Ветер перемен

- Пошевеливайтесь, обезьяны безрукие, да побыстрее! Работа сама себя не сделает; поднять паруса! Крик боцмана огласил палубу с последними лучами закатного солнца, после чего прозвучал колокол, возвещающий об отплытии, и самые крепкие из моряков схватились за канаты да потянули морского гиганта навстречу морским волнам, пыхтя от натуги. Как только дело было сделано и все оказались на борту "Миража", жизнь закипела здесь с утроенной силой, превратив судно в гудящий муравейник, где каждому отведена своя роль. Юная Мария Макэффой же по настоянию капитана расположилась в отведенной ей каюте, под чутким присмотром слуг, чьей обязанностью помимо выполнения привычных поручений было и следить за девушкой. Вернее будет сказать, за ее сохранностью на время плавания. Как бы то ни было, суеверность матросов давала о себе знать, и многие их не упускали возможность упрекнуть своего капитана в опрометчивости принятого решения, а потому речи о том, что "баба на корабле - это всегда к большой беде" полились из уст моряков с момента отплытия. Девушке разрешили показываться на палубе лишь с наступлением вечера, когда большая часть недовольных ужинала в кают-компании, и на борту " Миража" оставались проверенные мистером Смитом. Впрочем, и за них он до конца не мог поручиться. В такие минуты, прогуливаясь вдоль резных бортов под шум набегающих волн и болтовню матросов, Мария каждый раз открывала новый для себя мир: чарующий, притягательный и, можно сказать, в какой-то мере загадочный. В закатный час огромного небесного светила темная и непроглядная морская гладь, словно изголодавшийся зверь, разинувший пасть в предвкушении желанной пищи, медленно, но неотвратимо поглощала теплые, похожие цветом на спелые апельсины рассеянные лучи солнца, насыщаясь невероятной пестротой красок. Могучий ветер-вечный погонщик лохматых тяжелых туч, простирающихся куда только хватает глаз, и покровитель бороздящих моря и океаны кораблей, перед наступлением темноты утихал, а вой его становился похожим на ласкающий слух шепот стыдливой барышни. Небосвод озарялся багряным заревом, от великолепия которого невольно захватывало дух и возникало впечатление, что смотришь на полотно одаренного художника, старающегося во всей красе запечатлеть чарующие виды божественного мироздания. Чайки лениво парили над морем, раскинув длинные крылья и крича что-то на своем, никому неизвестном, причудливом языке и лишь изредка усаживались на бизань-мачту, откуда наблюдали за закатом. Никогда прежде девушка не видала такого зрелища и, возможно, именно потому-то эти волшебные мгновения настолько сильно запали в душу. Ощущение необъяснимой свободы при взгляде на бескрайние морские просторы, освежающий бриз в лицо, протяжный скрип деревянного исполина, который бессилен перед могуществом водной стихии, крики чаек над головой, запах сваренной на совесть кока похлебки, что тянется из кают-компании, ворчание матросов и их разговоры о чем-то своем за трубкой крепкого, но премерзкого табака. Было во всем этом нечто едва уловимое, непостижимое для обычного человека, прожившего всю свою сознательную жизнь на суше и не помышлявшего о том, чтобы даже на миг нарушить привычный уклад вещей. Сколько Мария себя помнила, покойный отец всегда только и рассказывал дочери об бесчисленных опасностях, что поджидают незадачливых моряков во владениях Посейдона, но никогда не упоминал о непередаваемом великолепии моря, хотя сам в бытность частенько сопровождал отца во время плаваний. Возможно, мужчина предчувствовал, что его дочери когда-нибудь обязательно доведется побывать на корабле и проникнуться обманчивой прелестью морской жизни, потому-то и он делал все, что было в его силах, лишь бы Мария никогда не повторила его досадной ошибки. Размеренная и относительно спокойная жизнь на борту «Миража» текла своим чередом около трех недель, и за это время не произошло ничего такого, к чему команда не была бы готова. Однако все изменил разыгравшийся не шутку шторм, приключившийся одной безлунной ночью и унесший души пятерых бедолаг. Матросы тут же поспешили обвинить в этом капитана и его пресловутую барышню и, вследствие этого, дисциплина на судне пошатнулась, отчего отныне Макэффой строго-настрого было запрещено выходить из каюты, а для пущей осторожности к ее дверям на ночь представлялись люди короны. Удивительно, но даже в таком мало приятном для себя положении вещей Мария умудрилась отыскать положительные стороны, например, знакомство с молодым помощником кока — Генри Томпсоном. Юноша оказался на удивление приятным собеседником и слушателем, да и к тому же был мастак попадать во всякие переделки, о чем с упоением поведывал Марии. Веселый, улыбчивый и находчивый парень выделялся на фоне многих хмурых моряков дружелюбием, а потому не мудрено, что невольная гостья «Миража» очень быстро нашла с ним общий язык. А необычная речь с характерным ирландским акцентом и забавной кортавостью даже придавала копопатому матросу с выразительными серыми глазами некое подобие шарма. Вот и сегодня перед оправлением ко сну ночную тишину нарушил тихий стук в дверь каюты мисс Макэффой, возвещающий о посетителе. - Капитан велел отнести вам поесть, мисс. Дымящаяся пиала с жидкой кашей — привычная каждому матросу с юношеских лет и самая неприхотливая в приготовлении пища тот час же перекочевала из рук юноши на стол перед юной аристократкой, и порядком поднадоевший запах нещадно ударил в ноздри изнеженной аристократке. Нет, она не ожидала, что во время плавания ее будут потчевать, как особу королевских кровей да тратить ценные запасы провизии, но к исходу недели грешным делом надеялась увидать хоть-то кроме, опостылевшей склизкой пищи да трех сухарей. - Спасибо, мистер Томпсон, но я пока что не голодна. Подавив тяжелый вздох и скользнув безынтересным взглядом по пиале, Мария пригласила помощника кока присесть рядом и положила руки на колени, где минуту назад покоился небольшой молитвенник. Повторять дважды молодому человеку не пришлось: тот быстро плюхнулся на персидский ковер, принесенный сюда из каюты капитана и занял место напротив девушки, скрестив ноги «по-турецки». - А и п’авильно, она сегодня и п’авда очень пакостная, - Генри замолчал на миг и тут же продолжил, заговорчески выудив из-за пазухи наливное румяное яблоко, - поэтому я пг’инес вам кое-что по-лучше. - Спасибо.- улыбнувшись уголками губ, девушка с готовностью приняла скромный подарок и, разделив его на две половинки, протянула одну юноше. - Полагаю, это единственное, чем я могу вас отблагодарить за доброту; я буду скучать по нашим беседам. Томпсон охотно взял яблоко, но есть не стал; запустив свободную руку в темно-каштановую шевелюру, он бросил взгляд серых очей на окно, за которым догорали последние лучи закатного солнца. - Что вы будете делать после нашего прибытия в порт? Останетесь на корабле или.. - Нет, мисс, плаваний с меня достаточно; не мое это — качка, вонь мат’осов, тумаки ни за что ни п’го что. Лучше уж я найду себе дело на суше, чем останусь с мятыми боками или полечу за бо’гт после попойки одно из этих джентльменов. Он показал себе за спину большим пальцем и с долей грусти усмехнулся собственным словам. За небольшой срок своего пребывания на грешной земле Генри Томпсон научился всегда быть начеку, дабы обыкновенно сохранить свою жизнь на улицах Англии и вовремя успеть унести ноги подальше от беды, а потому насквозь видел матросов и понимал, что от мимолетного ножа в брюхо его спасет лишь удача. Впрочем, старуха негодница никогда ему не благоволила юноше, и он с ранних лет привык доверяться животному чутью, которое, к слову, его никогда прежде не подводило. Сейчас же оно буквально кричало бежать со всех ног с этого треклятого суденышка. - Что же, желаю вам удачи в нелегком пути, мистер Томпсон. « Если ему так не по душе морская служба, то почему он отправился в плавание? Неужели нужда в деньгах оказалась так сильна, что заставила переступить через самого себя, рисковать жизнью? А я, имея все необходимое, еще смею быть недовольна своей участью...» Юная Макэффой бросила украдкой печальный взгляд на помощника кока, затем на плошку с кашей и отчего-то ощутила прилив вины. В памяти всплыл образ тех ребятишек на улице Лондона, бежавших на ее каретой и жалостливо заглядывавших в глаза. « Неужели это правильно? Одни живут на широкую ногу и ни в чем себе не отказывают, а другие вынуждены каждый день бороться за то, чтобы проснуться по утру?» - Я, наверно, пойду, мисс, старик Адамс не об’адуется, если узнает, что вместо га‘боты я п’охлаждаюсь с барышней. Согласно привычке, Генри улыбнулся во все целые зубы, спрятал половинку яблока в складках потрепанной одежды, отряхнул широкие штаны чуть ниже колен от невидимой пыли и, коротко кивнув, поспешил скрыться за дверью. Как только она за ним захлопнулась, девушка сняла давящую обувь, залезла с ногами на низкую кровать, развернувшись лицом к темнеющей морской глади. Из-за невеселых размышлений аппетит совсем пропал, и даже сочное яблоко, заботливо принесенное юношей, не могло скрасить ситуацию. Как мало она знает о Нассау, о порядках и законах этого оторванного от прочего внешнего мира месте, о людях, населяющих его. Ощущение падения в бездну неизвестности пугало неокрепший разум девушки и зарождало в душе девушки бурю сомнений. Сказочное путешествие стало терять свои волшебные краски, а новый прожитый день на борту «Миража» лишь отсрочивал неизбежное. Ее благополучие опять будет целиком и полностью зависеть от другого человека, а самой Марии придется тому безропотно подчиниться. Ведь так и поступают все благородные дамы, верно? Молча и стоически переносят все удары судьбы, вручая свою жизнь ей в руки. Ближе к полуночи «Мираж» оживился и на крики несших службу моряков один за другим из кубрика стали вылезать сонные моряки, проклиная на чем свет стоит шутника, по вине коего их подняли. На следующее утро Мария со слов Генри узнает, что причиной шума сделался один из матросов, знатно подвыпивший после скудного ужина, на спор с товарищем полез по вантам на «воронье гнездо» и,понятное дело, не удержался да и расшибся насмерть. Дело на корабле это частое, а потому, лишнего крику не было. Разве что капитан, заспанный и раздраженный тем, что его потревожили в столь поздний час, на палубе поспешил вступить в перепалку с боцманом, набросившись на того с обвинениями в несоблюдении дисциплины и угрозами о расправе. Вместе с тем все новые и новые зеваки покидали свои гамаки и устраивались у фальшбортов, дабы поглазеть на ругань старших на судне, а потому никто и не обратил внимания, как маленькая юркая фигурка поднялась по лестнице на капитанский мостик и незаметно для всех прошмыгнула в открытую дверь каюты мистера Смита, откуда выбежала по истечении пары минут. Со временем суматоха улеглась, матросы, проклиная забулдыгу на чем только свет стоит, возвращались во мрак нижней палубы, а разгоряченный спором мистер Смит усиленно протирал блестевший от пота лоб. Из всевозможных человеческих изъянов, что могут сослужить дурную службу уважаемому офицеру, бог наградил мужчину исключительно вспыльчивым характером и неумением держать себя в руках. Порок сей проявился еще в далеком юношестве, и, увы, вместо того, чтобы с годами исчезнуть подобно росе по утру, лишь сильнее развивался и в конце-концов окончательно поглотил мужчину. Должность капитана окончательно развязала ему руки, и частенько на судне Чарльза Смита слышались звуки ударов коварной девятихвостки, сопровождающиеся стонами да криками провинившихся бедолаг, кому не посчастливилось испытать терпение вершителя закона на судне. Будь на то его воля, он бы всыпал парочку плетей и боцману за наглое поведение, да только положение моряка в команде к этому никак не располагало. Прилюдно высечь того, кто заручился уважением и любовью команды — значит подписать себе приговор; вряд ли найдется смельчак, который с радостью примет новость о мятеже и собственном повешении на рее. Сделав несколько глубоких вдохов полной грудью и немного успокоив нервы, мужчина приказал рулевому брать курс на Юго-Восток, а после того вернулся в каюту и завалился спать. Было ли дело в тусклом свете свечей, усталости или обыкновенной невнимательности, но Чарльз Смит не заметил не беспорядка на рабочем столе, не выдвинутого ящика, где покоилась его самая большая ценность. К утру море успокоилось и случился полный штиль, отчего жара стала совершенно невыносимой. На палубе остались лишь самые необходимые люди да юнги, надраивающие полы, и Мария со своей стороны справедливо сочла глупостью упускать возможность развеяться и отдохнуть от переживаний, а потому без долгих колебаний направилась к капитану. Благо, следующий день выдался для мистера Смита гораздо приятнее, нежели вчерашний, и покладистость его сыграла девушке на руку, хоть и нахождение ее было строго ограничено по времени. Но юная аристократка обрадовалась и этому. Душная каюта и однотипные виды из иллюминатора изрядно надоели мисс, а в купе с постоянной качкой, вызывающей тошноту, сделали пребывание в каюте сродни изощренной пытке. Выпорхнув от капитана, она стремительно сошла по ступеням узкой лестницы вниз и, не обращая внимания на ставшие обыденными осуждающие взгляды моряков, положила обе руки на борт корабля и прижалась к нему. Солнечные лучи, опаляющие лицо, щекочущий нос просоленный воздух, едва ли ощутимый ветер, игриво перебирающий длинные локоны причудливого цвета волос, «грибные шляпки» разноцветных медуз, виднеющиеся на поверхности моря и опьяняющее чувство свободы. Если это не счастье, то что же? С наступлением изнуряющего пекла юная Макэффой вернулась в каюту и все последующие три часа провела в чтении одной занятной книжицы, позаимствованной у мистера Чарльза Смита. В ней подробно описывалось искусство мореходства, рассказывалось, как следует правильно составлять и читать морские карты, как отличить подделку от неповторимого оригинала, находить путь по звездам, вступать в бой, соблюдать законы на чужой территории и следует поступать с захваченным или брошенным судном. Все эти записи не вызвали бы ни малейшего интереса у любой другой дамы, и книга непременно так и осталась бы не тронутой, но в Марии Макэффой она по неведанным причинам пробудила живой интерес. Простой слог, оставленные на полях пометки на скорую руку, бесчисленное множество терминов, от обилия которых кружилась голова, подробный план строения всех кораблей от носа до кормы, оснащение, разбор сильных и слабых сторон деревянных исполинов. Поток информации настолько поглотил с головой юную деву, что обессиленная чтением гостья «Миража» и сама не заметила, как уронила голову на мягкую подушку и провалилась в сон. *** Сложно сказать, сколько времени прошло с момента, когда смотрящий на вороньем гнезде информировал капитана о редких кораблях на горизонте , но точно достаточно, чтобы многие на борту торгового судна расслабились и перестали уделять должное внимание происходящему. Потому-то и пронзительный крик матроса Гиббонса, увидавшего в трех румбах от каравеллы паруса линейного корабля без опознавательных знаков, не сразу произвел должный эффект. Замешательство сыграло злую шутку с командой «Миража», ибо судно неминуемо шло на сближение, и предупредительная пальба могла быть расценена, как угроза. Тем не менее, было принято пустить несколько ядер по правому борту в направлении неприятеля, дабы заявить свои права на пересечение этих вод и продолжить путь дальше, позабыв о досадном недоразумении. Как же велико было потрясение мистера Смита, когда в ответ на предупреждение, взору его открылся потрепанный и хорошо знакомый каждому мореплавателю алеющий флаг с ненавистным нарисованным черным скелетом. - Пираты, сэр, что прикажите делать? - боцман нервно оглядел перепуганных матросов и в ожидании приказа поднял голову к капитанскому мостику, где стоял бывалый офицер. - Приготовьте орудия к бою, затяните покрепче пояса, господа, и начинайте молиться о спасении наших душ. Мужайтесь! Голос мистера Смита был тверд и непоколебим, однако за этой наигранной храбростью скрывалось сердце не только офицера королевского флота, обычного человека. Человека, не желающего умирать такой ужасной смертью, которая несмотря на все хвалебные пения о героях, сложивших свои головы с бою с пиратами, была воистину самой ужасной. Даже смертельные болезни и рядом не стояли с человеческой жестокостью этих звероподобных «людей», готовых рвать глотки зубами и умирающих с ради каких-то своих низменных ценностей. Крики боцмана и матросов, лязг сабель, запах пороха и животного страха пропитали корабль от ножа до кормы и навевали мысли о скорой гибели, сколь бы защитники его от себя не отгоняли. Ожидание было невыносимым. Точку в этих терзаниях «поставил» выстрел с вражеского судна; пушечное ядро со свистом врезалось в обшивку каравеллы и раскроило ее подобно ножницам портного, что разрезают податливую ткань. Вода хлынула через пробоину, вызывая панику у моряков в трюме, что с каждым новым оглушительным залпом нещадно отнимала надежду на спасение. От удара борт о борт «Мираж» протяжно «застонал», а пространство вокруг наполнилось дымом от выстрелов и пронзительными воплями обеих сторон, возвещая о начале кровавой бойни. Из полудремы девушку вырвал раздавшийся оглушающий пушечный залп, откуда-то позади нее. Заспанная и ничего не понимающая, ошарашенная Мария как ошпаренная соскочила с кровати и на негнущихся ногах отступила от деревянной преграды меж нею и морской водой. В немом ужасе несчастная слышала крики защитников и нападавших, запоздало осознавая, что именно случилось. С огромным трудом Марии удалось сбросить с себя пелену потрясения и обратиться к трезвому рассудку; когда-то ей уже доводилось встречаться лицом к лицу к кровожадными разбойниками, и девушка по своему опыту знала, что самым весомым аргументом в общении с ними послужит только оружие. Судорожно она принялась искать хоть что-то, что могло пригодиться для обороны от пиратов: в ход могло пойти все, начиная от бутылок и заканчивая канделябрами. Липкое чувство страха с новым ударом сердце забиралось под кожу и порождало панику, отчего загнанная в угол мисс не могла ничего другого сделать, кроме как беспомощно метаться по каюте, в процессе бесцельных поисков мысленно читая прокручивая в голове все известные молитвы. Внезапно дверь в каюту с грохотом распахнулась, и в проеме Макэффой заметила две застывшие коренастые фигуры, по пояс перемазанные сажей. Это были не матросы «Миража», нет. Пираты. Прижавшись спиной к переборке, девушка затаила дыхание и изо всех сил пыталась не выказывать своего состояния, что на деле у нее получалось из рук вон плохо. Смекнув, что таинственная незнакомка в каюте одна и сопротивления ждать не стоит, один из них первым нарушил повисшую тишину, переступив через порог. То был мужчина на первый взгляд лет тридцати, среднего роста, крепкий, с сальными длинными коричневыми волосами, достающими до лопаток и большим, выдающимся острым носом, как у хищной птицы. В светлых серых глазах его плясал огонек животного азарта, который зверь испытывает перед убийством жертвы, а пальцы крепко сжимали рукоять сабли в предвкушении новой крови. Грязная рубаха пирата была пропитана алыми пятнами на рукавах и груди, а на кожаном ремне через плечо висел дымящийся пистоль с кремневым замком. - Гляди-ка, какая удача нам улыбнулась, Рик, - он осклабился, обнажая два ряда пожелтевших зубов и сделал шагу навстречу девушке, - вот ребята будут рады! Давненько у нас не было женщин, особенно, таких хорошеньких. С этими словами пират протянул руку к лицу Марии и, ухватив ее за подбородок, властно притянул к себе. - Даже жалко будет портить такую красоту, но ничего, - негодяй был так близко, что Мария чувствовала его горячее несвежее дыхание, но стерпела и сомкнула челюсти, - я буду нежен. - Да она, видать, не из говорливых, Матч, может больная? Второй пират странно покосился на девушку, будто бы желая проверить собственные слова, без церемоний задрал край платья Макэффой, не поведя и ухом на ее ответные возмущения. - Куда ты руки свои протянул, а? - тот, которого он назвал Матчем, одернул приятеля и отвесил ему добротную оплеуху. - Так разве поступают с дамами? Первая очередь всегда за капитаном. - расплывшись в приторной улыбке, моряк задержал взгляд на вздымающейся и опадающей груди аристократки, а после грубо схватил за локоть потянул к выходу из каюты. Сгорая от стыда да унижения, подгоняемая другим головорезом, напуганная до полусмерти Мария покорно шагала за пиратом, боясь их прогневить. Судя по смеху на верхней палубе и топоту десятков ног, защитники потерпели поражение, а значит — корабль вместе со экипажем отныне находился под властью захватчиков. Ее усадили в центр палубы вместе с уцелевшими матросами, разместив таким образом, чтобы среди толпы моряков увидеть милое создание с голубом кружевном платье можно было с капитанского мостика, откуда открывался вид на все судно. Спустя минуту из каюты мистера Смита вышли трое пиратов, во главе коих шествовал молодой мужчина двадцати пяти лет, облаченный в старый и местами истертый темно-багровый кафтан, такого же цвета рубаху и черные сапоги. Высокий ( 5’9” футов), смуглокожий, широкоплечий и загорелый моряк с острыми чертами лица и характерной прихрамывающей на правую ногу походкой не мог не обратить на себя внимания девушки. Во многом причиной тому стала реакция членов пиратского братства на появление незнакомца: гогот приутих и подавляющая часть разбойников обратила свой взор туда, откуда менее часа назад вещал Чарльз Смит. « Он капитан?!» Мужчина обвел палубу изучающим взглядом темных карие глаз и заговорил, обращаясь в частности к плененным матросам: - У меня для вас две новости, господа: первая — корабль этот захвачен независимым пиратским судном, потому откупиться от нас, как от каперов не получится, а вторая — те немногие из вас, кому повезло пережить абордаж могут присоединиться к моей команде. Однако для этого от вас требуется выдать своего бывшего капитана. Шепот недоумения прокатился по толпе матросов; они оборачивались друг к другу и сверлили глазами ряды таких же бедолаг, как и они, выискивая среди прочих голову мистера Смита. При текущем расположении дел примкнуть к пиратской шайке было делом незазорным, да и, признаться честно, когда на одной чаше весов собственная жизнь, а на противоположной — труса, который не пожелал вступить в бой с разбойниками и позорно бежал, его жизнь не шибко много кого будет заботить. Пока они переговаривались меж собой, Мария бегло оглядывала сидящих кто где пиратов и к величайшему своему сожалению, быстро поняла, что победить в сражении экипаж «Миража» не смог бы потому, что головорезы оказались хорошо подготовлены к нападению да и по численности и подготовке явно превосходили англичан. А стоит ли говорить о разнообразии разбойничьей братии? Складывалось впечатление, что здесь собраны народы почти со всех континентов, начиная от бывших рабов из дальних жарких стран и заканчивая коренными жителями Востока, заброшенными на пиратский корабль по воле злого рока. Неожиданно из задних рядов донеслись звуки борьбы, и перед капитаном за шиворот, словно бездомного котенка, выволокли мистера Смита, бросив к сапогам молодого человека. В этот момент от бахвальства и благородства бывшего командора английского флота не осталось и следа, а на смену им пришло исступление и ужас перед лицом смерти. - Стало быть, это и есть тот самый прославленный командор английского флота его величества короля?- в низковатом и громком голосе пирата послышались нотки плохо скрываемого презрения. - Я представлял вас себе как-то иначе. - Что вам нужно, джентльмены? Товар? Если да, то можете забрать все, все до последнего, что только тут есть, но прошу, умоляю, - со своего места Мария увидела, как мужчина жалостливо заломил руки и пополз к пирату, - умоляю, не убивайте меня. - Встаньте, сэр, не теряйте своего достоинства, вы же все-таки капитан. Моряк наклонил голову вперед и сверху вниз и под хохот команды посмотрел на того, за кого экипаж каравеллы проливал свою кровь. Сложно было сказать, что промелькнуло в его глазах, но что бы то не было, для бывшего командора это не могло значить ничего хорошо. - Хоть и спрятались за спины матросов, подобно трусливой крысе. Впрочем, нет ничего особенного в том, я ведь прав? - говоривший вопросительно приподнял левую бровь и гораздо тише продолжил, - Такова природа всех воров: сначала красть, а потом дрожать от страха за свою ничтожную шкуру. Но не тревожьтесь, я избавлю вас от этой ноши. - О чем вы… Договорить капитан «Миража» так и не успел, равно как и догадаться, что привело пиратов к нему. Быть может, оно и к лучшему в каком-то смысле этого слова. В руках пирата блеснул нож и в следующее же мгновение смертоносный клинок вошел в плоть Чарльза Смита в области нижней челюсти по самую рукоять. - Не в моих правилах держать зла на мертвецов. Парализованная от ужаса, Макэффой наблюдала за тем, как мужчина издал хлюпающий звук, осел, а затем повалился на бок и, закатив глаза, забился в предсмертной агонии. Молодой человек небрежно вытер лезвие об край кафтана и, повернувшись на пятках, обратился к приземистому мужчине лет сорока, обладавшему завидными серебристыми бакенбардами: - Пленных доставить на судно, остальных - в расход. Несмотря на то, что Мария была на достаточном расстоянии от пирата, обрывки роковых слов до нее все же долетели, а вместе с ними сердце упало в пятки. « И это мой конец?! Они ведь действительно перережут нас!» Девушка хотела было постараться вырваться из крепкой хватки пленителя, но тот лишь сильнее сжал сухие пальцы на ее запястье, заставив тихонько пискнуть от боли. - Не переживайте, мисс, вы не умрете в обществе этих свиней, для вас уготовано особое местечко. - мужчина наклонился к ней, отбросил прядь светлых каштановых волос, прижался щетинистой щекой к нежной коже шеи. - Куда более приятное. - Я скорее умру, чем позволю вам ко мне прикоснуться! - набравшись храбрости, что есть мочи выпалила Макэффой, и как могла, отклонилась от мерзавца. К огромной досаде юной аристократки угрозы ее не возымели действия, а наоборот, рассмешили пирата. Надсадный, хриплый смех пирата мог бы по соперничать со звуком скрежета ножа или вилки по тарелке — до того он был невыносим. - Тем даже лучше, значит вашего запала хватит на меня. Вся эта ситуация могла обернуться для Марии большой бедой, но вдруг препирательства их нарушил голос капитана пиратского судна. Видимо, борьба привлекла внимание молодого мужчины и по какой-то неведомой причине заинтересовала. Остановившись на полпути к своим людям, он с пару мгновений лицезрел необычную для этих морей находку в лице высокородной девицы, потом окликнул товарища: -В чем дело, мистер Кроу? - Ничего особенного, сэр, просто в одной из кают мы нашли маленькую мисс, вот и подумали, что не пропадать же добру. Отпустив лицо девушки, он хищно оскалился и подтолкнул ее к незнакомцу. Вблизи от опасного морского разбойника Мария с легкостью углядела в чертах лица того итальянские корни, отчего пребывание его на корабле, пускай и в окружении пиратов, в свете недавней войны с этой страной уже позже покажется ей странным. Спинку носа пересекала полоска светлой кожи, бывшая напоминанием о старом шраме, лицом он был чист, что редкость для любого моряка, короткие темно-каштановые волосы развевались на ветру подобно злосчастному флагу, а кофейного цвета глаза недобро смотрели на окружающих из-под соболиных бровей. - Вот как, я польщен вашей заботой, мистер Кроу. - гиеноподобный смех членов экипажа захватнического судна прокатился по толпе матросов, заставляя Макэффой поежиться. - А вы, что скажете, миледи? Хотите порадовать мужчин своим бесценным вниманием? - капитан приблизился к девушке и, заложив руки за спину, изучающе оглядел ее с головы до пят. - Вы не посмеете этого сделать… - Одними губами едва слышно проговорила юная особа и инстинктивно закрылась руками, чувствуя на себе похотливый взгляд далеко не одной пары глаз. Отдаленно в голове девушки вспомнились слова ныне покойного мистера Смита о том, что ей хорошо бы научиться пользоваться своим статусом невесты губернатора, ведь это — можно сказать единственное, с помощью чего она может сохранить свою жизнь. Возможно, она и могла бы смело сказать это, заполучив если не свободу, то какую- никакую гарантию от капитана о сохранности, но шок и возобновившийся с новой силой страх почти лишили ее дара речи. - Действительно? В таком случае, - пират завел руку за спину, а в следующее же мгновение изящное смертоносное оружие оказалось направлено прямо на деву, - вы мне не нужны. Замок издал громкий щелчок, и юная Макэффой от бессилия зажмурилась в ожидании невыносимой боли, а потом и погибели. Секунды тянулись мучительно долго, заставляя сердце разрываться на части от натуги, появилась холодная испарина; девушка мысленно прощалась с бедной мисс Харрис, просила прощения у отца за невыполненные обещания и извинялась перед тетушкой за слова, что могли быть обидными для нее. Находясь на границе жизни и смерти, в последние свои мгновения волей-неволей да пересмотришь всю жизнь: ссоры и и обиды покажутся глупостью, а оброненные ненароком слова будут жечь горло похлеще раскаленного железа. - Постой, Джеймс. - новый незнакомый, резкий и низкий голос прервал путешествие Марии по глубинам памяти, вырывая из плена сгущающейся над нее головой тьмы. Нерешительно она поочередно открыла сначала один, а затем и второй глаз, не в силах более терпеть эту муку; неизвестность пугала ее не меньше сгрудившихся вокруг нее пиратов, замерших в предвкушении крови. Чуть позади капитана, положив руку на пистолет, стоял вполоборота невероятного роста молодой мужчина, по всем внешним признакам походивший на выходца из северных краев. Будучи примерно одного возраста с тем, кого он назвал Джеймсом, долговязый великан возвышался над головой остальных членов команды и своего капитана подобно бойнице или городской ратуше. Темного огненного оттенка шапка густых коротких волос, что на затылке и висках была срезана под корень, такая же броская рыжая маленькая борода, глубоко посаженные глаза цвета морской пучины в разгар шторма, немного наклоненный вперед лоб, «орлиный нос» и обилие веснушек по всему спокойному светлому лицу. Глядя на него, складывалось впечатление, что он сошел со страниц старых рассказов про прославленных в легендах, отважных викингов, в свое время державших в страхе многие государства. Впрочем, и сам пират будто бы заявлял всему миру о своей принадлежности воинственному народу, ибо согласно традициям северян носил серебряную шейную гривну, символизирующую достоинство, честь и преданность. Яркий наряд его состоял из расшитого растительным орнаментом зеленого кунтуша с обрезанными рукавами с отвернутым, разведенным воротом, белой рубахи да коричневых широких штанов, заправленных в высокие потасканные сапоги. Живот был прикрыт тканевым поясом, а поверх красовались три тонких кожаных ремня, за один из коих был заткнут среднего размера топор, испачканный кровью какого-то бедолаги. Повернув голову к капитану, он что-то быстро зашептал ему на ухо, после чего Джеймс опустил пистолет, заправил его за пояс и сухо бросил: - Похоже, судьба вам сегодня благоволит, мисс Макэффой. В ту же секунду здоровый и заросший неприятной щетиной морской разбойник ухватил бедную героиню за талию и бесцеремонно закинул на плечо, словно мешок с песком, давая ясно понять, что путей отхода теперь у нее нет. Ответив на все до боли бесполезные попытки Марии освободиться одной мощной пощечиной, от которой пострадала вся левая щека, пират опять погрузил ее на себя и двинулся по пятам за товарищами на борт родного судна. Вскоре мужчина спустился по высокой лестнице в трюм, где матросы, по определённым причинам не участвовавшие в захвате, с нескрываемым любопытством поглядывали на юную пленницу и закусывали губы в предвкушении наживы. Видимо, здесь женщины, равно как и на любом другом судне, были огромной редкостью и при попадании в лапы этих животных, подвергались растлеванию всеми, кто мог до них добраться. Сглотнув ком, подступивший к горлу, Макэффой отвела глаза от них, словно от жадных до плоти волков, и остановилась напротив кованой решетки. Щетинистый громила сбросил девушку с плеча и грубо толкнул пленную птичку в объятия тьмы, тотчас же закрыв за нею тяжёлую дверь. Ключ несколько раз провернулся в замке, и пират, насвистывая себе что-то под нос нарочито громко, пошел прочь от нее. Юная девушка в отчаянии упала на мокрый холодный пол и прислонилась спиной к решетке своей темницы. Каштановые кудри полностью покрывали маленькую, почти что детскую спину, а огромные небесно-голубые глаза были полны слез. В одночасье все ее переживания о скорой женитьбе на нелюбимом человеке и жизни вдали от дома стали ничтожными, а дальнейшее будущее ее поглотила беспросветная тьма, такая же сырая и пугающая, как стены этой проклятой камеры. Прижав к себе ноги и накрыв их целиком подолами юбок испачканного грязью и кровью платья, Мария уткнула прелестное личико в его недры и тихонько заплакала.