Через край

Дыши. Просто дыши. Голоса кружились вокруг него, так сильно, что этот гул отдавался в ушах. Громкие аплодисменты тысяч людей лишали его каких -либо чувств. В ушах неровно стучало сердце. Дыши, Юри. Успокойся. Его одежда стала обжигающе горячей и прилипла к коже. Ледяной гель на его волосах. Холод катка. Сумасшедшее биение его сердца в груди было резким и болезненным. Успокойся, сфокусируйся. Зрение туманное и искаженное. Свет ослеплял его, куда бы глаза не посмотрели. Слезы хлынули быстро. Не плачь. Не паникуй. Просто дыши. Запах еды рядом вызывал тошноту. Запах одеколона на его теле вызывал отвращение. Не плачь. Не плачь. Не плачь- Он должен был уйти. Мир вокруг него обрушился, стремясь поглотить его целиком. Он не мог дышать, не мог думать. Ему нужно было бежать. Поэтому он побежал. Его слезы размазали легкий сценический макияж, который он носил во время своих выступлений. Легкие горели, ноги болели. Он бежал и бежал, прочь от громких криков зрителей, прочь от ослепительных огней. Он залетел в неиспользуемую комнату (Бог-знает-где) в здании. Руки крепко зажали уши, глаза закрылись так сильно, что он подумал, что они могут лопнуть под действием силы. Дыхание затрудненное, хриплое, почти невозможное. Желудок скрутило, как будто его вот-вот вырвет. Пол холодный и твердый, усиливающий чувство боли. Я. Мне нужно… Нужно… Чья-то рука легла ему на плечо. Слишком жарко, слишком грубо. Он тут же отпрянул от неё. Задыхаясь, желая, чтобы земля разверзлась и потащила его вниз. Подальше от страданий существования. Голос, зовущий его. Оглушительные, острые кинжалы в ушах. Его руки сжались вокруг ушей. Желая, чтобы его чувства ушли. Не в силах пошевелиться, не в силах дышать. Нужен… моя… мой. -...ри? Юри? Ты слышишь меня? Глаза распахнулись. Отчаянно ища источник звука. В поле зрения появляется размытая фигура, серебряная бахрома безошибочно узнаваема. -В…В-Вик… — Он так старался произнести его имя, позвать на помощь. Но он не мог произнести эти слова. Он не мог придумать, что хотел сказать. Но Виктор знал, что он пытался сказать. Три года, проведенные с ним, подготовили его к таким масштабам потрясениям Юри. С болью в сердце, за свою бедную любовь, он порылся в сумке. Из его глубин он извлек длинный тонкий предмет, концы которого были соединены, а длина скручена и изогнута. Виктор натянуто улыбнулся и осторожно убрал руку от уха Юри, вложив в нее предмет. Взгляд Юри метнулся к знакомой вещи. Он медленно взял его обеими руками и осмотрел, в его перегруженном мозгу что-то щелкнуло. Это был его клубок, его любимая игрушка. Из — за своего неудобного положения он медленно крутил и искривлял игрушку, находя прикосновения такими нужными. Виктор наблюдал за постепенным улучшением его физического состояния — дыхание становилось легче, слезы переставали литься, — он тихо вздохнул, с облегчением, когда Юри повернулся к нему. — Вот он — мой прекрасный мальчик, — мягко прошептал он, все еще стараясь говорить не слишком громко, потому что Кацуки все еще сильно чувствителен. Юри все еще не понимал ничего, но посмотрел на своего возлюбленного. -Я… я… С… — Он так старался это сказать, сформулировать простое предложение, но, казалось, его мозг еще не был готов выполнить эту задачу. Никифоров сочувственно посмотрел на него и едва удержался от желания обнять хрупкого, перевозбужденного фигуриста. Поэтому он с легкостью поднял Юри на ноги и медленно вывел его из комнаты. К счастью, он уже закончил свою программу, поэтому они смогли тихо выскользнуть из здания, (избегая репортеров любой ценой), и поймать такси, которое доставило их обратно в отель. Виктор уговорил своего любовника лечь в их общую постель после того, как помог снять его одежду и накинул толстое одеяло на его слегка дрожащее тело. Игрушка была оставлена, из-за очень симпатичного бойфренда, с волосами которого Юри слегка играл, пока усталость не настигла его. Поднеся руку к лицу, он закрыл глаза и погрузился в тихий, мирный сон, а Виктор крепко прижимал его к себе.