Искупление

***

      Тьма перед глазами постепенно рассеивается, и в лицо Гречкина ударяет яркий желтый свет уличного фонаря, который, не считая луны, был единственным источником света. Парень приподнимается с сырой земли, осматриваясь вокруг. Он лежал поодаль от автобусной остановки перед пустой трассой, окруженный лесом. Что ж, ублюдкам хватило ума выволочь его к дороге, и на том спасибо.       Гречкин принимает сидячее положение. Голова шла кругом, ощущаясь свинцовой, а желудок сворачивался в тугой узел. Кирилл пытается сделать глубокий вдох и тут же вскрикивает от резкой боли в ребрах. Остается надеяться, что это всего лишь ушиб. Парень сидит какое-то время на обочине, обхватив себя руками и уронив голову на колени, пытаясь прийти в себя.       Все его тело дрожало и лихорадило. Рубашка промокла насквозь, то ли от дождя, то ли от обильного потоотделения при отходняке. Сердце колотилось с бешеной скоростью, от чего приходилось делать частые короткие вдохи. В ушах стоял оглушающий звон, из-за которого было сложно расслышать собственные мысли. Может, оно и к лучшему, ибо в голову лезли не самые приятные вещи. Кирилл хоть и смутно помнил события минувшего дня, однако этого хватило, чтобы вцепиться руками в свои волосы с такой силой, что он едва ли не вырывает клок. Кричать больно — кричать бесполезно. Он просто скулит; от боли, от ненависти к себе, к Алиеву, к отцу.       Кирилл искренне жалеет, что его оставили в живых — настолько дерьмово он себя чувствовал. Было бы в сто крат легче, если бы все это закончилось. Если бы его жизнь закончилась.       По щекам покатились соленые слезы, обжигая еще не зажившие раны. Такая реакция была для Гречкина несвойственной. С похорон матери он плакал лишь однажды, после чего долго корил себя за проявленную слабость, хотя обещал себе никогда не опускаться до такого. Зарекся быть сильным. Быть стойким. Не вышло. Он слаб. Он жалок. Разочаровал всех — и себя в том числе.       Мимо Кирилла с ревом пронеслась фура, нарушая глубокую тишину, топившую в трясине рефлексии. Парень наконец нашел в себе силы подняться, пусть и не с первого раза. Как только он встал на ноги, к горлу подступила тошнота. Организм пытался очиститься, и Кирилл решил ему не препятствовать. Рвало желчью, ведь желудок был абсолютно пустым. Когда, наконец, тошнота прекратилась, Гречкин почувствовал небольшое облегчение. И нужно было скорее разобраться с тем, как отсюда съебаться, пока не накрыло по новой. Ощупав карманы, вместо телефона Кирилл обнаружил лишь смятую сотку. «Типа плата за айфон такая, блять?!» — выругался он про себя.       Конечно, было не удивительно, что эти мудаки решили прибрать такую дорогую вещь к своим грязным рукам, но оставить взамен сто рублей было просто издевательством. Что теперь делать — неясно. Казалось, удача послала Гречкина нахер, ибо трасса была абсолютно пуста и рядом не наблюдалось никаких признаков цивилизации, однако замеченный за остановкой телефонный автомат исправил ситуацию.       До Кирилла вдруг дошло, что в его кармане забыла та сотка. Оказалась она там не случайно. Значит, те верзилы были заинтересованы в том, чтобы Гречкин добрался до города. Могли бы и подвезти, блять, добродетели.       Подойдя к телефону, Кирилл еще некоторое время пытался разобраться, как работает этот древний экспонат музея истории телевещания, и когда это все же получилось, встала небольшая дилемма.       Кому, нахрен, звонить? В полицию? И как это, блять, будет выглядеть; алло, здравствуйте, у меня тут сделка по вопросам контрабанды оружия накрылась и меня побили, накажите плохих ребят, а меня не трогайте — я пострадавший? Ну а для скорой помощи он был не в настолько плачевном состоянии, хоть и держался на ногах только благодаря этому телефонному автомату и честному слову. А убер кроме как через приложение, Гречкин никогда не заказывал.       И тут в его голове всплывает один единственный номер, который он запомнил, когда раз за разом пытался дозвониться до его владельца — Леши Макарова, решившего сбежать к какой-то там тетке на пару дней, чтоб его.       Дрожащими от холода и нервов пальцами, Кирилл продавливает проржавевшие цифры автомата и останавливается прежде, чем нажать «вызов».       Он правда хочет, чтобы Леша увидел его таким? Да и захочет ли Леша его вообще видеть, после того, что Кирилл ему наговорил перед уходом? Блять, да он, наверное, был бы даже рад, узнав что Гречкину преподали хороший урок. Или же?..       Кирилл поджал губы и уткнулся лбом в руку, державшую телефонную трубку. Ему было не у кого просить помощи. Только Макаров мог вытащить его из этого дерьма. И это вовсе не про сложившуюся сейчас ситуацию.       Но было так сложно набраться смелости, чтобы просто позвонить. Сложно, потому что страшно. Страшно, что он Леше нахер не сдался. А если каким-то образом и сдался, то точно не в таком состоянии и виде.       Протяжный гудок напрягал и раздражал, словно подгоняя к тому, чтобы Кирилл скорее принял решение. Будто бы у него был выбор, будто бы он мог взять и повесить трубку, оставшись сидеть на остановке в надежде, что кто-нибудь из попутных водителей согласится подкинуть до города побитого и грязного незнакомца.       Выбора не было. Гречкин нажал «вызов». В горле снова встал ком, а виски сдавило резкой болью. Его опять хуевило и оставалось только надеяться на то, что Макаров не пошлет его куда подальше. И, к счастью, ожидание не было томительным, ибо Леша ответил довольно быстро. Словно ждал… — Да? — голос парня звучал тревожно, что еще больше удивило Кирилла. — П-помоги мне, — тихо произнес Гречкин, делая глубокий вдох, чтобы унять волнение. — Я тут, это… — он замолчал, зажмурив глаза. Нельзя было говорить правду. Нужно что-то придумать. — Что случилось? — у Леши едва заметно дрогнул голос. — Я накидался и потерял телефон. Звоню через автомат и мне нужно такси. Сможешь вызвать? — на одном дыхании выпалил Кирилл, стараясь звучать убедительно. Впрочем, он и не то, чтобы врал, скорее недоговаривал. Очень много недоговаривал. — Накидался? Ты звучишь трезво… — Уже успел отойти. Ну так это, вызовешь? — Куда? — немного раздраженно и с ноткой разочарования спросил Леша. — Э-эм, — Гречкин обернулся к вывеске с названием остановки. — Филимоново. — А дом? — Без дома. Это, кхм, остановка на трассе… На пару секунд повисла неловкая тишина. — Какого хрена? Ты что там делаешь? — даже не видя Макарова, Кирилл представил, как он выпрямляется и сводит брови к переносице, как воспитатель, готовый ругать непутевого ребенка. — Кирилл! Кирилл. Он никогда не звал его по имени. А это, неожиданно, оказывается очень приятно. — Да бля, — наконец подает голос Гречкин, подбирая оправдания. — Просто так вышло, я был обдол- — он не договаривает фразу, сгибаясь пополам от внезапного спазма в желудке. — Кирилл, что происходит? — Леша звучит максимально серьезно, видимо не купившись на слова Гречкина. — Вызови…такси. Филимоново, — произносит тот через силу, едва успевая до короткого писка, сообщающего об окончании звонка.

***

      Как только звонок обрывается, Леша сразу же переходит в приложение такси. Он устанавливает путь от отеля до остановки Филимоново, ибо даже и не думал о том, чтобы остаться здесь, когда Кириллу, скорее всего, требуется помощь. Сердце Макарова стучало торопливо и коротко, а из-за волнения на губах не осталось ни одного живого места; отказы от водителей приходили один за другим. Никто не решался брать такой весьма подозрительный маршрут. Стрелка часов близилась к полуночи, а ехать нужно было за город. — Пожалуйста, пожалуйста… — шептал Леша, сжав телефон чуть ли не до хруста, читая раз за разом «мы ищем подходящую машину поблизости».       В груди металось чувство, что он теряет время и может куда-то опоздать. От нарастающей тревоги вспотели ладони, а на висках выступили голубые венки. И стоило приложению сообщить о том, что машина скоро будет подана, Леша ринулся к выходу, хватая по пути ключи со стола, и даже забыв выключить телевизор и свет.       Но схватившись за ручку двери, Макаров застывает, прежде чем ее провернуть, когда его голову посещает мысль о том, что он сейчас боится за Гречкина так же, как боялся за Лизу. Этот удушающий страх накрывает с головой от одного допущения, что с Кириллом случилось что-то ужасное. И Леша готов сорваться в какие-то неизвестные ебеня, чтобы удостовериться, что Гречкин жив. Просто жив.       Парень вспоминает ужас тех часов, когда он сидел в коридоре больницы, ожидая вердикта врачей по состоянию Лизы. И тогда он молился всем богам, в которых даже не верит, чтобы все обошлось. Макаров надеялся больше никогда такого не испытывать. Но вот он здесь, с абсолютно тем же чувством страха за близкого человека.       Телефон в Лешиной руке завибрировал и на экране высветилось уведомление, что водитель уже ожидает. Сделав глубокий вдох, парень проворачивает ручку двери и, закрывая ее с другой стороны, пулей бежит вниз.

***

      Всю дорогу Макаров не может спокойно усидеть на месте; ерзает, хрустит пальцами, пытается отвлечься на соцсети, но не получается. На всякий случай он даже гуглит, как оказывать первую медицинскую помощь и корит себя за то, что не додумался заехать по пути в аптеку, пока такси еще находилось в черте города. Голову заполняли тревожные мысли о том, во что был ввязан Кирилл и на чем его отец вообще заработал свое состояние. В слова Гречкина о том, что тот просто обдолбался Леше не верилось совершенно. Водитель периодически поглядывает через зеркало заднего вида на своего беспокойного пассажира и наконец заводит разговор, когда их взгляды пересекаются. — И что тебе понадобилось в такой глуши? — прищурив глаза, спрашивает мужчина. — Не наркоман, надеюсь? — А? — встрепенулся Макаров. — Да нет, я не…ничего такого, мне просто нужно, э, забрать кое-кого, — тараторит он, заламывая пальцы на руках. — Друга. — А друг там что забыл? Леша на несколько секунд теряется, ибо сам не знает ответа, но сказать что-то было нужно: — Машина сломалась, — врет парень, надеясь, что мужчина не станет продолжать расспрос. — А друг не наркоман? Если там обдолбыш какой, я вас обратно не повезу. — Не наркоман, — в голосе Леши проскальзывает нотка раздражения, но он тут же тушуется, переживая, что таксист откажется везти его дальше. Все же страх мужчины был оправдан — ситуация выглядела очень подозрительной. Но к счастью Леши, водитель не поворачивает машину и до конца поездки не задает больше никаких вопросов, лишь изредка наблюдая за парнем в зеркало. — Твой сидит? — спрашивает мужчина, когда они наконец подъезжают к остановке. — Живой ли… Как только водитель паркует машину, Макаров вылетает из нее и подбегает к скрючившемуся на лавке Гречкину. — Кирилл! — Леша схватил парня за плечо и начал тормошить. — Очнись! — сердце замерло в ожидании ответной реакции. Гречкин промычал что-то несвязное и, разомкнув глаза, в полном шоке уставился на Макарова, а тот смотрел в ответ с не меньшим охуеванием, разглядев наконец раны и синяки. — Ты что тут делаешь? — осипшим голосом спросил Кирилл. — Это ты меня спрашиваешь?! — не выдерживает Леша и резко замолкает.       Злость и обида испарились, теперь изувеченное лицо Кирилла стоит на первом плане, ярким пятном выделяясь на фоне раздолбанной скамейки, которую красили в последний раз дай бог пять лет назад. Отколупившиеся кусочки блеклой коричневой краски прилипли к щекам и волосам, Лёша смахивает их небрежным движением, тем не менее делая это как можно аккуратнее, чтобы не задеть пострадавшую кожу.       Макаров перемещает ладони с лица на шею, чтобы мусор не попал за шиворот, и замечает расплывшийся на всё горло синяк, сочно налившийся бордово-синим. Аккуратно, едва касаясь, Макаров наконец решается притронуться к гематомам и ссадинам, уродовавшим бледное лицо, на котором обычно рисовалось надменность и самоуверенность. Но сейчас… Нет, ему так не идёт: с кровоподтёками, разбитой губой и носом, со следами грязи на скулах и подбородке. Кириллу идёт глянцевая красота, а не последствия чей-то выместившейся злости.       Грязь размазывается по лицу, Лёша пытается её вытереть хотя бы рукавами толстовки, но замирает, обхватив ладонями лицо Гречкина и всматриваясь в каждую рану. Смотрит долго, как криминалист-следователь, пришедший на место убийства и дотошно изучающий причину смерти несчастного. Благо — это не их случай.       Лёша поглаживает большим пальцем покрасневшие то ли от холода, то ли от появления нового синяка щёки и молчит. Сохраняет молчание и водитель такси, даже приглушивший мотор. А Кирилл молчит потому, что ему кажется, что все это сон, в котором сбывается часть его трепетной мечты. Но когда Макаров осторожно проводит большим пальцем по порезу, Гречкин вздрагивает, понимая, что все это наяву. И перед ним действительно стоял Леша, весь перепуганный и смотрящий с…жалостью? Кирилла пробирает дрожь. Он кривит губы в отвращении. Ему мерзко от самого себя, от того, как он сейчас выглядит и от того, что Макаров на все это смотрит. — Хватит, — рявкает он, грубо убирая с себя Лешины теплые руки. — Зачем ты приехал? Кирилл поднимается с лавки и тут же пошатывается от резкого головокружения. — В смысле? — Леша опешил от такой реакции. Впрочем, такой Кирилл ему был хорошо знаком. Резкий и грубый. — Да ты себя видел?! — Зеркала нет, — хмыкает парень в ответ. — Я просил вызвать мне такси, приезжать было не обязательно. Макаров оторопело хлопает глазами, возмущенно глотая воздух. — Эй, мы обратно едем, нет? — подал голос водитель. — Едем, — ответил Кирилл, обходя Лешу и слегка задевая его локтем. Гречкин открыл заднюю дверь и обернулся, смерив парня усталым взглядом: — Так и будешь стоять? А Леша, сжав кулаки, еле сдерживался, чтобы не прибавить багровых красок лицу Кирилла. Какого хрена он делает? И это благодарность на то, что Макаров, как дурак, волнуясь за жизнь этого придурка, перся в такой час в эту дыру? — Пацан, мне работать нужно, — поторопил водитель и Леша наконец сел в машину, решив высказаться позже.       Такси тронулось с места и неторопливо побрело по пустой темной трассе. Гречкин был рад, что их путь освещают лишь редкие тусклые фонари, хотя казалось, его собственные могли бы осветить всю Москву. Но все же он надеялся, что его грим неудачника сейчас не бросается Леше в глаза.       В глаза, которые смотрели на него, как на побитого пса, только разве что Кирилл не поскуливал. По крайней мере вслух.       Леша не должен был видеть его таким. Гречкин вообще планировал, как только доедет до отеля, снять сразу отдельный номер, чтобы отлежаться и не показываться ему на глаза какое-то время. Он и не думал, что Леша решит приехать.       Зачем? Язык чесался спросить. И не только спросить. Хотелось вообще извиниться, объяснить ситуацию и поблагодарить за помощь. Но Гречкин просто не мог, потому что не знал как. Не знал, как, блять, по-человечески общаться.       Где-то под сердцем начал запутываться клубок из ненависти и отвращения к себе и своей жизни в целом. Кирилл глянул на уставившегося в окно Макарова, тот это заметил в отражении стекла и повернулся, смотря уже не зло — разочарованно. Этот взгляд не шел ни в какое сравнение со всеми ударами, что сегодня прочувствовал на себе Гречкин. Это было больнее.       Макаров отвел взгляд на дорогу, но легче от этого Киру не стало; он всем своим гнилым нутром ощущал, как противен Леше. И злился.       По пустым дорогам спящей столицы они до отеля добрались довольно быстро, что не могло не радовать, ибо выносить это раздирающее душу молчание было тяжело. Как только машина припарковалась, Гречкин, забыв про банальную благодарность, поспешил выйти из такси и быстрым шагом, каждый из которых отдавался глухой болью, направился в номер.       Леша, оплатив поездку, его нагнал и старался не отставать, но стоило им поравняться, Кирилл набирал скорость, переходя едва ли не на бег. И даже в тесном лифте он старался держать максимальную дистанцию. Макаров уже был на пределе; кровь закипала, кулаки сжимались до побеления. Он не понимал, что происходит и ему нужны объяснения. — Что за херня? — вываливает он, когда лифт останавливается на их этаже и Гречкин вновь пытается сбежать. — Ты о чем? — строит из себя дурачка тот, даже не оборачиваясь. — Ты прекрасно знаешь, о чем! — Макаров грубо хватает Кирилла за рукав рубашки, заставляя посмотреть на себя. — Ты хочешь сказать, что это какая-то мелочь? Что тебе не нужна помощь? — Да, — Кирилл старается вложить все оставшиеся силы в то, чтобы ни один мускул на лице не выдал маячащий на горизонте срыв.       Леша хотел было открыть рот, чтобы высказать все, что он думает о сложившейся ситуации и поведении Гречкина, но вышедшая из-за угла коридора горничная заставила опомниться. — Внутри поговорим, — процедил Макаров, направляясь к двери. — Не о чем говорить. Все в порядке. — В порядке?! — повысил Леша голос, но тут же затих, заметив, как покосилась на них женщина, провозя мимо тележку с полотенцами. — Нихуя не в порядке… — уже шепотом добавил парень.       Дрожащими руками он вставил ключ в замок, попав далеко не с первого раза, и распахнул дверь, кивком приказывая Гречкину зайти первым. И стоило Кириллу пройти внутрь, Леша хлопнул дверью, заходя следом. — Какого хрена на тебе живого места нет? — возмущению Макарова не было предела. — Что случилось? — Не помню, — сухо кинул в ответ Гречкин, подходя к мини-бару и выуживая оттуда бутылку виски. Ему срочно нужно было заглушить боль и другого способа он просто не знал, кроме как утопить это чувство в алкоголе. Спирт обеззараживает раны. В том числе и душевные, ноющие с такой силой, что боль от реальных синяков и ссадин казалась чепухой. Кирилл был на грани, хватаясь за последнюю нить, чтобы не пасть еще ниже на глазах у Леши. — Хватит врать! Я перся к тебе через весь город в какую-то глушь, чтобы услышать сейчас вот это? Да я, да ты… ты… — ноздри Макарова раздувались и брови сдвинулись к переносице от бессильного негодования. — Ну вот и не надо было переться, — хмыкает Кирилл, делая пару больших глотков виски, морщась от стекающей по ранам едкой жидкости. — Сам себе проблемы создаешь. Гречкин отворачивается к окну, чтобы не видеть, как исказила лицо Макарова свирепая ярость. Для Леши это было последней каплей. — Да какого хрена ты так со мной поступаешь?! — кричит парень ему в спину. А Кирилл не находит ни одной колкости в ответ, ибо на это нет совершенно никаких сил. Он мог бы, конечно, соврать что-нибудь для Лешиного успокоения, но не хотел. Гречкин устал врать. Всю жизнь врет. Себе и всем вокруг. — Я с тобой разговариваю, твою мать! — не выдерживая игнора, Лёша подлетает к Кириллу за доли секунды и резким движением разворачивает к себе, от чего бутылка виски выскальзывает из рук Гречкина, падая на пол и разбиваясь вдребезги. Но никто из парней даже не обращает на растекающуюся лужу алкоголя никакого внимания; их взгляды магнитятся друг к другу.       От внезапности сего жеста с Лешиной стороны Гречкин на долю секунды теряется, но не выдержав такой пристальный взор лазурных глаз, хотел было возмутиться, но Макаров его опережает: — Ты вообще понимаешь, что я чувствовал, пока ехал в этом гребаном такси за тобой? — голос его дрогнул и потерял былую пылкость, когда он вновь обратил внимание на запекшуюся на ссадинах кровь. — Я чуть с ума не сошел! Думаешь, я не понимаю что произошло? Что я тупой и не могу додуматься до того, что это связано с делами твоего отца? Хватит, блять, держать меня за идиота. — Так зачем тогда расспрашиваешь, если сам все понимаешь?! — Гречкин вдруг срывается на крик. — Не стоило за меня так переживать, блять… Жив же! — он невесело усмехнулся, опуская взгляд к осколкам. — Да не мог я! Не мог я не переживать, блин! Я весь день себе места не мог найти, представляя сцены из всех боевиков, которые только смотрел. А ты меня берешь и нахер посылаешь, блять! Я молчу про благодарность, но вести себя так с человеком, который к тебе по первому зову на помощь сорвался это даже для тебя слишком по-ублюдски… И все равно я стою здесь, потому что мне на тебя не насрать. — Леша сам оторопел от своих же слов, не говоря уже о Гречкине, ожидавшего любых оскорблений, но совершенно не последних слов и признания в том, что кому-то не похуй. И не просто кому-то. Не похуй именно Леше. — И почему ты каждый раз то отталкиваешь, то снова притягиваешь?! Я совсем запутался, что тебе нужно вообще. «Мне нужен ты», — мысленно отвечает Кирилл на поставленный вопрос, но не решается произнести это вслух.       Кирилл тоже запутался. Уже давно. Он погряз в этих узлах и переплетениях притворства, лицемерия и показухи. Все это затянулось на его шее тугой удавкой, врастая в кожу, гния и заражая когда-то чистую кровь. И вот зачем он, отравленный этой грязью, кому-то сдался? Даже для отца он как расходный материал или, в лучшем случае, надрессированная псина, которую не страшно натравить на волка, покусившегося на овец.       Макаров схватил Гречкина за руку и слегка дёрнул на себя, заставляя парня поднять глаза, в которых последнее, что он ожидал увидеть — слезы. Такие чистые и прозрачные, стекающие по уже, как только сейчас заметил Леша, прочерченным на грязном лице дорожкам. Кирилл смотрел на него стеклянными бликующими глазами, в которых читалась усталая безнадежность. От увиденного Леша растерялся, не зная, какие слова подобрать, чтобы утешить. Однако молчание не было долгим и неловким — Кирилл отпустил себя в полет на дно, о которое он надеялся разбиться, чтобы, наконец, избавиться от раздирающих душу когтей ненависти, чтобы они, обломившись к чертям, перестали царапать уставшее сердце. — Зачем тебе это? Нахер ты делаешь вид, что тебе есть до меня дело, если я такой хуевый? — произнес Кирилл, через силу выдавливая из себя каждое слово. — И зачем ты ради меня так пекся, я тоже не ебу, — Гречкин закрывает лицо руками, утирая рукавом рубашки непрошенные слезы. — Блять, я просто… не знаю, как по-другому. Меня собственный отец за человека не считает, всю жизнь мной все только пользовались, блять! Меня дохуя людей окружало, даже слишком дохуя, но рядом – никого. Я не привык, что кто-то обо мне может реально беспокоиться.       Жгучий гнев сменяется на пронизывающий холод от осознания того, насколько ему были близки такие чувства. С месяц назад он так же, как и Кирилл сейчас, просто не выдержал. Не выдержал и излил закипающие в груди эмоции, которые обжигали внутренности и просились наружу.       Отбросив всякую озлобленность, Леша осторожно протянул руки к шее Кирилла, мягко укладывая его голову к себе на плечо и ощущая, как толстовка пропитывается горячими слезами. Почему-то была уверенность в том, что Гречкин не оттолкнет, что ему это нужно. И Кириллу это действительно было нужно; он обхватывает Лешу за талию и зарывается носом в его шею, дыша прерывисто, пытаясь сдерживать судорожные всхлипы. Макаров запускает пальцы в его спутанные грязные волосы, прижимаясь еще ближе и вдыхая солоноватый запах пота и сырой листвы. Аромат парфюма был едва ли слышен, но голова все равно шла кругом…       Для обоих эти объятия были чем-то, в чем хотелось утонуть и захлебнуться, настолько они были им необходимы. И никто пока не торопился нарушать обволакивающую их тишину, наслаждаясь этой трепетной близостью. Кирилл держал Лешу цепко, не желая отпускать от себя ни на секунду. Ему вдруг стало так стыдно за свое пренебрежение по отношению к Макарову; за каждое колкое слово, за каждый поставленный синяк, за всю боль, что он причинил. И несколько часов назад, валяясь в грязи, избитый и окровавленный, он так желал, чтобы Леша увидел, что Кирилл может быть другим. Особенно с ним, особенно ради него. А что в итоге? В итоге он опять сбегает. Только вот Макаров бежит за ним по пятам, нагоняя и останавливая, требуя наконец прекратить этот затянувшийся цирк и дать зверям заслуженный отдых. — Леш… — голос Кирилла звучал сдавленно, будто он боялся спугнуть трогательный момент. Макаров попытался отстраниться, чтобы заглянуть в его глаза, но Гречкин обнял его крепче, не давая шевельнуться. — Я пиздец, какой хуевый. Всю жизнь таким был. И никто не упускал возможности мне об этом сказать. Мне, блять, после смерти матери ни разу ласковых слов никто не говорил. И я думал, что мне это не нужно… А мне пиздец как нужно. Может, я урод такой, потому что так легче оправдать, что никому нахуй не сдался… — Кирилл сжимает Лешину кофту и делает глубокий вдох, прежде чем продолжить. — Но мне так хочется быть нужным, блять. Тебе, Леш. Я вообще не умею словами нормально общаться, мысли там формулировать…про выражение чувств вообще молчу. Просто, блять, не знаю, как правильно.       Макаров слушает внимательно, затаив дыхание, жадно ловя каждое слово, каждую паузу, боясь пропустить хоть частичку этого откровения. А внутри все ворочалось, прыгало и сжималось до тянущей боли, которая, к удивлению, была даже приятной в какой-то мере. — Не знаю, как правильно, но я буду стараться, — наконец продолжает Кирилл, и плечи его слегка подрагивают. — Если тебе это вообще все нужно. Потому что мне – да.       Кирилл наконец поднимает голову, смотря блестящими, как звезды глазами на вспыхнувшие румянцем щеки и медленно переводит взгляд на искусанные губы Макарова, манящие как спелая черешня. Их сердца бьются в унисон, что хорошо ощущается в жарких тесных объятиях. Леша понимает, что сейчас он должен принять решение — нужно ли ему все это. Но, на самом деле, это решение было принято еще давно, а сегодня заключен и подписан договор. Дело осталось за малым — поставить печать.       Макаров приподнялся на носках, рывком наклоняя голову Кирилла ниже, и накрыл его губы своими в горячем и сладостном поцелуе, ощущая металлический привкус от еще не до конца зажившей раны Гречкина, на которую, впрочем, обоим плевать. Кирилл шумно выдыхает, перехватывая инициативу и берет Лешино лицо в свои теплые ладони, надавливая большим пальцем на его подбородок, приоткрывая рот и нагло проникая внутрь, заставляя парня издать тихий стон. Гречкин улыбается сквозь поцелуй от такой реакции и Лешин живот готов разорваться от дикого вальса бабочек внутри него. Они растворяются в непривычной для обоих страсти, идущей совершенно не от похоти и вожделения, а от искреннего и чистого желания показать свои чувства. Губы Кирилла смещаются на нежную шею, не оставляя без внимания ни единого миллиметра сладкой кожи. Леша податливо выгибается и закусывает губу от пьянящего наслаждения, запуская руки под влажную рубашку Гречкина, сильнее сжимая его в своих объятиях. Вдруг Кирилл останавливается, шипя от волны боли, прошибающей все тело. Макаров спешно убирает руки и отстраняется, понимая, что надавил на ушиб, если и не на, не дай бог, перелом. — Нет-нет-нет, — беспокойно шепчет Кирилл, стараясь подавить такую невовремя возникшую боль, и притягивает Лешу обратно, чтобы продолжить целовать нестерпимо манящие губы, но тот накрывает его рот ладонью, останавливая. — Все нормально, — отвечает Гречкин на вопросительный и тревожный взгляд Макарова. — Черт, твои раны… их нужно обработать. — вздыхает Леша. — Забей, — Кирилл наклоняется и впивается в парня жадным поцелуем, который тот тут же прерывает. — Какой, нахрен, «забей»? — хмурится он, от чего Гречкин театрально закатывает глаза. — В кровь могла попасть зараза, хуже же потом будет, — голос Леши звучит строго, давая понять, что он в своих словах непреклонен и единственное, что Кириллу сейчас остается – согласиться. — В аптеку нужно. — Не нужно. В номере есть аптечка, она в ванной. — Тогда пошли, — Леша хватает Гречкина за рубашку и тянет за собой. — Первый раз и сразу ролевые игры? — Усмехается тот, послушно идя следом. — Чего? — Ну, ты заботливая медсестричка, а я твой очень сексуальный пациент. Макаров застывает перед дверью в ванную, оборачивается и окидывает Гречкина оценивающим взглядом. — Очень льстящий себе пациент, — хмыкает Леша, открывая дверь и жестом приглашая Кирилла пройти вперед. — Но так уж и быть, побуду заботливой медсестричкой. Гречкин проходит в ванную и открывает висящую за зеркалом полку с аптечкой. В маленьком ящичке были разделения на подписанные ячейки с таблетками. В другом отсеке лежали маленькие тюбики с мазью, бинты, вата и перекись. Закрыв дверцу шкафчика, он всматривается в свое отражение в зеркале и морщится от собственного вида. Грязное, припухшее, окровавленное лицо с порезом и синяками выглядело не просто дурно — на него отвратительно было смотреть. Не то что целовать… — Чего завис? Сюда давай, — Леша выхватывает ящик с аптечкой и достает нужную ему вату и перекись. — Садись, — парень кивает Кириллу на край джакузи. — Дай умоюсь сначала, — Гречкин включает воду и, набирая ее в ладони, плескает ее в лицо, аккуратно смывая грязь. Закончив, он вытерся полотенцем и сел, куда указывал Леша. — Ну, лечи. Макаров промокнул ватку перекисью и, стараясь сделать касания максимально осторожными, промокнул ей ссадины и порез. От неприятных ощущений Гречкин зашипел, зажмуриваясь. — Потерпи, пожалуйста, — мягко просит его Леша, подтирая стекающую пену перекиси. И Кириллу становится значительно легче игнорировать боль, когда он открывает глаза и пересекается с сосредоточенным и полным нежности взглядом Леши, приговаривающего, что осталось совсем чуть-чуть и тихо ворчащего на сложившуюся ситуацию. — Ты мне так и не расскажешь, кто это сделал? — вдруг спрашивает он в слегка требовательном тоне, явно ожидающего подробного рассказа о том, что все-таки произошло. И, прежде чем Кирилл отвечает «нет», Леша его, ожидаемо, прерывает: — Ответ «нет» не принимается, — твердо произносит он и Кирилл обреченно вздыхает. — Я не могу рассказать тебе всего. Но насчет отца ты был прав, это касается наших с ним дел. — Ваших? — Да, у нас как бы общее дело, — уклончиво ответил Кирилл, отводя взгляд. — И что это за дело, где ты пизды получаешь? Петушиные бои? — неожиданно язвительно произнес Леша. Гречкин нахмурился и окинул его многозначительным взглядом. — Ладно, прости, — вздохнул Макаров, выкидывая пропитавшуюся кровью ватку в стоящую возле раковины урну. — Просто… это же, ну, незаконно? И к тому же имеет такие последствия… Мне это не нравится. — Мне это тоже не нравится, — пожал плечами Кирилл. — Тогда почему ты делаешь это? — Не знаю. Но больше не хочу. Хотя если бы ты целовал меня каждый раз после того, как мне дадут по ебалу, я бы постоянно нарывался, — Гречкин растягивается в довольной улыбке и тут же получает легкий удар в плечо. — Дебил, — ворчит Леша, смущенно отводя взгляд. — Я тебя и просто так могу поцеловать, только больше не вляпывайся в такие истории. — А ты поцелуй и я, может быть, подумаю над твоим предложением, — Кирилл поднимается на ноги и хватая Лешу за подбородок заставляет посмотреть в свои горящие азартом глаза. — Поцелую, только если пообещаешь больше так не уродовать свое лицо. — Это не от меня зависит. — А от кого? — От тех, кто хочет мне его уродовать от черной зависти, что оно привлекает тебя, — Усмехается Гречкин, но Леша шутку явно не заценил. — Ладно, постараюсь хранить свое лицо, пока ты его целуешь, пойдет? Макаров кротко улыбается и наклоняется вперед, находясь в мучительной для Кирилла близости. — Рубашку снимай, — почти шепотом требует Леша и с интересом наблюдает за незамедлительной реакцией Гречкина, явно не ожидавшего от него такой просьбы.