Пора переписать сюжет под дочь Тёмного

      «Пустота и ничего. Видимо, это и есть смерть, да?.. Точнее, то, что следует за ней. Ох… ни Бэйлфаер, ни другая моя ипостась, обе никогда не понимали тех, кто боится смерти. Конечно, умирать молодыми и ничего не попробовавшими не хотелось, но и тешить себя надеждами на долгую и счастливую жизнь не предоставлялось возможным. С одной стороны — огры и безумный герцог, с другой — долги семьи почти перед всеми криминальными шишками города, сброшенные на её плечи. А после смерти-то оно как? — Ничего. Забвение. Никаких мук, угрызений совести и тоски по близким (или одному близкому). Но, судя по всему, люди не зря боятся неизбежного конца, потому что чёртово бессмертие в одиночестве и бесконечной темноте — это реально, блин, звездец! Мягко выражаясь… Неужели мир настолько жесток, что души ни то, что не перерождаются, а попадают в некую бездну без входа и выхода, где обречены скитаться всё время, отведённое Вселенной? Нет, добрым его в любом случае сложно назвать, но правит миром баланс, разве нет? Тьма и свет, злодеи и герои? В моей истории, вроде как, всё неплохо закончилось, если только я коньки отбросила. Безусловно, глупо надеяться, что всё закончилось так уж хорошо, как хотелось бы, но… А стоит ли вообще об этом думать? Я же теперь не смогу ни на что повлиять! Может, задача этого места заключается как раз в том, чтобы отпустить всё земное и прийти к «свету»? О-о-о, тогда горевать мне здесь, как минимум, полвека, пока я всё в голове не переберу, не перемешаю и не посамоубиваюсь по неиспользованным шансам. А уж когда я всё это сделаю, то к тому времени точно сойду с ума и ни в какой рай, если он существует, меня не пустят. Хотя, меня так и так туда не пустят. Я ж «порченная», да ещё и убийца… Ах, да! Отцу я часто хамила и проклинала его частенько, будучи в Нетландии. И Тёмным он стал из-за меня… М-да. Молодец-капец ты, Бэйлфаер! Так, стоп. Погодите-ка…» С неприлично громким сопением Бэй резко поднялась на кровати, намертво вцепившись в белые хлопчатые простыни, и задышала полной грудью, как после пятикилометрового марафона. Перед глазами плясали мушки, но отвыкшие за долгое время от свет глаза загорелись огнём, несмотря на то, что в комнате, где очнулась их хозяйка, горели всего две свечи. Первые несколько секунд Фай не ощущала ничего, кроме этой боли, всё тело будто онемело, но вскоре ей аукнулись и резкий подъём, и перенапрягшиеся руки, и, в принципе, слишком резкие для человека, неподвижно лежащего месяц, движения. Сотни игол вонзились в ноги, руки, неестественно выгнувшийся живот, и даже скулы свело до беспамятства, отчего Бэе на краткий миг малодушно захотелось вернуться в ту пустоту, где ничего не чувствовалось. Однако она итак задолжала небесам целые две жизни (а то и больше), поэтому на помощь ей пришлось прийти обычному человеку. — Тише, девочка, ложись. Сейчас я тебя разотру и всё пройдёт, — мягкие старческие руки настойчиво разогнули скукожившуюся Бэйлфаер и сначала уверенными движениями размяли мышцы, а затем втёрли в кожу пахнущую травами мазь. Фай по привычке хотела воспротивиться: она не хотела, чтоб её трогали, да ещё и втирали неизвестно что! Но этот запах был так похож на тот, часто окружавший её в детстве, что в той жизни, что в этой, когда бабушка её второй «Я» и отец Бэй лечили их собственноручно приготовленными снадобьями, этот аромат заполнял весь дом и пробирался в самую душу девочек. В общем, Бэйлфаер не могла сопротивляться этому, да и прикосновения этой женщины не вызывали в ней столь явных помутнений, какие были от остальных людей, и Фай на секунду даже показалось, что она излечилась. Но это было не так. От такого вряд ли можно избавиться, только окружить себя людьми, что не провоцируют болезнь, и то, это был не вариант. Из-за ещё одной её болезни, ей лучше бы вообще ни к кому не прикасаться, дабы не заразить, о чём стоило немедленно сообщить этой милой старушке, что врачевала над ней. — По… — Молчи пока. Я принесу тебе водички, а потом только попробуешь что-то сказать. Только попробуешь, хорошо? — Бэе пока трудно было различить её лицо, всё было расплывчато-мутными, но в жёлтом свете свеч оно казалось похожим на солнышко, зимнее солнышко, лишь свет которого не давал погрузиться в тёмное безумие и вечные холода, полные разрухи и голода. Девушка покорно умолкла и легла. Всё равно пока её тело и язык не слушались, а голова так и вовсе почти не соображала, повинуясь выработанным за долгие годы привычкам — постараться отказаться от помощи и сразу сообщить, какая она убогая. Не прошло и пяти минут, как женщина вернулась со стаканом приятно тёплой свежей воды, помогла Бэй подняться и сделать долгожданный глоток жизни. — Как из колодца… — Тише! — делано грозно шикнула старушка, а сама улыбнулась, обрадованная тем, что девчушка, которую она приютила, и впрямь оказалась не из слабых. — Пей-пей, воды у нас и правда, целый колодец… — допив, Фай постаралась выдавить из себя максимально благодарную улыбку, а не дикий оскал, какими она бросалась направо и налево в Нетландии, но тут же помрачнела, вспомнив о том, о чём изначально хотела сказать. — Вы не… должны… пом…могать мне, — говорить было всё ещё очень тяжело. При каждом слове, будто бы невидимое лезвие царапало горло, причём всё время по одному и тому же месту. — Отчего же? Ты мне какое зло сделала, а? Да даже если сделала, то тебя, словно за все грехи человечьи какой чёрт наказал… — по-старушечьи забурчала та в ответ, и этот поток возмущения никто не смог бы оставить, кроме того, кто слушает его всю взрослую жизнь. — Ты это, не перебарщивай! Видишь же, она толком ничего не понимает, что ты ей донести пытаешься! Посмотрел бы на тебя, если б ты месяц в беспамятстве провалялась! — Бэйлфаер испуганно обернулась на источник мужского, тоже старческого, голоса, который подкрался к ним достаточно бесшумно, хотя Бэй слышала, как здесь скрипят половицы. Вот, что значит прожить в одном доме всю свою сознательную жизнь. Даже грустно как-то. Через час, после того как женщина дала Бэй какой-то отвар, благодаря которому ей заметно полегчало в горле, девушка, наконец, собралась с силами и сказала, что хотела: — Вы слышали о СПИДЕ?.. Это б-болезнь зар-разна… Моя кровь может заразить вас… — с долгими перерывами выдавила из себя она и закашлялась, чуть не распрыскивая новый стакан воды на кровать. — СПИД, говоришь?.. Почему не слышали? Слышали, — небрежно бросил мужчина, опираясь на спинку стула, на котором расположилась его жена. Сердце Фай замерло, пропустив несколько ударов, а лицо её побледнело, не уступая мертвецам. Она была обязана сообщить об этом им, но, в то же время, глубоко в душе скрежетал эгоизм (или надежда?), не желавший терять ещё одних людей, что бескорыстно отнеслись к ней с теплом и радушием. — И-и?.. — Пей водичку, — не дала договорить ей женщина, подталкивая дрожащую ладонь Бэи ко рту, и тяжело вздохнула. — Но, поверь, это совсем не то, что нас волнует. Лучше расскажи, что с тобою приключилось, деточка. Очень уж интересно узнать, какой бес заслуживает геены огненной, подкинув нам тебя на берег изжёванную, как из мясорубки, — снова заворчала старушка, но муж её быстро одёрнул. — Ты спи пока, двухцветка, а завтра, может, и полегче станет. Тогда и поговорим, — забирая стакан из рук обессилившей от разговоров Бэйлфаер, тихо промолвил тот. — Ч-что? Как вы меня?.. — широко зевая и пытаясь держать слипающиеся глаза открытыми, пробормотала Бэя. — Ох, ну, не нравится прозвище, так имя назови! — шутливо недовольствовал старик. — Стерва-Белла, — в тон ему отозвалась Фай, невольно вспоминая странное прозвище, данное ей из-за заступничества за Нила, её брата, как оказалось. — Как-как? Стервелла? Ну, родители тебя не любили, что поделаешь… — Роджер! Что ты издеваешься-то? Стервелла, так Стервелла, — как отрезала, сказала женщина и неожиданно наклонилась и чмокнула заснувшую Бэйлфаер в щёку.

***

Знаете, Бэйлфаер, наверное, всё-таки была эгоисткой. Если, конечно, желание обрести хоть толику счастья для себя можно было отнести к этому, несомненно, плохому человеческому качеству. Уже полгода, как она жила у Рэдклиффов, восстанавливая здоровье и попутно помогая им в ателье, игнорируя свою болезнь и никчёмность, бесконечное чувство вины и тоску по семье. Временами, безусловно, слёзы проскальзывали на её лице, так и норовя перелиться в истерику, но её всегда в такие моменты находила Анита, чтобы успокоить или загрузить очередным заказом на пошивку модной одежды, за что Бэй с удовольствием и каким-то маниакальным стремлением бралась. Анита и Роджер, бездетные больные старички, что приютили её, называли её Стервеллой, а она и не жаловалась. И спорить не стоило, что это те самые персонажи из мультфильма про далматинцев, который Фай пересмотрела раз сто ради только Хораса и Джаспера. Вот только вредить им так же, как делала её безумная версия в мультике, она не собиралась. Ах да, она оказалась той самой Стервеллой де Вилль (разве что, пока без фамилии) из 101 далматинца, одна внешность чего стоила. Похоже, когда Пэн пытался убить её, забрав жизненные силы, он всё же «отломил» себе кусочек от неё, несмотря на то, что его прервали. Точнее, отломил он не кусочек, а целую половину, если не больше. Отныне часть волос Бэйлфаер была безжизненно белой, как и часть кожи. Почти что ровная полоса пересекала лицо Бэй посередине, отделяя родную смуглую кожу от белоснежной, как у вампира. Остальному телу не так повезло, цвета соединялись неровно, образуя то тёмные пятна на белой, то светлые тёмной коже. В общем, зрелище было ещё то, и Фай оставалось только удивляться, как Анита и Роджер в страхе не убежали от неё, выброшенной на берег прямо перед ними из зелёной воронки. Да уж, Рэдклиффы были поистине удивительными людьми. Анита не могла иметь детей, поэтому они с Роджером несколько раз усыновляли сирот, но все они после рассказов о некоем волшебном острове и его не менее волшебном хозяине бесследно исчезали прямо из своих постелей посреди ночи, оставляя лишь следы обуви на подоконнике, что в какой-то момент начало сводить бедную пару с ума, и они перестали пытаться построить полную семью, ограничившись друг другом. Они определённо верили в магию, но Бэй не стала разочаровывать их известием о том, что, скорее всего, их бывшие приёмные дети мертвы, незачем волновать стариков лишний раз. — Стервелла де Вилль, Стервелла де Вилль! В душе её горит вдохновенья фитиль, Блестит её одежда и в бурю, и в штиль! Стервелла де Вилль, Стервелла де Вилль! — Роджер! — укоризненно покачав головой, прикрикнула Анита. Конечно, она понимала, что реклама им необходима, несмотря на то, что благодаря Бэе популярность их ателье заметно возросла, но некоторые попытки её мужа добиться известности заставляли её испытывать испанский стыд. Вместо того, чтобы привычно закатить глаза и фыркнуть, Бэйлфаер вздрогнула, напряглась всем телом и с почти не уловимой из-за хрипотцы дрожью в голосе спросила: — А почему «де Вилль»? — Не иначе, как сам дьявол выкинул тебя из преисподней в тот день, когда мы нашли тебя, — невозмутимо отозвался Рэдклифф и тут же схлопотал подзатыльник от жены и новую порцию брани от неё же. А Фай только расхохоталась на это, в то же время осознавая, что Родж не так уж далёк от правды… Временами на неё накатывала всепоглощающая тоска. Ей хотелось рвать и метать, кричать и плакать от одного лишь неведения того, что сейчас происходит с её близкими. Живы ли, мертвы ли? А, может, они в плену, где ежедневно страдают? Или они стали вечными узниками новой Нетландии и медленно сходят с ума в новообразовавшейся тюрьме? А она не то что помочь — увидеть их не может! И не сможет. Никогда. Ох, это, наверное, пугало больше всего. Она в незнакомом (хотя иногда казалось, что знакомом) мире живёт за счёт несчастных стариков, не имея никаких перспектив в будущем, кроче развития их же ателье, да и то, до того момента, как правда откроется, и жители перестанут покупать одежду у заразной. И плевать, что работала она исключительно в перчатках и маске, сверху обрабатываемых каждый раз спиртом и какими-то травами, которые ей давала Анита. А отец? Его Бэя, получается, больше никогда не увидит. И не сможет рассказать ему и, возможно, дать пару оплеух, сообщая о том, что у него, оказывается, есть сын. И, естественно, она не сможет никогда спросить у него, кто же является матерью Нила. Вряд ли это Кора, т.к. та родилась на двести с лишним лет позже. Реджина, Зелина и Белль тоже отпадают. Может, Малефисента? Сколько там драконы живут?.. Не-ет, не сходится. Судя по сериалу, та бы не бросила своё дитя добровольно, пусть даже оно от Тёмного. Мила точно не могла быть матерью Нила. Она, вероятнее всего, последний раз в постель с мужем легла ещё до того, как тот на войну отправился, а Нил был на пять-шесть лет младше своей проблемной сестры. — Беллочка, ты чего? Опять плачешь? — склонившись над работающей над эскизами Фай, спросила Анита, мягкой старческой рукой убирая прядь белых волос ей за ухо. — Нет-нет, что вы, — девушка быстро шмыгнула носом и стиснула в руках карандаш. — Просто вдохновения нет. — Так ты выйди и подыши свежим воздухом, оно и придёт, — помогая ещё слабой после травм Бэйлфаер подняться, ласково запричитала миссис Рэдклифф и вывела помощницу на улицу. — Если бы всё было так просто: подышал воздухом, и всё плохое из тебя ушло! — с надрывом выдавила из себя Фай, безрезультатно пытаясь найди хоть один отблеск солнечного света на полностью укрытом серыми тучами небе Лондона. — Тебе просто нужно развеяться; совсем мы тебя заморили работой! Давай-ка мы в четверг сходим с тобой на детский спектакль, все очень хвалят режиссёра!.. — На детский? Вы уверены?.. — скептично изогнула брови Бэя, но в ответ получила вполне себе серьёзный кивок. Делать было нечего. Ей и правда стоило отвлечься, а то так и до сумасшествия недолго осталось… То, что увидела Бэйлфаер, глубоко её возмутило. Хотя, нет. Просто ошарашило, не иначе! Это была мерзкая карикатура, жёсткая сатира над всеми её страданиями и глубокий плевок в её, между прочим, ранимую творческую душу! Таким слащавым Питера Пэна ещё никто не выставлял! И как?! Как Анита только умудрилась повести её именно на тот спектакль, сюжет которого был плюшевой пародией на самые ненавистные для Фай годы жизни?! Конечно, странно было винить её за это, да и в мире второй «я» Бэи таких постановок о сказке Джеймса Барри была куча, но держать лицо невозмутимым (что уж говорить об удовольствии) было просто невозможным. — Стервеллочка, тебе плохо? Или представление не понравилось? Ты так скривилась… — испуганно залепетала миссис Рэдклифф. О-о-ох, лицо Бэйлфаер не просто скривилось. Оно сейчас просто олицетворяло отвращение и ненависть к Пэну, пиратам и, собственно, режиссёру данной постановки. К слову, по окончании спектакля Бэя поспешила найти его, просто чтобы знать придурка«врага» в лицо. Как оказалось, этот самый режиссёр был по совместительству актёром и играл он, к несчастью, капитана Крюка. Видя довольно агрессивный настрой помощницы, Анита поспешила первой заговорить с ним. — Вечер добрый, мистер Дарлинг! — приветливо улыбнулась Рэдклифф. Лицо Бэи резко осунулось, а сжатые в гневе кулаки расслабились. Её сердце, казалось, пропустило парочку ударов, прежде чем она смогла поднять шокированное лицо на не скрывающего своё любопытство при виде неё Дарлинга. Встретившись с его жадными, внимательно изучающими её глазами девушка вздрогнула, и вся спесь окончательно схлынула. Пусть костюм этого человека мало походил на настоящее одеяние вяленой воблы, одно наличие крюка в сочетании с опасным взглядом заставляло её ужасно нервничать и испытывать желание поскорее сбежать отсюда. А то, что этот мужчина имел фамилию её давно ушедшей подруги, и вовсе туманило разум. — Здравствуйте, миссис Рэдклифф, — на автомате бросил Дарлинг, не сводя с Бэйлфаер глаз. — А вы.? — О, мистер Дарлинг, спешу вас познакомить с моей помощницей, Стервеллой! Именно из-под её золотых рук вышло то замечательное платьице для роли Венди, — Фай удивлённо захлопала ресницами, наконец, отходя от ступора. Она настолько была зациклена на своей ненависти, что даже не заметила своё творение, которое почти не исчезало со сцены! — Очень приятно, дорогая мисс-с, — с жутким упоением протянул Дарлинг и взял ладонь Бэйлфаер в свою, чтобы поцеловать, но та мгновенно выдернула её и трепетно прижала к себе, будто обжёгшись. Мужчина не стал зацикливать на этом внимание, но интерес в его голубых холодных глазах заметно возрос. — Мы хотели бы выразить вам наше восхищение проделанной работой. Стервеллочка очень рада, что её работы в хороших руках, — Дарлинг незаметно дёрнулся от последнего высказывания Аниты и неуловимо для женщины поморщился, что, впрочем, не укрылось Бэи. — Если это всё, то я очень польщён, но вынужден удалиться, в связи с большим количеством работы. До свидания, — всё ещё учтиво, но заметно холоднее сказал мужчина, и уже собрался уходить, не дожидаясь ответного прощания, как его остановили такие же морозные слова Фай: — Вообще-то мы здесь не только ради нахваливания вашей постановки, — глаза Дарлинга вновь загорелись. — Пираты вышли так себе. Видно, что вы с ними никогда не встречались, — конечно, она была готова изложить целую тираду о том, в каких местах постановщик ошибся, но обошлась коротким презрением в голосе. — Отчего же? Однажды мне довелось повстречаться с, так сказать, довольно интересным представителем этого, хм, стиля жизни, — хрипло хохотнул Дарлинг, и пока Бэйлфаер не успела сказать что-то ещё, добавил: — Но если у вас есть хорошие рекомендации по улучшению моего спектакля, приходите ко мне в следующую пятницу в шесть на ужин. Я буду рад выслушать все ваши предложения… — Она согласна! — Что?

***

— Анита! Какого чёрта?! — уже который час бушевала Бэя, от волнения и недовольства обошедшая их дом вдоль и поперёк раз двадцать. — Разве ты не видишь, милая? Это просто идеальный шанс для рекламы твоей одежды в высших кругах! — эмоционально всплеснула руками Рэдклифф, будто бы совершенно не понимая, что не так в том, чтобы молодой девушке пойти домой на ужин к почти не знакомому мужчине. — А, может, это ты не видишь, что он позвал меня вовсе не для того, чтобы о постановке говорить? — покачала головой Фай. Не то чтобы она питала иллюзии насчёт своей внешности и привлекательности, но… мало ли вкруг извращенцев? Дарлинга она явно заинтересовала, пока непонятно чем, но это было бесспорно. — Так, всё! Ничего не хочу слушать! Либо ты идёшь, либо.! — Выгонишь меня, да? — горько бросила Бэй и ушла, хлопнув дверью. На улице моросил дождь, но это не мешало Бэйлфаер наплевать на отсутствие шляпы и идти вдоль улиц с опущенной головой, не разбирая дороги. В голове мелькали тысячи эмоций и воспоминаний, беспорядочно сменяющих друг друга. Она думала, что, возможно, вспылила, и не стоило так грубить женщине, приютившей её, но эти мысли сразу же опровергались картинками из прошлого, причём, весьма ужасающего содержания. «Не смей! Жизнь только-только начала налаживаться! Не смей вспоминать это дерьмо!» — откровенно злясь на себя и яро скалясь, Бэй со всей дури пнула камень с мостовой, на которой остановилась, и пнула настолько «удачно», что тот угодил прямиком в голову проходящей внизу старушке. Пожилая сгорбленная женщина слишком юрко для себя дёрнулась, комично расширила окружённые морщинами глаза, подхватила в одну подмышку длинный подол юбки, а в другую костыль, на который доселе непонятно зачем опиралась и быстро помчалась прочь от этого места. — Мэм! Извините-е! — попыталась попросить прощения Фай, испугавшись того, что напугала человека, у которого, возможно, проблемы с сердцем, и даже попыталась догнать старушку, но очень скоро поняла, что это бесполезно, да и тот, у кого проблемы со здоровьем, вряд ли бы мог так бегать, чтоб суметь обогнать ветерана по преодолению джунглей. Плюнув на сумасшедшую старуху и печальные мысли, Бэйлфаер тяжёлым шагом двинулась дальше по улице, и пришла домой только тогда, когда уже даже ей было страшно из-за недостаточной освещённости и шорохов копошащихся в помойках крыс (и бомжей, что уж там). Рэдклиффы ничего осуждающего ей не сказали, но явно не спали до самого её прихода, и, судя по заплаканным глазам Аниты, женщина глубоко сожалела о содеянном. Хотя, Бэя не отметала и того факта, что Анита рыдала, жалея себя. Впрочем, сейчас это неважно. Ей в кои-то веки хотелось нормально выспаться, да так, чтоб до самого обеда. И пусть только попробуют её разбудить!

***

Прямо сейчас Бэйлфаер снова прогуливалась по душному Лондону и чуть не пела о том, какая она независимая и непоколебимая. Сегодня был именно тот день, когда мистер Дарлинг позвал её на ужин, и стрелки медленно приближались к назначенному времени. Однако Бэя вовсе не спешила к нему идти. Более того, она находилась в другой части города, и пешком до дома Дарлинга было, как минимум, полтора часа, а то и больше. Всю неделю Фай и Анита почти не разговаривали, и, как бы Роджер не пыталась их помирить, возникшая неловкость мешала двум женщинам нормально начать диалог. Да и, несмотря на просьбу и красноречивый взгляд, Анита отказалась отменять ужин у Дарлинга, и тогда-то Бэй решила поступить по-хитрому. Она просто свалила из дома пораньше, не сообщая, куда направляется, прихватила парочку незавершённых эскизов карандаши с ластиком, и умчалась в другой конец Лондона, чтобы предаться вдохновению в гордом одиночестве. Если, конечно, ей удастся найти укромный уголок в этом шумном городе. Да уж, здесь всего лишь пятидесятые, а уже такой наплыв эмигрантов и иммигрантов. И план Бэи действительно мог бы оказаться удачным, если бы уже добрые двадцать минут она не пыталась отогнать от себя непрошенное любопытство. Как же всё-таки этот мистер Дарлинг был связан с семьёй, что её приютила лет триста назад? Потомок или однофамилец? И почему он ставил спектакль о месте, о котором могли знать только Венди, да её братья по её же рассказам? В том, что сейчас Бэйлфаер была именно в том мире, куда её забросил портал феи, сомнений не было. По ощущениям это был тот самый «Мир без Магии», в котором была магия, но не суть. А с некоторых пор Фай ясно доверяла своим ощущениям, взять того же Нила, с которым она всегда чувствовала некую связь. «А он ведь даже не знает, что у него есть отец!» — с горькой тоской подумала Бэй и тяжко вздохнула. «Слишком мала надежда на то, что он поймёт это из моих каракулей, если он и их не потерял», — ещё больше загнобила себя Фай, думая о несбыточном. Она больше не заговорит с Динь, Хори и Джасом, не защитит Нила от издевательств, не побудет героем для малышки Эммы, не получит очередной сочувствующий взгляд от Теренса, и не потрётся щекой о мягкую шёрстку Нитки. «Но я всё ещё могу заполучить ответы на некоторые свои вопросы!» — неожиданно воспряла духом Бэйлфаер и, круто развернувшись, быстро зашагала туда, куда никак не хотела идти. К мистеру, чёрт бы его побрал, Дарлингу. Проклиная новую, но крайне неудобную обувь, Бэй прибыла к нужному дому спустя два часа и нерешительно замерла на другой стороне улицы, вдумчиво вглядываясь в довольно знакомое строение. Время не пощадило благородное поместье Дарлингов, но и в запустенье не оставило. Было видно, что нынешний владелец пытался ухаживать за своим домом, судя по современным простым оконным рамам и некрасивой, но прочной железной двери, никак не сочетающейся со стилем викторианской эпохи. Комок из колючей проволоки тяжело сдавил сердце Фай и воткнулся шипами в тяжело вздымающуюся грудную клетку. Когда именно на этой улице, прямо за углом этого самого дома юная потерянная Бэйлфаер в мальчишеских обносках, что нашла на ближайшей свалке, чуть не умерла от истощения, до последнего не желая опускаться до воровства и попрошайничества. Так её воспитывали: не бери чужого! Хотя, если вспомнить, кем, в итоге, стал Румпельштильцхен, да и её матушка-пиратушка, то эти слова были пустыми, звуча из их уст. И именно осознание этого привело её к дому богатой и более менее добродушной семьи, где она толком-то и не поживилась, покусав буханку хлеба, стыдясь брать что-то большее, и тут же была поймана прозорливой и очень любопытной дочкой хозяев. Ну, а что было дальше, и так ясно. Её неожиданно приняли в семью, даже шутили что найдут ей благородного жениха, но потом вдруг пропала Венди, чтобы вернуться и сообщить о намерении Пэна забрать её братьев. Вот тогда-то Бэя и попала в Нетландскую кабалу на целых триста лет. И это было не так плохо, как если бы вместо неё пропали Майкл и Джон, однако она всё ещё была в неведении об их судьбе. Тяжко вздохнув и вытерев холодный пот, Бэя шагнула за угол, спрятавшись в тени. Из дома Дарлинга вышла миссис Рэдклифф с пасмурным выражением лица, а за ней хозяин дома, тусклым взглядом провожая Аниту до такси. Когда машина скрылась среди запутанных улиц города, он стал закрывать дверь, но был остановлен запыхавшейся Фай. — Вечер добрый, мистер Дарлинг, — усмехнулась она, пряча за наигранной уверенностью крайнюю степень волнения. — Вы немного опоздали, мисс Стервелла, — обнажил зубы Дарлинг и отступил в сторону, давая гостью возможность пройти внутрь. На этот раз он был одет в прямые коричневые брюки, а о его актёрском образе капитана напоминали лишь белая рубашка с оборками и алый платок на шее, частично скрытый чёрным жилетом. — Погода была прекрасная, не хотелось тратить почти весь вечер на отсиживание в помещении, — делано равнодушно фыркнула Бэйлфаер. — Во-от как. Что ж, на ужин вы опоздали, но чаем я вас угощу, прежде чем вы побежите по свои глубоко важным делам. Если захотите, конечно, — то ли он обиделся, но ли таким образом дразнил Бэю, но она постаралась не обращать на это внимание, крутя в голове возможные варианты того, как заставить Дарлинга рассказать о своей семье, точнее, о предках. За довольно неплохом по вкусу английским чаем с овсяным печеньем У Бэйлфаер всё же получилось расспросить Джеймса, как мистер Дарлинг попросил его называть, о его театре и всех его спектаклях. Удовлетворённый выбранной темой Джеймс с охотой отвечал, не без доли хвастовства о том, какой он молодец, что сумел хоть немного расшевелить этот серый город своими представлениями. Когда же речь зашла о постановке «Питер Пэн», Фай аккуратно поинтересовалась: — А, как вам вообще пришла идея данного спектакля? Сами придумали или у вас целый отряд сценаристов для этого имеется? — она бросила краткий взгляд за своё плечо. В какой-то момент ей показалось, что кто-то наблюдает за их беседой, но это чувство не вызывало страха или настороженности. Будто следивший, если таковой был, вовсе не представлял опасность. — Нет, что вы. Не стану лгать, но идею данной, кхм, истории мне подкинула моя… двоюродная прабабушка. Та ещё выдумщица, скажу я вам. Всё детство только и жил её сказками, — несмотря на показушно расслабленный и озорной тон, Бэя заметила, как руки Джеймса напряглись, а брови чуть сдвинулись к переносице. Похоже, она нашла то, что искала. — О-о! Постойте, я, кажется, знаю, о ком вы говорите. Её звали Венди. Венди Мойра Анджела… — Она самая, — мрачно оборвал её Дарлинг и поспешил вернуть себе более благодушное выражение лица, но то словно бы заклинило, искажая до неузнаваемости. В какой-то момент Бэй даже стало страшно, но, вспомнив об уродливом чудовищном облике Пэна, она заметно подуспокоилась, понимая, что и не такое пережила, и даже умыкнула со стола ещё одну аппетитную печеньку. — Дже-ейми-и! — скрипуче заверещал чей-то голос со второго этажа, и сразу за ним послышался надрывный старушечий плач, а также звуки биться чего-то стеклянного. — Я думаю, вам пора, — мгновенно вскочил на ноги Дарлинг и, схватив ошарашенную гостью под локоть, потащил её к входной двери. — Кто это так? — тупо выдавила из себя Фай, упрямо оглядываясь на лестницу. — Не ваше дело! — рявкнул Джеймс и вытолкнул Бйэлфаер на улицу. Прям так, без обуви и оставленных на тумбочке эскизов. — Вот урод! — вздрагивая от холода в голых намокших ногах, рыкнула Бэйлфаер, и через несколько минут попыталась вернуться в дом, что у неё получилось, потому что Джеймс в спешке забыл запереть дверь. Попав внутрь, Фай, естественно, не стала просто забирать свои вещи, а сначала решила посмотреть, кто там так истошно рыдал на втором этаже этого, не иначе как маньяка. Повинуясь давно забытым привычкам, Бэя с лёгкостью избежала все скрипучие половицы и ступеньки и подошла к, предположительно, нужной комнате. Оттуда всё ещё доносились всхлипы, пусть и приглушённые, видимо, какой-то тканью. Дверь в комнату была приоткрыта, и Бэя без промедлений вошла в комнату, встречаемая удивлённым взглядом той самой старушки, которую сегодня случайно напугала. Она тотчас же перестала плакать и отодвинулась от плеча Джеймса, чтобы получше разглядеть гостью. — Он вас чем-то обидел, мэм? — строго косясь на сгорбившегося Дарлинга, спросила Фай. — Кто ещё кого обидел, — усмехнулся Джеймс. — Третий раз за неделю сбегает, а потом в тихую возвращается под ночь, — с горечью добавил он, обиженно исподлобья глядя на старушку в потрёпанном, но некогда дорогом платье. — Б-бэя, — заикнулась женщина и мелко задрожала, снова окунаясь в рыдания. Бэйлфаер невольно поддалась вперёд. «Мне послышалось или?..» — Нет-нет, В… бабуль. Это мисс Стервелла. Бэи не существует, помнишь? — быстро залепетал Джеймс, поглаживая свою «бабулю» по морщинистой руке. — Вообще-то, я… — Вам лучше уйти, Стервелла, — настойчиво прошипел Дарлинг. — Сейчас же. — Ну уж нет! — упрямо воскликнула Бэй и плюхнулась с другой стороны кровати рядом со старушкой. — Вы не ошиблись, мадам. Бэя — это моё имя. Точнее, его сокращение. Я Бэйлфаер, — решила выложить все карты девушка, внимательно вглядываясь в знакомые, пусть и безумные голубые глаза этой женщины, в то время как фантазия услужливо красила её волосы в рыжий цвет. — Откуда вы знаете это имя? — шокировано поинтересовался Дарлинг, как-то по-новому начав смотреть на неё. — Я же сказала: это моё имя, — терпеливо пояснила Фай, хотя, на самом деле, терпение было на исходе. «Что здесь, чёрт возьми, происходит?» — только и вертелось у неё в голове. — Б-бэя?.. — со всхлипом снова выдавила старушка и внезапно бросилась с объятиями на Бэйлфаер, чуть не повалив ту на пол, благо, Джеймс вовремя удержал их на кровати. Столпы искр полетели у Бэи из глаз, кровь отхлынула от лица, а темнота стала медленно окружать её хрупкое сознание и сдавливать лёгкие. Дарлинг, заметив состояние гостьи, поспешил оторвать свою родственницу от неё. Фай смогла нормально вздохнуть и услышала это — тот самый запах. У Венди всегда был причудливый вкус ароматов, и, похоже, она не изменила своим привычкам. — Венди, — коротко и утверждающе выдохнула Бэйлфаер с теплотой в голосе. Вот она, перед ней, живая и почти здоровая. Венди согласно кивнула, и взор ей, будто бы, прояснился. Безумная пелена спала, возвращая ясное голубое небо на это старое, но всё ещё по-своему очаровательное лицо. — Триста лет прошло, а ты жива. Что случилось, сестра моя? — спокойно вопрошала Фай. Джеймс медленно и неверяще переводил взор с одной на другую, и Бэя могла поклясться, что слышала, как шестерёнки в его голове совершают бешеные кульбиты. пытаясь переварить подброшенную информацию. Венди ничего не ответила ей, грустно опустив голову, и в разговор снова включился Дарлинг: — Насколько мне известно, она очень медленно старела. Да и, признаться, я сам видел это. За все мои тридцать лет она почти не постарела, выглядя на пятьдесят пять максимум, однако, год или около того назад она резко состарилась до восьмидесяти, как я полагаю, — заботливо убирая седую прядь волос старушки за ухо, затараторил Джеймс. «Могу ли я служить причиной этому? Или всё дело в перерождения Нетландии? Неужели один визит этого острова под покровительством Пэна смог сделать из Венди аномальную долгожительницу? И, что он такого с ней сделал, раз со мной и остальными такого не произошло?» — Это Пэн с тобой сделал? — не подумавши, ляпнула Бэйлфаер и тут же пожалела. Услышав имя рыжего демона, Венди снова разволновалась, и Бэе пришлось скоропостижно уйти, пообещав прийти в гости, когда её позовут.

***

Всю следующую неделю Бэйлфаер и Анита по-прежнему почти не разговаривали, но вторая ходила со столь хитрым прищуром и улыбкой на лице, будто знала, что её помощница всё-таки посетила Джеймса в тот вечер. И, как оказалось, она и правда знала. Бэя таки забыла один из эскизов в доме Дарлингов, и Джеймс передал его семье Рэдклифф с помощью мальчишки-почтальона, подрабатывающего за мелочь. Анита молча приняла от него посылку и аккуратно подсунула Фай, пока та отсутствовала в комнате. И, по словам раскрасневшегося от таких подробностей Роджера, она полагала, что Бэй тогда грубо отказалась от похода к Дарлингу лишь оттого, что хотела пойти в нему одна. Для приватной встречи, так сказать. Данное известие очень разозлило Бэйлфаер и даже вызвало некое отвращение, но вскоре она позабавилась от этого, то и дело встречая преувеличенно лукавые взгляды Аниты. Вообще, было немного странным со стороны Рэдклифф считать, что у Фай было что-то с Джеймсом, ведь она знала о её «некоей болезни», из-за которой все отношения и просто близкие контакты сводились на нет, но Бэй быстро решила всё списать на недостаток образования. Да и, в конце концов, что она хотела от пожилой женщины, что так и не смогла создать семью, о которой всегда мечтала? Конечно, ей, да и Роджеру хочется внуков, и неважно, что приёмных! В общем, время шло, и, наконец, в гостиной Рэдклиффов раздалась трель домашнего телефона. Звонил Джеймс и приглашал Бэйлфаер в гости, дабы повидаться с Венди и заодно ответить на некоторые его вопросы. В тот же день, вечером, Бэя чуть ли не вприпрыжку пришла к дому Дарлингов и чуть не снесла все двери на пути в гостиную, где на диване её ждала вполне адекватно и опрятно выглядящая Венди. Первые пятнадцать минут они молча пили чай, пока сгорающий от любопытства Джеймс не задал свой первый вопрос: — Так, говорите, как вы познакомились? — Мне рассказывать всю правду или только то, во что вы сможете поверить? — ехидно ухмыльнулась Бэйлфаер, выгибая бровь. — М-м-м, всю, пожалуйста. Поверьте, я, в отличие от своих современников, верю в существование некоторых, хм, отхождений от нормы, если вы это имели в виду, — ответно оскалился Дарлинг. — Хорошо. Очень хорошо, — уже не скрывая волнения, выдохнула Фай. Несколько минут она собиралась с духом и, надеясь на то, что её прямо отсюда не увезут в психушку, начала рассказ: — Портал, созданный волшебным бобом, перенёс меня в этот мир, где я вынуждена была выживать, естественно, не имея средств на существование… — она поведала о приютивших её Дарлингах, о пропаже Венди, и чуточку о Нетландии, где оказалась, и также сообщила, что она ныне свободна от власти Пэна, в связи с чем, наверное, Венди начал возвращаться возраст. И снова настала давящая тишина. Не только Джеймс — Венди тоже слушала её в оба уха, то улыбаясь на тёплых воспоминаниях об их жизни вчетвером, когда она сама, Джон, Майкл и Бэй жили в одной комнате и вместе играли, то пытаясь не зареветь от потерянных возможностей. Они могли бы вырасти в одном доме, вместе выйти замуж и родить детей, нянчить внуков и умереть, держась за руки, как верные подруги — нет, сёстры! Но из-за упрямства Венди, из-за того, что она тогда не послушала Бэйлфаер и улетела вместе с Тенью в Нетландию, открыв Пэну дорогу к своим братьям, Бэя триста лет промучалась в одиночестве в этом проклятом месте, а Венди пережила всех своих братьев, детей, внуков, что было самым худшим наказанием для искренне любящего своих родных человека. — Джимми… — неловко прерывая подругу посреди рассказа, хрипло протянула Венди, с мольбой глядя в голубые глаза прапраправнука Джона. Джеймс мутно посмотрел на «бабушку», кое-как отвлёкшись от обдумывания слов Бэйлфаер, что были сродни сказкам, что Венди читала ему в детстве, разве что более реальные жестокие. — Оставь нас. — Ты увере… — Да. — Что ж. Если что, я в соседней комнате. Работаю, — устало вздохнул Дарлинг и медленно, всё ещё неуверенный в решении Венди, вышел из комнаты. Бэя утомлённо откинулась на диван и постаралась улыбнуться, но на её худом измученном лице это скорее походило на оскал изголодавшегося хищника. Благо, Венди не особо придавала этому значения, зная подругу, как свои пять пальцев даже спустя столько лет. — Спрашивай, — вдруг выдала некогда рыжая Дарлинг, проницательно сверкая ставшими мудрыми за долгие годы глазами. — Я думала, ты хочешь что-то спросить, — усмехнулась Фай, на что Венди промолчала, ожидая вопросов. — Ладно. Раз ты позволяешь, то… — она на время замялась, понимая, что если спросит о наличии мужа, детей и т.д., то может расковырять старую рану, т.к. те наверняка уже давно мертвы. Конечно, не открыв ни одной раны, Бэя не получит нужных ответов, но, в то же время, ей не хотелось так сильно тревожить старую подругу. — Расскажи, что сможешь.

***

— Вы уж извините, дамы. Но кое-кому пора спать, — вежливо постучав, к ним в комнату вошёл серьёзный Джеймс, но, увидев смеющихся подруг, невольно и сам улыбнулся. — Да, вы правы. Что-то я засиделась, — вытирая смешинки у глаз, хохотнула Бэйлфаер и встала с насиженного места. — Спокойной ночи, Вен, — махнула рукой она, приближаясь к двери. — До встречи, милая! — в ответ кивнула старушка. Джеймс любезно предложил довезти Бэю до дома, в связи с поздним временем, и та согласилась. По дороге она обдумывала то, что рассказала ей Венди. Как оказалось, Венди была замужем, причём, вышла она по любви за сына генерала. У них было двое очаровательных детей — мальчик и девочка. К слову, над одной из историй о них две подруги и смеялись. Сначала, конечно, история показалась Фай вовсе не смешной: Тень Пэна стала наведываться к сыну Венди. Однако, в процессе выяснилось, что семья Венди довольно быстро избавилась от визитов этой твари: дочке Венди не понравилось такое внимание к её брату, и она облила Тень кипятком, после чего та перестала к ним приходить. Да уж, знай Бэйлфаер о такой слабости Пэновских прислужников, долго бы в Нетландии не сидела… Также Венди рассказала о войне, на которую ушёл муж, о том, как он вернулся, пусть и хромой (на этом моменте Бэй печально улыбнулась), о том, что у неё было целых шесть внуков, почти все из которых разъехались по всему свету. Коротко упомянула о жёнах и детях братьев, о родителях, что тоже скучали по Фай. В общем, жизнь её была обычной, пусть и затянувшейся на столько лет, из-за чего бедная Венди чуть не сошла с ума, став довольно странной старухой. (И что ещё её больше свело с ума — долгая жизнь или резкое старение на несколько десятков лет за год?) Бэйлфаер тоже упомянула в их беседе о своих приключениях в Нетландии, правда, кратко, но не стала говорить о последних событиях и говорить о словах Пэна, который сказал, что Венди мертва. Хотя о найденном брате намекнула, не став заострять внимание на болезненной для обеих теме. — Стервелла… Бэйлфаер, — окликнул её Джеймс уже после того, как они простились, и та вышла из машины. — Не произносите это имя, — сквозь зубы прошипела Бэя, наклонившись к нему. — Хотя бы не на улице! — Хорошо, — послушно кивнул он. — Я хотел сказать… не ждите приглашения в наш дом, — вдруг выдал он, мигом ошарашив Фай. — Приходите, когда хотите и, желательно, почаще. Вы же видите, что с вами ей становится лучше! Помните, какая она была в самом начале? Я слишком её люблю, чтобы позволить ей умереть в безумии и беспамятстве! — выскочив наружу, стал судорожно тараторить мужчина, чуть ли не кидаясь с мольбами на опешившую Бэйлфаер. — Спасибо за предложение. Постараюсь им воспользоваться, — снисходительно ответила Бэя, отойдя от шока, и они, наконец, распрощались до следующего дня.

***

Посещая дом Дарлингов почти каждый день, Бэйлфаер провела ещё один не самый худший год в этом мире. С Анитой она всё-таки помирилась, а та с тех пор не уставала хитро упоминать каждое утро о том, что Фай чересчур часто бывает у Джеймса в гостях. Бэя и не стала её переубеждать, потому что легче было объяснить причину её частых визитов в дом Дарлингов её, якобы, отношениями с хозяином дома, чем желанием поболтать с подругой детства, которая выглядела, как минимум, в четыре раза старше её. А, нет, уже в пять. За это время Венди совсем состарилась и стала забывать, иной раз, сколько у неё пальцев на руках, что уж говорить об остальных делах? Правда, Джеймса и Бэю она, более менее, узнавала, и иногда могла сама начать беседу. Но всё же… — Бэя! Бэя! — к ней в комнату на всех порах ворвалась встревоженная Анита, заставая помощницу за пошивом нового платья. — Что-то случилось? — наивно спокойно поинтересовалась Бэйлфаер, а когда услышала, почему Рэдклифф чуть не плачет, быстро выбежала из дома, поймала такси и помчалась к Дарлингам. — Как она? — чуть не снося все двери на своём пути, воскликнула Фай у бледного, как смерть, Джеймса, прислонившегося лбом к холодной поверхности стены около комнаты Венди, откуда слышался голос участкового врача. Мужчина с бесконечной тоской кинул короткий взгляд на Бэю и тихо промолвил: — Ночью резко поднялась температура, сначала получилось опустить, но потом… вызвал врача, и он сказал, что… она долго не протянет, Бэй, — тяжко вздохнул Джеймс и грубо вытер выступившие на покрасневших глазах слезы. Бэйлфаер и сама была не прочь заплакать, вот только, казалось, все слёзы уже давно выплаканы, и сейчас она нужна подруге и её «внуку». — Я сделал всё, что мог, но… вы можете попрощаться, — выйдя из комнаты, осторожно позволил доктор и отошёл в сторону. Джеймс и Фай мгновенно явились к кровати умирающей Венди. Она что-то бессвязно лепетала, нахмурившись, но ярко, как только она умела, улыбнулась, увидев родных людей. Липкий пот выступил на её висках, а глаза с каждой минутой тускнели. Руки её, обычно по-старчески дрожащие, тяжело покоились вдоль тела. — Джимми, — с трудом сглатывая ком в горле, просипела Венди. Джеймс незамедлительно подал ей воды, но та отказалась. — Продай д-дом… к-ха! Спектакли… не прек-краща-ай их! — она снова закашлялась, и Джеймс с Бэй обеспокоенно переглянулись. — Да-да, бабуль. Конечно, не прекращу, — ласково заверил её он, поглаживая по щеке, т.к. рук, увы, она уже не чувствовала. — Б-бэя… — девушка поддалась вперёд и удивлённо охнула, когда Венди приподнялась чмокнула её в щёку. — П-прости-и, — по-ребячески хихикнула старушка, Фай терпеливо и грустно усмехнулась. — Ш-гкатулка, кха, т-там… он сработает, когда п-придёт в-время! — Бэйлфаер понятия не имела, о чём она говорит, но внимательно слушала, стараясь просто запомнить голос любимой подруги. — Хорошо, Венди. Спасибо, — быстро закивала Фай и, решившись, погладила Венди по щеке голой рукой. Мушки не вспыхнули перед глазами, болезнь в кои-то веки пощадила её, дав нормально проститься с другом. — Я люб-блю вас… — на последнем издыхании прошептала Венди… — И мы тебя! — вместе ответили Джеймс и Бэйлфаер, и Венди обмякла, навеки застыв с теплой улыбкой на лице. Её родные замерли, боясь вздохнуть, и лишь спустя самые долгие в их жизнях пятнадцать минут закрыли ей глаза и рухнули у кровати, погружаясь в мученический сон.

***

Похороны не были пышными, но не из-за жадности Джеймса, а оттого, что из близких у Венди остались только он да Бэя, а посторонних звать не хотелось. И вряд ли бы из этого вышло что-то достойное, что Дарлинг, что Фай все траурные дни ходили, как в тумане, и хорошо, если не забывали поесть, а то так бы и завяли вслед за Венди, просто-напросто не чувствуя голода. Однако всему приходит конец: и полгода не прошло, как Джеймс и Бэйлфаер стали возвращать свою жизнь в прежнее русло, поняв, что их скоропостижная гибель из-за уныния — совсем не то, чего хотела бы для них Венди. Так, пытаясь отвлечься от грустных мыслей, Дарлинг по совету одного из знакомых занялся рисованием. Правда, все его картины были чёрно-белыми по неясной причине. Что касается Бэй, то она могла с точностью сказать, что ещё никогда не была такой разбитой — даже когда металась по Нетландии, не зная, живы ли члены её семьи. Может, это оттого, что тогда у неё была надежда на лучшее, а сейчас ответ однозначен — Венди мертва, и исправить это никак нельзя, Франкенштейн подтвердит. Однако Фай не отставала от Джеймса, с которым довольно быстро успела сдружиться, и, вдохновившись его картинами, стала настоящей Стервеллой де Вилль, т.е. начала создавать чёрно-белую одежду с намёком на одержимость далматинцами, и даже принесла одного щеночка из их рода Дарлингу, чему тот был, на удивление, рад. — Ну, как тебе? — демонстрируя Бэе свою новую картину, спросил заляпанный почти с ног до головы в краске Джеймс, нервно покусывая кончик кисти. — М-м-м, здорово. Давно не видела таких хороших работ в супрематизме… — Это фовизм. — А, кто эта женщина, что присутствует у тебя почти на всех картинах? — внезапно задалась вопрос Фай, ясно замечая что-то знакомое, но всё же пока не уловимое в девушке с картин друга. — Ты, — просто и глухо ответил Дарлинг, критично осматривая собственное творение. — Сходство, однако, неопровержимое, — шокировано подняв брови, протянула Бэйлфаер. — Пойдём, — махнул рукой Джеймс, зовя её за собой. Он привёл её в комнату, а точнее, в кладовую, где Бэя раньше никогда не была. Когда мужчина включил свет, она невольно ахнула. Картин здесь было очень много, и на всех из них присутствовал один и тот же персонаж в разных стилях — Стервелла де Вилль. Привыкнув к освещению, Дарлинг повёл Фай к мольберту, стоящему в другом конце комнаты. — На самом деле, я начал рисовать ещё полтора года назад, когда впервые увидел тебя на рынке, — признался Джеймс несколько смущённо. — Меня зацепили твой стиль, твоя необычная внешность… Это был как глоток свежего воздуха, после того, как Венди стала… — он помолчал минуту. — В общем, вскоре пришлось забросить это дело из-за работы. Наш театр тогда ещё принадлежал другому человеку, далёкому от искусства, и я решил выкупить здание, — Дарлинг снял пыльную тряпку с картины на мольберте. — К сожалению, у меня так и не вышло закончить эту картину. И, не поверишь, но т.к. ты являешься моей, так сказать, музой, и хорошо разбираешь в моде, посоветуй, что мне сделать с платьем на портрете. Может, покрасить в горошек? Или полоску? — Бэйлфаер внимательно оглядела тощую, но элегантную фигурку на портрете и ответила: — В красный. Покрась его в красный… И образ Стервеллы был завершён. На следующий день Джеймс снова позвал её в гости, но на этот раз не ради картин. Чуть ли не с порога он накинулся на неё со странной бирюзовой шкатулкой в руках, что-то лепеча про Венди и её завещание. — Можешь ещё раз повторить? — Венди не любила украшения, и я очень удивился, когда нашёл у неё эту шкатулку неделю назад. Я не смог открыть её и забыл на время, но утром она попалась мне на глаза, когда я прибирался, я снова попытался открыть её и случайно уронил, замок сломался и вот, — он легко открыл ювелирное изделие и вытряхнул на подставленную ладонь Бэи маленький полупрозрачный камушек золотого цвета. — Это для ожерелья? — недоумённо пробормотала она, но с трепетом погладила большим пальцем необычную вещицу, и сразу же после этого в шоке замерла. Фай поднесла «камушек» к лицу и осмотрела его со всех сторон. — Я вижу, ты знаешь, что это за вещь, — с надеждой на объяснения, сказал Дарлинг. — Да. Это волшебный боб.