Раз, два, три или все любовницы двойники

— Где вы были?— спросил я у Клауса, когда они пришли с Элайджей из леса, пихая друг друга. — Я буду с Татией! Она моя!— кричал взбешенный Ник. — Я старше, а значит, я женюсь на ней! — Кхм, ребятки, вас не смущает сей факт, что эта женщина гуляла сегодня со мной?— осведомил я своих братьев. — Да хватит врать, мелкий лгун. Тебе всего восемнадцать лет! Татия и не посмотрит на тебя! Она женщина с опытом. Вот сегодня полнолуние, а завтра я пойду просить ее руки.— с вызовом крикнул мне Клаус. Элайджа молча попятился назад и исчез за кустами. Пока Ник распылялся, как несправедливо поступила с ним жизнь, этот наглец побежал просить руки Татии. Посмотрим, братья, кто кого. Ник и Хенрик ушли смотреть на волков. Необычно тихий Элайджа мечтательно смотрел на луну, царапая что-то на пергаменте. Уж не серенаду моей даме?... Я спрыгнул с лестницы и отправился на задний двор. Крадучись между деревьями, я боялся, что меня услышат и придут волки. Перебежав дорогу, разделяющую мой дом и дом Татии, я дёрнул дверь на себя. Свет от горящих поленьев отражал ее испуганное лицо. Мальчишка, ее сын, тихо дремал на своей кровати, когда Татия поманила меня за собой. Мы вышли за массивную дверь, оказавшись в хлеву. Звонко засмеявшись, Татия, словно ангел, раскинула руки и упала в сено, маня меня. Я присел рядом и не мог насмотреться на утонченную фигуру круглолицей красавицы. Ее ореховые глаза горели маленькими, но обжигающими огоньками. Моя. Моя красавица. Она протянула ко мне свои руки и я поддался влечению. — Кол Майклсон, я люблю тебя всем сердцем.— шептала Татия мне на ухо, пока я ласкал языком ее шею. Мое сердце... Как оно билось в груди, сотрясая ребра. Я накрыл своими губами ее спелые алые губки. Наши языки сплелись и я утонул в любви к этой женщине. Я понял, что только за ней я пойду хоть на край света. Моя богиня... Страсть окутала нас и я готов был лишиться рассудка.... В эту ночь я стал мужчиной... Мы лежали, укрывшись теплой лошадиной шкурой, абсолютно голые и не стеснялись друг друга. Татья положила голову мне на грудь, а я тут же запустил пальцы ей в волосы. — Татия, ты будешь со мной всегда? — Всегда, мой юный викинг. Тебя не смущает, что я на десять лет старше тебя? — Нисколько. Разве, когда любишь, ты смотришь на возраст? — Глупый мой.— повернула она ко мне лицо, оперевшись на локти. — Я не смогу нарожать тебе кучу детей, я уже не в том возрасте. — Мне и одного хватит, лишь бы ты была рядом. Татия, можно я спрошу тебя прямо? — Можно...— тихо ответила она. В ее глазах промелькнуло понимание. — Ник и Элайджа спорят о том, кому ты достанешься... — Я знаю, Элайджа приходил сегодня и просил моей руки. Я не давала им повода думать, что кто-то может делать выбор за меня. — Ты была с кем-то из них так как со мной?— решился спросить я. Улыбка сошла с ее губ и она встала с сена, укутываясь в платье. — Тебе лучше уйти.— решительно ответила она. Я понял... Понял без слов, что Татию трахали мои братья. Гнев, ревность и боль я ощутил в сердце. Надев штаны и застегнув рубашку, я подошёл к ней вплотную и взял ее аккуратный подбородок своими пальцами и смотря прямо в глаза, сказал: — Шлюха.— я не узнал свой голос. Более грубый и твёрдый. Такой же как и ее рука, которой она приложила мне по лицу. — Пошел вон.— спокойно сказала она и взяла в руки меч ее покойного мужа. Встав в стойку, она продемонстрировала, что с этой штукой она знакома, а значит, что в любую секунду лезвие меча окажется в моем сердце. Меня прошиб ток. Я в один момент оказался рядом и просто выдернул его из рук, снова получая по лицу кулаком. Держа за рукоять меч, я завел его за спину, не давая Татие добраться до него. Злая... Гордая и красивая... Луноликая волчица... — Я сказала, пошел вон, наглый лгун! Я никогда не подпускала к себе никого после мужа. Шесть лет прошло с момента его смерти. Шесть... Много кто хотел оказаться на твоём месте! Но ни один не был достоин! — Татия...— я протянул к ней свои руки, но она отошла. Я виноват. Чертовски виноват... — Прости меня... Я не так все понял. — Я знаю. Но это не даёт тебе право клясться мне в любви и называть шлюхой. — гордо ответила она. Я плюхнулся на колени, прижимая голову к ее животу. — Прости меня. Я виноват. Я не достоин тебя. — Кол.— смеясь отодвинулась она. — Какой же ты ещё ребенок. Но это хорошо. Ты мягкий, как смола, и такой же липкий. — пыталась вырваться Татия.— Иди домой, рассвет уже. Не реви, Элайдже я отказала и Нику откажу. Я, довольный и сытый вернулся в дом, где творился ужас. Весь израненный Хенрик лежал на полу с открытыми глазами. Майкл бушевал, избивая Ника. Странная у него была политика, как что, так лютая ненависть именно к нему. Даже когда он не при чем, доставалось всегда ему. Однажды, я и Ребекка сломали седло и отец свалился с коня. Ребекка убежала, а я сделал вид, что меня вообще рядом не было. Так вот, отец хлыстом забивал Ника. Мама пыталась защитить его, но Майкл гораздо сильнее. Толкнув мать, он занёс меч над одиннадцатилетним сыном, когда Ребекка кинулась, закрывая собой Клауса. Она во всем призналась. Отец откинул меч и ушел прочь. К слову, нас так и не наказали. Вот и сейчас отец бил нелюбимого сына. Финн и Элайджа оттолкнули отца. — С дороги, щенки! — рычал он. Ник, захлебываясь своей кровью, поднялся на ноги. — За что, отец? Ты всегда был жесток именно ко мне!— кричал он, смотря в глаза Майклу. — Ты! Ты позор моей семьи! Доказательство измены жены! Ты выродок, который не достоин находиться в этом доме! — Майкл, прекрати! — кинулась мама, смотря, как слезы текут по красным щекам Ника. — Это ты во всем виновата! Ты изменила мне с этим оборотнем! Знаешь,— он вновь повернулся к Клаусу. — когда ты родился, я взял тебя на руки. Заглянув в твои глаза, я впервые увидел в них дух воина. Тогда я сказал твоей матери: смотри, Эстер, вот он, настоящий воин. Настоящий викинг. Но время шло, я чувствовал подвох. Не могу объяснить, почему, но с каждым днём я ненавидел тебя больше других. В каждое полнолуние ты орал так, что все соседи не спали. Твои маленькие ручки выворачивались. Волчонок. Тогда и призналась твоя мать в измене. По хорошему, убить надо было тебя, но из-за своей слабости, я буду нести этот позор всегда. — Я не виноват, что я родился. — прошептал Ник и вышел вон. В глазах Майкла промелькнула тень сожаления, но в следующую секунду они вновь стали жестоки. На следующий день мы похоронили нашего младшего брата. Ник так и не явился на похороны, за что Майкл был ему благодарен. Он винил его в смерти младшего родного сына. Хотя, мозгом он понимал, что вины Ника здесь нет. Той же ночью мама принесла нам какой-то настой и заставила выпить. Отец, вечно не довольный всем, что связано с Ником, разрешил матери дать это зелье и Клаусу. Не знаю, что произошло, но после ухода Эстер, через час вернулся Ник. Кровоподтёки на его лице стали меньше, как будто его избили не вчера, а с неделю назад. Он отошёл к окну и уселся на него. Ребекка подошла к нему и обняла. Они ещё долго стояли, обнявшись. Я заснул. Почему-то во мне не было ни боли, ни переживаний. Брата потерял, а боли не было. Шок, может быть. Проснулся я от жуткой боли. Открыв глаза, я медленно осмотрел место, отуда исходила боль. Кинжал моего отца торчал в моем сердце. Я испугался. Отец правда сошел с ума... Вытащив лезвие, я повернулся и осмотрелся по сторонам. Финн и Ник лежали с ножами в груди, а Ребекка и Элайджа вертели свои кинжалы в руках. Нас всех пытались убить. Через минут двадцать проснулись остальные. Мама вошла в комнату, неся с собой чашу. — Пейте. — тихо произнесла она и дала каждому по глотку. Я пил последний. Солоновато-металлический вкус заставил меня поморщиться. Кровь? Нет... Не может быть. Вдруг я почувствовал, как чешутся и одновременно болят мои зубы. Точнее те, где находятся клыки. Мама нам долго объясняла, что произошло и что мы теперь единственные в своем роде существа, способные дать отпор волкам. Первородные вампиры. Мама и отца напоила и убила. Собрав нас всех в одном месте, она дала завет. — Я сделала вас сильными, я пошла против природы, но если вы кого-нибудь когда-либо убьете невинного... Отец. Ваш родной отец убьет вас. Ваши новые силы не для нападения, а для защиты. Вечером того же дня Татию нашли мертвой. Ее кровь служила для нашего обращения... Более разбитых чувств я не испытывал.