тебе кажется.

— Не знаю что ты такое, но отвали от меня! Я не стану тебя слушать! — Станешь. Рано или поздно. — голос шептал в самое ухо, тварь, стоявшая за спиной, отбрасывала на Разумовского густую тень от своих чёрных крыльев. Он чувствовал на себе пристальный взгляд жёлтых глаз.       От этого присутствия бросало в дрожь, заставляя стаи мурашек разбегаться по коже. Заставлять это заткнуться становилось всё сложнее. Чувство тотальной беспомощности и безысходности окутывало с головой. Было по-настоящему страшно. Едва он успел разобраться с одними странностями, как на горизонте появилось что-то новое. — Скажи этой твари, чтобы она ушла… — он устремил полный ужаса взгляд на вошедшую в комнату Соню и указал кивком на тень, сидящую уже рядом с ним. Получеловек-полуптица. Жуткое и отвратительное зрелище.       Девушка проследила за его движением. Но видела лишь пустоту. Насторожилась, но не смогла пройти мимо, не могла оставить его с этим одного. -Убирайся. — процедила она, не сводя взгляда с указанной Сергеем точки. Тень рассеялась в воздухе.       Тихое «спасибо». В ответ Соня лишь неясно кивнула и спешно покинула комнату.       

***

      В тишине высоких сводов куполов его шаги отдавались от стен звонким эхом. Он медленно опустился на пол, прижался затылком к холодной стене. Вдох. Выдох. Шёпот в голове стих. Одиночество в этот момент не пугало и не расстраивало. Воцарилось спокойствие, которого так сильно не хватало. Длилось оно недолго. Тёмная фигура появилась из неоткуда, будто отделилась от стены. Стояла напротив долго, затем заговорила. — Не надо от меня бегать, Серёж. Я же всегда желал тебе только добра. Неужели ты забыл? — вкрадчивый голос расползался по всему помещению, залезал в мозг, пеплом оседал на коже.       И он вспомнил. Вспомнил, как в момент особого отчаяния, когда ему было лет шесть, в сознании маленького Серёжи появился воображаемый друг-Птица. Большой и сильный он помогал справляться с трудностями, защищал. А потом в его жизни появился Олег. Живой настоящий друг. Опора и защита на долгие годы вперёд. А Птица исчез. Растворился, ушёл, уступил место другому. А теперь появился снова. Появился, потому что Серёжа снова остался один, потому что ему снова стала нужна защита и опора. И вот Птица здесь. Только уже не такой каким был раньше. Не сильная взрослая фигура, способная закрыть собой от всех напастей, а что-то жестокое и необоснованно грубое. Теперь Птица распугивал не только обидчиков, но и заставлял самого Серёжу бояться до дрожи. — Чего ты от меня хочешь? — тихий голос, ладони упираются в пол, усыпанный мелкими камешками, оставляющими царапины на коже. — Хочу, чтобы ты наконец то начал меня слушать. Сделаешь как я скажу, у тебя появится шанс на освобождение. Разве не этого тебе хочется? Разве, вернуться к своему Олегу, в мир живых — не единственное твоё желание? — Ты не подкупишь меня. Я не убийца. — ладони сильнее вжимаются в холодный пол, камешков под ними он уже почти не чувствует. — Я бы с радостью опроверг твои убеждения, но… Хотя почему «но», пожалуй, я тебе напомню один случай. Вспомни: берег, собака, и три сопляка, что решили обидеть несчастное животное, а заодно и тебя. Хороший был костёр, Серёж. Ты же понимаешь, что сарай не загорелся бы сам. Ты не остановил меня, а значит причастен. Кто ты после этого? — оно будто вытаскивало наружу всё то, что сознание ещё маленького Серёжи так сильно старалось спрятать подальше.       Картинки прошлого пронеслись перед глазами. Захотелось убежать далеко-далеко, спрятаться внутри себя, чтобы никому нельзя было найти или поймать. Но бежать было некуда. Они вдвоём в открытой клетке, а выхода из неё нет. — Пожалуйста, оставь меня в покое. Я не хочу принимать участие в твоих безумных идеях. — слеза скатилась по лицу Разумовского, как воск от плавящейся возле них свечи. — Прогонишь меня, а кто тебя защитит? — он оказался рядом слишком быстро, пара жёлтых глаз смотрела теперь прямо в глаза Разумовскому. Повеяло запахом костра и сажи.        — Тише-тише, ты чего… — его как будто выдернул из нависшей темноты женский голос. Птицы здесь больше не было. Напротив него сидела лишь встревоженная Лиза, поглаживая его по голове и разглядывая исцарапанные ладони. — Сейчас принесу бинт.       Он лишь тихо и сбивчиво поблагодарил девушку, попутно пытаясь привести мысли в порядок. Давалось с трудом. Вскоре Лиза вернулась и наскоро перевязала ему ранки. — Могла бы выйти отсюда, проводила бы тебя домой, а так уж извини, давай сам. — она поднялась и подбадривающе похлопала Разумовского по плечу. — Можно я здесь останусь? — он поднял на Лизу усталый просящий взгляд. — Можно. Только если шуметь не будешь. — Не буду. — лёгкая полуулыбка мелькнула на его губах.       Девушка обернулась в проёме арки, немного нахмурившись. — Что у тебя с глазами? Они жёлтые? — Ааа… Это линзы… Ничего особенного. — парень нервозно заправил за ухо прядь волос.       

***

      Хозяин резко обернулся, сжав удочку так, что побелели костяшки пальцев. Его гневный острый взгляд устремился на непрошенного гостя. — Снова ты? — небольшая заминка, лёгкое сомнение, протяжное: «Или не ты?». Смотрит с прищуром, будто оценивая.       Напряжение, стоящее в воздухе, казалось, можно резать ножом. Щёлкнул затвор. Ствол оружия был снова направлен на Разумовского. Или кого-то, кто выглядит как Разумовский? Перед ним стоял явно не Сергей, но и не что-то иное. Даже Хозяин не мог сейчас понять, кто к нему пришёл. Но рука его оставалась твёрдой, готовой в любой момент выстрелить. Разумовский, кем бы он сейчас ни был, шагнул вперёд, явно давая понять, что угрозы Алябьева его не пугают.       В тишине озера он начал медленно вкруг обходить Хозяина, рука которого, вместе с пистолетом также по кругу следовала за ним. Под ногами обоих хрустели мелкие ветки и редкие сухие листья. Мужчины не сводили друг с друга взглядов. Глаза в глаза. Казалось, даже дышали они в одном ритме. Любой, кто имел бы неосторожность заявиться сейчас на берег, убежал бы от увиденного сверкая пятками. Неизвестно сколько бы продолжалось это гнетущее молчание, но первым его прервал Разумовский. Хозяин тут же осознал, что у руля сейчас, действительно, не тот, кто приходил ещё утром. И это новое воплощение Разумовского уже так легко не напугаешь. — Нам обоим будет лучше, если ты меня отпустишь. И ты прекрасно это знаешь. — интонация грубая, наглая, бьющая по самолюбию, и лишь поэтому не дающая пристрелить её обладателя прямо на месте. — Это решать не тебе. Здесь я — власть. Так что свали на хер, пока я не продырявил твою жалкую тушу. — резкие слова, не вяжущиеся с ледяным тоном, которым они произнесены. — Если бы москвич не утопил твоего папашу, ты бы по-прежнему был никем, потому что ты — и есть никто. Самовлюблённый гордец, которому досталась слишком большая власть, а он даже не достоин её удержать.       Выстрел. Пуля ушла в «молоко», не пролетев даже и рядом со своей целью. Слова задевали. Кто он такой, чтобы дерзить Хозяину Топей. Такое он не прощает. — Я не знаю, кто и что ты такое, но здесь ты лишь мелкая вошь, пешка в большой игре. А я равен Богу. Посмотри вокруг, Разумовский. Что ты видишь? Если ты видишь что-то кроме заброшенной деревушки, то ты прекрасно поймёшь о чём я говорю. А я думаю, ты понимаешь. Знаешь, чего психи вроде тебя бояться больше всего? Что грандиозная по их мнению затея обернётся провалом. Но в том-то и вся прелесть, что все идеи психов рано или поздно обречены на провал. Ты пришёл со мной договориться, и я послал тебя. Ты пришёл убить меня, и убью тебя я. Просто потому что я могу. Потому что в Топях ты — вещь, часть моих владений, моего пусть и скромного, но личного хозяйства. Здесь всё живёт, точнее сказать — существует, по моим правилам. И ты тоже будешь существовать по моим правилам. Ты посмел воспротивиться Богу, а потом и его наместнику. Ты посмел вмешаться в то, что тебя не касается. И ты думаешь, что за этим ничего не последует? Поверь мне, когда наказание будет приведено в исполнение, ты ещё пожалеешь, что сразу не отправился на тот свет. И ты будешь молить меня о милосердии. И его не последует, это я тебе гарантирую.       Расчёт Птицы сработал на все сто процентов. Неопытный самовлюблённый и самоуверенный, Алябьев поддался на дешёвую провокацию. Потерял бдительность в попытках красноречием доказать собственное превосходство. Вместо того, чтобы выстрелить ещё пару раз, он начал распыляться на слова, и в этом восхищении самим собой и собственными речами упустил из виду маленькие идеально выстроенные движения Птицы. Даже сейчас он не видел, что загнан в угол.       Маленькими шагами по кругу он оказался среди охапки листьев и веток. Ещё шаг. Шаг в пустоту. Одна из отцовских ловушек — яма с острыми кольями, прикрытая парой хлипких досок и листвой. Теперь великий и ужасный Хозяин Топей смотрел снизу вверх на своего палача, но сук, пригвоздивший ещё живое тело, не позволил ему сделать лишних движений. — Ты жалок в своём властолюбии, и сдохнешь ты так же жалко. — в жёлтых глазах полыхнули искры, зажжённая спичка упала вниз.              Капитан с Максом стояли плечом к плечу, осматривая пепелище. Рыбацкие снасти и машина Хозяина оставались на своих прежних местах. — Второй за месяц, это уже нечто из ряда вон. — пробормотал Козлов себе под нос, записывая что-то в блокнот. — Мрут они у вас как мухи, капитан. — раздражающее неприкрытое злорадство в голосе Кольцова, заставило Козлова резко захлопнуть свои записи. — Не ёрничай.       Следов Разумовского никто так и не нашёл. Он будто испарился, не оставив после себя ничего, кроме обгоревшего трупа Алябьева-младшего и новых пересудов для обитателей Топей.       

***

      Он с трудом разомкнул веки. В глаза бил неприятный белый свет, слишком резкий после темноты. Сознание было мутным, что-то болело в левой руке. Опустив взгляд и щурясь, он обнаружил белую простынь, трубку капельницы и уходящую под кожу иглу. Дав глазам привыкнуть к свету, Разумовский осмотрелся внимательнее. Однотонные стены, писк аппаратуры и постель — всё говорило, что его местонахождение — это больничная палата.       Мужчина стоял к Разумовскому спиной, но тот всё равно узнал так хорошо знакомую ему фигуру. — Олег? — хриплый, едва ли слышный голос, но Волков повернулся.       Стоял неподвижно, смотрел на него сверху вниз из-под полуопущенных ресниц. Поверить невозможно, что вот он здесь прямо перед ним. И без того затуманенное сознание Разумовского теперь подбрасывало лишь новые вопросы, абсолютно сбивая с толку. Прикрыл глаза, сделал пару глубоких вдохов, открыл. Олег никуда не делся. Не растаял дымкой, не испарился. Он здесь и кажется вполне живым. — Это было опрометчиво с твоей стороны. — в интонациях Олега прорезалась сталь, которой прежде Разумовский не слышал. — Слава богу, твои смарт часы засекли упавший пульс, и Марго сообщила в «скорую». Твоя умная машина тебя спасла. Ну и врачи, конечно. Два дня в отключке. Думали, что уже всё.       Сергей хоть и смутно, но стал припоминать: желание поспать, поздняя ночь, несколько таблеток снотворного. Видимо, принял слишком много. Случайность, маленькая ошибка, способная убить. Действительно, спасибо Марго. — Я не специально. — его голос непроизвольно дрогнул, стало почему-то стыдно. Он решил переключится на другой, не менее волнующий вопрос. Волков, как будто прочитав его мысли, ответил ещё до того, как Разумовский успел спросить: — В документах напутали. Полагаю, когда ты читал похоронку, я уже паковал чемоданы домой. Но теперь беспокоиться не о чем.       Олег подошёл ближе к койке Разумовского и положил руку ему на плечо, едва сжав его в знак поддержки. И пусть, Сергей ещё не до конца понимал происходящее, на душе стало чуть легче. Ему удалось каким-то чудом выбраться из Топей, и это уже не могло не приносить облегчения. Наконец-то с посмертием, Хозяином и прочими безумиями будет покончено. Совсем скоро его выпишут из больницы, он будет снова дома, а Олег снова будет рядом. Как в лучшие времена.       

***

      Однако, «как в лучшие времена» уже не получалось. Олег вернулся, но не таким, как уходил. И с каждым днём, проведённым дома, это становилось всё заметнее. Версию с возвращением с того света Сергей отмёл сразу. Это точно был не призрак и не оживший мертвец. Лиза, да и не только она, говорили, что Волков среди живых. Значит, так и было. Но отстранённость и даже некоторая жёсткость в словах и поведении Олега не могли не настораживать до тех пор, пока в один день Разумовский не решил спросить напрямую. Вернувшись из местного продуктового, он присел рядом с мужчиной на край дивана и с осторожностью спросил: — Ты очень изменился, Олег. Дело в годах, что мы не виделись, во мне или в чём-то ещё? — Думаю, ты знаешь, что война меняет людей. Не задавай глупых вопросов. — Волков медленно покинул комнату, оставляя Серёжу наедине с размышлениями.       Выспрашивать через что прошёл Олег, он не собирался. Того, что сказал Волков ему было достаточно. Он принял этот ответ. Принял и не замечал густой тёмной тени, что отбрасывали огромные чёрные, как смола, крылья. Не замечал, как каждую ночь, пока он засыпает, пара жёлтых глаз смотрит на него с лица его дорогого друга. Не знал, что на камерах в доме и офисе, кроме него самого никого нет.       

***

      Но Топи были. Была и Лиза. И она была права.       День выдался по его меркам спокойным. Сегодня не стреляли. Сегодня можно передохнуть. Олег зачеркнул в календаре ещё одно число. С этой ночи он ещё на день ближе к возвращению домой. Осталось перекрыть маркером ещё двадцать одну клеточку, и он наконец-то сможет собрать свои вещи. Три недели и дурное предчувствие отделяли его от встречи с Серёжей.              Это был один из самых лучших и одновременно самых пугающих дней в их жизни. Выпускной. Через несколько дней они покинут стены детского дома, и привычный уклад сменится на новый. Впереди большая жизнь и полная неизвестность.       Где-то к середине вечера им стало скучно. Нет интереса находится в обществе людей, с которыми ты столько лет даже не общался. Думал Олег не долго, единственная верная идея очень быстро нашла его сама. — Давай сбежим. — шепнул он Серёже на ухо и протянул ему руку. Тонкие пальцы переплелись с его собственными.       Не расцепляя рук они незаметно проскользнули к выходу и побежали по пустым коридорам, вниз по лестницам и на улицу. Целую ночь они гуляли по Питеру, сопровождаемые ощущением лёгкости безграничной свободы. Рассвет они встретили на крыше с видом на Неву и с бутылкой дешёвого красного вина, купленного в каком-то круглосуточном. От прохладного ветра их согревали объятия, поцелуи и любовь.              Завтра утром придёт сообщение, что ему придётся остаться здесь намного-намного дольше, чем на три недели. В тот же момент он поймёт, что на другом континенте за это время обязательно произойдёт что-то ужасное. И он будет совершенно не готов к тому, с чем ему ещё предстоит столкнуться дома.        «Я оставил его одного» — мелькнуло в голове Олега. И он долго неспокойно засыпал под бледным светом холодных сирийских звёзд.