Семья – это навсегда.

«До скорого, дорогая», — говорит Вижен, когда стены их дома превращаются в пыль, и Ванда наблюдает, как он растворяется прямо в ее руках, уплывая в облаке золота, когда вокруг нее снова появляется настоящий Вествью. Пустые руки Ванды опускаются по бокам, когда она пытается дышать ровно, и как раз в тот момент, когда горе начало прокладывать себе путь к горлу, чтобы задушить ее, она вздрагивает от голоса позади нее. «Мама?» Оборачиваясь, Ванда взмахивает руками, чтобы прикрыть ее грудь, чтобы успокоить бешено бешеное сердце, когда она в шоке разинула рот. «Мальчики?» — она задыхается. Они все еще здесь. Стоят там, где их спальни были всего несколько секунд назад, они были в пижаме, в которую они с Вижен помогли им переодеться, прежде чем пожелали спокойной ночи. Томми, уже такой высокий, даже выше своего близнеца, настолько похож на молодого Пьетро, что Ванде все еще больно от этого даже сейчас (особенно сейчас, думает она), его волосы спутаны от сна, его глаза яркие и смущенные, он дрожит от нервной дрожи. Билли, младше, чем его брат, уже такой милый, чувствительный и взрослый, так похожий на свою собственную мать, что иногда Ванда едва может дышать, когда смотрит на них двоих, горячее и прекрасное напоминание обо всем, что она потеряла. Она трясет головой, пытаясь понять всё это. Это неправда. Это уловка, еще одна от Агаты, или Хейворда, или еще кого-то. Ее сыновья мертвы. Во-первых, их никогда не существовало. «Мама?» — Билли говорит снова, его глаза наполняются слезами, и, несмотря на предупреждающие звонки, звенящие в ее голове, Ванда автоматически вынуждена сделать шаг вперед и обнять их; иллюзии или нет, она не может видеть, как они плачут. Она устала от слез. «Что происходит?» — Томми бормочет ей в бок, его тощие руки крепко сжимают ее, — «Где папа?» Дрожащей рукой Ванда размахивает красными пальцами в воздухе над их головами, ища уловку, ища коварную магию Агаты, в поисках хоть какой-то правды. Вместо этого она находит плоть и кровь, ничего, кроме человеческого и знакомого, их умы наводнены смятением, страхом и беспокойством, но ничего больше, ничего магического или чуждого, и Ванда чувствует это как удар в живот, когда понимает… когда понимает — «Ты настоящий», — шепчет она, прижимая их к себе. «Конечно», — смущенно отвечает Томми, — «Мама, что происходит? Куда пропал дом? Где папа?» Ванда хочет плакать. Мы еще поздороваемся. «Он ушел, » — успокаивает она, — «малыш…» «Потому что он не был настоящим», — шепчет Билли, отстраняясь и глядя на нее глазами, наполненными слезами, — «Ничего из этого не было». Билли. Десять лет, и она уже поражена каким-то отголоском ее сил. Обремененный чужими мыслями, вторгающимся в его собственные; силы, которые спасли Вижена, силы, которые теперь позволяли ему видеть больше, чем она когда-либо надеялась, что ему придется вынести. «Нет», — шепчет она, заставляя себя смотреть Билли прямо в глаза, — «Нет». Нижняя губа Томми дрожит, — « Ты настоящая?» Она смахивает слезу с его лица, — «Да», — говорит она ему, — «да, я настоящая. Я обещаю тебе. Я настоящая». Билли оглядывается. «Что же нам теперь делать?» «Где папа?» — хнычет Томми. Ванда паникует. Она и представить себе такого не могла. Она никогда не думала, что они выживут, никогда не думала, что сможет держать их в руках за красными стенами своего Хекса. Как? Как она собирается защищать их, когда МЕЧ поймет, что они выжили? Они ни за что не позволят ей оставить их себе после… «Мы должны идти», — говорит она им, прижимая их к себе. «Мы должны идти». Билли понимает, по крайней мере, она думает, что он понимает, но Томми — нет. Он смотрит на нее голубыми глазами Пьетро. «Мы снова убегаем от плохих парней?» «Нет», — говорит Ванда, поднимая их всех с земли, улыбаясь, несмотря на беспокойство, когда мальчики вздыхают, — «Мы улетаем от них». Она должна забрать их отсюда. А потом- А потом она придумает, как удержать их, защитить их.