Отмеченный

Полумрак, царивший в почти опустевшем салоне, убаюкивал. Лицо человека напротив в клубах табачного дыма казалось сверхъестественно красивым. Кассий Колхаун откинулся на спинку кресла, глядя в темные непроницаемые глаза, по которым нельзя было прочесть чувства и эмоции. Все остальные игроки покинули салон, каждый по своей причине, и это было странно, поскольку игроки не тот народ, который готов упустить зрелище поединка один на один. Фредерик Лоран, единственный, кого Кассию пока не удалось обыграть, не был хорошо знаком никому из них. Он прибыл в Новый Орлеан всего две недели назад и уже успел заслужить репутацию хладнокровного и умного человека. Он поселился недалеко от набережной, в старом особняке Делормов. С ним прибыло лишь двое слуг, очень светлые и невероятно красивые квартероны, похожие как брат и сестра. Но заинтересованным в личности их хозяина не удалось купить никакой информации, ибо слуги предпочитали молчание. Кроме имени о Фредерике Лоране было известно лишь то, что он увлеченный игрок в покер и не менее увлеченный почитатель конного спорта. Кроме всего прочего, по-видимому, он был более чем богат, поскольку спустя неделю после его приезда любопытным горожанам удалось выяснить, что особняк Делормов был им куплен, а не взят в аренду. Это, как и поразительная красота и благородство, с какими он держался, сделало Фредерика Лорана весьма завидным женихом. Приглашения в знатнейшие дома Нового Орлеана посыпались на него со всех сторон. Он принимал их, проводя вечер то в одной приятной компании, то в другой, но не выказывал предпочтений ни одной из прекрасных девиц, которым его представляли. Всем визитам он предпочитал игру за зеленым сукном в большом особняке на Бурбон-стрит, где несколько раз в неделю проходили встречи всех игроков города. Играл он с довольно переменным успехом, всегда платил по счетам сразу же и потому всегда был желанным гостем в этом злачном местечке. Но сейчас Кассий Колхаун неуютно поеживался, глядя в непроницаемые глаза Лорана, пока тот, вольготно развалившись в своем кресле, сжимал в тонких длинных пальцах имеющиеся карты. Он не сводил взгляд с Колхауна, так что тот никак не мог извлечь карту из потайного кармашка в рукаве мундира. — Еще восемьсот, — задумчиво произнес Лоран, придвигая к ставке пачку банкнот. Кассий прикусил губу: в его активе не оставалось уже ничего. Он нервно облизал губы, глядя на Лорана. Но его стрит-флеш был хорош, и вероятность того, что у Лорана найдется что-то получше, была невелика. — Ставлю в залог мою честь, — слова вылетели сами собой, — надеюсь, вы не сомневаетесь… во мне? — Даже не помышлял о подобном кощунстве, — Лоран без улыбки посмотрел на него, и в глазах его сверкнули искорки. — Принимаю вашу ставку, мой капитан. Кассий на миг позволил себе содрогнуться от подобного обращения, но тут же взял себя в руки. Затем выложил имеющиеся карты — стрит-флеш. Лоран медленно опустил на зеленое сукно свои. Кассий почувствовал, как темнеет в глазах и сбивается дыхание. Флеш-рояль! Но этого не могло быть! Не могло! Он вскочил, оттолкнув стол и потянувшись к кобуре, но руки внезапно опустились, а затем произошло нечто, что было попросту невозможно: из потайного кармашка в рукаве вылетел туз и плавно улегся на ковер. Лоран, тоже успевший встать из-за стола, шагнул к Колхауну, затем медленно наклонился, подняв карту с ковра. Кассий отступил, пытаясь все же дотянуться до пистолета. «Выстрелить, а потом обвинить в жульничестве», — мелькнуло у него в голове. Но руки были все так же непослушны. — Вот так так, мой капитан, — мягко прошелестел голос Лорана, а сам он внезапно оказался почти вплотную к Кассию, — вы полны сюрпризов! Кассий стиснул зубы, пытаясь взять власть над обезумевшими руками, но, когда ему все-таки удалось извлечь пистолет из кобуры, вокруг его запястья почти нежно обвились пальцы Лорана. Пистолет с глухим стуком упал на пол. — Похоже, ваша честь чуть более ходовой товар, чем вы пытались меня убедить, — сказал Лоран, глядя в глаза Кассию с легким укором, — но я все-таки дам вам шанс исправиться. Он неожиданно мягким движением провел большим пальцем по губам Колхауна. Кассий в панике попытался отступить, но Лоран ему не позволил, положив руку на плечо. — Будьте моим гостем сегодня, — буднично предложил он, — до моего дома куда ближе, чем до вашего, а вы, похоже, не в том состоянии, чтобы путешествовать по городу. Кассий сглотнул, не в силах отвести взгляд от прекрасного лица Лорана. Было что-то гипнотическое во взгляде темных глаз, от чего Кассий ощутил блаженное отсутствие страха. Это было странно, но теперь Колхаун не боялся… ничего и никого. Лоран выпустил его запястье и приобнял за плечи, выводя из игорного салона. Кассий покорно шел рядом с ним, едва в силах обратить внимание на полное отсутствие людей в коридоре и гостиной зале. Лишь у самого выхода их встретил ослепительно красивый квартерон, подав верхнюю одежду сначала своему господину, а потом Кассию. Путь до особняка Делормов оказался почти незаметным. Кассий сидел, прикрыв глаза, наслаждаясь привычным отсутствием страха и мыслей. В голове и на сердце было восхитительно пусто — необычное и прекрасное ощущение. Внутри особняка было уютно и тепло. Забрав плащи и трости, слуга с поклоном распахнул перед ними двери в гостиную, а вскоре подал туда прохладительные и алкогольные напитки. Кассий налил себе на два пальца крепчайшего виски и осушил почти одним глотком. Потрескивал огонь в камине, за окном все еще было темно. Опершись ладонями о подоконник, Кассий всматривался в предутренний сумрак, расчерченный лишь неверным светом фонаря поодаль. — Идемте, мой капитан, — большие руки мягко легли на плечи, — сегодня был трудный день, вы устали. Кассий позволил увести себя через полутемные коридоры в большую спальню, где также потрескивал огонь в камине и на стенах плясали длинные тени. Он словно спал и видел странный сон, где высокий, ослепительно прекрасный мужчина помогал ему раздеться, а затем увлекал на постель. В этом сне можно было все, не было никаких преград и никакого страха, только лишь жажда и почти болезненный плотский голод. И Кассий не воспротивился, когда Лоран накрыл его тело своим и принялся ласкать, как ласкают женщин. Кассий закрыл глаза, но, как ни странно, продолжал видеть склоненное над ним прекрасное лицо. Губы Лорана были властными, и поцелуи словно запечатлевали Колхауна, делая собственностью этого странного человека… человека ли? Впрочем, Кассия это уже не волновало. Он отдавался Лорану со всей страстью и жаждой, бушевавшей в нем, не слишком умело, но жарко. В какое-то мгновение он почувствовал себя взятым, и это чувство наполненности дало ему в тысячу раз больше, чем все объятия всех женщин и юношей, побывавших в его постели. Кассий слышал далекие стоны и не понимал, что стонет он сам. Лоран брал его жестко, яростно, и лицо его, казалось, менялось с каждым толчком, превращаясь в совсем другое, такое же красивое и яркое. А потом он склонился, целуя Кассию грудь, лаская, обжигая дыханием… и снова двинулся, отбирая… свой выигрыш. Солнечный луч щекотал щеку. Кассий зажмурился и перевернулся на бок, натянув подушку на голову. Сон еще дрожал на кончиках ресниц, таился под опущенными веками, просыпаться не хотелось. А потом ему все же пришлось встать, и он с изумлением смотрел на стены его собственной спальни, обитые потертым голубым бархатом. Прошествовав к большому, в человеческий рост зеркалу, занимающему угол спальни, Кассий выскользнул из ночной рубашки и невольно вздрогнул, глядя на потрепанного Кассия в прозрачной поверхности. Если и было то, что случилось с ним ночью, сном, то сон этот куда больше отразился в реальности, чем мог надеяться Колхаун. На шее темнели засосы, ярко выделявшиеся на белоснежной коже. Грудь была также покрыта синяками, а над сердцем темнел, выделяясь, странный знак, похожий на клеймо. Кассий медленно коснулся его пальцами, и знак вдруг вспыхнул золотисто-алым, переливаясь. Перепугавшись не на шутку, Кассий отдернул пальцы. Остатки сна слетели мгновенно. Некоторое время он молча смотрел на клеймо на собственной груди, чувствуя, как по всему телу выступает холодный пот. Затем, повинуясь вспыхнувшей мысли, набросил на себя халат и вышел. Кабинет был совсем рядом. Кассий торопливо запер за собой дверь, извлек из ящика бюро лист бумаги и принялся тщательно перерисовывать на него знак с собственной груди. Он знал единственного человека, к которому мог пойти и выяснить хоть что-то. Хотя часть его внутри панически металась и кричала от ужаса при мысли о том, чтобы понять, во что он ввязался. Небольшой домик на самой окраине Нового Орлеана был увит лозой какого-то местного растения, алые крупные цветы украшали часть его крыши и стену. У входа, на небольшой деревянной арке были вырезаны странные письмена. Проходя через арку, Кассий ощутил жжение там, где под одеждой был скрыт знак, оставленный Лораном. Старик Лагранж был дома, возился с какими-то снадобьями, толок в ступке черные зерна, рядом на небольшой жаровенке кипел совсем уж крошечный котелок, испуская клубы вонючего желтоватого пара. Кассий прижал к носу платок, но голова все равно кружилась немилосердно. — Мсье Колхаун? — Лагранж поднял голову, и его невозмутимое смуглое лицо на мгновение обрело странное выражение. — Чему обязан? Кассий помолчал, пытаясь подобрать слова, но слов не было. В конце концов он вытащил сложенный вчетверо листок, развернул, сунув под нос старому знахарю. Тот взглянул и отшатнулся, осенив себя крестным знамением. — Я так понимаю, вам известен этот знак? — стараясь говорить спокойно, произнес Колхаун. Старый знахарь поднял большой колокольчик и резко тряхнул несколько раз. Что-то сказал вполголоса прибежавшему мальчишке-слуге и кивнул в сторону небольшой дверцы позади стола. — Идемте, мсье Колхаун. Кассий прошел за ним, сжимая в кулаке листок. Тело то и дело пронизывали странные судороги, но он старался не обращать внимания, списывая все на нервозность и страх. — Так что это за знак? — спросил он, едва очутился в большой просторной комнате, уставленной полками с книгами и странными вещами, о назначении которых Кассий предпочел бы не задумываться. — Это Печать Денницы, — сказал Лагранж, снова перекрестившись. — Откуда вам известен этот знак? — Во сне приснился, — Кассий скрипнул зубами, сдерживая рык. — Вы хотите сказать, это знак дьяво… Старик в мгновение ока оказался рядом, предостерегающе коснувшись пальцами его губ. — Не именуйте ЕГО. Однако… хорошие же у вас сны, мсье Колхаун. Господь да спасет вас! — Мне на его помощь рассчитывать не приходится, — хмыкнул Кассий, хотя и облился под мундиром холодным потом. — Что он означает? — Собственность Светоносного, — вполголоса ответил старый знахарь, роясь среди своих книг и наконец извлекая одну, — а точнее… вот! Он перелистнул несколько страниц, бросил на Кассия выразительный взгляд и принялся водить пальцем в книге. — В примерном переводе с латыни здесь говорится о том, что иногда Денница ставит подобное клеймо на избранных им либо по какой-то причине продавшим либо заложившим душу. Не на всех, но на тех лишь, кто каким-то образом ухитрился заинтересовать Его. Так вы говорите, что видели этот знак во сне? Кассий кивнул, стискивая зубы, чтобы не стучали. Лагранж провел ладонью по своим курчавым седым волосам. — В таком случае я лишь могу посоветовать вам идти в церковь, исповедаться и причаститься Святых Тайн. Быть может, это отвратит от вас Его внимание. Идите в Черную Церковь. Отец Жак Дюфье, возможно, темноват кожей, но душа его куда чище, чем все души, какие я знаю в этом городе. Если кто и способен отмолить вас, то только он. Черная Церковь была невысоким, но красивым зданием, получившим свое наименование не из-за цвета стен, а из-за тех, кто собирался здесь. Черная Церковь была домом молитвы для рабов и рабынь, для чернокожих и цветных, хотя часто сюда приходили и белые плантаторы. В частности, Кассий знал, что сюда захаживали его дядя Вудли Пойндекстер вместе с кузиной Луизой и юным Генри. Кольнул страх встретить здесь кого-то из них, но он все же двинулся к церкви… …Грудь под одеждой жгло так, что дыхание сбивалось. Кассий открыл глаза и попытался вздохнуть, это удалось лишь с третьей попытки. Склонившиеся над ним негры отступили, пропуская вперед плотно сложенного темнокожего старика, чьи глаза были удивительного серо-голубого оттенка. Старик опустился на одно колено, глядя в глаза Кассию, затем с тяжелым вздохом махнул рукой в сторону церкви. Почти сразу вокруг стало свободно: подчиняясь жесту пастыря, его чернокожие овцы ушли в дом Божий. Кассий попытался встать и невольно прижал ладонь к груди, стиснув в кулаке и рванув плотную ткань. С губ отца Жака (а это был никто иной) сорвался возглас, в котором смешались ужас, боль и глубокое сострадание. Кассий сдвинул край мундира и разорванной рубашки, полностью открывая клеймо на груди. Старик отшатнулся, осенив себя крестным знамением. — Ты можешь сделать хоть что-то с этим, старик? — несмотря на все старания, голос сорвался в горький стон. Старый священник на миг зажмурился. Слезы покатились из его светлых глаз, когда он медленно покачал головой. — Я не знаю, дитя мое, святость моя невелика, и я не могу ничего тебе обещать. Я могу лишь исповедовать тебя и причастить… Он хотел было помочь Кассию встать, но тот неожиданно отпрянул, запахнув на груди разодранную ткань. Безумно захотелось схватить тяжелую трость и размозжить голову святоше, и Кассий даже стиснул ее чуть ниже рукояти. Но удара не последовало. Он смотрел в светлые глаза святоши и понимал, что спасения нет. А если так, то какое значение имеет жизнь жалкого черного выблядка? Опираясь о трость, Кассий поднялся, развернулся и поплелся к экипажу. Его трясло, по лицу катились слезы, а клеймо на груди горело огнем. Он почти не помнил, как вернулся домой. Дома его ждал привычный гость. Доверенный слуга тихо сообщил, что в гостиной сидит Вудли Пойндекстер и что чуть раньше для мсье Колхауна доставили большой пакет без обратного адреса, лишь с инициалами, написанными на оберточной бумаге. Велев пока не говорить гостю о своем прибытии, Кассий пошел в кабинет. Здесь он переоделся, стащив порванный мундир и рубашку и надев домашнюю просторную рубаху и поверх нее халат. Лишь потом позволил себе взглянуть на лежавший на столе пакет. На темной бумаге слегка размазанными по краю чернилами были размашисто нарисованы инициалы Ф.Л. Кассий разорвал бумагу дрожащими пальцами и застыл, глядя на золотые монеты и банковские билеты на огромную сумму. Здесь был полностью весь последний выигрыш проклятого Лорана! И выигрыш этот теперь лежал на его столе. Кассий тихо, безумно рассмеялся. Что ж, подумалось ему, по крайней мере, дьявол щедр. А ему, Кассию Колхауну, никогда не светил Рай. Так какого черта бояться того, что и так принадлежало ему? Сев в кресло и утерев с лица пот и остатки слез, он выдвинул ящик и смел туда дар Лорана. Затем налил себе виски из графина, стоявшего по правую руку, закурил сигару и сделал несколько крепких затяжек, чувствуя, как окончательно отпускает жуткое напряжение и панический страх. Посидел еще несколько минут, собираясь с мыслями, затем позвонил в колокольчик, вызывая слугу. Тот вошел бесшумно и поклонился. — Приведи гостя и скажи Луве, пусть принесет все, что есть в баре, и те из прохладительных напитков, что подавались мсье Пойндекстеру в прошлый раз, — велел Кассий, попыхивая сигарой, — потом оставьте нас. Несколько месяцев пролетели как один день. Медленно, но верно Кассий опутывал дядюшку паутиной долгов, бережно сохраняя все векселя и расписки. И взгляды его все чаще обращались на прекрасную Луизу, его кузину… Когда они все же решились перебраться в Техас, Кассий вздохнул с облегчением. Техас был далеко, туда уж точно не могла добраться Анжелина, его супруга и мать его сына. Кассий расстался с ней уже давно, лишь изредка приходя повидаться с сыном. Впрочем, совесть его не мучила, на воспитание Кассия-младшего он дал Анж достаточную сумму. Напоследок, перед самым отъездом он послал слугу с конвертом, в котором лежали банковские билеты на пять тысяч долларов — дар сыну. Он не сомневался, что Анж сумеет потратить их правильно, она всегда была правильной, слишком даже. А для Кассия-младшего будет лучше, если его отец, продавший душу дьяволу, будет подальше от него… Бескрайняя прерия окружала их. И когда навстречу их обозу выехал на черном как ночь коне могучий красавец, у Кассия Колхауна едва не остановилось сердце, а клеймо на груди вспыхнуло адовым пламенем. Он едва сумел сохранить холодное и презрительное выражение, как ни тяжко ему было. А сам не мог отвести взгляд от смуглого прекрасного лица, такого невыносимо знакомого, ярко отпечатавшегося в памяти. — Морис Джеральд… — донеслось до него, и сердце на мгновение дало сбой, — мустангер. Всадник повернул голову, и глаза их встретились на долгое, почти бесконечное мгновение…