Великолепный век

От этого жгучего взгляда не спастись: если руки императора раздевали тело, то глаза его оголяли душу. Ляня аккуратно гладили, давая привыкнуть к непривычному ощущению обнажённости и принадлежности кому-то. Руки Хуа Чэна нежно касались ног, большим пальцем поглаживая выступающую косточку на щиколотке, задевая браслет, нагретый теплом разгорячённого тела. Золото поблёскивало, отражая пламя свечей в полумраке покоев Повелителя. Император касался его, избегая самых интимных мест, скользя по спине, рукам. Это было больше похоже на слишком откровенные объятья, призывающие расслабиться, но Ляню было слишком стыдно и неловко. Даже сквозь ткань распахнутого ханьфу наложника касания Хуа Чэна обжигали огнём. Терпение Правителя было на грани. Его ладонь прошлась от пальцев ног до колена, чуть задержалась на нём, Хуа Чэн склонился, оставляя лёгкий поцелуй. Се Лянь не мог на это смотреть. Это было слишком. Лицо пылало, и даже когда-то прохладный шёлк не спасал, ткань слишком нагрелась от его тела. Голова болела от напряжения и стала такой тяжёлой, а сердце билось, подобно канарейке в клетке, что держали в саду. Ладонь Хуа Чэна, продолжив путь, скользнула по бедру под слои ткани, которые пояс почти не сдерживал. Это было приятно, но стыд взял верх. Лянь спрятал глаза в сгибе локтя, и длинный рукав одежд почти полностью закрыл его лицо. Он чувствовал, что ведёт себя, будто дитя, и боялся разозлить этим жестом Повелителя, но по-другому просто не мог. Император тут же остановился и поднялся выше, нависая над Лянем. Одна из его рук нашла ладонь наложника, лежавшую на кровати, и он переплёл их пальцы. - Тебе неприятно? - его голос был хриплым от возбуждения. Он так сильно его хотел, это прекрасное, стесняющееся собственных наготы и наслаждения божество под ним. Хуа Чэн помнил, как юноша гордо смотрел на него в их первую встречу, вес его тела на своих руках. Уже тогда он хотел. Хотел унести его в свои покои, заласкать до сбившегося дыхания, чтобы после он не смог пошевелиться и остался у него навсегда. - Нет. Просто так стыдно. Я никогда раньше... Простите. Се Лянь сильнее зарылся в ткань рукава, Хуа Чэну абсолютно не нравилось такое состояние своего наложника. Он не хотел, чтобы ему было некомфортно и тем более чтобы было больно. - Тебе не за что извиняться. Ты прекрасен. Се Ляню нечего стеснятся. Я не сделаю больно. Ну же, посмотри на меня. Хуа Чэн поднёс их сцепленные ладони к губам и, дождавшись пока Лянь взглянет на него, перехватил его руку поудобнее и нежно поцеловал запястье, губами ощущая бешеный пульс. Наложник удивлённо смотрел на Императора, он будто только сейчас понял, что принуждать его никто не будет. Нужно только быть чуть смелее, переступить стеснение и стыд. Ладонь Се Ляня медленно раскрылась, кончиками пальцев касаясь виска Повелителя, и аккуратно погрузилась в длинные и густые волосы Хуа Чэна. Такие мягкие, они будто в ответ ласкали поглаживающую руку. Се Ляню всё ещё было стыдно, но этот маленький шаг, что он сделал навстречу, помог почувствовать себя уверенней. Хуа Чэн снова ему улыбнулся, заставляя вновь отвести взгляд от смущения. Ладонь Императора коснулась его подбородка, удерживая и не позволяя вновь отвернуться. Хуа Чэн поцеловал наложника. Его губы были ласковыми и такими тёплыми, но настойчивыми. Это было слишком приятно. *** Лянь проснулся, когда во дворце уже не спала разве что стража и... евнух, ожидавший его у выхода. Вот же. Как он мог заснуть? Ему ведь чётко сказали: "После всего нужно выйти, ночевать с Повелителем нельзя". Лянь бы шлёпнул себя по лбу, но боялся разбудить Хуа Чэна, тот даже спал красиво. Пламя свечей отражалось на его чуть смуглой коже, делая её такой тёплой и бархатистой на вид. На ощупь она была такой же. Взгляд скользнул ниже. Щёки Ляня вновь залил румянец от осознания, что под этим алым покрывалом Повелитель абсолютно обнажён. Как и он сам. Так, нужно собраться. Се Лянь как можно тише спустил ноги с кровати и медленно опустился за своим ханьфу, что валялось на полу. Нужно надеть хотя бы нижние одежды, остальное можно понести в руках. - Лянь? - раздался с кровати сиплый голос. Наложник повернулся. Боже, он к этому никогда не привыкнет. Покрывало соскользнуло вниз, обнажая идеальный пресс с несколькими шрамами по бокам. Взгляд зацепился за след на шее, который Лянь сам ему оставил, теряясь в страсти. Хуа Чэн подпёр голову рукой, с наслаждением глядя на не успевшего запахнуть нижнее одежды Се Ляня. Правитель был воплощением сладострастия. - Мне говорили, что нужно будет уйти после... - Иди ко мне. Хуа Чэн протянул руку, приглашая вернуться в постель. Разве можно ослушаться Повелителя мира? *** На утро Се Лянь проснулся раньше Хуа Чэна. Привычка выработалась за месяцы жизни во дворце, в гареме будили рано. Юноша всё же решил встать и второй раз за ночь попробовать одеться. - Снова хочешь от меня сбежать? На этот раз Се Лянь даже не вздрогнул и, спокойно запахнув чжунъи, вернулся в постель, сев возле Императора. - Вы же сказали мне остаться. Как я могу уйти? Рука Хуа Чэна легла на бледную шею, поглаживая большим пальцем линию челюсти. Улыбка не сходила с его лица. - Никак. Губы Императора вновь накрыли уста наложника. *** - Расскажи мне о себе. Как ты попал сюда? Хуа Чэн на протяжении всего завтрака не отрывал глаз от Се Ляня. Тот выглядел очаровательно в нижних одеждах, доходящих до колен и оставляющих стройные, гладкие ноги на съеденье взгляду Императора. - Я из королевства Сянь Лэ. Моих родителей убили разбойники. Я не знаю, почему меня тогда не убили. Наверное, пожалели. Так я оказался на улице. Один. Я продолжал жить на улице довольно долгое время. Когда мне исполнилось шестнадцать, город, в котором я осел, подвергся набегу кочевников, меня переправили через реку Широи (белая) и Чёрные воды. Привезли на рынок, но я там и дня не пробыл, слава небожителям. Не хочу о грустном. Это в прошлом. Теперь я здесь. Остальное не важно. Закончив, Лянь отпил немного чая из своей пиалы. Отведённый взгляд и опустившиеся плечи говорили о том, что вспоминать прошлое для него больно. Однако, это состояние долго не продлилось. Поставив пиалу на стол, Лянь поднял глаза на Хуа Чэна и улыбнулся, пока смущённо и неуверенно, но всё же очень тепло и нежно. Так улыбался только он. - Не балуешь меня деталями, но ты прав. Отныне это не важно. Ты здесь. Со мной. Хуа Чэн взял руку наложника и оставил в центре ладони лёгкий поцелуй. Как бы он не хотел остаться здесь и на множестве мягких цветных подушек понежить Се Ляня, дела не ждут. Всё же он Правитель мира, и к Валиде нужно зайти за благословением. - Я должен идти, а ты оставайся здесь. Хочу видеть тебя, когда вернусь, - сказал Хуа Чэн, накидывая алый кафтан, но не застёгивая пуговиц. Правитель империи Акаихан вообще славился манерой небрежно одеваться, при этом оставаясь величественным. Се Лянь встал с подушек, подошёл сзади и прошёлся руками по широким плечам императора. Ему всё ещё было неловко, но после того, что было ночью, объятья дались ему просто. - И что же я буду здесь делать? А если ты поздно вернёшься? - Ну как что. Скучать по мне. Если я вернусь поздно, то ложись спать без меня, утром я буду рядом. Хуа Чэн взял руку Се Ляня и поцеловал в центр ладони. - Я уже скучаю и могу продолжить в другом месте. - Ты так сильно хочешь уйти? На памяти Хуа Чэна впервые наложник хотел уйти из его покоев, но вслух он об этом не сказал. Се Ляня нельзя было равнять с другими. Несмотря на то, что они провели вместе ночь, Император уже знал, что будет не одна, будет тысяча ночей. И даже этого будет мало. - Не хочу, но не могу же я целый день сидеть без дела. "Сидеть без дела" - к этому стремились все в гареме и многие за его пределами. Хуа Чэн улыбнулся. - Хорошо. Иди, но вечером я жду тебя здесь. Император легко коснулся подбородка, целуя наложника. *** - Валиде, Вы, как всегда, вся в делах. Лин Вэнь как обычно сидела за столом с горами бумаг. Управлять гаремом только кажется легко, на деле можно погрязнуть в болоте документов.