Дети для детей

      Скольжение шёлкового пододеяльника по нежной коже заставляет ту в очередной раз покрыться мурашками, открытое окно позволяет вдыхать лишь душный городской воздух. Душно. Невыносимо душно. Даже ночью, когда, казалось бы, давление спадает и город наполняется природной свежестью, ему плохо. Комната наполнена тяжёлыми вздохами, поясницу ломит, а позвоночник кривится из-за постоянного согнутого состояния владельца. Рука успокаивающе ложиться на живот, Феликс вымучено улыбается, когда замечает всё ещё непривычный блеск золотого кольца на безымянном пальце.       — Уже совсем скоро, осталось совсем чуть-чуть, — жизнь, которая сейчас находится в нём, в ближайшее время появится на свет и начнёт изучение этого мира — Феликсу немного страшно, так как он не уверен, чему сможет научить ребёнка, по-сути, другой ребёнок. Сможет ли он наставить его на правильный путь, получится ли у него быть таким же хорошим родителем как мама?       Чанбин не знает ничего: ни главный пол ребёнка, ни вторичный, — всё, что ему говорят так это то, что беременность протекает с осложнениями из-за несовершеннолетнего омеги и прочих факторов. Феликс не говорит ни слова о ней, хотя раньше был невероятной болтушкой — говорил абсолютно на любые темы, и разговорить его было проще простого. Более того молчит и Минхо, от него и намёка не дождёшься, а Хан так вообще взял и заблокировал его, Чанбина, номер — Со подозревает, что это именно по той причине, что белка не может ничего скрыть. Дальше — больше. Его используют как бесплатное такси, мужа на час, раба приносящего «денефку» — как когда-то сказал Феликс с ртом полным сливок и черники. Из последнего: одной из самых частых ролей стала роль подушки — малыш постоянно плачет.       Из-за беременности Феликс был вынужден подписать заявление на предварительную сдачу экзаменов, и, как говорит сам Феликс, он провалился. Результаты были в целом не плохими, но и не сказать, что хорошими.       — Я стану никому не нужной домохозяйкой из сериалов на первом, ты уйдёшь к любовнице, вы завёдёте детишек, а меня оставите с ипотекой, которую я буду вынужден погашать, работая уборщиком! — срывался он.       И ведь никак не объяснишь беременному омеге, что он не прав — прилетит ещё, а согласишься — прилетит ещё сильнее — и как тут из двух зол выбирать?       Чанбин возвращается в квартиру запыхавшийся, пытающийся отдышаться и держащий в руках огромные металлические вёдра — пустые, но, если приглядеться, то можно заметить, как с них вниз бегут капельки воды, собирая по дороге своих маленьких сестёр, сливаясь в несколько больших, — он смотрит на своё чудо и видит, как тот пинает шёлковый пододеяльник, да настолько сильно, что несчастная вещь отлетает на пол перескочив через кроватную спинку. Феликс замечает Чанбина и смущённо объясняет:       — Жарко!       — Милый, на улице достаточно холодно, не смотря на сухость, я и так, — Чанбин выпускает из рук вёдра, похлопывает нерадивое создание по бедру, садиться рядом, сразу же принимая подскочившего ребёнка в обнимашки, — я итак пошёл на встречу: вытащил одеяло из пододеяльника, а ты и им укрыться не можешь. Напрашивается вопрос — что нам делать?       — Я буду спать го…       — Нет, не будешь.       — Почему «нет»?       — Потому что ты можешь заболеть.       — На улице жарко. Я спрею, если ты накинешь на меня хоть одну вещь помимо трусов.       Чанбин понимал, что данную ситуацию лучше оставить без развития, пока что. Стоит перекинуть внимание Феликса на что-то другое, например, к его прошлой просьбе.       — Чудо, мне было тяжело, но я выполнил твои мольбы.       — Ты сходил за сушеными кальмарами и мороженым со вкусом колы? Долго что-то. Я уже не хочу. — недовольно шепчет Феликс. — мне уже давно перехотелось.       — Я про другое.       Феликс приподнимается на локтях и впивает свой взгляд в Чанбина:       — Я ни о чём больше не просил.

***

      — Минхо, твою мать!       — Подожди, подожди, дай мне проржаться! — и довольный кот действительно возобновил свои по истине кошачьи потуги смеха. — То есть он вскользь упомянул за ужином, что хотел бы понюхать сырой асфальт, а ты откуда-то достал вёдра, взял их в руки и побежал поливать асфальт под вашими окнами водой, потратив на беготню туда-обратно весь вечер и пол ночи, не выспался, выпил пол банки кофе, а он лишь покрутил пальцем у виска и сказал, что ничего такого не просил? Всё верно или я что-то упустил?       — Минхо!       Минхо ёрзает на раскладной табуретке, вертит крючок в руках, проверяя, хорошо ли червяк закрывает его собой, а затем вновь забрасывает удочку в реку. Не так давно Чанбин позвонил ему и настоял на встрече во время своего обеденного перерыва. А Минхо что? Минхо с самого утра сидит и рыбачит с отцом, Чанбину нужно — вот пускай и мотается из одной части города в другую.       Он так и сказал другу, но тот взял и приехал, видимо действительно срочно поговорить приспичило. Но он и не против, если весь разговор будет состоять из подобного stand up'а.       — Минхо-Минхо, я двадцать лет уже как Минхо. Знаешь, за вами действительно весело наблюдать. Беременность Феликса… Ему тяжело, но он знает, что и ты очень загружен на работе, поэтому и старается не тревожить тебя лишний раз, думаю, сейчас он очень расстроен тем, что ты был вынужден выполнять его незначительную прихоть.       — Ну знаешь ли, найти мороженное со вкусом замороженной креветки не легко, но я ведь не отчаялся: нашёл лучший из возможных видов свежих креветок, заморозил, взбил сливки, добавил креветок. Я ведь действительно взял и изобрёл новый вкус мороженного, и ему оно понравилось! После такого, не думаю, что вообще стоит сомневаться во мне.       — Эй, он не сомневается, просто не хочет тревожить, но при этом не может иначе. С беременными всегда так.       — Говоришь как знаток. — Чанбин скрещивает руки на груди и приподнимает бровь в немом вопросе.       — Нуу… — Минхо ведёт плечом, будто бы отмахивается от слов Чанбина, как от комаров, отвлекается на нырнувший под воду поплавок, пробуждает свой азарт, а, как выматывает рыбу и подтягивает её к берегу, так и стонет разочаровано, — Опять мелочь, папа сегодня в раза два крупнее поймал, всего пара часов до окончания пари осталось.       — Минхо, ты же знаешь, что можешь доверится мне? — и Минхо смотрит не понимающе, будто бы прокручивает разговор заново, что-то припоминает и нежно, по-домашнему улыбается.       — Суни недавно помёт котят принесла.       — То есть ты сейчас сравнил свою кошку и моего омегу? — оскорблённо выдаёт Чанбин.       — Иногда мне кажется, что ты совсем не ценишь нашу дружбу.       — Да в смысле?       — Это не просто кошка!       — Но я уже испугался, что Хан…       — Хан? — Минхо глядит шокировано, будто вообще никто и никогда бы не подумал, что Джисон может забеременеть, — Хани боится детей, как огня, он ещё очень маленький, да и, не думаю, что ему хоть когда-нибудь приспичит завести их.       — А ты сам хочешь?       — Мне бы хотелось заботиться о ком-то в будущем, но не сейчас. — окончанием этой темы служит глухой «плюх» от проникновения крючка и новенького червячка, которому Минхо даже успел дать имя, в воду. — Чанбин, ты же успел попрощаться и пожелать Луке счастливого пути, да?

***

      — Джисон, я беременный, а не слепой, до кухни и сам дойти могу, — ворчал Феликс пока Хан крутился вокруг него шумным, пыхтящим от усилий, волчком, — ну, вот правда, что ты делаешь?       — Держу тебя за талию, чтоб ты не упал, — растеряно хлопает глазами, будто действительно не понимает, почему Феликс возмущается на него уже несколько минут. Ах, эти беременные с их то замашками.       Феликс же смиренно вздыхает и позволяет довести себя до кухни, где мама во всю уже орудует ножом — нарезает оливки в греческий салат. Вообще, салат был готов раньше, но беременный омега проскулил, что не будет есть маслины, потому что они чёрные, а чёрный цвет любит Чанбин, а Феликс не хочет есть то, что нравится носить Чанбину… В общем: всё сложно и запутанно, и Джисон с ужасом подмечает, что в целом это объяснение звучит вполне логично, и сам он мог сказать такое и в нынешних реалиях. Вечно беременный Джисон, получается.       Джисон немного устал от целого дня с другом. Он даже не может сказать от чего больше. От того ли, что Феликса вновь мучает токсикоз, и типа умный дядька из ЦПБОП (центр помощи беременным омегам-парням) целый час семнадцать минут и тридцать семь секунд (Джисон от нечего делать засёк время) рассуждал на эту тему — и Хан честно старался вникнуть в заумные слова, но уловил лишь то, что у его друга ныне повышена вероятность выкидыша. Ранняя беременность, детё, отторжение плода организмом папы, будто внутри него не ребёнок, а паразит, — всё это складывается и в результате даёт то, что они имеют сейчас. Опасно всё это. Феликсу сразу следовало рассказать Чанбину. Или, всё же, Джисон устал от замашек Феликса?       Да, Хан помнит, как Феликс за их совместным ужином упомянул, что хотел бы понюхать асфальт, вот прямь сырой асфальт! Но Джисон ещё от маковой булочки с малиновым вареньем, луковыми кольцами и икрой варёной мойвы не отошёл, поэтому и посчитал важным рассказать Чанбину, чтобы именно он выполнял прихоти своего мужа. Кто же знал, что омега не хотел грузить альфу? Вот Хан точно не знал, но по макушке половником получил, придя сегодня помогать.       С другой стороны, замашки Феликса действительно милые, а не такие, какие обычно показывают в сериалах по телику. Он не хочет съесть мороженое со вкусом кресла, не требует Чанбина отвезти его на море, где волны бы ласкали песок и камни, задевали бы морской пеной ступни ног беременной омежки, когда он бы проходил вдоль по берегу. Более того, сегодня выколупывать маслины из готового салаты было очень даже весело, особенно учитывая какими глазами на чёрные дольки смотрел Феликс всякий раз, как Джисон прокалывал очередную шпажкой (чтоб легче достать).       Хан подложил Феликсу под попу плоскую диванную подушку, чтобы оба полушария друга находились на чём-то мягеньком и с чувством выполненного долга плюхнулся на соседний, слишком твёрдый, от того и неприятный, (по его личному мнению) стул. Феликс обзавёлся привычкой класть руку на живот и максимально глупо улыбаться, вот и сейчас, когда Хан всего на секундочку отвернулся посмотреть не посмотрел ли на него пирог из духовки (да, он настолько преисполнился своим воображением, что научился определять, когда еда повёрнута задницей, а когда личиком), омега вновь в этой позе, вновь лыбится, как полоумный.       — Друг, — опасливо начинает разговор Хан, — это немного стрёмно, будто в тебя кто-то из вне вселился.       — Ребёнок пинается, Джисон, — у Феликса улыбка с лица не сходит, ему хочется кричать от чего-то такого, что раньше ему было неведомо, и пусть с первого раза, когда маленькая ножка ударила его, проявляя свою активность, и прошло порядком двадцати недель, ему всё равно непривычно. — Потрогаешь?       Хан медлит. Он в принципе боится детей, но сейчас лишь переживает, что может как-то не так надавить, сделать больно детёнышу, другу, а может навсегда оставить ребёнка инвалидом. Но он так же знает, что Феликс, обожающий прикосновения, предлагает эту возможность чуть ли не каждому встречному. Чанбин, когда дома и не занят поручениями, кладёт голову на живот, что-то размеренно говорит, пока Феликс пропускает пальцы сквозь его волосы, вероятнее всего, альфа, конечно же не наваливается на омегу, а как-то рассчитывает свои возможности, но формула расчёта Хану не известна. Минхо часто говорит ему, как важны для их друга такие моменты — в минуту, когда кто-то другой притрагивается к животику Феликса, тот чувствует тепло, будто прикосновение это даёт намного больше чем слова. Сам Минхо, насколько Джисону известно, почти не отлипает от омеги — как придёт в гости, так сразу и обнимет, и погладит по животу, и начнёт рассказывать истории произошедшие с ним за то время, что они не виделись, повествуя их не только омеге, но и животику. Хану кажется, что его парень будет прекрасным крёстным отцом. Минхо будто был создан для того, чтобы по его дому носились сумасшедшие дети, дрались за еду и любовь папки с Суни, Дуни и Дори* и непременно гадили в лоток последних. Да, именно такое представление у Джисона о детях.       Хан неуверенно спускается со стула и садиться на колени у Феликса, протягивает ладони и говорит:       — Так, давай-ка сам их направляй.       И Феликс ярко смеётся оглядываясь на маму, которая накинулась на салат, пока молодёжь тупит, вроде как она прошептала что-то на подобии «миссия: съесть всё, чтоб малышам неповадно было».       — Вот сюда, — омега тянет руки Джисона на себя, накрывает пальцы, прижимая ладони друга вплотную к животу, немного ведёт их и внимательно следит за реакцией.       Джисон наклоняет голову, показывая свои широко раскрытые глаза, потому что да, живот офигеть какой, ощущается совсем иначе, чем на нём или том же Минхо — да, ужасное сравнение, нет, ему не стыдно. Какое-то время ничего не происходит, но потом Хан дёргается, удивляется ещё сильнее, делает всё и только чудом не вскрикивает.       — Вааа, это же растёт каратист. Правда, удар такой силы ни один альфа не выдержит! Ликс, почему ты смеёшься надо мной?!

***

      — Я дома, Феликс! — с порога кричит Чанбин, в прихожей он опирается на стену и снимает кеды путём наступания носка одних на пятку других. — Матушка и Хан всё ещё у нас?       Феликс бредёт из спальни, разминает шею и не знает, как сказать Чанбину то, что таилось от него кучу времени. В задумии покусывая губы, он не замечает, как Чанбин прижал его к себе. Альфа трётся носом о укус на шее омеги и чмокает прямо в местечко, которое ранее очень сильно болело и приносило дискомфорт. Совсем скоро она пройдёт, и видимое напоминание о ней будет за маленькими шрамами, которые со временем так же сойдут на нет. Она пропадёт практически без следа, как сделала это метка Феликса на Чанбине, но, как и в случае с самим Чанбином, лёгкий аромат принадлежности своему альфе останется с ним до конца.       — Бинни, — Феликс решает, что зайти из далека будет самым правильным решением.       — Да, солнышко? — Чанбин целует щёку, попадая по одной из самых любимых вещей на планете Земля — веснушке Феликса в форме сердечка.       — Какие имена тебе нравятся?       — Хочешь, чтобы я дал малышу имя? — сказать, что Чанбин удивлён абсолютно равносильно — не сказать ничего. Он даже отвлекается от своего любимого занятия (да, Феликс — его любимое занятие) и глядит серьёзно, не моргая.       — Просто, — Феликс отводит взгляд и глотает все слова, которые вот-вот должны были вылететь наружу. Не знает как преодолеть себя. Чанбин нежно ведёт пальцами по щёчке, гладит, спускается к шее и легонько чешет снизу вверх — насмотрелся на Минхо и его котов. — ладно, я скажу как есть! — сдаётся малыш, — У меня высокая вероятность выкидыша. Мой организм воспринимает детей, как что-то инородное, поэтому мне было очень плохо, прости, если я докучал тебе. Это ещё не всё! — перебивает Чанбина, как только он начал открывать рот, — Это не только из-за того, что я ещё очень молод, но и по той причине, что я…вынашиваю двоих.       Феликс приостановился, позволяя своему альфе перезапуститься.       — У нас двойня? Подожди-подожди, ты молчал об этом?       — Э…Сюрприз, получается, — Феликс знал, что Бинни не обрадуется этому, но чтобы настолько…       Альфа тянет омегу к кровати и насильно сажает его, надавливая на плечи, сам устраивается в ногах мужа. Ведёт по животу ладонью и поверить не может, что там двое маленьких людей. Он и раньше то думал, что для такого срока животик у Феликса ну слишком маленький, а как сейчас подумает, что там две крохи, так вообще ужасается.       — Минхо же знает, что его часто будут навещать два маленьких спиногрыза? — усмехаясь, шепчет Чанбин, после целуя живот в районе пупка, как бы показывая, что папка шутит, и называет так детей исключительно любя.       — На нём и так четверо, включая Хана, если его посетят ещё два ребёнка — он даже и не заметит разницы.       Чанбин кладёт голову на колени Ликса и, прежде чем Морфей заберёт его в свои владения, задаёт вопрос, на который уже не слышит ответа:       — Тебе сказали вторичный пол двойняшек?