В однушке

Он отдал бы всё на свете, чтоб остаться одному *** 23 декабря, среда Шум холодильника. Чашка ароматного чая. И пар, поднимающийся от кипятка в потолок. Один из способов, который выбрал Дилюк, чтобы расслабиться. Тишина и спокойствие. Никого дома. Это ли не идиллия? Ничего не сможет испортить вечер, кроме… Стук в дверь. Глубокий вдох. Такой же выдох. И это всё прозвучало не из-за раздражения в виду перерыва тишины, а будто предчувствовалось что-то неладное. Дилюк встал из-за стола и подошёл к входной двери. Секунды две он держал ладонь на ручке, после чего раздался повторный стук, и он резко отворил дверь. За порогом, облокотившись о косяк, стоял в хлам пьяный Кэйа. Глаза его были закрыты, а сам он улыбался, щёки горели алым пламенем. — Ты чего пришёл, — холодно отрезал Дилюк. — А, чего, я прийти не могу? — мягко спросил тот. — Ну, и что ты стоишь там, шатаешься? Проходи! Кэйа молча переступил порог и, недолго думая, повис на шее Дилюка. — Ты чего опять такой грубый? Побудь, пожалуйста, со мной, — томно протягивал он. — Ты опять в дребезги пьян, идиот! Какого чёрта ты это делаешь?! Твою ж мать, как я тебя ненавижу! — не выдержав, начал кричать Дилюк. Это повторялось снова и снова: Кэйа веселился, напивался, сливал все свои, итак немногочисленные, деньги и приходил за спасением к Дилюку, ведь больше отсыпаться ему было негде. Дилюк думал, что Кэйа образумится и поймёт, что нельзя заливать в себя столько литров алкоголя, тем более сливать на него последние гроши. Что так до зависимости недалеко и такими темпами его точно выпнут из дома. Он даже пытался говорить с ним на этот счёт, но какими бы серьёзными не были лекции, Кэйа лишь закатывал глаза, и ситуация становилась всё хуже. — Ты вообще меня слышишь? Когда ты уже прекратишь напиваться в хламину, хренов алкоголик?! И откуда ты вообще берёшь деньги на это? Стой, только не говори, что это те деньги… — Дилюк, злясь и вопрошая, тряс парня за плечи, в готовности отбросить уже его от себя, но Кэйа прервал его монолог, прикоснувшись к нему ладонью и аккуратно проведя по лицу. — Какой же ты красивый, Люк, — искреннее восхищение светилось в его глазах, а рот расплылся в пьяной, но милой улыбке. — Да с тобой не о чем говорить сейчас! Иди, отоспись, — Дилюк помог дойти парню до дивана и, аккуратно уложил его, накрыв одеялом, предварительно сняв одежду. Вскоре возле дивана появился тазик, полотенце и стакан воды, на случай если бедняга проснётся от рвотного позыва. Часы показывали около двенадцати ночи. Дилюк всё время с прихода Кэйи провел на кухне за телефоном и, раздумывая о своём. Один раз за все три часа было слышно, как в соседней комнате парень встал и, будто бы зная, что для него всё приготовлено, сделал свои дела, а когда его страдания рвотой прекратились, отпил глоток воды и снова мертвецки вырубился. В конце концов к половине первого ночи на кухню заявился, кажется, приведённый в порядок Кэйа, по крайней мере, он был одет, умыт и сейчас, с лёгкой улыбкой недоумения, шагал напрямую на кухню к разъяренному Дилюку. — Что-то случилось? — осторожно спросил он. — Угадай, что случилось! Ты, блин, случился! Ты, долбанный алкаш! Ты опять пропил все деньги, которые я тебе давал на лекарства матери! — Стой, подожди… — Кэйа попытался что-то сказать, но собеседник не дал ему этого сделать. — Перестань оправдываться, чертов эгоист! Ты как паразит живёшь за мой счёт и счёт своей бедной матери! И не удивительно, что она тебя ненавидит! — Что… — Кэйа не понимал, что происходит, но слова Дилюка сильно задели, и на его глазах стали наворачиваться крупные слезы, — нет, ты врёшь! — Перестань лгать самому себе! Я уже устал это терпеть, как ты не понимаешь?! Ты всегда шутишь, что она тебя не любит и при любой возможности выгонит из дома, но это так и есть. И в этом вина не того, что ты изначально был не желанным, а это твоя собственная вина. Ты ничего не делаешь и делаешь только хуже, делаешь всё, чтобы тебя продолжали ненавидеть. Буквально за несколько секунд, всего от нескольких слов, Кэйю бросило в дрожь. Его трясло, словно в конвульсиях, страх тряс его изнутри. Он не хотел этого слышать. Он не хотел слышать этих слов. Этих слов Кэйа боялся больше всего в жизни. И эти слова произнёс Дилюк. — Просто признай это наконец. Кэйа не мог ничего сказать в своё оправдание. Он не знал, нужно ли что-то говорить, ведь его кажется уже, всего за несколько секунд, разнесли в щепки. Нельзя выиграть бой, если он заранее проигран. — Нет… — он поднял свои опущенные глаза на Дилюка и, кажется, гнев разгорелся в них, — нет! Я думал, хоть ты это понимаешь, но видимо никто! — Тут, понимать нечего. Ты просто ленивый молодой алкоголик, который заранее себе придумал, что у него ничего не получится. — Значит, вот как ты меня видишь, да?! А то, что я уже полгода работу по специальности найти не могу, это я тоже придумал?! И то, что моя матушка сама в жизни не состоялась и теперь с переменным успехом кассиром работает моя вина?! И то, что она меня заставляла четыре года на юриста отпахивать, чтобы я мог нас обеспечивать тоже? — Не смей в свою защиту обвинять бедную женщину! А ты хоть какую-то ещё работу искать пробовал?! — Ну, нет, на жопе смирно сидел, мне же больше делать нечего. Чтоб ты знал, меня уже все директора фастфуда за километр обходят, чтобы ни в коем случае к ним не пристал со словами: «ну, примите меня, пожалуйста, я Вам всех «у нас достаточно сотрудников» собой заменю», а на счёт уборщиков, то «ну, какой из тебя уборщик, ты же мужчина, получше себе работу найдёшь». Теперь мне понятно, что не нужно было оберегать всех вокруг от своих проблем. Не нужно было их от всех скрывать! Потому что все вокруг потом думают, что ты нихуя не делаешь, что ты тупой кусок дерьма, который только пиздострадает, вместо того, чтобы что-нибудь делать! Да что толку вам что-либо объяснять! К чёрту! Сейчас Кэйа бы отдал все на свете, чтоб остаться одному; но он сам чувствовал, что ни одной минуты не пробудет один. Он хотел остаться маленькой песчинкой в этой комнате, чтобы больше никого не видеть и ничего не чувствовать. Он хотел, чтобы этот сраный Дилюк растворился в воздухе и не смотрел на него так, будто он пачкает его глаза. Но сам Кэйа абсолютно чисто осознавал, что именно Дилюк вытащил его из омута проблем и задолженностей. И именно Дилюк и, никто больше, примет его в свои объятия в знак скорби и сожаления тому, что всё сейчас происходит. Прижимая к себе заплаканного Кэйю, он потом заправит его пряди волос за ухо, чтобы они не липли и не мешались, уткнется носом в его макушку и пока Кэйа не видит, с ресниц Дилюка тоже упадёт одинокая, но такая крупная слеза. Но сейчас всё не так. Всё будет хорошо, через какое-то время, но не сейчас. Сейчас два диких зверя сквозь напряжение смотрят друг другу в глаза, в готовности перегрызть глотки. Взаимные ругательства и обвинения сыпались без конца и ещё очень долго. Каждый стоял на своём, будто от этого зависит его жизнь. Но при этом, неприязнь ранить друг друга и делать больно себе присутствовала у обоих. — Заткнись. Я не собираюсь больше слушать ни единого оправдания в твой адрес, — отрезал Дилюк и направился к выходу из квартиры, — вернусь, когда осознаешь свою ошибку. Направляясь к двери, он резко задел Кэйю плечом. Дилюк уже держал ладонь на дверной ручке, но услышал, как что-то упало. Он обернулся. Дилюк наблюдал, как Кэйа упал на колени и сейчас умоляющим взглядом с протянутой рукой смотрел на него. С лица Кэйи слезы потекли ручьём. Захлебываясь, он закрыл лицо руками и склонился лбом к полу. — Пожалуйста, не уходи! — его жалобный голос сорвался на истерический крик, он хотел успокоиться, но в таком состоянии это было глупо пытаться сделать, — я не смогу без тебя, пожалуйста! — он, хрипя и срывая голос, кричал. Кричал и кричал, будто бы думал, что Дилюк, находящийся в пару метров от него, никогда его не услышит. А Дилюк, кажется, и вправду не слышал. Он смотрел на Кэйю, но не видел его, словно смотрел сквозь него. На его ледяном лице не было ни единой эмоции, будто он был не способен на них. Он всё смотрел и смотрел, смотрел и смотрел, как будто ему это было в утеху, видеть как родной человек надрывается в истерике на полу. Дилюк отпустил ручку двери. Он медленно сделал шаг к Кэйе. Потом ещё один более уверенный. И ещё пару. Он сел на пол возле Кэйи и, подняв его с пола, перекинул его руки себе за шею. Они просидели так с минуту, после чего Дилюк без какой-либо эмоции произнёс: «Пойдём спать. Поздно уже», и, подняв беднягу с пола, отнес его на кровать. Они лежали в обнимку. Кэйю ещё иногда передергивало, как это и бывает от слёз. Дилюк лежал с закрытыми глазами, уткнувшись в макушку Кэйи. Его волосы пахли так по-родному. С ресниц Дилюка медленно скатилась слеза. Но никто, кроме самого Дилюка никогда не узнает, что в эту ночь, это была далеко не последняя и не единственная слеза на его лице. *** Он отдал бы всё на свете, чтоб остаться одному; но он сам чувствовал, что ни одной минуты не пробудет один.