — До этого как-то не доходило. — Разве вы недостаточно близки для этого? — Не знаю. Что ты вообще заладил? Может, я просто не хочу ему мешать. Не уверен, что ему бы такое понравилось, — с этим рэпер поспорить не мог. Со себя ведёт мило и в целом плюшка, но к личному пространству часто относится щепетильно даже рядом с мемберами, а если ему и нравится, когда его периодически нарушают, в жизни не сознается. Но идея развести пьяного лидера уже жужжала в голове, к тому же, того в таких вещах легко взять на слабо. Каким надо быть дураком, чтобы отказаться от возможности полюбоваться купившимся на элементарную провокацию полусонным Баном? — Спорим, не сможешь чмокнуть его в щёку? — Хан вскидывает брови, строя забавное выражение лица, и Чан не успевает моргнуть, уже быстро кивнув, и протягивает ладонь. — Без проблем, — Джисон пожимает ему руку, ехидно усмехаясь, а Чан второй ладонью разбивает, тут же наполняя бокал горькой жидкостью снова. Смысл спора как-то ускользает мимо их разумов, как и его выгода, но, как и бывает спустя несколько часов бессмысленных разговоров, это их мало волнует, потому что на часах почти 3 часа ночи, и глаза понемногу начинают слипаться. — Чанбин как раз спит, — намеренно дразнится Хан, и стакан в руках лидера быстро опустошается. — А ты настроен серьёзно. Джисон глупо и широко улыбается, пьяно, демонстрируя аккуратные зубки, за которые фанаты его так любят. И Чан задумывается: любили бы, если б знали, что он дома творит? Но размышления ни к чему не приводят (ни к чему, что помогло бы Чану сейчас), поэтому он их откидывает, кинематографично хлопая бокалом по столу и поднимаясь, совсем не романтично пошатываясь. Брюнет одобрительно хлопает, а Чан не может поверить, что а) надрался до такого состояния, что тяжело на ногах стоять; б) действительно идёт целовать Чанбина в щёку, рискуя по лбу получить за перегар. Так или иначе, он идёт, стягивает по дороге футболку, чтобы быстренько выполнить долг, и шмыгнуть в кровать, и успеть выспаться. Градус в алкоголе, кажется, убавляет несколько одноименных к температуре тела, потому что ему жарко даже в проветренной комнате, в которой уже как три часа посапывает младший. Младший, к которому даже подойти страшно, не то что поцеловать. Бесконечные, скрывающие будто бы всего тебя тени по закону подлости придают храбрости, и ему кажется, что рэпер спит крепко и Чан, скорее всего, сейчас и не получит, а утром Со вполне может забыть. Проверять времени нет, потому что иначе он точно проснётся, почуяв на себе излишнее внимание. Тело слабеет, и Чан опирается на упругий матрас свободной рукой, наклоняясь к мемберу. Тот вдруг беспокойно вздыхает, чем лидера пугает, но блондин всё равно тянется к лицу Со. Ничего ведь страшного? Это же самое безобидное, что мог придумать Хан Джисон, и эти мысли успокаивают Бана ровно до момента, когда он касается горячей щеки губами. Та мягкая, свидетельствует о том, что Чанбин буквально сегодня брился, и блондина собственная заторможенность смешит. Он шумно выдыхает, сдерживая смех в попытках привстать. Только получается не сразу: Чан жмурится, пытаясь побороть желание закрыть скорее глаза и просто упасть рядом и уснуть, а ещё больше неосознанно дарит младшему новый поцелуй, ближе к челюсти, а потом ещё один — в уголок губ. И только он губами чувствует сухой от вечного взаимодействия со слюной изгиб, как смешливость его сходит на нет. Он совсем не обратил внимание, как сопение стихло, поэтому плавный, но неожиданный рывок навстречу застаёт Чана врасплох, и блондин не сопротивляется осторожному укусу в нижнюю губу. Он замечает, что с сопротивлением у него сегодня в целом плохо, потому что разум просыпается и стучится в реальность, напоминая, что пора что-то делать, уже когда чужой язык касается его губ, а сам Чан приоткрывает рот, предлагая продолжить. Он же не может целоваться с мембером, да? Это ведь какой-то странный сон, в котором, безусловно, виноват мотавший ему целый вечер нервы Хан Джисон, точно. Только Кристофер не просыпается, когда тяжёлая ладонь приземляется на его шею, запрещая отстраниться, и Чан снова не владеет собой, раз упирается второй, ещё сжимающей бедную футболку рукой на кровать. А ещё замечает, как младший скидывает с себя одеяло и кладёт ладонь на бок хёна, притягивая его ближе, и тот соглашается, перекидывая ногу через его бёдра и садясь сверху. Не сопротивляется накидывающим ему на плечи одеяло и блуждающим по его спине ладоням. Поцелуй выходит сладким, несмотря на количество выпитого. Горячие вздохи и собственные влажные полустоны дурманят Бана сильнее должного, а осознание, что он сидит на друге так и не приходит. Точнее, оно приходит почти сразу, только это почему-то не отталкивает, игнорировать его оказывается проще простого. Под одеялом в такой позе жарко, и Чан разрывает последний поцелуй, когда уже не может открыть глаза и пересилить инстинкт уснуть прямо на груди так и слова не сказавшего Со. Он засыпает в чужих объятиях через несколько минут, ещё проклиная пьяного Хан Джисона.