РЕВЕНАНТ. Книга

Глава 7 Дверь у парадного им открывает любимый швейцар Лилиан — длинный, смуглый Бруно, перебравшийся в Бостон откуда-то из закоулков Палермо еще во времена войны во Вьетнаме. Он обожает Лилиан и частенько перебрасывается с ней шутками и подколами, пока она ждет такси или маминого водителя, стоя в арочном проходе. Лилиан знает, что Бруно побаивается Рейгана и предпочитает держать при нем рот на замке. — Доброй ночи, Лилиан, мистер Рейлиш, — он склоняет голову чуть больше, чем обычно, и Лилиан ободряюще ему улыбается. — Привет, Бруно. Ну что там, были какие-то посылки для меня сегодня? — Пришли две картонные коробки с Амазон, мисс, — Бруно вызывает им лифт и становится похож на самого себя, когда понимает, что Рейган не обращает на него внимания. От швейцара пахнет ягодным энергетиком и сигаретами. — Книги и какие-то предметы для рисования. Я сам отнес их в вашу квартиру. — Спасибо, Бруно. Бруно только расплывается в лукавой улыбке, кажется, даже собирается остроумно-примитивно пошутить, как вдруг Рейган смотрит на него своими леденящими черными глазами. — Это Монстр? — спрашивает Рейган. — Э-э… сэр?.. — Бруно вздрагивает и скукоживается, как высохшая сливовая корка. — Ты пьешь энергетик. Монстр? Есть еще? Бруно сперва опешивает, будто не верит, что к нему обратился сам Рейган Рейлиш, потом вытягивается по струнке, как солдатик, и резко кивает. — Есть, сэр. У меня в кладовке запасы… Я принесу, сэр, в квартиру мисс Янг. — Мы подождем здесь. Бруно чуть ли не убегает, лифт распахивает двери с характерным «трынь». Лилиан поворачивается к Рейгану. — У тебя дома холодильник забит этими Монстрами. — Я решил, что пора подружиться с твоим любимым швейцаром, — Рейган ухмыляется, длинными пальцами приглаживает волосы. — Бруно нравится быть полезным, но не нравится, когда к нему относятся, как просто к персоналу. И то, что мы пьем один и тот же энергетик, делает нас ближе, согласна? Лилиан добродушно фыркает, но не успевает ответить. Бруно возвращается, шустро передвигая кривоватыми ногами. — Держите, сэр, вкус классический, все остальное выпили ребята из прошлой смены. — Спасибо, Бруно, — говорит Рейган, и Лилиан ясно слышит в его голосе скрытую насмешку. Он пародируют то, как она обращается к швейцару — слишком ласково, будто они друзья. — Вот, возьми взамен. Рейган отдает Бруно пачку дорогого швейцарского табака, Бруно краснеет от удовольствия и прячет толстые сигареты в мятый карман. Он желает им хорошего вечера, когда Лилиан и Рейган входят в лифт. — Он думает, что мы трахаемся, — говорит Рей. — Ты приезжаешь ко мне в час ночи, когда мамы нет дома. Неудивительно, что он так думает, — Лилиан и сама ощущает присутствие Рейгана каждым лоскутком кожи, лифт тесный и душный, ковролин слабо пахнет средством для химчистки. — Тебе нравится давать в обмен что-то большее, чем ты сам получил? — Ты про сигареты и энергетик? — Рейган смотрит на нее сверху вниз, она кивает, и он пренебрежительно хмыкает. — Нет, мне просто нравится считывать людей. Если бы я отдал Бруно деньги, он бы обиделся, потому что так я лишний раз указал бы, кто из нас швейцар, а кто миллиардер. Но сигареты в обмен на банку энергетика? Вполне по-дружески. Он же не знает, что эти сигареты стоят как его месячная зарплата. — Какой же ты выпендрежник, Рей Рейлиш. Рейган тихо смеется. Лифт останавливается на четвертом этаже, Лилиан выходит первая и вздрагивает, когда чувствует его дыхание где-то между ухом и волосами. — Я всего лишь говорю тебе правду, Лили Янг. Она глубоко вдыхает — слабый оттенок его парфюма, мыло, его собственный запах, — и отпирает дверь в квартиру. Они с матерью живут в Бэк Бэе, одном из самых престижных районов Бостона, в небольшом двухэтажном пентхаусе с античным камином в гостиной и навороченной современной кухней, которой никто особо не пользуется. Пентхаус на самом деле купил Марк Янг, ее отец, но после развода недвижимость он оставил им с мамой, а сам переехал в огромный дом в Чарльзтауне. Лилиан ведет Рейгана в столовую, примыкающую к кухне. Над камином висит картина с двумя лоснящимися, как масло, пантерами. Мама купила эту работу в местной галерее три года назад, сразу после развода, ничего особенного, картина стоила не больше пяти тысяч. Обстановка у них в доме: молочные стены, драпировки из мягкого плюша, окна укутаны в кружевные занавески и тюли, мягкие турецкие ковры на полу, светло-коричневая мебель, искусственные цветы и пятна эклектики. Квартира выглядит так, будто застыла во времени и в ней никто не живет. — Хочешь что-то? — спрашивает Лилиан. Рейган занимает стул у окна, откидывается на спинку, вытягивает длинные ноги, подпирает подбородок ладонью (на мизинце у него маленький черный бриллиант). Красивый, как дьявол, думает Лилиан. — Американо. Арабика и робусто, молоко холодное. Короче говоря, обычный кофе, который пьет и сама Лилиан. Она еще любит добавлять пол-ложки песочного сахара. Пока гудит кофемашина, Лилиан оборачивается к Рейгану и скрещивает пальцы рук. — Так что за предложение у тебя? — Побудь моей девушкой? Буквально месяц-два. Она растерянно моргает и думает, что со стороны выглядит, наверное, как Бруно десять минут назад. — У нас начинается благотворительная неделя, — объясняет Рейган. — На ней мамаши выводят своих дочерей в свет, как в Лондоне раньше, сама знаешь. Они охотятся на меня с пятнадцати лет, но наличие у меня девушки их притормозит. — Ага, то есть ты хочешь, чтобы я была типа как противозачаточным щитом для тебя? — Лилиан недоверчиво сужает темные глаза. Кофемашина жизнерадостно пикает, Лилиан разливает кофе по кружкам, добавляет молоко. Рейган следит за каждым ее движением, все такой же обманчиво-расслабленный. — Не то чтобы ты сильно у меня ассоциировалась с противозачаточным, но да. — Ну, допустим, а что получу я? Рейган слегка улыбается. — Ты получишь все прелести бытия женщин Рейлиш. Лилиан ставит перед ним кружку с кофе, сама садится за стол рядом. Льняная скатерть колышется в такт сырому речному воздуху из открытого окна. — Например, продать свою картину адски дорого? — спрашивает Лилиан. — Я нарисовала кое-что, пока тебя не было. Моя первая полноценная работа, которой я, знаешь, вроде как довольна. — Думаю, картина отличная, если даже тебе понравилась. Учитывая твой уровень самокритики, — Рей пальцем проводит по ободку кружки и смотрит на нее. — И не представляю, что ты имеешь в виду под «адски дорого». Лилиан громко смеется, у нее ровные, немелкие зубы. Она пьет много кофе и все собирается сделать отбеливание, но руки не доходят, да и нет очевидной необходимости. — Пошли покажу картину? — говорит Лилиан и встает, не дожидаясь его ответа. — Она про тебя. В красивом, немного андрогинном лице Рейгана мелькает и тут же гаснет удивление. Он идет за ней в крошечную свободную спальню, оборудованную под мастерскую Лили. Свет в комнате мертвецки-белый, как в операционной, Лилиан снимает голубой мохеровый кардиган — в мастерской всегда душно, воздух пропах затхлостью и красками. На полу валяется куча листков А4 с половинками лиц, соединенными руками, мутной черной луной. Набросков много, прям целая популяция. Лилиан безжалостно проходит по листкам, иногда каблуком босоножки разрывая бумагу. — Абсолютное неуважение к своим работам, — неодобрительно говорит Рейган. Он ловко перемещается по свободным островкам паркета и обходит все наброски. — Я уважаю то, что делается хорошо, — возражает Лилиан. Они подходят к дальнему холсту, единственному, который выглядит сносно среди всей этой творческой вакханалии. — Тебя я нарисовала хорошо, видишь, как приличненько холст стоит. Она задерживает дыхание, когда они останавливаются у картины. Лилиан становится жарко, кровь отлипает от лица, и она раздраженно говорит сама себе: успокойся, идиотка, ты же знаешь, что картина классная. Вдох-выдох. Лилиан успокаивает сердцебиение, подавляет желание накрыть картину матовой пленкой и никому больше не показывать. Рейган смотрит на ее работу долго и внимательно, а она украдкой смотрит на него. Интересно, думает Лилиан, знает ли он, что у него черные радужки окольцованы красновато-коричневыми кругами и выглядит он из-за этого будто ему подкрасили зрачки? Еще у Рейгана сломана правая рука, но он так и не рассказал, как получил перелом. Спустя пару минут Рей поворачивается к ней. — Так ты согласна побыть моей девушкой? — Да, если ты организуешь мне супер эксклюзивное путешествие до Луны и обратно, когда разберёшься со своей компанией. Рейган смотрит на нее насмешливо, так, будто она попросила его сходить в магазин и купить рис. — Договорились, — говорит он. Они выходят из мастерской, Лилиан думает, что он так ничего и не сказал о ее картине. Она проводит ногтем по целлофановой обертке, в которую замурованы коробки из акварельного магазина, угол пластика царапает кожу на пальце, и физическая боль помогает не расстраиваться. Глава 8 На следующий день домой возвращается Альма Янг. Она одета в спортивный трикотажный костюм, в руках куча пакетов с подарками от читателей (открытки на дешевой бумаге, портреты средней руки, подтаявшие шоколадные конфеты, шампанское, коньяк с гладким стеклом). За ней в квартиру входит швейцар — седой Эрл, отношения с ним у Лилиан скрыто-натянутые, — и вносит еду из ближайшего ресторана. — С возвращением, мам, — говорит Лилиан, забирает у Эрла еду, мама устало машет ему на прощанье. — Спасибо, милая, — Альма целует ее щеку, Лилиан вдыхает запах матери и чувствует, что дом, наконец, снова не пуст. — Ты, наверно, голодная? — Да. Очень. Лилиан накрывает на стол, пока Альма переодевается. В термоконтейнерах карамелизированный бекон, оладьи и клубничные панкейки для Лилиан. Себе Альма взяла авокадо тост и матчу, она помешана на безглютеновом питании с тех пор, как знакомая-врач рассказала ей о рисках клейковины в глютене. Лилиан зачерпывает пальцем розовый крем и отправляет в рот ровно в момент, когда в столовую возвращается Альма в обычном домашнем халате. — Боже, поешь сперва нормально. — Я просто попробовала. Не очень-то и вкусно. — Эрл с удовольствием съест панкейки, если ты не хочешь, — хмыкает Альма, они садятся за стол друг напротив друга. — Кстати, смотрю, не только я вернулась в город, — она с намеком ведет темной бровью. — Рейган, мать его, Рейлиш снова в стране. Альма недолюбливает Рейгана. В детстве все было нормально, но года два назад ее как переклинило, и она даже пыталась запретить Лилиан общаться с ним. В шестнадцать лет, когда они с Реем впервые поцеловались, Лили не хватило мозгов скрыть это от матери, и Альма, видимо, догадалась о ее безответных чувствах и решила таким примитивным способом проявить материнскую защиту. У Альмы были деспотичные замашки, но они же были у Рейгана, и Лилиан научилась противостоять им обоим. — Хватит так его называть, серьезно, — Лили хмурится. — «Рейган, мать его, Рейлиш». — Это описание ему идеально подходит. Я писательница, я знаю, о чем говорю. Лилиан молча ковыряет вилкой в сладковатых оладьях. Самоуверенный тон мамы ее раздражает, и она переводит тему. Спрашивает: как там Гавайи? Что-то ты не особо загорела. Некогда, отмахивается мама, я работала, а не отдыхала, пока твой отец прохлаждает задницу в России или где они там купили месторождение. Марка, своего бывшего мужа, Альма тоже недолюбливает, среди немногочисленных подруг она называет его козлом, мудаком и, когда перепьет куантро, даже моральным ублюдком. Лилиан терпеть не может такое слышать и всегда останавливает мать. Ее отец, вообще-то, классный человек и любящий родитель, куда внимательнее и добрее Альмы. — Кстати, если услышишь где-то, что мы с Рейганом встречаемся, — говорит Лилиан, глядя на воздушную шапку клубничной глазури, — не удивляйся. — А вы встречаетесь? — Альма замирает, в уголке ее рта крошка. — Нет, это для вида. От него отстают девушки, я получаю всякие привилегии Рейлишей. Альма смотрит на нее исподлобья, густые коротковатые ресницы подрагивают, и Лилиан догадывается, о чем думает мать. Что-то из разряда: бедная влюбленная идиотка. Лили себя ни идиоткой, ни бедной не считает. — Надеюсь, ваши отношения для вида не предполагают дополнительных привилегий. Там, знаешь, секс по дружбе и прочая ерунда. — Мам, — Лилиан строго смотрит на мать. — Что? Ты достойна лучшего, не забывай об этом, — Альма вытирает губы влажной салфеткой. Руки у нее все-таки загорели, кожа местами потрескалась. — Не нужно соглашаться на тело и статус, когда можешь получить тело, статус и любовь. Лилиан тихо фыркает, тянется к кофейнику и заливает кружку до краев. Места молоку не остается, и она поджимает губы. — Слушай, тебе, по-моему, стоит пересмотреть свои ценности, — говорит Лилиан. — Я не участвую в этой гонке статусного вооружения, тело у меня и так есть, а любовь вообще субъективна. — Ты просто слишком молода, — отмахивается Альма; авокадо из ее тоста торчит и болтается, как мокрая газета. — Может, ты не будешь спекулировать на моем возрасте? — Ты всегда становишься раздражительной и уязвимой, когда я нелестно отзываюсь о Рейгане, — Альма невозмутимо мешает зеленоватую пенку в кружке. — По-моему, тебе стоит об этом подумать и не грубить мне на ровном месте. Лилиан кладет в кофе сахар и размешивает, постукивая ложкой о бортики кружки. — Ладно. Извини. — Держи его на разумном расстоянии, хорошо? В смысле, не спи с ним. Лилиан думает, что мама зря волнуется. В сексуальном смысле Рейган обращает на нее внимания как на комнатный кактус. — Окей, — она пожимает плечом и, поцеловав Альфу в щеку, встает. — Я переоденусь и ухожу. Ники хочет купить подарок маме в Булгари. — Не забудьте поторговаться с менеджером как следует. Ты же знаешь, они цены ставят от дурака. — Ага. Я помню. Николь заезжает за ней с водителем. К коже липнет яркий солнечный свет, Лилиан цепляет на голову кепку. На ней укороченный лонгслив (с рисунком ведьмы на метле) и шорты, все черного цвета. — Садись скорее, — говорит Николь и хлопает по сидению. — Ну и прикид у тебя. Не боишься охоты на ведьм в магазине? Сама она одета в льняные брюки-палаццо и жакет. Водитель мягко вливается в поток, сегодня суббота, и машин чуть меньше обычного. — Мы платим, им все равно, — Лилиан неопределённо машет рукой. — Ты слишком много общаешься с Рейганом, Лил. Как там он, кстати? Лилиан знает, что должна рассказать Николь об их уговоре, отношения для вида, все такое, но она не хочет, потому что Ники не одобрит. Ты позволяешь ему собой пользоваться, скажет она; Лилиан ответит что-то вроде: я вообще-то тоже выигрываю, это взаимовыгодные отношения; Ники смерит ее взглядом: ты не поэтому согласилась. Диалог разворачивается в голове Лилиан, как настоящий, и она закидывает ногу на ногу. — Нормально, — в конце концов говорит Лилиан. — Мы особо не пообщались вчера. Он пропустит этот семестр, собирается плотнее работать с братом. — То есть он остается в городе? — Вроде как. Ники ухмыляется и приподнимает светлые брови. — Ну, мои поздравления. Представляю, как ты довольна. — Я абсолютно спокойна, — фыркает Лилиан и слышит такое же фырчанье в ответ. Обе знают, что Ники права. Подарок Николь выбирает долго и въедливо, как будто готовится к юбилею матери, а не просто к их с отцом годовщине. Родители Николь вместе уже двадцать лет, у них двое детей (Ники старшая, есть еще грудничок) и аптечный бизнес. Лилиан иногда задумывается, а что было бы, если бы ее родители не развелись? И приходит к выводу, что случилось бы убийство, и кто-то из родителей (мама, скорее всего) сидел бы уже в тюрьме. На мгновенье, пока Ники выбирает между двумя золотыми браслетами, Лилиан чувствует что-то похожее на зависть. Ей тоже хочется праздновать годовщины, заказывать торты со съедобными цифрами и шипящими фейерверками, смотреть вместе кино и распечатывать общие фотографии, но, если такое и будет, то только когда она сама станет женой и мамой. Проблема здесь в том, что Лилиан не может представить себя ни с кем, кроме Рея, поэтому она вряд ли вообще выйдет замуж.