Позволь мне любить тебя

      В приют Филл собирается на последней неделе июня, конечно же, приглашая Искандера. С собой у паренька только сумка с ингредиентами для кулинарии и гитара. И — новое лицо, которое детей явно привлекает больше, чем остальное.       Их все еще восемь — хотя скоро один из них выпустится. Собственно, именно этот паренек вместе с еще одной, самой младшей девчушкой, на нового человека и не смотрят почти. Он — потому что уже ничего не ждет. Она — потому что никого кроме Ворона в принципе ждать не хочет.       — Ну, как успехи? — интересуется Филл у Ноэля — старшего из детей и его ученика по гитаре. Самого активного ученика, по крайней мере. А затем передает ему продукты и протягивает руку десятилетней Нике — его «леди» в этом приюте.       — Вроде получается, но с тобой все еще лучше.       — Это потому что нас двое, — улыбается Хинтерн, направляясь в сторону кухни и невольно поглядывая на то, как Искандера «допрашивает» толпа приютских.       — А как вас зовут? А вы к нам надолго? А как вы связаны со старшим братом? — и в этом духе шестью голосами возрастов 12-15 лет. Вот они слева-направо: Марк-Антуанн, Эллен, ее брат-близнец Тревор, Льюис, Илена и Алиса. От старших к младшим. Причем всем чертовски интересен один профессор, которому не повезло впервые появиться здесь до начала волонтерской практики. И Искандер, конечно, по началу тушуется от такого активного внимания со стороны детей, но делает привычный жест — проводит рукой дугу в воздухе, сжимает кисть, и голоса как-то сразу стихают.       — Так. Отвечаю по пор-рядку. Зовут меня Искандер Моро, но можно просто дядя Искандер… Насколько долго я к вам? Весь месяц точно, дальше по ситуации… А вашего стар-ршего бр-рата я учу литер-ратур-ре… — он обводит детей взглядом, каждому жмёт протянутые ладошки и подмигивает. — Хотя, кто ещё кого учит.       — Братик может, — кивает с важностью Тревор, а его сестра с интересом спрашивает:       — А нам вы расскажете?       Настоятельница, дружелюбно кивнув Искандеру, подходит чуть ближе.       — Дети, идите пока к брату, — мягким и глубоким тоном произносит женщина. — Вы же хотели поучиться выпечке? А мы пока обсудим пару формальностей с вашим новым знакомым…       — Вы только не забудьте о нас. — Улыбается Марк, уводя за собой младших. И есть что-то в этой фразе болезненно-искреннее.       Собственно, вопросы настоятельницы касаются занятий Искандера и того, что ему потребуется — достать материалы несложно, учитывая скорый приезд волонтеров. Также она дает профессору номер приюта — в случае чего, тот всегда сможет связаться с ними напрямую.       — Я рада, что вы с нами, — под конец признается женщина. Впрочем, рада она каждому, кто приезжает сюда.       За время, пока они обсуждают материальную сторону вопроса, Филл и ребята успевают наделать печенья, и теперь юноша сидит рядом с заведенным таймером, привычно настраивая гитару. Ника примостилась у него под боком, Ноэль, с гитарой попроще — напротив, а дети что-то наперебой рассказывают Хинтерну, вызывая на губах улыбку.       — К нам многие приезжают, — признается настоятельница. — Однако никто не ладит с ними так, как Филл. Возможно, потому что он понимает их лучше большинства приезжих.       — Пр-риезжие часто видят только чистенькие лица и внешний пор-рядок… Р-рассматр-ривают, умиляются… Как в зоомагазине… — Моро резко обрывает себя, не давая развить мысль, и старается ободриться настоятельницу улыбкой. — Я понимаю это, матушка. Очень хор-рошо понимаю…       Он наблюдает издалека за Филлом, и впервые ему кажется, что тот выглядит действительно счастливым. Как будто парень наконец-то попал в свою тарелку, и чувствует себя своим… От этого осознания у Искандера тревожно сжимается сердце.       — Поэтому, можете на меня положиться.       — Я рада, что за ним приглядывает кто-то вроде вас, — спокойно произносит женщина. И, кажется, хочет сказать что-то еще — но тут парень касается струн, и она умолкает, слушая. И дети тоже замолкают. Потому что, набирая новые аккорды, Филл, поколебавшись, вдруг как-то странно улыбается и начинает петь — негромко и спокойно, и голос его звучит иначе, чем раньше — словно что-то меняется внутри самого Хинтерна.        [I can see every tear you've cried Like an ocean in your eyes All the pain and the scars have left you cold I can see all the fears you face Through a storm that never goes away Don't believe all the lies that you've been told I'll be right here now To hold you when the sky falls down I will always Be the one who took your place When the rain falls I won't let go I'll be right here I will show you the way back home Never leave you all alone I will stay until the morning comes I'll show you how to live again And heal the brokenness within Let me love you when you come undone…]       И Моро с настоятельницей замирают, слушая его пение. Искандер боится не то что шевельнуться, а в принципе дышать, и, судя по затихшим детям, даже они улавливливают всю важность этой душевной «перенастройки» Филла. Английский с той самой вечеринки профессор все-таки начал подучивать, и теперь гораздо меньше незнакомых слов вызывают у него ступор. Но если раньше его волновало только незнание лексики, то теперь будоражат строчки, почему-то слишком болезненные и грустные для него…       Но это светлая грусть, которая воскрешает в памяти юность, детство… Те дни и ту обстановку, которая сейчас окружала этих детей. И от такой странной «преемственности» поколений Искандер прикусывает губу, но молчит. Молчит, просто слушая и записывая каждую секунду пения Филла на свой «диктофон» сердца.       Как и тогда, в тот вечер у двери в комнату.       А Филл допевает, поднимая взгляд на притихшую компанию и, переведя взгляд на Ноэля, совершенно шуточным тоном произносит:       — Запомнил табы?       — Нет. Но ты меня им научишь. — Тут же серьезно отвечает юноша, и Хинтерн, со смешком, возвращается пальцы к исходному положению, показывая собравшимся в кружок детям расстановку пальцев. И — аккорды, ведь пока что они проще запоминаются, в отличие от фингерстайла, который использует сам парень.       И только девочка сидящая рядом с ним не смотрит на гитару — нет, она прислонившись к его спине, задумчиво что-то пишет в блокнот карандашом. А Моро, повинуясь какому-то внутреннему неизведанному желанию, на время расстаётся с настоятельницей и подходит к группке поближе, с высоты роста оглядывая скопившуюся вокруг Филла суету. Девчонка, видимо, закончив свое дело, вылавливает Искандера взглядом, поднимается с пола и подходит к мужчине, обращая на него внимательный, даже какой-то недетский взгляд.       Впрочем, тут многие рано взрослеют.       — Дяденька, а вы знаете английский? — вдруг спрашивает она его. И, судя по акценту, французский для нее самой — не родной язык.       — Можно сказать, что знаю… — Искандер, немного удивленный её вопросом и в целом оказанным вниманием, опускается на корточки, чтобы быть с девочкой на одном уровне. — А что?       — Я просто… не уверена, что правильно записала, — признается девочка, и, поднимая внимательный взгляд голубых глаз на мужчину, спрашивает: — Проверите?       «Черт подери, я же почти ничего не знаю…», — проносится в сознании запоздалая мысль, но Моро, уже решивший не отступать, ободряюще улыбается девчонке.       — Давай посмотр-рим вместе. — и протягивает вперёд ладонь, как блюдце.       Девочка кивает и, поколебавшись, открывает нужную страницу. Ее почерк еще довольно крупный, и записанное там практически полностью совпадает с тем, что пел Филл — разве что пары фраз не хватает, да пара грамматических ошибок виднеется. Но в остальном у девочки явно хороший слух.       Искандер несколько раз просматривает написанный текст, мысленно отмечая места с ошибками, и уже собирается отдать блокнот обратно, как вдруг цепляется за самую первую строчку. В текстовом виде он гораздо лучше понимает смысл слов, а потому ощущает, как спину сковывает волна мурашек.       I can see all the pain and the scars have left you cold; I can see all the fears you face…       Почему-то всплывает в памяти разговор под раскидистым деревом, молчаливость Филла и его странная, последняя фраза. Тогда Моро не обратил на неё внимание, а сейчас, взбудораженный песней, вспоминает.       Don't believe all the lies that you've been told…       — Ты молодец… Ты большая молодец, у тебя всего две ошибки… Ты это написала только на слух? — с трудом выпав из оцепенения, Искандер смотрит на девочку с уважением. — - Это здор-рово. Очень.       — Это мой родной язык, — улыбается девочка. Одним взглядом — но улыбается. — Но я редко пишу. Потому что братик редко поет. — И, подумав, добавляет: — Зато рисую часто. Братика.       — Талантливый человек талантлив во всем. — Искандер же улыбается чуть шире, протягивает ей блокнот обратно. — Ты как его летописец.       — Если не буду — потом ничего не останется, — угрюмо произносит девочка, прижимая блокнот к себе и, видимо, воспринимая это обращение как что-то обидное. — Ни песен, ни лица, ни б…       Но тут на столе бодро пиликает таймер, и девочка отвлекается на остальных ребят и Филла, который, отложив гитару, уходит извлекать из духовки первую для этих детей партию печенек — пока что кривых и изогнутых, но драгоценных для них уже тем, что сделано все было вместе. И, в конце концов, вкус их наставник защищать умеет, добиваясь как минимум съедобности.       — Настоятельница, дядя Искандер, вы с нами?       — Да, да, конечно. — Моро, улыбаясь, вместе с настоятельницей идёт вслед за детьми и Филлом, предвкушая первую дегустацию.       Конечно, первый опыт — не особо удачный опыт. Но, тем не менее, тарелка с печеньками пустеет довольно быстро, особенно учитывая то, что настоятельница заваривает отменный чай. И, судя по состоянию трав, часть из них выращиваются здесь же, при приюте.       — Дядя Искандер, а расскажете о себе? — подсаживаются поближе к профессору Льюис с Тревором, с интересом рассматривая мужчину. Филл, зарисовывающий табы для Ноэля, вскидывает взгляд на Моро и ободряюще улыбается ему, а после вновь возвращается к своему занятию.       — Что бы такого р-рассказать?.. — то ли у себя, то ли у детей спрашивает Искандер, и после улыбки Хинтерна ему становится как-то свободнее, проще держаться на виду у детей. — Я… Пр-рофессор. Это как учитель, но кр-руче. Читаю со своими учениками книжки, а потом мы их обсуждаем.       — Тогда братик, ты тоже профессор? — с задумчивым видом спрашивает Тревор. Филл лишь фыркает на это:       — Упаси боже, Трев. Я так… любитель. А профессора из профессионалов, — и парень беззлобно усмехается, вновь передавая ведущую роль в диалоге Искандеру.       — Хор-роший любитель, волю дай, мне и слова не даст вставить за весь ур-рок. — мужчину пробивает на негромкий смех от такой скромности Филла, и он снова щурится. Ника, услышав слово «хороший» относительно братца, почти тут же кивает — но этот ее жест остается для большинства незамеченным. — Надо было бр-рать с собой заготовки, может быть, я бы успел и выстр-рогать что-нибудь, пока ты за меня р-работал…       — Заготовки? — с интересом переспрашивает Марк. Филл же делает невинный вид, будто он тут вообще не при чем и так, постоять сбоку приехал, а литературу вообще в жизни не видел.       — Да, заготовки.       Моро достаёт ранее незамеченный никем небольшой деревянный ящик, устраивает на коленях и медленно, словно этот ящичек ни много ни мало ларец волшебника, откидывает крышку. Внутри ящичка, поделённого на несколько секций, лежат отдельно деревянные фигурки из дерева, инструменты и краски. Искандер достал одну из фигурок, поставил на ладонь.       — Эта, например-р, скор-ро станет лошадью. А эта — слоном. А вот эти, — он указывает на небольшие прямоугольные бруски. — ещё не р-родились. Но им можно в этом помочь.       Дети тут же сдвигаются ближе, с любопытством рассматривая творения Искандера. Даже Филл, кажется, с интересом переводит взгляд на «маленькое хобби», которое из-за весенне-летней занятости как-то ускользнуло от его глаз.       — А птиц вы не делаете? — вдруг спрашивает Ника из-под плеча Хинтерна, где успевает пристроиться за время «чаепития». Парень тихо фыркает и прячет улыбку, отводя лицо в сторону. Но девочку, кажется, подобное смутить не может.       — Птицы у меня пока не поселялись, но мы можем их сделать вместе. — профессор с готовностью достаёт чистый брусок, вооружается специальным ножом и аккуратно срезает первый «слой». — Большая будет?.. Маленькая?.. Сейчас посмотр-рим… Только остор-рожно, слишком близко к р-руке не склоняйтесь, нож остр-рый… И не стесняйтесь, бер-рите тех малышей, если хотите, кр-раски в вашем р-распоряжении…       — Ворон, — просто отвечает Ника, пожимая плечами. И Филл, не удержавшись, взъерошивает девчонке волосы, вызывая недовольное фырканье с ее стороны.       Краски и готовые фигурки достаются младшим — а Хинтерн на пару с Марком и Ноэлем садится клепать новых. Тревор, наблюдая за ними, тихо буркает:       — Старший, скажи честно, тебя уже учили?       — М? Нет, только если во время готовки, — улыбается парень. — Не знаю, как-то само идет. Словно дежавю, хах. — Конечно, глазомер его пока подводит, как и сила давления, но в целом контур узнать можно. Да и Филл не пытается в объем, высекая небольшими фрагментами общий контур чего-то вроде кролика. — Но я не против взять пару персональных уроков, — со смешком произносит он, подмигивая Искандеру. И, подумав, дополняет: — А то еще опозорюсь перед моими младшенькими, как жить-то.       — А я только с удовольствием. У нас тепер-рь много времени… — он ловит этот взгляд Филла, и едва заметно дергает веком в ответ, будто подмигивая, улыбаясь шире.       Нож в руке Искандера скользит плавно, штрих за штрихом, и под его пальцами постепенно проявляется силуэт ворона — массивное тельце, голова с длинным клювом, орнамент «прорастающих» перьев. Моро придаёт дереву нужную форму легко, словно и не задумываясь, без тени лишнего напряжения, будто всю жизнь только и делал, что плотничеством занимался. Кончик ножа легонько прокручивается на бруске, оставляя после себя два глаза и линию «рта» на клюве, медленно появляются когтистые лапки.       — Хар-рактер-рный получается… Хор-рош, хор-рош… — Искандер доволен тем, что выходит из-под его рук, взмахом головы откидывая со лба мешающие пряди, — Как дела у младшего подмастер-рья? — и он с искренним интересом смотрит на труды Хинтерна и его команды.       Ника, не отрываясь, наблюдает за работой Искандера, пока близнецы превращают ежа в фурризацию биполярного расстройства. Алиса занимается лошадью — и даже пытается делать что-то вроде теней, Илена вместо разрисовывания жирафа его перерисовывает с какими-то пометками, а Льюис превращает обычного слона в боевого, добавляя ему сбрую и прочие небольшие атрибуты. Ноэль явно пытается сделать что-то, отдаленно напоминающее гитару, но угадывается в этом пока что разве что восьмерка деки. Марк явно вытачивает какую-то рожицу, то и дело постреливая глазами на близнецов и ехидненько усмехаясь. Что же до Филла, то тот с задумчивым выражением осторожно пытается сгладить квадратные углы на ушах и не отрезать их к чертовой матери вместе со своими пальцами. Возможно, у него получается. Но процесс идет медленно.       — Прекрасно, — мурлыкает он под нос, не поднимая глаз.       — Ловкость р-рук это дело пр-рактики, пр-ридёт со вр-ременем… Если тр-ренироваться, конечно. — кивает Искандер удовлетворенно, наблюдая за творческим порывом увлекшихся детей, и руки его двигаются сами, очень медленно, но продолжают придавать финальную форму фигурке. — Замечательная у нас выходит компания, удивительная…       Он говорит это без иронии и насмешки — даже как-то грустно, и нож, отведённый от крыла ворона, единожды еле заметно вздрагивает. Но тут же опускается, делая росчерк перьев, и Моро оглядывает фигурку целиком, прокручивая в пальцах.       — Что ж… Кажется, ворон готов р-распр-равить кр-рылья… — Искандер откладывает в сторону нож, берет из лотка с инструментами самую мягкую наждачку и осторожно, почти поглаживающими движениями, шлифует птицу, убирая шероховатости и неровности.       И на его ладони, в перьях из легкой древесной пыли и стружки, теперь действительно сидит маленький ворон с резными крыльями и очень умными глазками. Кажется, ещё секунда — и он спикирует на пол, воинственно каркая. И Ника выныривает из-за плеча «брата», поддаваясь вперед и чуть наклоняя голову, смотря на птицу. Филл тоже останавливает свою работу, задумчиво разглядывая ворона на ладонях.       — Дядь Искандер, а вы крутой, — выдает Тревор, закончив превращать свою половину ежа в огненную химеру. Его сестра, также завершившая свою, задумчиво сглаживает различия плавными градиентами, превращая фурризацию биполярки в двуликое мифическое животное. Одобрительно-восторженный гул проносится между детдомовцев, и Хинтерн тоже чуть кивает, соглашаясь с этой фразой.       — Ваша птица и правда будто умеет летать, — тихо произносит Ника, все еще просто смотря со своего места и не решаясь потянуться за ним. Искандер, видя её нерешительность, медленно протягивает к ней руку, и ворон теперь смотрит на неё совсем близко, даже кажется, что с интересом. Девочка аккуратно берет только что созданную игрушку и, задумавшись, поглаживает ее пальцем по голове, вдруг несмело улыбаясь.       — Этот др-ружок, скор-рее всего, домосед и любитель книг. — проникновенно добавляет Моро, кончиками пальцев осторожно стряхивая с крыльев пыль. — И пер-ред полетом внимает музыке… Чтобы плыть по ветр-ру в такт.       — Точно Ворон, — хмыкает Ноэль, и дети, переглянувшись, обращают серию ехидных взглядов на Филла. Тот, оказавшись под «обстрелом», с видом пойманного преступника поднимает руки вверх и, помолчав, искренно-виноватым тоном добавляет:       — Кар.       И в следующий момент среди детей вспыхивает смех, заставляющий улыбнуться даже настоятельницу. А Хинтерну здесь просто… хорошо. Он дома. И делать здесь все становится чертовски легко.       Искандер смеётся вместе со всеми, искренне, открыто. И впервые за долгое время ему кажется, что он наконец-то там, где должен быть, где ему хорошо быть. И ему даже неясно, от чего так хорошо — от смеха ли детей, от несмелой улыбки Ники или выражения настоящего счастья в глазах Филла… А может, от всего сразу. В совокупности.       Когда смех немного утихает, Искандер осторожным жестом просит Нику подойти поближе. И как только она приближается, несмело, еще робко, шепчет доверительно, только ей:       — Этот др-ружок — мой подар-рок тебе.       Ника смотрит на него с лёгким неверием — а после с благодарностью. И отвечает тихо-тихо:       — Благодарю.       А после — прячет ворона в нагрудный карман, где он точно не сломается и не потеряется. И вскоре вновь утыкается в блокнот, чтобы уже вечером, перед самым уходом, передать вырванный листок Хинтерну. Тот пару секунд удивлённо смотрит на него, но после, улыбнувшись, показывает девчонке большой палец и уверенно направляется к Моро, держа листок между средним указательным и протягивая с улыбкой на лице:       — Вам повестка.       Правда, это скорее ориентировка — ведь на клетчатом блокнотном листке отчётливо прослеживается портрет самого Искандера. Может, лишенный многих деталей, но все же узнаваемый и даже довольно пропорциональный.       — Так скор-ро?.. — Моро с улыбкой рассматривает рисунок, и бережно, не складывая его лишний раз, прячет в ежедневник. Туда же, где лежит и записка Филла под слоем рабочих заметок. — Не пр-редпологал, что стану таким нужным…       — Мы любим искренних, — просто пожимает плечами Хинтерн, махая рукой толпе выглядывающих в дверь детей — хоть они и попрощались, ребята напрочь отказываются не смотреть. — А вы к тому же исполнили маленькое желание Ники. Но маленькие желания многого стоят в этом мире…       И парень двигается к воротам.       — Исполнение маленьких желаний дают стимул больше мечтать… — тихо замечает Моро, неспешно следуя за ним чеканя шаг…

      Рекомендуется включить Smith&Thell — Nangilima

      …Вплоть до того момента, пока вдруг не оборачивается к дверям. И видит грустные, полные печали и тоски детские мордашки.       И в сердце что-то снова ёкает — который раз за день. И Искандер ничего не может с собой поделать, когда разворачивается всем корпусом в сторону дома, ставит ящик на землю, раскрывая пошире руки:       — Бегите сюда, ну! Последний р-разок на сегодня, а все остальное попозже!       Дети, уловив момент, тут же подбегают к нему в объятия, и лица их словно светлеют под конец — даже старшие подходят ближе и чуть улыбаясь, а Ноэль вынимает телефон.       И, бросив вдруг взгляд за спину Моро, коварно улыбается.       …А через секунду где-то над ухом Искандера слышится тихий и мурлычущий, низкий голос Филла, вкрадчиво протягивающий:       — Даже не думайте обойтись без меня, мои доррогие~       И он чуть приобнимает профессора со спины, кладя голову ему на плечо и принимая на себя близнецов с открытой улыбкой. Щелкает камера телефона Ноэля, но Филла это не волнует — как не волнует и Искандера, который кроме счастливого фыркания детей и хихиканий старших ничего и не слышит.       По крайней мере, он себя в этом очень старается убедить.       …Потому что все это заглушает бешеный стук сердца.       И вовсе не от заражающей детской радости — а от знакомого до мурашек голоса и головы, так просто и легко устроившейся на его плече. От тела, которое прижимается к нему едва-едва, но в этом уже есть что-то очень… Доверительное? Близкое?.. Моро не знает. Он не понимает, как это объяснить, он боится дать этому название, что уже вертится на языке. И в голове у него тысяча мыслей роятся, странных и непонятных, но Искандер молчит, только крепче обнимает навалившихся детишек и улыбается.       А про себя несмело надеется, что Филл отступит позже всех.       Но вот дети успокаиваются, и, проводив гостей до такси, возвращаются к настоятельнице. Филл, устав за вечер, занимает место на заднем сидении и сам не замечает, как проваливается в дрему, невольно склоняясь на плечо Искандера. Моро вздрагивает от неожиданности, но не решается его будить — только рассматривает украдкой темноволосую макушку.       Ворочается внутри что-то новое. Странное. Оно согревает продрогшие от одиночества темные закоулки души, когда он видит прижавшегося к плечу юношу. Как котенок в поиске тепла. Поддержки. Защиты. И профессор с каким-то первородным страхом осознает, что он хочет его защищать. Хочет, чтобы улыбка, которую он видел сегодня у Филла, играла на тонких губах гораздо чаще. Хочет, чтобы глаза светились счастьем, пусть и не он сам будет её причиной.       Он хочет быть рядом с ним. Другом, учителем…       Любимым?..       Нет, нет, нет. Страшно. Очень страшно. Неправильно…       Но так нужно ему.       И Искандер скользит испуганным взглядом по ладоням Филла, лежащих на коленях, и собственные пальцы замирают в миллиметре от кожи, боясь коснуться.       Боясь себе признаться, что уже пройдена точка невозврата.       И мужчина убирает руку, но нежность уже подкатывает к горлу, не давая нормально дышать, накрывая волной удушливого румянца. И поэтому скорее обозначая поцелуй, чем действительно целуя, Искандер касается губами растрепанных волос на макушке, после медленно упираясь щекой, прикрывая глаза. Выравнивает дыхание, приводит в порядок мысли и позволяет себе пока забыть о терзаниях, слушая, как глубоко и спокойно дышит Хинтерн.       Филл просыпается первым, не сразу осознавая, что так греет его с правой стороны. А после осознает и вспыхивает весь, мысленно радуясь, что в машине полумрак. И — аккуратно тыкает профессора, будя его и только после этого отстраняясь. Волосы парня взлохмачены, а глаза поблескивают смущением, однако расплачивается с таксистом он как ни в чем не бывало.       Только щеки и уши горят.       И на сердце больно от того, что скрывается внутри.       Искандер, моментально просыпаясь после тычка и, не обнаружив под боком Филла, действительно расстраивается. Впрочем, на эмоции времени не особо остаётся, а ему приходится выползти из машины следом, вытаскивая инвентарь. К общежитию они идут молча, в таком же молчании возвращаясь в комнату.              И только лёжа в кровати, Филл не может снова сомкнуть глаза, прокручивая один момент в памяти. Тогда, в полудреме, ему словно чудится чужой поцелуй. И даже такой небольшой, неясный жест повергает парня в полный хаос, заставляя краснеть и метаться между сном и реальностью… В итоге выбирая сон.       Потому что в реальность верить слишком сложно.       …но сон этот явно становится для него драгоценным сокровищем.       И он даже понятия не имеет, что Моро засыпает практически одновременно с ним, пребывая почти в таких же мыслях. И ему действительно страшно признаться теперь самому себе, после холодного анализа, что, когда Хинтерн тихо дремал у него под боком, он был в высшей точке счастья. Такой, что все остальное меркнет и становится неважным.       Настолько неважным, что Искандер готов отдать все на свете, лишь бы снова повторить эти полчаса — где есть только он и тёплое дыхание Филла где-то у плеча.