Various Storms and Saints/Грозы и Святые

В воскресенье Гермиона проснулась, не обнаружив на кровати кота. Испытывая благодарность за свободное пространство, она потянулась, размяв затёкшие ото сна конечности. Но пусть даже Живоглота здесь не было, рыжая шерсть всё равно умудрилась попасть в рот. Выплюнув её, Грейнджер села и потёрла глаза. — Живоглот, иди сюда, — зевнула она. Он не запрыгнул к ней. — Ты что, всё ещё злишься на меня, пушистый негодник? — спросила она, скинув одеяло. Гермиона потянула ноги и встала с кровати. Осмотрев комнату — пол, на котором лежал старый свитер, и стол, — она не заметила следов присутствия кота. Надев спортивные штаны, Гермиона лениво вышла в гостиную. Живоглота не было ни на диване, ни на кресле. Комок полосатой шерсти отсутствовал и на ковре, и в раковине кухни. Подавив очередной зевок, она открыла кухонный шкаф и, достав стакан, наполнила тот водой. Облокотившись на стойку, Гермиона сонно попивала воду, когда из коридора вышел Тео. Он избегал смотреть на неё, доставая стакан и также наполняя его водой. Между ними повисла неловкая тишина, и знакомое напряжение заполнило воздух уже с раннего утра. — Живоглот спал с тобой? — спросила Гермиона. — Нет, — отрезал он. Она кивнула и, забрав стакан, направилась обратно в комнату. На первых курсах Живоглот нередко отправлялся в приключения вокруг замка, поэтому Грейнджер не сильно беспокоилась о его местонахождении. Зайдя внутрь, она услышала пронзительный звонок. — Вот же блядство, — воскликнул Тео, потопав в сторону своей комнаты. Не став заострять на этом внимание, Гермиона поставила стакан на комод и поправила рамку с фотографией родителей, в которой теперь не было стекла. Как же она скучала по ним. — Можешь, пожалуйста, ответить на грёбаный звонок? — крикнул Тео. Гермиона обернулась, увидев, как он стремительно приближается к её комнате, протягивая собственный телефон. Она вскинула бровь. — Прости? — Не знаю, как ты там умудрилась заткнуть свою мобилу, но Гарри не переставая названивает мне вот уже две недели и вовсе не для того, чтобы поболтать со мной. Он звонит тебе, поэтому ответь, чёрт побери. Она взяла звенящий мобильник из его руки и раскрыла. — Алло? — Гермиона! — воскликнул Гарри. — Гарри, всё в порядке? — Ну, ничего срочного, если ты об этом. — Да-а-а, — протянула она, глядя на Нотта, который, казалось, ждал ответа. — Ну, передо мной сейчас стоит очень злой Тео, который говорит, что ты звонил. — Несколько недель назад я получил сову от Рона. Грейнджер кивнула и начала закрывать дверь, что вынудило Тео с раздражением удалиться. Она присела на край кровати и прислонилась к колонне, обернув вокруг неё руку. — И? — И, — повторил Гарри, — и… я не знаю, Миона. Я не был до конца уверен в том, что прочитал. Думаю, он писал слишком торопливо, поэтому я отправился в Нору и услышал от Молли целую тираду. Это правда? — Да. Было правдой. — Было? Значит, больше не так? — «Было» значит, что я понятия не имею, что делаю, и что со всех сторон на меня наседает сотня человек, и каждый высказывает своё мнение, из-за чего, как мне кажется, я потеряла собственное, — вздохнула Гермиона. — Верно… Вчера я разговаривал с Джинни по камину, и она сказала, что в четверг вы поговорили или типо того. И больше она ничего мне не рассказала, так что… Я совсем не в курсе происходящего. Гермиона снова вздохнула. — Давай упрощу задачу. Ты звонил, чтобы назвать меня шлюхой или сказать, как сильно ненавидишь Малфоя? Или всё вместе, за раз. — Воу, нет, — оживился Гарри, и Гермиона могла представить, как он сел ровно. — Я звонил не для того, чтобы обозвать тебя… как бы то ни было. Но я хочу, чтобы ты знала — я чертовски зол на Рона. Зол настолько, что отказываюсь доставать зеркало, когда он зовёт. Искра надежды. — Я звоню, потому что ты моя подруга, и я переживаю за тебя, ну и, само собой, мне нужно объяснение. Грейнджер нахмурилась. — Что ты уже знаешь? — Что ты встречаешься… Эм… встречалась, с ним. Что что-то произошло между ним и Роном, что Рон обозвал тебя, и что ты поговорила с Джинни. Вот и всё, честно говоря. — Хорошо, так, что ты хочешь узнать? — она уселась, скрестив ноги. Повисла недолгая пауза. — Он извинился перед тобой? — Да. — Он хорошо относится к тебе? Он добр? Гермиона задумалась над его красивыми словами. — Очень. — Хорошо, это хорошо. — Ещё одна пауза. — Ты любишь его? С Гарри было по-другому. Он её лучший друг. Почему сказать ему было сложнее? — Ты возненавидишь меня, если я скажу «да»? — Нет, Гермиона, я не стану ненавидеть тебя. — Тогда да. Она слышала его дыхание. Могла представить, как он потирает шею или поправляет очки. Почему-то, когда она думала, что Гарри не знает, её это не беспокоило. Он была так поглощена Роном и Джинни, что даже не задумывалась о том, что думал Гарри. Более того, если Гарри скажет, что не может принять её любовь к Драко и её желание быть с ним, она просто примет это. Она хотела вернуть свои звёзды больше всего на свете. Надежда от Невилла и поддержка от Джинни привели её сюда, в погоню за тем, чтобы вернуть свои звёзды. Это не означало, что страха больше не было. Гарри тоже был семьей, и его мнение имело значение. Но больше Гермиона не собиралась позволять другим мучить себя неправильными мнениями. Однако же, ей всё-таки нужно было удостовериться. Пожалуйста, Гарри. — Знаешь, он извинился передо мной, — произнес он, нарушив тишину. — Кто? — Малфой. Он пришёл ко мне домой и извинился. Гермиона вдруг вскочила на ноги. — Что? Когда? — Летом. Кажется, это было на следующий день после того, как мы с тобой виделись. — Ну? И это всё? — потребовала она. — Почему ты не рассказал мне? На другом конце послышался шорох. — Он попросил меня не говорить никому напрямую, но если бы кто-то спросил, то я мог ответить. — С каких это пор ты его слушаешь? Теперь она начала мерить шагами комнату. — Ни с каких, но я был слишком шокирован и поверил всему, что он сказал. Не было ни одной причины, чтобы его не слушать. Теперь она семенила и кусала ногти. — Боже, ты расскажешь мне, что произошло? Что он сказал? Что ты сказал? — Перестань кусать ногти, иначе докусаешься до крови, — отчитал он, зная её привычки. Гермиона остановилась и вновь уселась на кровать, засунув свободную руку под бедро. — Начинай. — На дворе была холодная ночь, кажется, шёл дождь, и… — Гарри Джеймс Поттер, я тебя побью. Он рассмеялся, и Гермиона позволила себе немного улыбнуться. — Ладно, прости. Хотя мне кажется, тогда действительно шёл дождь. — Да плевать я хотела на грёбаную погоду! Гарри вновь рассмеялся. — Это произошло вечером. Джинни нужно было закончить собирать вещи в Норе, чтобы вернуться в Хогвартс, поэтому я был один и не ожидал услышать стук в дверь. На мой дом наложено дохрена защитных чар, и никто не в состоянии его увидеть, если только я не позволю. Я не планировал встречать гостей. Гарри наливал себе чай, когда раздался стук во входную дверь. Он замер в ожидании нового стука. Возможно, ему показалось, и это просто был дождь. Стук послышался вновь. Поттер опустил чайник и вышел в коридор, держа за спиной палочку. Его трясло. Он почувствовал себя идиотом из-за того, что боялся. Всё закончилось, бояться больше было нечего. Он это знал, но почему же тогда испытывал такой страх? Со взмахом палочки замок щёлкнул. Никто по ту сторону не двинулся, чтобы отворить дверь. Гарри потянулся за ручкой и, повернув её, обнаружил Драко Малфоя, на котором не было ни капельки дождя. — Малфой? — Поттер, — ответил он, в его тоне всё ещё присутствовала нотка пренебрежения. — Не позволишь войти? Здесь немного прохладно. — Какого хрена ты здесь забыл? — спросил Гарри. — Я цивилизованный человек, Поттер, и предпочитаю не вести разговоры на пороге. Закатив глаза, Гарри раскрыл дверь шире. Драко вошёл внутрь, скользя взглядом по интерьеру: от потёртых обоев и плохо застеленных ковром ступенек до нелепой мебели в гостиной — он осматривал всё. Это было в его характере. — Не хочешь, там, не знаю, чаю? — спросил Гарри, чувствуя себя невыносимо некомфортно. — Нет, спасибо. — Так, ну, а я хочу. Присаживайся там и не делай никаких язвительных комментариев — я не собираюсь их выслушивать. Затем Гарри продолжил путь в сторону кухни. Он выбросил чайный пакетик из чашки с мультяшным волшебником — они с Джинни нашли её в комиссионном магазине, — а после, добавив немного сахара, вдруг подумал: не связаться ли с Министерством? Гарри было велено сделать это, если кто-то проникнет сквозь защитные чары или даже просто узнает, где он живёт. В конце концов, он всё ещё был Гарри Поттером — спасителем мира. Но для человека, сидящего в его гостиной, он был лишь Поттером. Он не стал ни с кем связываться. Держа мультяшную кружку, он вошёл в едва обставленную мебелью гостиную и заметил Кикимера, стоящего у другого дверного проёма. — Мастер Малфой пришёл, чтобы забрать Кикимера домой? — Нет, Кикимер, — ответил Драко. — Ты привязан к этому дому. — В мастере Малфое течёт кровь Блэков. Кикимер служит древнему роду Блэков, — произнёс морщинистый старый эльф. — Я в курсе, спасибо, эльф, — бросил Драко. — Теперь уходи. Простонав, Кикимер удалился из комнаты, бормоча что-то о Малфоях. Гарри присел на диван напротив Малфоя, нахмурив брови, после чего сделал длинный и громкий глоток, в попытке удостовериться, что Драко было так же некомфортно, как и ему. — Почему ты здесь? — спросил Гарри. — И что ещё важнее, как ты здесь оказался? — Это моя собственность, найти было легко. Гарри изогнул бровь. — Твоя собственность? Сириус завещал свой дом мне, а не тебе. — По закону, его владелец я. Я Блэк, как-никак. — Ничего подобного. — Ещё как. Но пришёл я сюда не за тем, чтобы спорить с тобой о моей родословной или попытаться отобрать твой дом. — Он огляделся по сторонам. — Я бы и так его не захотел. — Тогда просвети меня, зачем же ты пришёл? Гарри сделал ещё один глоток, в то время как Драко уселся ровнее, поправляя запонки. Ему показалось странным то, что Малфой был одет так, словно собирался на похороны, будучи в чёрном с головы до ног, в то время как на нём были спортивные штаны и футболка. Напряжение возрастало. — Чтобы сделать это быстро и безболезненно, я пришёл извиниться, — выдал Драко, а затем прочистил горло. Гарри прокашлялся в свою чашку. — Извиниться? Передо мной? За что? То есть, я могу предположить за что, но мне интересно, за что, по твоему мнению, ты должен извиняться. Драко сузил глаза. — Я извиняюсь за всё, что когда-либо делал или говорил тебе. Я понимаю, что мои действия являлись причиной большого количества проступков, но после проявленной тобой доброты на судебных слушаниях меня и моей матери, я посчитал это необходимым. Я также понимаю, что… — Ты репетировал что ли? — спросил Гарри, откинувшись на спинку дивана. Малфой вздохнул, потирая челюсть. — Ты дашь мне извиниться или так и будешь вести себя как придурок? — О, вот и он. На мгновение я было подумал, что в тебя вселился кто-то добрый, — пошутил Гарри, и Драко поднялся со своего места. — Да пошло оно всё, лишь пустая трата моего времени. Он направился в сторону двери, и Гарри практически позволил ему уйти и забыть о том, что эта неловкая встреча вообще произошла, но, будучи любопытным, он просто не мог так поступить. — Боже, научись воспринимать шутки, Малфой. — Я не очень люблю шутки. — Я заметил, — он усмехнулся. Драко по-прежнему стоял между гостиной и коридором. — Пожалуйста, сядь и продолжи. Бросив очередной взгляд, он сел обратно. — Теперь ты позволишь мне договорить? Без перебивания? — Это всё ещё отрепетировано? — А ты всё ещё кретин? Гарри рассмеялся. — Прекрасно. Тогда продолжай. Драко закатил глаза, и его челюсть напряглась. — Я знаю, что извинение за всё включает в себя много чего, и я также знаю, что одно лишь «прости» — не достаточно хорошее извинение. Не после всего, что я наговорил тебе, будучи ребёнком, и не после моей вовлечённости в войну. Я понимаю и могу принять, — он вновь прочистил горло, — что ты имеешь полное право не прощать меня. Ты не обязан. Но тебе стоит знать, что мои слова совершенно искренни. Раньше мне никогда не приходилось извиняться, поэтому, если можешь, прости мои манеры и возьми в расчёт, что это крайне непросто для меня. Поскольку некоторым недостаточно слов, я решился пожертвовать некоторую сумму от твоего имени на реконструкцию Хогвартса. Тебе также стоит знать, что… — Ты пожертвовал деньги от моего имени? — перебил Гарри. — Кажется, мы договорились, что ты не будешь перебивать. — Просто… сколько? — Шестьдесят тысяч галлеонов. — Ну охренеть, — прошептал Гарри. Съёжившись, он попытался представить, с какой лёгкостью эта сумма покинула карманы Драко. Это было чуть ли не в два раза больше того, что Министерство выплатило ему в качестве репараций. — Теперь я закончу. Тебе также стоит знать, что это извинение связано с моим испытательным сроком. Мой аврор-надзиратель предложил это в рамках моей реабилитации, мол, я должен искупить свою вину перед всеми, с кем поступил не по-мерлиновски. Чего он не знал, так это того, что это займет у меня всю жизнь. Он также не в курсе, что сегодня я пришёл сюда. По сути, извиняясь перед тобой, я не выигрываю ровным счётом ничего. Теперь я понимаю, что деньги и слова по-прежнему могут ничего не значить, и поэтому я пойму, если ты меня не простишь. Просто обозначу, моё извинение идёт с протянутой рукой. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь, будь то финансовая или любая другая, я буду готов её предложить. Гарри слушал его с настороженностью. — Ты хочешь быть моим другом? — Я ни разу не использовал данную формулировку. — Так хочешь? — Да не особо, — честно ответил Драко. — Хм-м… — Гарри задумался. Он бы ответил то же самое. — И если бы прямо сейчас я попросил у тебя десять тысяч галлеонов? — Для чего? — Просто так. Хочу. Драко кивнул, всё ещё напряжённый. — Я бы не отказал. Гарри рассмеялся и, сев прямо, поставил кружку на кофейный столик. — Ты же понимаешь, какая это бессмыслица, да? Понимаешь, почему бы я решил, что ты спятил? — Да. — Ладно. Тогда какова цель, Малфой? Чего ты пытаешься этим добиться? В первый раз за эту ночь он посмотрел Гарри в глаза. — Ничего. Гарри медленно кивнул и поправил очки. — Ничего. — Буду честен с тобой, Поттер, предельно, блять, честен, уяснил? — произнёс Драко, и его каменное выражение рухнуло. Его плечи опустились, и он нагнулся, чтобы взгляд был на уровне глаз Гарри. — Я, блять, ненавижу себя. Ненавижу больше, чем кто-либо на этом земном шаре. И я жаждал, каждую ночь до слушания, что ты встанешь и прилюдно обругаешь меня. Что ты скажешь этим визенгамотским ублюдкам, какой же я на самом деле отвратительный человек, потому что я знаю, что заслуживаю этого. Я хотел сесть в Азкабан, всё ещё хочу. Но вот он я, здесь. Передо мной целая жизнь, а я даже не хочу жить с самим собой. Если бы я мог, если бы не был таким грёбаным трусом, то просто покончил бы со всем. Но я не могу разбить сердце своей бедной матери. Поэтому я должен найти способ жить с тем, кем являюсь, или стать человеком, которого действительно смогу терпеть. Это извинение — отправная точка огромного списка по становлению лучшей версией себя, и ты можешь сидеть здесь и насмехаться надо мной. Я даже буду рад, но на этом всё. Так чего же я добиваюсь, извиняясь перед тобой? Ничего, совершенно ничего, потому что это может не сработать, и я знаю, что, вне зависимости от итога, пойду спать, всё так же ненавидя себя. Чего же я лишаюсь от этого извинения? Последней капли своего достоинства. Она вся твоя, Поттер. Это был не первый раз, когда Гарри чувствовал жалость к Драко Малфою. Настоящую, искреннюю жалость. Впрочем, впервые он мог его понять. Хоть Гарри и был спасителем, Мальчиком-Который-Выжил, часть его, большая часть, тоже ненавидела себя. Он ненавидел себя за ошибки, которые совершил, и за возможности, которые упустил. За людей, которые погибли, и за эмоции, которым позволил взять над собой верх в самый разгар происходящего. И так, он сделал то, чего Драко совсем не ожидал. — Я прощаю тебя. Его брови поползли вверх. — Ты прощаешь меня? — Именно это я и сказал. — Гарри вновь взял свою чашку. — Почему? — спросил Драко. — Сочувствие. В какой-то степени даже понимание, но я избавлю тебя от слезливой истории. — Мне не нужно твое сочувствие, и это была не слезливая история, — отрезал он. — Может, тебе оно и не нужно, но теперь оно у тебя есть, прямо как и у меня теперь есть извинение, в котором я никогда не нуждался. Он сделал глоток, уловив во взгляде Драко неуверенность. — Это искреннее прощение, Малфой. Прими его. Драко снова поднялся. — Принимаю. Спасибо, Поттер. Гарри собрался встать, протянув руку. — Я сам найду выход. Как только Малфой развернулся, чтобы уйти, Гарри поднялся и окликнул его. — Думаю, если бы всё сложилось иначе, ты мог бы стать хорошим человеком с самого начала. — Он поправил очки на носу. — Но не существует другого времени, кроме настоящего, так ведь? Драко кивнул. — Верно. Доброй ночи. А, и наложи защитные чары получше. — И он ушёл, — заключил Гарри. Гермиона лежала на кровати, слушая рассказ. Рассказ, в который бы ни за что не поверила, услышь она его от кого-то другого. Драко был хорошим человеком. Она знала, что это правда. Она знала, что он изменился, знала, как искренне он старался, и эта мысль согревала её ещё больше. — Ты простил его, — произнесла Гермиона. — Да. Она села на кровати. — Тогда что скажешь обо мне с ним? — Тебе нужно моё разрешение? — спросил Гарри, на что она вздохнула. — И да, и нет. — Гермиона, тебе не нужно моё разрешение, чтобы заводить отношения, я не твой отец. — Знаю, но ты являешься частью моей семьи, а я уже не уверена, что смогу вынести больше одного близкого, испытывающего ненависть к человеку, которого я люблю и с которым хочу быть. Потому что Рон со всей своей злостью и мнением единолично занял место пятерых. Мне просто нужно знать. — Ты моя семья, мой дом — твой дом, всегда, несмотря ни на что. Джинни бы сказала то же самое. Есть люди, которые тебя любят, а когда кто-то любит, он отбрасывает собственные убеждения, чтобы понять и выслушать. Мне всё равно, что ты встречаешься с Малфоем. До тех пор, пока он хорошо к тебе относится, и ты делаешь то, что приносит тебе счастье, мы все будем счастливы. И знаешь что? — Что? — прошептала она, сдерживая эмоции. — Нахер Рона. Гермиона рассмеялась, когда по щеке покатилась слеза. — Нахер Рона. Знаешь, Джинни сказала то же самое. — Послала его? Не удивлён. Сейчас он в моём списке говнюков. — И в моём. — Кажется, есть кто-то, с кем тебе нужно увидеться, — сказал Гарри, и Гермиона услышала его улыбку. Ох, его улыбка, это было взаправду. Она сможет сохранить и семью, и любовь. Гермиона сможет вернуть свои звёзды. — Да, верно, — она поднялась с кровати, стерев с щеки одинокую слезу. — Спасибо, Гарри. Я очень тебя люблю. Он рассмеялся. — Я тоже тебя люблю. Созвонимся потом? И под «потом» я имею в виду: не игнорируй меня по три недели. Теперь рассмеялась и она. — Да, скоро созвонимся. — Пока, Миона. — Пока, Гарри. Она сбросила звонок и сжала телефон в руке. Могло ли всё складываться так идеально? Сможет ли она всё сохранить? Затем руку пронзила боль. Нет, конечно, не всё, но достаточно. Она сможет вернуть его и… Портретная дверь открылась. Гермиона бросила мобильный на кровать и раскрыла дверь. Из коридора вышел парень с белыми волосами и пронзительными глазами, держа на руках пушистого кота со сплющенной мордочкой. Из коридора вышла её любовь. — Я возвращаю твоего кота, — сказал Драко, опустив Живоглота на диван. Гермиона кивнула, глядя на то, как он нагнулся, почесав у кота за ухом. Она продолжила наблюдать. Драко выпрямился и посмотрел на неё. В его глазах не было стены, даже после всего, что она сделала. Он стоял здесь и был открыт, а она — была полной дурой. Прочистив горло, Драко провёл рукой по волосам. Он посмотрел на Живоглота, который уже смотрел на него. Гермиона закусила губу. Она так безумно хотела его. — Ты можешь остаться и поговорить? — спросила она, сжимая телефон в руке. — Только если ты этого хочешь, конечно. — Я могу остаться. Кивнув, Грейнджер незаметно вздохнула и села на диван, уже чувствуя, как в груди заматывается клубок нервов. Малфой сделал так же, и Живоглот, перебравшись к нему на колени, толкнулся мордочкой ему в руку. Даже грёбанный кот соображал лучше хозяйки. — Начну с того, что хочу поблагодарить тебя за рог драморога, — произнесла она, убедившись в том, что сидит ровно и смотрит ему прямо в глаза. — Даже не представляю, как ты достал его, но это очень много для меня значит. И я попытаюсь отплатить тебе, пусть на это и уйдёт немало времени. Надеюсь, ты даёшь рассрочку, — она неловко посмеялась. Нервозность превращала её в чудачку. — Ты не обязана выплачивать мне долг. — Обязана. Я должна тебе. Ты так много сделал для меня, а я задолжала немыслимую сумму и… — Грейнджер. — Сердце ёкнуло от одного лишь имени, слетевшего с его губ. — Я уже сказал, что ты ничего мне не должна. Гермиона вновь сжала телефон, пытаясь успокоиться. — Что я должна тебе, так это извинение. Драко вновь провёл рукой по волосам. — Тебе никогда не нужно извиняться передо мной. Никогда. — Нет, нужно, и я прошу прощения, — проговорила она, с осторожностью глядя на него. — Я не должна была на тебя кричать и вести себя так. Не должна была отпускать тебя так просто, без объяснений. Это было неправильно с моей стороны, и мне жаль. — Грейнджер. — Позволяй мне извиняться, особенно, когда я провинилась. А я провинилась, и тебе, по-хорошему, стоит злиться на меня. Ты имеешь на это полное право. И я не ожидаю прощения или даже понимания моих поступков, и я знаю, что извинения ничего не значат. Я просто… Я пытаюсь выразить… Я не уверена… Прости, я… Она закрыла лицо ладонями, прижав ко лбу мобильный. С чего начать извиняться было за пределами её понимания, и нервы действовали быстрее, оборачиваясь петлёй вокруг шеи, лишая способности здраво мыслить. Проведя рукой по волосам, она попыталась выдохнуть, в конце концов выдавив лишь дрожащий вздох. — Мне невероятно жаль, я наговорила много лишнего. Я не хотела расставаться, не хотела заставить поверить в то, что не хочу быть с тобой, потому что это не так. Я хотела. Хочу. Я лишь… Если ты не заметил, я настолько слабая, что даже позволила словам других людей повлиять на себя. И дело в том, что они говорили обо мне, а не о тебе! В том, что все меня осуждали. Знаешь, всю жизнь я пыталась нравиться людям, и, услышав их мнение, я просто… — она покачала головой, глядя в пол. — Прости, сейчас не обо мне. Я пытаюсь донести… если есть хоть какой-то шанс, что ты сможешь простить меня за то, что я повела себя так малодушно и позволила осуждению общества и страху одиночества затуманить мою любовь к тебе, то это всё, о чём я прошу. Когда она вновь подняла взгляд, то заметила, что он сел ближе: его рука располагалась на спинке дивана, кот исчез с колен, а взгляд стал пронзительнее. Он искал её глаза, и в этот момент Гермиона не боялась, что он может воспользоваться легилименцией, пусть никогда этого и не делал. Если так ему будет проще поверить, она позволит. — Повтори, — произнёс Драко. Её брови сошлись на переносице. — Повторить что? — Последнюю часть, скажи её снова. — Я пытаюсь попросить твоего прощения, потому что люблю тебя и не знаю, как жить иначе. — Это, — сказал он, и его глаза стали ярче. — Скажи это снова. Карие глаза забегали по его лицу. Гермиона вновь с осторожностью вздохнула. Практически неосознанно она придвинулась ближе — теперь её колено касалось его, и это крохотное соприкосновение, это лёгкое покалывание чувств, полностью её успокоило. — Я люблю тебя, — произнесла Гермиона. Драко прикусил губу, делая медленный и глубокий вдох. Она наблюдала за тем, как осторожно поднимается и опускается его грудь, замечая, что он тоже придвинулся ближе. — Я прощу тебя, если ты пообещаешь мне кое-что, — его голос прозвучал тише обычного. — Что? — прошептала она. — Пообещай, что никогда не перестанешь говорить это. Гермиона мягко улыбнулась. — Я люблю тебя. Драко в неверии покачал головой и обхватил ладонями её лицо. Она наклонилась к его губам, глядя прямо в глаза. — Я люблю тебя. Он крепко поцеловал её, нежно касаясь щёк. Она ответила на поцелуй с большим напором, наслаждаясь уже забытыми ощущениями — его губами, всё столь же мягкими, и всё тем же, его, запахом, — и почувствовала себя так, словно возвращается к жизни. Её ладони, повторив за ним, обрамили его лицо, поглаживая большими пальцами фарфоровые скулы. Драко отпрянул первым, соприкоснувшись с ней лбом. — Я люблю тебя, — снова прошептала она. Он улыбнулся, и эта улыбка стала для неё всем миром. — Я люблю тебя, mon coeur. — Прости. Мне так жаль, — её голос надломился. — Я прощаю тебя. — Драко приподнял её голову и посмотрел в глаза, запутываясь пальцами в её кудрях. — Ты больше не должна извиняться. — Знаю, но я не думаю, что ты должен прощать меня. То, что я сделала, было… — То, что ты сделала — ничто в сравнении с моим позорным прошлым. — Но я причинила тебе боль. — И я причинял тебе боль. — Я простила тебя, — серьёзно произнесла она. — Ты изменился, и я это знаю. Ты доказывал мне это раз за разом, а я лишь принесла тебе жалкое подобие извинений. — Грейнджер, я хочу, чтобы ты внимательно послушала меня, — начал Драко, заправив прядь волос ей за ухо. — Пока ты любишь меня, нет ничего, что бы ты могла сделать, чтобы оттолкнуть меня. Совершай столько ошибок, сколько хочешь, я прощу тебя за каждую. Кричи на меня, проклинай, бей — но до тех пор, пока ты возвращаешься, я буду прощать и любить тебя. Пока ты не скажешь мне, что я тебе больше не нужен, каждую минуту каждого дня я потрачу на то, чтобы ты понимала всю глубину моей любви. Ты стоишь всех ошибок, mon coeur, ты стоишь всего. Слёзы покатились по её щекам, и впервые не от душевной боли. Это были слёзы надежды. Слёзы искупления. — Ты тоже стоишь, — сказала Гермиона. — Я так сильно люблю тебя. Он вновь поцеловал её. — Я люблю тебя всем сердцем, — прошептал он, и она притянула его ближе, обхватив шею. Драко прижал Гермиону к своей груди, проведя ладонями по её спине, и, приподняв, уложил на диван. Их губы двигались в своеобразном танце, в идеальной гармонии — оба жаждали прикосновений, которых столь долго не испытывали. Его руки пробрались под её рубашку, и Гермиона чуть ли не вскрикнула от прилива ощущений. Он был повсюду. Драко отстранился, забрав вместе с собой и её рубашку. Найдя губами её шею, он постепенно спускался до груди, вдоль живота. Он был нежен, двигался неспешно, будто бы боясь, что она исчезнет. Бюстгальтер оказался ловко расстёгнут, и Гермиона притянула Драко обратно к своим губам. — Я люблю тебя. Грейнджер схватила его за джемпер, стянув тот через голову. Пальцы нервно скользили вдоль его груди, по уже знакомым шрамам и рельефам мышц. Она боялась, что, прикоснувшись к нему неправильно, вновь потеряет его, что он поймёт, что она не стоит усилий. Но эти беспокойства испарились с ярким блеском в его глазах, смотрящих на неё с такой любовью, которую она ещё не видела прежде. Их поцелуи и бережные прикосновения продолжались до тех пор, пока единственной разделяющей их вещью не стали брюки Драко. Его губы оставили вдоль её живота и бёдер дорожку поцелуев, и стоило им двинуться ниже, как у Гермионы перехватило дыхание. Внезапно она сильно разнервничалась. Руки Драко ласкали её кожу, и каждое прикосновение было наполнено всей его любовью к ней, высказанной и невысказанной. Она зарылась пальцами в блондинистые волосы, и Драко, находясь между её ног, поднял взгляд — Ты хочешь, чтобы я остановился? — спросил он, обхватив её бёдра. — Нет. Подушечки его пальцев массировали кожу, когда он осторожно развел её ноги шире, а его губы опустились. Стоило ему коснуться её языком, как Гермиона откинула голову от удовольствия. Она стонала, выдыхая его имя и свою любовь, и каждый миг с каждым прикосновением Драко являлся тем, без чего она не хотела существовать. Ни снова, ни когда-либо. — Я люблю тебя, — простонала Гермиона, пока его язык ласкал клитор. Малфой двигался быстрее благодаря её постоянным признаниям. Она не могла перестать говорить это, особенно теперь, когда он добавил пальцы, медленно проникая в неё и идеально сгибаясь. Грейнджер взмахнула рукой, и брюки Драко оказались аккуратно сложенными на кофейном столике. Она притянула к себе его лицо, целуя, желая поскорее ощутить его внутри себя вновь. Больше никакого ожидания, даже несмотря на то, какое удовольствие он доставлял. — Пожалуйста, я хочу тебя, — прошептала она ему в губы. Драко вошёл в неё, и то, как он её наполнил, ещё никогда не ощущалось лучше. Недели, проведённые без него, сделали её сверхчувствительной, и их долгожданный момент, такой настоящий и искренний, стал для неё всем. Он целовал её шею, двигаясь жёстко, что контрастировало с мягкими губами и осторожными прикосновениями пальцев. Гермиона обхватила его бедра ногами. Они стали одним целым. Она зарывалась в его волосы, целуя в плечо, нежно прикусывая мягкую, алебастровую кожу. Драко стонал ей в ухо, шепча самые сладкие слова. Мерлин, я люблю тебя, mon coeur. Ты идеальна. Я никуда не отпущу тебя, Гермиона. Стоило Драко произнести её имя, как она распалась под ним на тысячи мелких осколков. Кончила с привкусом его имени на губах и под его признание «навсегда» возле уха. Когда он приподнял голову с плеча Гермионы, убрав кудри с щёк, в её животе снова запорхали бабочки. Мёд встретился с серебром, и она знала, что это был правильный выбор. Он всегда будет правильным выбором.