Пора переписать сюжет под дочь Тёмного

      Первобытный страх заполонил всё её естество, когда капитан приблизился нарочито вальяжным шагом и склонился над ней. Бэй уже не могла думать ни об Эмме, ни о Хорасе и Джаспере. Даже Нил напрочь вылетел из её головы, в которой остались лишь она и капитан. Его целая рука медленно потянулась к волосам Фай, и перед глазами мигом проплыли все те ужасные воспоминания, что она на протяжение нескольких долгих лет пыталась стереть из своей памяти. Его липкие руки, до отвратительности слюнявые губы и укусы, из-за которых она, казалось, насквозь пропахла ромом и гнилой рыбой. Чернеющие зубы, сальные от морской соли волосы и бесконечные удары за неповиновение. А ещё — безысходность. Бэйлфаер имела триста и двадцать шесть лет упорной борьбы за место в этом, том и других мирах, но не смогла противостоять какому-то жалкому пиратишке-алкоголику. И сейчас, как однажды не сумела защитить себя, она не сможет уберечь своих друзей и бедную малышку, на чью светлую макушку свалилось слишком многое для столь ранних лет… Крюк потянулся к её волосам, подхватил тонкий секущийся локон и потёр между пальцами с отстранённым видом.       Ничего.       Совсем ничего не промелькнуло в его глазах, и Бэя не знала, радоваться этому, чувствовать облегчение или гнев за то, что он сделал, но не раскаивается?       Обескураженная Фай отвернулась, боясь даже представить, какое вещество могло вызвать в капитане такое равнодушие, и уставилась на поблескивающий его фирменным ядом металлический крюк. О, нет…       — Что ты с ними сделал? — против воли жалобно вырвалось из её рта. Пират перестал мучить её волосы и отступил на шаг, кивая остальным. — Что. Ты. С ними. Сделал?! — разъярённо прокричала Бэйлфаер, пытаясь зубами дотянуться хотя бы до одежды этой бессердечной твари, за что тотчас же получила тяжёлой подошвой одного из матросов в зубы. Она не могла поверить: через день-два, а, может, и раньше, Динь-Динь и Теренс умрут… А что будет с Эммой? Кто спасёт её, как не родители? Неужели, все старания Бэй были насмарку, и она наоборот всё уничтожила?! Какие тёмные силы послали её сюда, чтобы всё пошло крахом, чтобы все в итоге были несчастными?!       Тьма накрыла пеленой её разум от ещё одного удара, но уже по затылку. Это был конец.

***

      Она очнулась в лесу, как тогда, когда две души её соединились в одну. Как тогда, когда эти же души умерли, а потом ожили, благодаря неясно какому плану судьбы. Но под ней не было ритуального рисунка, зато была колючая-колючая трава. Возможно, ядовитая, и Фай поспешила отскочить, пытаясь судорожно ощупать все конечности, что затекли, и места, которые не чувствовались.       «Что, чёрт возьми, с моим лицом?!» — подумала Бэя, попытавшись смахнуть с лица выбившуюся из косы прядь волос, и тут же почувствовав нестерпимую острую боль. Рядом оказалась мутноватая лужица, в которой почти ничего не было видно ещё и из-за тени от деревьев, но различить неестественно перекошенный в сторону нос и засохшую дорожку крови от ноздри до подбородка она смогла. И воспитания потихоньку стали возвращаться к ней, заставляя пульс учащаться, а дыхание сбиваться.       «Это что получается?.. Динь и Теренс день-два и мертвы, Эмма у Крюка, а Нил и Джас с Хори вообще не пойми где и, возможно, убиты?» — слёзы подступили к глазам, а в горле сжался тугой комок.       «Нет», — вдруг твёрдо подумала она.       «Надежда умирает последней, да и Пэну вряд ли будет интересно играть с одной сломанной куклой, когда есть ещё несколько довольно эмоциональных марионеток!» — жёстко размышляла она, рассматривая место, где её «выбросили» (читай: специально разместили). Но с того времени, как она сбежала, здесь ровным счётом ничего не изменилось, как и всё на этом дрянном острове, не будь то воля его хозяина. Разве что трава немного пожухла, и это даже могло показаться нормальным, если бы не знание того, что Нетландия не стареет, если с Пэном всё нормально.       Стоило задуматься над тем, почему Пэн оставил её именно на месте «слияния душ». Неужели он догадывается, что Бэйлфаер теперь… не совсем Бэйлфаер? Т.е. это всё ещё она, но с прицепом в виде девушки из мира, в котором здешняя реальность считается всего лишь сериалом. Или это жалкая попытка поиздеваться над её, по сути, безрезультатными попытками сбежать? Это было вполне в духе Пэна, и как бы не был он коварен, она уже видела всё, на что он был способен, и все его действия сводились к одному — желанию выжить и безумной философии старика, пытающегося казаться вольным в своей судьбе подростком.       «Ладно. Пора отправляться в путь. Надеюсь, с Эммой всё пока что в порядке, потому что пираты, скорее всего, уже успели поиздеваться над ребятами», — если Эмма и правда истинно верящая, то Пэн не сможет промыть ей мозги так же, как пытался сделать это с Генри Миллсом в сериале. Да и не станет. Тут всё намного сложнее…

***

      Нил очнулся в довольно неожиданном месте и еле успел среагировать и кое-как уцепиться за скользкий край камня, расположившегося прямо посреди русалочьей лагуны, где Пэн любил щебетать со своими подружками. Вода вокруг была неспокойной, но, по крайне мере, морской нечисти рядом не наблюдалось. Уж их-то Кэссиди научился чувствовать за километр! Впрочем, место было не таким неожиданным для него, как для других. Когда Тень Пэна, к которому он с дуру призвал во время одной из голодных ночей в сиротском приюте, что на деле был местом работорговли детьми и каторгой, где эти самые дети работали на одного премерзкого герцога, унесла его в Нетландию, он, опять же, с дуру начал брыкаться. Озлобленное создание выкинуло его плашмя в воду, но он сумел скоординироваться и бомбочкой нырнуть в тёмные глубины, не сломав шею. Но на том не закончились его беды. Русалки, по своему обыкновению, закружили вокруг него, но помогая всплыть и вдохнуть воздуха, то утапливая, они порвали почти всю его одежду, издевательски хохоча над уродливостью кривой спины и тонких ручек и ножек. Вот такой был приём в Нетландию для него. Нил не особо помнил, чем всё закончилось, но, кажется, он случайно лишил одну русалку глаза нестриженным ногтем, когда барахтался. А потом Пэн приказал им выбросить Кэсседи на берег и с улыбкой поинтересовался, как у него дела. Нил тогда, как дурак, повёлся на добрые речи хозяина острова, но очень скоро понял, как же он ошибался. Однако это ничего не изменило, и ему пришлось смириться с ролью груши для битья для потерянных мальчишек.       За время общения с Бэй Нил научился хоть немного понимать язык Пэна, поэтому сделал соответствующий вывод о месте своего пробуждения:       — Где всё началось, там и закончится, — смиренно выдохнул он, наблюдая, как из-под воды на поверхность вылетают пузырьки воздуха, сопровождаемые всё более чётко виднеющейся чешуёй. Это не предвещало ничего хорошо, и Нил, закрыв глаза и представляя тёплую улыбку Бэйлфаер, единственного человека, которого он мог назвать родным, приготовился к своему печальному финалу — к смерти.

***

      Если раньше только самые дальние от логова Пэна и потерянных имбецилов мальчишек тропинки слушались её и не путали, то сейчас, как будто сам лес и природа этого места умоляли её приструнить в конец обнаглевшего старика и засадить ему кинжал Тёмного меж глаз. К слову, кинжала, которым можно убить Пэна, у Фей не было, как и слепой веры в то, что её дедуля Малькольм создал этот остров. Если именно отсюда рождалась пыльца фей, а те известные людям с самым давних времён, то остров намного старше своего нынешнего хозяина и, возможно, проклят, раз ему, как и Тёмному, нужен посредник для существования. К слову, Бэйлфаер и вправду задумывалась над тем, чтобы объединиться хоть с кем-нибудь из местных, кто ещё остался жив или не сбежал, чтобы завалить Пэна. Хотя, даже если это он, а не остров, вёл её куда-то, она ничего не теряла. Нужно создать видимость того, что она играет по его правилам и верит в победу, а потом ударить Пэна в спину ножом. Бесчестно, но справедливо.       Так или иначе, она шла уже добрых полчаса, а, может, и час, и, наконец, дорога привела её к разрушенному поселению индейцев. Даже здесь всё казалось нетронутым, но немного постаревшим. Нет, здесь не валялись не сгнившие трупы или что-то в этом роде. Вещи индейцев, как были брошены в спешке, так и остались лежать на своих местах.       «Интересно, почему мальчишки Пэна или пираты тут всё не разграбили?»       Чтобы удостовериться, что всё это не иллюзия, Бэя сделала самую глупую вещь, которую могла бы сделать в своей ситуации — она взяла в руки брошенный кем-то из индейцев ловец снов.       Вспышка невероятной по силе режущей боли пронзила её руку каким-то замысловатым рисунком, а глаза застелило пеленой, которую вскоре сменили быстро мелькающие, как на ускоренной промотке, воспоминания из её жизни в Нетландии и в деревне Фронтленд, в которой она жила с отцом. Фей схватилась за голову, закрывая уши в попытке защититься от сопровождающего воспоминания гула, но пока перед ней не промелькнула вся её жизнь, освежая память, боль и шум издевались над ней. Резко оборвавшись, они оставили послевкусие, но оно было ничем по сравнению с ними. В мгновение ока в голове застучал рой навязчивых и противоречивых мыслей, от которых прежняя Бэйлфаер спасалась ловцами снов, иначе за столько лет одиночества они бы свели её с ума.       «Почему отец бросил меня? Я ему больше не нужна?»       «Он был ранимым, но любящим, и ты своей глупостью чуть не погубила его!»       «Ты должна служить родине, как все! Мы все едины, Бэйлфаер!»       «Наш чёртов герцог зарабатывает бабки этой грёбанной войной с ограми, а твои тупые соседи, Бэйлфаер, продолжают кидать в втои окна камнями!»       Через минуту бесполезной борьбы с самой собой, Бэй поняла, что её мысли несколько изменились. Чаша весов качнулась в одну сторону, всё в голове стало однотипным:       «Он убил их! Убил их при мне!» — истерично кричал один голос.       «Милая девушка, которая единственная ещё не боялась улыбаться мне, теперь размазана по его грязному кожаному сапогу…»       «У того купца, наверное, дома осталась голодающая семья, продолжающая бессмысленно ждать его. А он тут — лежит раздавленной улиткой на грязной земле…»       «Почему он так улыбается, когда убивает?! Ему нравится делать это при мне?! Почему? Почему?.. Ненавижу его».       Бэйлфаер снова закрыла уши, пытаясь справиться с тщательно забываемыми воспоминаниями, поэтому голос со стороны леса прозвучал приглушённо:       — Ну, как? Понравилось? — по-детски наивно и любопытно спросил Пэн, весело болтая ногами, изредко ударяя им по краю крыши, на которой сидел. Да, у здешний индейцев было целое поселение, а не кучка палаток.       — И-и… дхи-и… — через силу проскрежетала Бэйлфаер, не слыша себя из-за голосов в голове, -… к-х… чёрту! — неожиданно резко вскрикнула она, наконец, справляясь с навязчивыми голосами. Нет, они не переставали эхом отдаваться в её голове, но она смогла не обращать на них внимания.       — Зря ты так орёшь. Совсем отвыкла от Нетландии? Что ж, мой маленький дружок напомнит тебе, какого это — наслаждаться бескрайними просторами здешних лесов, — ухмыльнулся Пэн и исчез. А из гущи леса послышался громкий топот и рёв, сотрясающий землю. Секунда понадобилась Фей, чтобы собраться, и выработанные за триста лет инстинкты сработали. Не чувствуя боли и усталости, Бэй понеслась в противоположную от чудища сторону, то и дело петляя, чтобы запутать следы, но оно оказалось столь громадным, что просто напрочь сметало возлюбленные его хозяином деревья, открывая обзор на бедную Бэйлфаер…