Люми-Люмичурл

Пахло рыбой. Вообще-то еще пахло свежими овощами, горящим деревом, специями, бульоном из неизвестных продуктов, да и в целом в воздухе витало столько ароматов, что Люмин просто бы не рискнула пытаться описать все — фестивали и ярмарки во всех мирах всегда пахли совершенно невообразимо. А еще они настолько же невообразимо звучали — музыка, смех, крики снующей туда-сюда детворы, зазывания торговцев, людское разноязыкое многоголосье… даже сейчас, в полдень, в самый разгар летнего жара, палаточный городок назвать тихим смог бы разве что глухой. Отовсюду звучала речь на мондштадтском, и Люмин даже разбирала почти все слова (вот что значит опыт путешествий и постоянного изучения новых языков, пожила пару-другую недель среди носителей — и готово. Красота!); неподалеку Сян Лин гипнотизировала взглядом висевший над огнем котелок, из-под приоткрытой крышки которого доносился совершенно невероятный аромат, Паймон и Гоба — та рыжая панда с белым пузом, являвшаяся по словам Подснежника лиюйским божеством очага под прикрытием, - увлеченно трескали отданную им на растерзание гору острых булочек, в соседней палатке старики резались в карты, то и дело разражаясь заразительным громким хохотом. Кто-то свистел незамысловатую мелодию на дудочке. Хорошо. Сидевшая рядом Кли с самым сосредоточенным выражением лица резала маленьким ножичком капусту брокколи, и выглядела эльфийка так, как будто ей доверили операцию по спасению мира, а не простое приготовление овощей. Люмин, чистившая морковку, не смогла не улыбнуться, наблюдая, как девочка медленно и осторожно отрезала каждую головку-кустик от толстого хрустящего ствола и складывала в общую миску. У Путешественницы дела шли немногим быстрее — пятисотлетний сон, как оказалось, забрал не только оружие и навыки мастерского владения им, но и умение идеально чистить морковку от кожуры. Неидеально очищать Люмин не хотела, а потому срезала верхний слой тонкими и узкими полосками. Дело шло, мягко скажем, неторопливо. Девушка с легкой завистью и восхищением глянула на расположившегося неподалеку от них Альбедо — вот уж у кого руки росли из правильного места. Алхимик легко и непринужденно очистил рыбу от чешуи и плавников, отрубил сначала голову и хвост, а после — и нужный ему кусок посередине и в несколько плавных движений-росчерков отделил белое мясо от позвоночника. Затем он отрубил еще один кусок, задумался, отрубил еще один; на запах свежей рыбы пришла, задрав хвост трубой, черно-белая кошка — она вопросительно посмотрела на юношу, поведя усами и низко мрякнув, и с его молчаливого согласия деловито стащила голову, тут же ловко юркнув в проход между палатками. Ее черноухий собрат в это время умыкнул с тарелки хвост и был таков. Альбедо, поняв, что звериное семейство его только что обокрало, с выражением полного непонимания, чем он заслужил кошачье недоверие — он ведь отдал бы им хвост и голову без вопросов, зачем было воровать?.. - посмотрел на то место, куда сбежал второй кот, коротко выдохнул, смирившись, по-видимому, с произошедшим, взял второй кусок и вновь принялся за разделку. Люмин, не удержавшись, фыркнула в кулак. Алхимик, наконец почувствовав на себе чужой взгляд, обернулся на девушку; его лицо не изменилось, но в бирюзовых глазах ясно читалось обвинение в бессердечности и черствости: его только что обворовали, его доверие так холодно и жестоко обманули, а она над ним смеялась! Смеялась над его горем, над его разбитой душой! Как она могла! Люмин, представив, как Альбедо драматично высказывает ей все это в лицо — Альбедо, спокойный, рассудительный Принц Мела, кажется, вовсе неспособный терять самообладание, — захихикала еще сильнее. Сам алхимик только хмыкнул, покачав головой, и вернулся к своему занятию. - Люми-ин, - девушка, почувствовав, как ее кто-то ткнул пальчиком в предплечье, обернулась и встретилась с вопросительным взглядом Кли, - а что случилось? Почему ты смеешься? - У Альбедо какой-то кот только что спер хвост от рыбы, - ответила Люмин, не переставая улыбаться, - а я — злобный Люмичурл, который смеется над страданиями других. Муа-ха-ха-ха! Кли, заулыбавшись, захихикала. Здесь, рядом с другими людьми, было хорошо. Гораздо лучше, чем в одиночестве под травяным пологом. Люмин не уставала мысленно благодарить Сян Лин за то, что та ни с того ни с сего решила, что шаманка хиличурлов может каким-то образом помочь ей в кулинарном конкурсе. Как девчушка объяснила, забравшись в импровизированную одиночную палату у корней дерева, это состязание организовалось случайно — одна женщина из Спрингвейла, узнав, что в Мондштадт прибыла сама Сян Лин, легендарная мастерица кулинарного искусства из Ли Юэ, вызвала ее на поварскую дуэль, Сян Лин, недолго думая, приняла вызов, это услышали люди, подтянулись еще несколько энтузиастов… вот так слово за слово и собралась группа поваров, решившая выяснить, кто из них самый поварской повар. Времени на подготовку было дано три дня, и девушка не стала зря терять ни минуты. Она тут же постановила, что ей обязательно нужно придумать что-нибудь эдакое. Что-то, что и удивит, и будет вкусным, и понравится людям с самыми разными предпочтениями! Что-то необыкновенное! Поэтому Сян Лин и ее верный спутник Гоба приняли решение: надо было попросить людей из разных культур, чтобы те приготовили свои самые любимые блюда, а потом объединить вкусы кухонь этих наций и создать Великую Еду Дружбы Народов. Это было рабочее название. Настоящее Сян Лин пока что не придумала. Мондштадтцев вокруг было пруд пруди, из Ли Юэ была она сама, но вот с остальными нациями внезапно оказалось туго: ученого из Сумеру, который до осады города и прихода всех к Дереву Веннессы ошивался то в библиотеке, то на площади перед Собором, она нашла, но тот оказался никудышным поваром, а больше доступных сумерийцев Сян Лин не наблюдала; из снежнянцев тут находились только фатуйцы и Софья, но до Софьи девушка еще не дошла; представителей остальных наций тут и подавно не было. Ни фонтейнцев, ни натланцев, никого. Зато были хиличурлы. И Сян Лин решила — была не была! И пошла к их шаманке, справедливо полагая, что если уж кто и являлся носителем культуры и кухонных изысков своего племени, то это точно она. Правда, Люмин пришлось девушку огорчить: хиличурлы ничего сложнее жареного на костре мяса и почти что несъедобных целебных отваров не готовили. - Могу положить тебе в еду валяшку, - пожала плечами Путешественница, с нескрываемым энтузиазмом хлебая всученный ей между делом суп из свинины и бамбука, - будет… не знаю. Еда с валяшкой. Валяшка делает лучше абсолютно все. Сян Лин, кажется, действительно восприняла ее предложение всерьез. Впрочем, судя по вкусу свиного супа, который девушка вручила Люмин после того, как услышала тоскливое урчание чужого живота, в руках юной поварихи валяшка точно бы сотворила с любым блюдом чудеса, потому что суп был божественный. Хрустящий бамбук, нежная свинина, наваристый бульон, идеально подобранные специи… Люмин после того, как съела одну ложку этой пищи богов, замерла и ошалело уставилась в тарелку, переосмысливая свою жизнь. Если бы бульон не был таким обжигающе-горячим, она бы выхлебала все за минуту, если не быстрее. Целительные отвары Подснежника целительными отварами Подснежника, а настоящая еда все одно стократ лучше и питательнее! Благословите Уну и великие семь стихий Сян Лин за то, что она решила принести Путешественнице на пробу порцию этого невероятного супа… - Меня господин Чжун Ли научил! - глаза девчушки, когда та увидела реакцию Люмин, загорелись искренней гордостью, - я сегодня впервые попробовала приготовить бамбуковый суп по его технологии. Хотела, чтобы ты убедилась, что я правда готовить умею, а не просто проходила мимо! Ты ведь из племени, вряд ли ты обо мне слышала от кого-то... как, хорошо вышло? Люмин, отмерев, проглотила кусочек вареного бамбука, который до этого все еще, как оказалось, держала во рту. - Я за твою еду буду драться с Селестией, - абсолютно серьезно ответила она. Сян Лин только весело рассмеялась. Элла, все это время тихо сидевшая рядом, только фыркнула — ей было не привыкать к… несколько экстравагантным обещаниям своей знакомой — и продолжила есть врученную ей порцию экспериментального лиюйского супа по технологии некоего Чжун Ли, которого Люмин уже хотела найти и поблагодарить за спасение ее жизни путем придумывания рецепта такой вкусной еды. Пока девушки ели, Сян Лин рассказывала о папином ресторане - «Народный выбор», запомнила Люмин, надо было обязательно навестить это местечко, когда она доберется до нации Гео Архонта — и между ней и Эллой плавно завязался разговор об истории заведения семьи Мао. В один прекрасный момент под травяной полог заглянула незнакомая девушка; Элла, увидев ее, тут же замерла с поднесенной ко рту ложкой. Оказалось, что это была Эдит, ее младшая сестра, и она пришла для того, чтобы передать, что их родителям понадобилась помощь с чем-то и они просили Эллу прийти. Так что сестры вскоре ушли. Сян Лин и Люмин тоже следовало бы выдвигаться — у поварихи на огне стоял котелок с варившимся в нем «Искушением адепта» (Люмин подумала, что это было крайне претенциозное название для блюда, но после свиного супа она охотно верила, что чем бы эта загадочная еда ни была, она точно оправдывала свое имя) и надолго оставлять его без присмотра не стоило. Да и в целом у девчушки все кухонные принадлежности находились в ее палатке, и проводить эксперименты с добавлением валяшки в пищу удобнее было бы именно там. А потому встал вопрос. Как транспортировать Люмин? Вряд ли бы Подснежник разрешил ей самостоятельно куда-то пойти — да и, если быть совсем честными, вряд ли у Путешественницы нашлись бы силы ходить самой. Ноги ныли при каждом неосторожном движении или прикосновении, так что о том, чтобы даже просто сесть на колени, речи не шло — что уж говорить о том, чтобы стоять или вовсе ходить. Сян Лин на это задумчиво почесала голову, поджав губы. Нести Люмин сама она бы тоже вряд ли сумела; сил бы, скорее всего, ей все-таки хватило, девчушка была ни много ни мало полноценной копейщицей, но что-то подсказывало им обеим, что кататься на ручках у маленькой госпожи Мао было бы куда менее удобно и комфортно, чем у Барбатоса или того же Подснежника с его почти невесомым шагом. Всегда можно было позвать митачурла, конечно… Но вопрос решился сам. Под травяной полог вдруг влетел живой огонек, в котором Люмин признала Кли, прижимавшую к себе какое-то незнакомое существо, отдаленно похожее на панду — рыжую, белопузую и с темно-бурой «маской» на глазах. - Гоба! - вскочила Сян Лин и подбежала к замершей эльфийке, - Гоба, ты опять у людей еду крал? Сколько раз говорила, нельзя брать еду без спроса! - Кли, ты зачем Гобу мучаешь, - фыркнула Люмин, наблюдая за тем, как рыжий зверек забавно кряхтел, сжимаемый крепкими ручонками малышки. Страдающим он, правда, не выглядел. - Кли не мучает, - помотала головой девочка, - Кли играет. Гоба — это новый друг Кли. Он поделился с Кли желтыми булочками! Они были о-очень острыми, но вкусными! У Кли после них язык жегся! - Ты… поделился острыми хлебцами, которые я тебе дала, с Кли? - неверяще переспросила Сян Лин у Гобы. Гоба издал непонятный кряхтящий звук, который Люмин не знала, как трактовать. Зато, кажется, знала Сян Лин — потому что она, услышав его, тут же просияла и, рассмеявшись, погладила Гобу между круглых ушек. Зверек довольно зажмурился и что-то еще пробурчал. Кли — скорее всего, точно так же, как и Путешественница, ничего не понимавшая из речи своего нового друга — широко улыбнулась следом. Гобу, правда, так и не отпустила, все так же крепко обнимая его. Гоба, похоже, не возражал. «Та девочка, гуляющая с божеством очага как с домашним питомцем. Чудеснейшее дитя». ...интересно, а Сян Лин знала, что за зверек ходит рядом с ней и ест чужую еду без спроса? Люмин спрашивать не стала. У нее сейчас не было энергии на открытие истины, выяснение отношений и потенциальное провоцирование экзистенциального кризиса. Спустя короткое время, правда, Кли все-таки выпустила нового друга из объятий — и в эту же секунду под навес просунулась еще одна белобрысая макушка. - Добрый день, мисс Сян Лин, - вежливо поприветствовал девушку зашедший под полог Альбедо — кажется, жара добралась и до него, потому что юноша был без своего плаща и перчаток, - снова здравствуй, Люмин. Кли никому не доставила хлопот? - Ничуть! - помотала головой Сян Лин, - я думала, что это мой Гоба будет тем, кто доставит хлопоты, но они подружились, и он даже угостил ее хлебцами, так что все в порядке. Вы ведь господин Альбедо, да? Син Цю про вас рассказывал! Приятно встретиться с вами вживую! Далее Люмин имела счастье наблюдать обмен любезностями и короткий разговор с называнием имен, которые ей ничего не говорили — некий Син Цю, издательский дом Яэ в Инадзуме, еще что-то… Путешественница бросила короткий взгляд на Кли и Гобу — на их лицах (а если точнее, на лице и мордочке) было написано точно такое же недоумение. После этого Сян Лин вкратце рассказала Альбедо о предстоящем кулинарном конкурсе, и алхимик, как не совсем коренной, но все же мондштадтец, согласился поучаствовать в экспериментах с едой в качестве человека, знавшего местную кухню. Услышав о проблеме транспортировки одной временно обездвиженной личности, юноша наконец-то обратил внимание на смирно сидевшую на травке Люмин. Люмин уставилась на него в ответ. В сумраке одиночной травяной палаты охровый кристалл на горле почти что не был заметен. - Здрасте, ага, - кивнула она и, не удержавшись, ухмыльнулась краем губ. - О? - Альбедо вскинул брови — по бесстрастному лицу нельзя было почти ничего прочесть, но во взгляде Люмин заметила искорки веселья, - Люмин, ты обиделась на меня за то, что я не обратил на тебя внимания сразу? Люмин полсекунды подумала. И почти-что-сердито уперла кулаки в бока. - Вообще-то да! - в притворном возмущении сообщила она — за что заработала непонимающие и встревоженные взгляды Гобы и Кли, сдавленное хихиканье в кулачок от Сян Лин и то, как уголки губ Принца Мела чуть дернулись вверх, - я тут, значит, сижу такая вся раненая и несчастная, это, к твоему сведению, моя палата, и ты просто берешь, заходишь в нее и продолжаешь себя вести, как будто ничего вообще экстраординарного не происходит! - Но я поздоровался с тобой. - Ты поздоровался со мной, - Люмин многозначительно подняла указательный палец, - но ты сделал это без уважения. Альбедо коротко усмехнулся. Кли и Гоба посмотрели сначала на Путешественницу, затем на алхимика, затем на непрестанно фыркавшую и улыбавшуюся Сян Лин, затем друг на друга и синхронно моргнули в абсолютном непонимании происходившего. - А… - замялась, выглядя крайне настороженной, если вовсе не напуганной, Кли, - а как надо здороваться с уважением? - Падать на колени и кланяться в пол, - горделиво хмыкнула девушка, - но так уж и быть, на этот раз я великодушно прощу вам вашу грубость. Но только на этот! - Я польщен оказанной мне честью, - слегка улыбнулся Альбедо, - могу ли я в качестве искупления предложить способ транспортировки? Люмин тут же заинтересованно подалась вперед. - Есть одно умение, которое я использую в бою, - пояснил алхимик, - «Цветок солнца». Это каменный цветок, парящий невысоко над землей, Кли любит кидать с него бомбы. Обычно я просто отзываю и переставляю его на новое место при необходимости, а не перемещаю по воздуху — плавное перетаскивание требует достаточно большой концентрации на процессе, что совершенно невозможно в бою… но «невозможно в бою» не означает «невозможно физически», и у меня уже был опыт подобного использования цветка. К тому же, цветок достаточно большой, чтобы ты могла удобно расположиться на нем. - Колдуй! - недолго думая, закивала Люмин. Летающий каменный цветок. Как ковер-самолет, только цветок! Цветок-самолет… цветок-ковер? Как это обозвать-то по-нормальному? Альбедо и наколдовал. Он поднял правую руку, прищурившись, и рывком опустил. Люмин коротко вздрогнула — по телу пробежались мурашки от прошедшего насквозь импульса незнакомой энергии, которую Путешественница даже не могла точно описать: это не было похоже на легкость анемо или жар пиро, это было что-то… более абстрактное, наверно? Какое-то общее ощущение спокойствия, непоколебимости такой, какая бывает только у древних гор, которым многие миллионы лет. Защищенность. Вековечность. Твердость. Это было хорошее ощущение. Успокаивающее. Вот ты какая, значит, энергия гео? Правда, дрожь прошла, но ничего более не случилось. Никакой цветок в воздухе не повис, земля не разверзлась. Люмин даже ощутила легкий укол разочарования — где цветок? Ей обещали цветок! Она даже глянула по сторонам, предположив, что каменное растение решило зацвести где-нибудь в другом месте, но нет: под пологом определенно не наблюдалось ничего, похожего на цветы. Ну вот, а она-то надея- Вжух! Люмин чудом не взвизгнула, когда ее без предупреждения резко подняло в воздух на высоту где-то в полтора-два ее роста. Органы только спустя долгую секунду вернулись на свои законные места. - Эй! - возмущенно воскликнула она, хватаясь за сердце и тяжело дыша, - предупреждать же надо! Я чуть инфаркт не схватила! - ...прошу прощения, - неловкость в голосе Альбедо, что интересно, прозвучала искренне, - я забыл предупредить, что летающая часть цветка отделяется от наземной не сразу, а через небольшой промежуток времени. Ты в порядке? Люмин, отдышавшись, прислушалась к своим ощущениям. - Да вроде да, - кивнула она утвердительно, - типа, ноги не болят, голова не болит, тошноты нет. Живу. - Прекрасно. Тогда выдвигаемся. Мисс Сян Лин, ведите. И они пошли. Кататься на гео-платформе оказалось забавным занятием — плыла она совершенно ровно, не тряслась и не качалась, и Люмин подумала, что даже на руках Подснежника сидеть было не так удобно, как на каменном цветке. Их процессия выбралась из-под навеса и двинулась в сторону палаточного городка; почти сразу же Путешественница почувствовала устремленные на нее чужие взгляды, но это ее ничуть не смутило — пусть смотрят. Не каждый день видишь, как главный алхимик Ордо Фавониус, его младшая сестра, юная звезда кулинарии из Ли Юэ и ее ручная рыжая панда в компании сидящей на цветке шаманки хиличурлов топают куда-то одной компанией. Она бы, честно говоря, на месте горожан тоже пялилась. Девушке на ум пришло сравнение с группой путешественников из одного мира, в котором они с Итером были и даже умудрились поучаствовать в спасении всех свободных народов от сил зла. Та группа называлась… как же они назывались? Братство Кольца, точно! Братство Кольца! Близнецы с ними не путешествовали, вместо этого разбираясь с раскиданными по всем землям силами Врага и помогая спасителям мира постольку-поскольку. Они даже не были уверены, что те путешественники вообще были осведомлены о своих тайных союзниках — хотя, наверно, тот мужчина, ставший затем королем, все-таки знал, что среди его сородичей в следопытских плащах затесались двое иномирцев, которых запряг помогать в борьбе с мировым злом добрый старец в серой остроконечной шляпе... Если те люди и не совсем люди были Братством Кольца, то их нынешняя компания была… а как назваться-то… о! Вот! Отряд Каменного Цветка! «Братство» не подходило из-за того, что в группе не все были парнями, а вот «отряд» звучало идеально. Итак, их бравый Отряд Каменного Цветка направлялся к своей цели, то есть палатке Сян Лин… Как вдруг Всевидящее Око Врага их все-таки заметило. - А ну, стоять! Куда пациентку потащили! Стоять, нарушители! У Люмин по спине промчался холодок. Сян Лин испуганно охнула. Рядом крякнул Гоба. Кли вцепилась в ногу Альбедо. К ним очень быстро шел недовольный Подснежник. Ой-й… - Так, вы, нарушители больничного режима! - он остановился, перегородив им путь к палаточному городку, и упер руки в бока, - признавайтесь, кто этот саботаж затеял? - Лорд Подснежник, это моя идея была, мне просто- - Это я согласилась, так что- - Я. Все разом замолкли, уставившись на Альбедо. Тот выглядел поразительно спокойным в присутствии сердитого архонта. - Ага-а, значит, господин главный алхимик? - протянул целитель, - и по какому поводу мы потворствуем пагубным начинаниям Люмин, позволяя ей нарушать прописанный доктором — сиречь мной — постельный режим? - Прошу прощения, но я не думаю, что режим каким-либо образом нарушается, - вежливо возразил юноша, - Люмин, как и положено, не двигается и находится в состоянии покоя. Никаким стрессам она также не подвергается. Мы направляемся к палатке Сян Лин — все необходимые ингредиенты и инструменты находятся там, и передислоцировать эту… кулинарную базу к пологу у Дерева Веннессы не представляется возможным. Поэтому я вызвался перенести Люмин на цветке. Он стабилен и совершенно безопасен для нее, вы можете убедиться сами. - Да ну я же просил на «ты»… - обреченно вздохнул Подснежник, настороженно и заинтересованно проводя ладонью по крупным золотым лепесткам, чередовавшимся со светло-серыми, каменными, - ...подумать только. Поверить не могу. Моракс спер у меня мое же поле деятельности. Кажется, абсолютно все в их компании озадаченно уставились на Подснежника. Тот, однако, не обратил на это никакого внимания, продолжив изучать впечатлившую его гео-конструкцию. - Как ты себя чувствуешь, Люмин? - отвлекшись от каменного цветка, спросил архонт у пациентки. - Хорошо! - тут же ответила девушка, - ничего не болит, честно-честно. Сижу, никого не трогаю. Меня лиюйским супом накормили! - Со свининой и бамбуком? - Им самым! - Вкусная вещь, - хмыкнул одобрительно целитель и махнул рукой, - ладно, непослушные вы мои, топайте с миром. Но я за вами слежу. Люмин, самостоятельно никуда не уползать, а то злобный Подснежник придет и обратно к дереву без права последующего выхода унесет. - Ладно! - рассмеялась Люмин, - не буду уползать. - Вот и славно. Но все же, надо до Моракса докопаться, какой Бездны он копирует у меня цветы… И Подснежник ушел. По их компании прокатился выдох облегчения. В конечном итоге они дошли до палатки Сян Лин и расположились на любезно предложенных запасливой девчушкой пледах; сама же хозяйка палатки убежала к котелку — проверять состояние варившегося «Искушения адепта» («Это блюдо надо полдня готовить, я с ним с ночи бодаюсь, я ради него вчера днем спала, и если сделаю что-то не так прямо в самом конце, то в жизни себе этого не прощу!»), а Альбедо подумал-подумал, огляделся и постановил: будем жарить рыбу. И ушел за этой самой рыбой. И за уксусом с овощами — зачем рыбе уксус, Люмин не знала, но пришлось молча согласиться. Дальше не происходило ничего особо интересного — Сян Лин вернулась с половником исходившего паром бульона, чтобы ее гостьи попробовали загадочную высокую кухню Ли Юэ, и Кли опять обожгла язык; Гоба в это время от нечего делать ходил кругами вокруг костерка, смешно переваливаясь с лапы на лапу. На запах еды и на вид внезапно выбравшейся из-под полога Люмин прилетела Паймон, и никто и глазом не успел моргнуть, как эльфийка и феечка — только мимоходом поздоровавшаяся с подругой и все! Что за день вопиющей наглости по отношению к Путешественнице сегодня? - принялись тискать зверька вдвоем, и тот, что интересно, даже не возражал, только периодически забавно кряхтел. Следом за Паймон у палатки нарисовался… внезапно, Кайя — а за ним уже пришла Софья и шутливо отчитала капитана кавалерии за то, что тот сбежал от своих святых обязанностей опытного крио-волшебника по обучению новоявленного собрата по стихии. Видимо, она говорила о Викторе. В отличие от всех остальных, снежнянка осторожно, чтобы не заставить лишний раз шевелиться, обняла Люмин и даже уселась рядышком, ожидая возвращения Альбедо. Единственная нормальная личность в этом сборище людей, не оказывающих должного почтения великому и ужасному Люмичурлу. Альбедо вернулся с крупной рыбиной, поприветствовал новоприбывших и уселся чуть в отдалении, чтобы остальным не воняло тиной. На вопрос, где он эту рыбу достал, алхимик указал куда-то в сторону, кажется, речки и сообщил, что там сидели рыбаки, у которых он рыбу и купил. Уксус и овощи он, к слову, тоже раздобыл. Только не у рыбаков, а у Сары, временно перенесшей «Хороший Охотник» на природу. И вот теперь они сидели и занимались важными делами: Люмин и кинувшаяся помогать брату Кли нарезали морковку, брокколи и светяшку, которую травница внезапно обнаружила на дне пространственного кармана — когда она вообще собрала ее и почему не отдала наставнице сразу? Сколько несчастная трава валялась у нее без дела? - сам Альбедо разделывал рыбу, Сян Лин следила за котлом, Гоба и Паймон трескали острые булки, а Кайя и Софья экспериментировали над фирменными шашлычками капитана — фруктовыми, как он похвастался. Из фруктов в них, правда, была только винная пропитка, и вот тут-то эксперименты и начинались — вина в ближайшей доступности не было уже несколько дней, и свой особый маринад капитан сделать не мог, а без этого маринада шашлыки были бы уже не те. Поэтому два крио-волшебника, переглянувшись, решили сделать ход конем и приготовить фруктовые шашлычки... в которых действительно будут фрукты. - Фух! - последняя головка брокколи упала в тарелку, и Кли утерла лоб рукой, - Кли закончила! - Молодчина, - Люмин, улыбнувшись, погладила эльфийку по голове, и та довольно зажмурилась, - я тоже почти все. Ты даже быстрее меня управилась, молодец! Девочка обрадованно хихикнула. Потом о чем-то задумалась, все еще держа маленький ножик в руке. - Сестренка Люмин, а можно… - Кли обернулась на Паймон и Гобу, - а можно Кли пойдет играть с Гобой? - Конечно, можно, - кивнула Путешественница, - Альбедо! Кли с Паймон и Гобой играть пойдет, ладно? - Хорошо! - откликнулся алхимик, уже посыпавший рыбу солью. Кли, радостно пискнув, бросила ножичек в миску с брокколи, вскочила и убежала прочь. Люмин проводила ее завистливым взглядом — ей бы такую же детскую непосредственность… захотел — вскочил и побежал играть, захотел — лег спать, пошел рисовать, еще чем-нибудь простым заниматься. Рыбу глушить, например, хотя это крайне специфичное для ребенка занятие. Вот у них, взрослых, постоянно какие-то дела есть: еду приготовь, ингредиенты найди, город от Бездны защити, Двалина как-нибудь найди и исцели… страшная взрослая жизнь. Люмин, дочистив и порезав в кои-то веки морковку, сложила овощи и траву в одну миску и задумчиво в нее уставилась. Готовить в одиночку ей всегда было скучно, поэтому кулинарные изыски они с Итером всегда изобретали вместе. Обычно это оканчивалось закономерным хаосом, который всегда начинается, если за какое-то дело берутся братья и сестры, особенно двойняшки и дважды особенно — близнецы: то в кого-то куском теста прилетит, то кто-то забудет один из ингредиентов и будет за ним в экстренном порядке послан, то вовсе кухонные баталии мукой начнутся… готовить с Итером было весело. Люмин тоскливо потыкала ножиком крупно нарубленную морковку. Вздохнула. Посмотрела на Кайю и Софью, увлеченно споривших по поводу того, что лучше подойдет мясу — закатник или яблоки. Глянула на Сян Лин. А потом взяла миску с овощами, оба ножика и… никуда не пошла. Люмин на полном серьезе захотелось оживить того Вестника, который пробил ей позвоночник, и зажарить его живьем на большой-большой сковородке. Или сварить в том котле, который стоит в Дадаупе. Как раз поместится. Она обернулась на Альбедо. Альбедо по счастливому стечению обстоятельств именно в этот момент поднял глаза на нее, и Люмин даже не задумалась, зачем он — чисто в теории — периодически отвлекался от готовки на то, чтобы на нее посмотреть. Алхимик поднял руку. ...во второй раз внезапно выросший каменный цветок Люмин даже не напугал. - Алхимики умеют читать мысли? - фыркнула девушка, когда платформа плавно опустила ее в траву и исчезла. - Алхимия в том виде, в котором я ее знаю, не позволяет развить телепатию, - ответил Альбедо и щедро всыпал что-то (Люмин не разобрала, соль это была или сахар) в темно-бурую, почти что черную жидкость, кипевшую в кастрюльке на… должно быть, это был местный аналог походной плитки? По крайней мере, конструкция внешне отдаленно напоминала именно это устройство. Люмин заинтересованно поглядела на то, как Альбедо размешал пузырившуюся субстанцию — тот самый уксус, за которым он ходил? - и вернулся к рыбе. - Тогда почему ты решил перенести меня сюда? - Я понял по твоему лицу, что тебе не очень хотелось сидеть одной, а пойти куда-то сама ты не можешь, - Альбедо посолил последний кусок рыбы, положил к остальным, после чего взялся за деревянные ручки кастрюли и снял варево с плитки, отставляя его на край покрывала, - поэтому я решил проявить инициативу. Но если ты хочешь к Софье или к Сян Лин, то я могу перенести тебя к ним без проблем. - Да не, не надо, - помотала головой Люмин, - может, тебе помочь с чем-то? С уксусом, с рыбой, не знаю… овощи мы с Кли уже нарезали, новых заданий не поступало. - Нет, благодарю, - не выключая плитку, алхимик поставил на нее сковородку и щедро полил маслом — Путешественница только подивиться могла такой доскональной подготовленности к одному-единственному блюду, - и это не уксус. Прошу прощения, что запутал тебя изначально. Это бальзамический уксус — особая жидкая приправа, кисло-сладкая, делается путем выдерживания в бочках винного сусла. Более точную технологию может рассказать господин Дилюк. Я, увы, недостаточно знаком с виноделием, чтобы рассказать все в деталях. Бальзамический уксус подходит ко многим блюдам и даже к десертам вроде мороженого или ягодного салата, а если добавить в него сахар, как я это сделал, получится отличная глазурь для мяса или рыбы. Люмин осоловело моргнула. - Мощно, - выдала она, глядя на то, как масло начало злобно шипеть и мелко-мелко пузыриться — верный знак того, что вот-вот оно примется плеваться во всех мимо проходящих людей, - ты много знаешь о готовке? В плане, ты разбираешься в приправах сложнее соли, перца и нескольких самых известных травок типа розмарина или тмина, ты так ловко разделывал рыбу… вау. Я сама умею готовить, жизнь, грубо говоря, заставила, но на такие изыски меня обычно не хватает. Итер из нас двоих был тем, кто страдал кулинарными извращениями, а я так, на подхвате. - Мои знания в области кулинарии далеко не так обширны и глубоки, как у Сян Лин, - алхимик взял посоленный кусок рыбы с тарелки и аккуратно опустил его на сковородку — та отозвалась усилившимся шипением, отчего Люмин непроизвольно дернулась, - однако, выражаясь твоими словами, меня жизнь тоже заставила научиться готовить блюда по… не совсем обычным рецептам. - Ты аллергик? - О, нет-нет-нет, не в этом дело, - мягко усмехнулся Альбедо, быстрыми умелыми движениями выкладывая кусочки рыбы на агрессивно шипевшую сковороду, - загвоздка всего лишь в том, что мой аппетит гораздо меньше аппетита среднестатистического человека моей комплекции. Поэтому я стараюсь избегать ресторанов или еды навынос — обычные порции, особенно если пища мясная или рыбная, слишком большие для меня, и потому еду из «Хорошего Охотника» или любого другого заведения при попадании ко мне постигнет печальная участь: либо я переем, и тогда пропадет всякое удовольствие от вкуса, либо я не доем, и тогда остатки еды будет некуда девать, только выкидывать. Так что я стараюсь готовить сам для себя, так я точно не прогадаю с порцией. Однако это означает, что я трачу дополнительное время на готовку — поэтому кулинарный навык стал закономерно необходим, чтобы ускорить этот процесс настолько, насколько возможно. - Ты чем-то похож на Итера, - улыбнулась своим мыслям Люмин, - он тоже был- тоже малоежка. Я, по-моему, с детства доедала за ним, особенно овощи. Он терпеть не мог вареную перечную кожуру. - Вареную… перечную кожуру? Для чего вы варили отдельно кожуру? - Не отдельно! - рассмеялась девушка, - папа иногда готовил фаршированные перцы: это когда берешь большой перец — красный, зеленый, желтый, не суть важно — вырезаешь у него внутренности, засовываешь в него фарш и варишь с томатной пастой. Получается вкусню-ущая вещь! Но Итер вареную кожуру ненавидел до смерти, всегда выковыривал мясо и ел только его. А кожура мне доставалась, хе-хе-хе. Мама даже говорила, что Итер ест, как половина ребенка, а я — как полтора. Я всегда считала себя крутой из-за этого. Итер действительно всегда ел очень немного по сравнению с близняшкой. Люмин периодически начинала всерьез думать, что ее брат втайне от нее научился фотосинтезировать и по какой-то причине не хотел делиться с сестрой этим умением. Наверно потому, что боялся, что даже тут она превзойдет его по количеству потребляемой энергии и, соответственно, будет объективно круче. Итер… был бы тут Итер — он бы уже активно что-то готовил, стругал, шинковал, моментально включившись в процесс; он бы спорил с Кайей, что к мясу лучше кисло-сладкий ягодный соус, а не острый, он бы пялился на огонь под котелком вместе с Сян Лин, он бы разделывал рыбу и варил глазурь с Альбедо. А еще бы он наверняка мог ходить, потому что он бы не попался под удар Вестника, он был бы ловче, лучше, он бы не пострадал. Он бы никого не дал в обиду — ни Дилюка, ни Кли, ни Розарию и Эулу. Никого. Итер… почему именно он, живое солнце, более способный, открытый, обаятельный и умный из них двоих — почему именно он исчез? Он, так идеально подходящий на роль сказочного героя? Был бы вместо нее Итер — и мир между хиличурлами и рыцарями настал бы давным-давно, и он бы сумел втолковать нужные мысли в голову Кли без показательного выступления с ожившим стражем руин, и он бы, наверно, куда быстрее и лучше Люмин решал любые проблемы, возникавшие на его пути. Итер подходил на роль героя лучше. По всем параметрам лучше. Он... просто был лучше. Он был мозгом тандема. Стеной, за которой Люмин могла спрятаться в любой момент. Тем, кто ощущался, как дом. Почему исчез он, а не она? Киана, Асмодей, или кто там за ней стоит — вы выбрали не того. Вы забрали не того близнеца. Не того… «Не надо, Люми, - фантом положил подбородок ей на плечо, и девушка почти вживую почувствовала, как растрепанные волосы коснулись щеки, - я бы справлялся не лучше. Если бы ты исчезла, я бы точно так же не понимал, что делаю и что должен делать, я бы точно так же думал, что ты бы поступала умнее, что ты была бы рассудительнее, расчетливее, мудрее, чем я. Я бы точно так же чувствовал себя разбитым. Ты справляешься, сестренка. Если бы я был здесь, я бы сказал это тебе вслух, но… пока что имеем то, что имеем. Вдохни и выдохни, Люми. Ты молодец. Я горжусь тобой, помни об этом. Всегда гордился и буду гордиться. Ты молодец. Не кори себя».

Обернули жемчужины шею В три ряда, в три ряда. Говорил: «Ты будешь моей иль ничьею Никогда, никогда...»

Люмин вскинула голову, не веря своим ушам. - О? - в голосе Альбедо послышалось удивление, - капитан Кайя… поет? Это крайне редкое зрелище. Я не уверен, что хоть раз до этого вживую слышал его пение. Кайя и Софья пели вместе. Снежнянка неторопливо вырезала фигурки из крупных ярких закатников, перекинув повязанную лентой черную косу на грудь, пока рыцарь занимался сжиганием деревяшек в угли на умело организованном костре, и пела — даже не пела, а так, напевала вполголоса, и капитан подпевал ей негромким хрипловатым тенором. Люмин вспомнилось, как Софья пела с Венти, как их дуэт звучал чисто и звонко, как меццо-сопрано оттеняло нежный высокий голос бога ветров, как их пение успокоило и убаюкало девушку… Дуэт Софьи и Кайи звучал совершенно не так. Капитана явно никто не учил петь, но, похоже, рыцарь был из тех людей, кого природа при рождении одарила и голосом, и слухом. Он не фальшивил, совершенно спокойно держа свою тональность, и позволял гуслярке вести — и она вела, и ее голос звучал как всегда мягко и тепло, но в этой теплоте Люмин уловила ностальгию и светлую грусть, если вовсе не затаенную тоску. Паймон, Кли и Гоба перестали шуметь, гоняясь друг за другом. Сян Лин развернулась лицом к певшим, изредка кидая взгляд на котелок рядом с собой. Даже в соседней палатке стихла оживленная доселе игра.

Из ладоней просыпались пылью, Потерялись в камнях Все слова, что тебе говорили Про меня, про меня - Что у меня теплые плечи, и гордые речи, И колючие свечи в темноте высоко. Моя верность хранится там, где пляшут зарницы, Как бы ты ни стремился — не достанешь рукой.

Люмин не знала снежнянский — Софья никогда не бралась учить ее, отшучивась, что вот если Путешественницу занесет судьба в Снежную, то там сразу и научится, а без надобности пусть не забивает себе голову. Люмин не понимала ни слова из песни, но она понимала интонации, она видела легкую улыбку на чужих губах, и что-то в сердце сжималось от того, как Софья улыбалась сама себе, не поднимая глаз и продолжая вырезать фруктовые фигурки. Интересно, а Кайя действительно знал снежнянский или просто запомнил, как звучат слова? Софья пела негромко, в какой-то момент чуть не перейдя на шепот, а потом ее голос вдруг окреп, и в нем зазвучала нежданная отчаянная и веселая горечь — такая, какая бывает только у сдавшихся людей.

Я спущу на воду венок со свечою Так легко, так легко, Чтобы плыл по ручьям-полыньям за тобою Далеко, далеко. В полыньях среди туч чтоб светил он Высоко, высоко В том краю, куда я тебя отпустила Далеко, далеко.

Люмин не знала снежнянский, Люмин не понимала слов, но все равно не смогла не задаться вопросом — о ком и кому с такой застарелой тоской пела ее подруга? ...Люмин вдруг подумала — а она ведь ни разу не слышала, чтобы Софья говорила о своей семье. Люмин даже не знала, откуда именно гуслярка была родом. Нет, она знала, что та родилась в Снежной, но Снежная была огромной. Откуда Софья пришла? Она рассказывала о родной стране целиком — о севере, где ледяное море встречается с черно-зеленой тайгой и сизой пустошью тундры, о юге, где горы отделяют Снежную от Натлана, о средней полосе, где сухое лето и слякотная каша-бездорожье по осени, где лиственные леса и болота; у Софьи горели глаза, когда она говорила о своей далекой неприветливой родине, но никогда не называла места, где родилась. Никогда она не рассказывала и о своих родных — она не упоминала даже маму и папу; Люмин не знала, была ли гуслярка единственной в семье или одной из нескольких детей, осталась ли она сиротой или где-то ждали ее возвращения родители. А ждали ли? Или у Софьи, как и у Путешественницы, не осталось дома? Ни дома, ни друзей из родных краев, никого, кто мог бы ее ждать? Почему она бросила все и пошла бродяжничать с одними гуслями и Глазом Бога на воткнутом в основание косы гребне? Люмин, если так подумать, вообще ничегошеньки не знала о прошлом снежнянки. Да, она знала, что у ее подруги был острый язык и красивый певческий голос, бархатистый и успокаивающий, что она неплохо плавала — Паймон-то она впервые встретила, спасши ту от утопления в заливе, - и что у нее, похоже, была анемия, потому что гуслярка часто обнимала себя за локти, стремясь спрятать пальцы в разрезанных рукавах верхнего платья, а когда Путешественница попыталась дотронуться до чужих бледных кистей, с которых временно сняли извечные черные перчатки, Софья тут же отдернула руку и фыркнула: - Родная моя, у меня ладони ледяные, не трогай — не то пальцы отморозишь. Люмин тогда только пожала плечами. Не хочет, чтобы ее трогали — Люмин не будет. Ее личные границы уважать учили с детства. Путешественница знала достаточно много о гусляркином настоящем. Но вот о прошлом — ничего. Софья ни слова об этом не говорила. А Люмин почему-то даже никогда и не спрашивала. Может, они с Софьей были даже более похожими, чем она раньше думала. Стоило Софье и Кайе замолкнуть, как отовсюду зазвучали хлопки и свист; капитан, обворожительно улыбаясь, послал несколько воздушных поцелуев, а снежнянка, как смогла, поклонилась, смеясь. Кто-то крикнул — еще, еще! - и этот крик подхватили другие люди, и вскоре, наверно, десятки мондштадтцев скандировали в один голос: еще, еще! Люмин, поддавшись всеобщему порыву, тоже крикнула: - Еще! - Ну, коли публика просит, - усмехнулась, лукаво глянув на подругу, снежнянка, - капитан, вы еще что-нибудь знаете, али мне самой народ развлекать, пока вы тут с костром возиться будете? - Пожалуй, оставлю представление тем, кто умеет выступать, - после этих слов послышалось несколько расстроенных вздохов, и капитан в извиняющемся жесте развел руками, - простите меня, но кто-то все-таки должен следить за костром. Не оставляйте меня голодать, не будьте бессердечными! - Ладно! - отозвался кто-то из толпы, и Кайя благодарно усмехнулся. Софья чуть отползла от него, чтобы не мешаться, уселась поудобнее, призвала из карманного измерения гусли и положила на колени, потом сыграла на пробу несколько переборов, настраиваясь… Потом снова посмотрела на не сводившую с нее взгляд Люмин — и с улыбкой прикрыла глаза, отвернувшись. - Там, за третьим перекрестком и оттуда строго к югу всадник с золотою саблей в травы густо сеет звезды - слышишь… Рядом одобрительно хмыкнул, видимо, узнав любимую песню, Альбедо. *** - Эй, кактус, подвинься, мне сесть негде. - Ты уже сидишь. Соответственно, место у тебя есть, так что твое высказывание противоречит фактам. Не подвинусь. - Да чтоб тебя, мне неудобно, тут ветка узкая! Двинься, говорю! - Вы двое шумите так, как ураганы не шумят, я из-за вас ничего не слышу! - Бу-бу-бу, глухой нашелся… В итоге Подснежник все-таки подвинулся, и Мурата, ловко вскочив на ноги, перешагнула через сидевшего до этого между ней и Дендро Архонтом Барбатоса и с удовольствием уселась на более удобную часть ветки. - Тьфу ты, все равно не видно ни черта, - рыкнула она, снова встала, без всяких проблем балансируя на неровной поверхности, и перескочила на ветвь пониже, где густая крона не закрывала вид на собравшуюся вокруг одной палатки толпу людей и одну снежнянку посередине. Барбатос, подумав, тоже слез с насиженного места, плавно прошел по наскоро наколдованной воздушной лесенке, пуская прозрачные бирюзовые волны-круги от каждого шага, и уселся рядом с Муратой. Через пару минут к ним присоединился Некромант — правда, не потому, что ему с верхней ветки не было видно. Ему просто стало скучно сидеть в гордом одиночестве. Поэтому он легко спрыгнул на их ветку, заставив ее чуть ощутимо качнуться, и как ни в чем не бывало растянулся на ней в полный рост, улегшись головой на колени Анемо Архонту и согнув одну ногу. Мурата, беззлобно фыркнув, погладила целителя по белым лохмам, которые он распустил и которые закономерно спутались через пять минут. Венти вынул застрявший около уха листик. Снизу их троицу было не видно, зато перед ними самими открывался прекрасный вид на палаточный городок и спонтанный концерт, собравший вокруг одной палатки целую толпу. Кто-то ел, кто-то сидел разинув рот, кто-то расположился в одиночестве, кто-то — в компании; Венти заприметил Люмин, Альбедо и прибившихся к ним Паймон и Кли — они вчетвером сидели чуть вдали от основной толпы и трескали жареную рыбу, вкусный запах которой чувствовался даже отсюда. Главный алхимик в своем репертуаре, мысленно фыркнул архонт — и как он сам успел понять, и как он услышал от ветров, юноша предпочитал тишину и спокойствие общению с людьми, так что даже посреди фестиваля умудрился найти самое безлюдное место и там засесть. Что-то внутри отзывалось теплом при виде того, каким расслабленным Альбедо выглядел рядом с Люмин, хоть та и была ему по-хорошему едва знакома. Хорошо, что этот ребенок был так спокоен. Венти, признаться, до сих пор передергивало от воспоминаний о том бешеном взгляде, лишенном всякой человечности и осознанности — и о том, у кого еще бог ветра видел такой же взгляд. Только бы не повторилось. Только бы ничего не повторилось. Он верил в своих людей, в то, что они за две с половиной тысячи лет самостоятельной жизни — ладно, за тысячу, если вести отсчет с основания Ордо Фавониус — все-таки научились сами решать свои проблемы, но если все зайдет слишком далеко… он не станет медлить и вмешается сразу. Но ему не хотелось, чтобы до этого дошло. А потому он тихо радовался, глядя на то, как Кли вскарабкалась на колени брата и улеглась на него, отставив тарелку с недоеденной рыбой. Альбедо ласково погладил девочку по плечу и отложил свою тарелку тоже, чтобы обнять сестренку обеими руками. Люмин что-то спросила у него, и юноша, подумав, кивнул; девушка тут же сцапала его порцию, переложила овощи и оставшуюся четвертинку рыбы на свою тарелку и с удовольствием схрумкала доставшийся ей кусок вареной морковки. Паймон, поглядев на это безобразие, стянула у подруги самый большой кусок мяса, и перебравшийся к ним незадолго до этого Кайя, негромко рассмеявшись, отдал прожорливой феечке целый шампур. Та радостно слопала его в два укуса. - Я на закате, наверно, домой пойду, - тихо произнесла Мурата ни с того ни с сего, привалившись виском к стволу, - не могу же я вечно не быть в Натлане. Я в гостях уже почти неделю торчу, тут было зашибись и все такое, да, особенно когда народ перестал валяться тряпочками и начал изображать активную жизнедеятельность, но все-таки. Отдам Люмин наконец-то этот дурацкий агат, а то она в жизни про него не вспомнит сама, и пойду. Я и сама про этот камешек почти забыла. Дырявая память, оказывается, заразна. - Удачи тебе тогда, - так же негромко ответил Подснежник, - я останусь. Народ еще не выздоровел, да и за Люмин тоже нужен глаз да глаз. А то ведь уползет куда-нибудь сама — и ищи-свищи. Все они, герои, такие. Уползучие. Барбатос только усмехнулся. - Спасибо, что помогла тогда, Мурата, - он, краем уха все еще слушая доносившееся с земли пение, принялся задумчиво заплетать тонкую косичку из прядки белых волос на виске — Подснежник, кажется, вообще не возражал против манипуляций с его гривой: пусть, походу решил он, балуются, только не режут. Венти резать чужие космы не собирался, потому что в противном случае Подснежник его бы пришиб и был бы прав. - Пустяки, - отмахнулась богиня, - ты бы тоже примчался по первому же зову. И то верно. Леди Огня замолчала и неслышно выдохнула, прикрыв глаза. Она выглядела непривычно задумчивой и почти что усталой. Барбатос, на самом деле, понимал ее. Его самого вымотали эти пять дней волнения за своих людей, не отпускавшего до самого второго пробуждения Люмин, но даже так он не мог представить в полной мере, что чувствовала Мурата, глядя на своих погибших детей. Вспоминала ли она другую свою дочь, смотря на сгоревшего в собственном пламени Дилюка? Что творилось в ее голове, когда она в отчаянии сдирала звезды с неба и вешала их на созвездия, пытаясь хоть так вернуть умерших к жизни? «У меня один раз получилось, - зло шипела она, держа жегший ее ладони шар нестерпимо-яркого света и кладя его на грудь Кли, буквально вжимая его в тельце, - я так Люмин от стража спасла! У меня один раз вышло, значит, второй раз тоже должно! Ну же, давай, малютка, дыши уже… кактус, срань небесная, где твою слепую задницу черти носят?!..» - Эй, Барбариска, - позвала его Мурата — Венти на прозвище, данное ему при первой встрече Люмин, только вопросительно улыбнулся, ничуть не обидевшись, - я этого не говорила, но, это...я рада, что ты проснулся. - Правда? - без всякой поддевки спросил Барбатос. В груди потеплело. По нему… скучали? - Агась, - в голосе женщины архонт услышал искреннее усталое облегчение, - без тебя эти пятьсот лет были совсем… не знаю даже, как сказать. Тоска зеленая. Поговорить вообще было не с кем. Моракс вечно где-то не тут, с Аделаидой я и раньше сралась по поводу и без, а теперь докапываться до нее совсем чего-то не хочется — всерьез же на хер пошлет, а не в шутку, как обычно. Эи — Вельзевул, то есть — вообще разговаривать ни с кем не стала, заперлась в своем сознании и сидит теперь, сычует, а с Сегуном болтать вообще не о чем — как заведет свою шарманку про вечность, так хоть уши затыкай. Ты спал. Кактус, разве что, единственный нормальный был, но и он только спустя лет пятьдесят со мной на контакт вышел, а до этого только с Астарот и сидел. Но я как бы его вообще не виню, тут наш провал. Надо было сразу к нему припереться, мол, чего-как, малец, добро пожаловать в нашу архонтскую компанию, у нас тут, правда, жопа какая-то пока что происходит, но вообще мы хорошие... а мы на него синхронно забили — мол, ладно, гнозис без хозяина не остался и хватит с нас. Астарот молодец, она его и спасла, и выходила, в итоге он теперь за нее даже меня палкой по хребту отхерачит, если понадобится. Мурата кисло ухмыльнулась. Подснежник вытянул руку и вяло ткнул женщину пальцем в локоть. Богиня не глядя ткнула его пальцем в лоб в ответ, хмыкнув. - Я… - она тяжело вздохнула, собираясь с мыслями. Казалось, ей каждое слово давалось с трудом, - я так скучаю по временам до всего этого дерьма с Катаклизмом. Когда мы всей толпой собирались у Моракса. Макото приносила данго, Набериуса можно было за его ветки-рога потягать… мы махались с Астарот, потому что никто другой не хотел со мной драться, и то она мне древком алебарды своей с досады саданет по хребту, если я от лезвия постоянно уворачиваюсь, то я ей по руке томагавком цапну. Хорошо было. Иногда Набериус нас даже лианами растаскивал, если мы сильно увлекались. Венти понимающе хмыкнул, невесело улыбнувшись. Он помнил, как девчонки дрались, и все это сопровождалось забористой руганью, смехом, раззадоренными криками, лязгом стали, и воздух то звенел от холода, то высушивался до першения в горле от адского жара… Аделаида смотрела на них с отвращением придворной дамы, увидевшей крысу, и отворачивалась с презрительным фырканьем, Моракс глядел на девушек, как на детей малых, и иногда улыбался уголком губ, а Макото волновалась каждый раз, боясь, что богини ненароком разыграются слишком сильно и серьезно ранят друг друга. Наверно, только Набериусу и Барбатосу эти бои были искренне интересны — Бог Лесов жадно следил за каждым выпадом и каждым парированным ударом, молча болея за жену. Барбатос тоже болел, только не молча и то за одну воительницу, то за другую, постоянно комментируя бой вслух. ...он тоже ужасно скучал по этим временам. Мурата раздосадованно цокнула языком. - Тьфу ты, - она потерла глаза тыльной стороной ладони и дрогнувшим голосом усмехнулась, - ну вот какой Бездны, а. Я ж не планировала сегодня плакать. Какого черта. - Тык тебя лапкой, - Подснежник снова дотронулся пальцем до чужого локтя, - это нормальная реакция. Ты за эти дни получила годовую дозу стресса, сейчас твой организм понял, что все позади, и начал постепенно расслаблять все системы. Сейчас вот расслабилась нервная. - Если следом без предупреждения расслабится пищеварительная, будет обидно. - ...ты отвратительна, - Подснежник, фыркнув, ткнул женщину в третий раз и словил ответный тычок в плечо. У Мураты влажно поблескивали темно-рыжие ресницы, но улыбалась она по-настоящему счастливо. - В общем, я рада, что хоть кто-то из старой тусовки вернулся, - заключила она, и Барбатос широко улыбнулся в ответ, - та девчонка, Софья, она ведь права, ты знаешь? Надо взять ноги в руки, припереться в Заполярный Дворец и сказать — выходи, Царица, мириться будем! Но мириться надо не только тебе. Мне тоже. Всем нам. Да и самой Астарот, будем честны. Вот помиримся, дадим Бездне леща — и заживем… И заживем… Венти продолжил заплетать тонкую белую косичку. На концерте внизу сменился солист, зазвучала раздобытая откуда-то гитара, и архонт с легким удивлением узнал голос Джин; к ней присоединилась Лиза, затем Барбара с Розарией, и девушки запели на четыре голоса старую балладу, а потом гитарную мелодию подхватила флейта, и Барбатос, присмотревшись, нашел взглядом подсевшего к подругам мечника. Флейта… не забыли старые традиции, значит. Флейта, что поет, как ветер на заре, и режет, как меч. Заря была флейтисткой старого мятежного ансамбля, пытавшегося поднять мятеж еще до Веннессы. Выходит, Рагнвиндры до сих пор помнят ее. Венти с нежностью улыбнулся. Дилюк напоминал ему одного человека, которого архонт знал давным-давно. Такой же верный, такой же безжалостный, немного своевольный и готовый положить жизнь за тех, кем дорожил. Венти чувствовал себя спокойно, зная, что Мондштадт находился под защитой такого человека, как юный Рагнвиндр. Да, тот все еще не хотел раскрывать свою личность Полуночного Героя, но среди людей уже ползли слухи — а может, а вдруг, а ведь похожи… но это были благодарные слухи, такие, какие передаются с понимающей улыбкой и тихими смешками — ладно, пусть шифруется, коли хочется, мы мешать не будем. Некоронованный король и король без короны… Такой же разбитый. Такой же отчаявшийся. Смотрящий на мир тем же разочарованным взглядом человека, который когда-то сжег себя дотла, потому что иного тепла на свете не осталось. Но Дилюк был фениксом — и потому Венти знал, что для него еще не все было потеряно. Наоборот — для него все только начиналось заново. Это обнадеживало. Король без короны… ...надо было наведаться на Драконий Хребет, навестить Дурина. Бездна уже наверняка почуяла, что не может пройти в Мондштадт и его окрестности, не считая старого города, и она вполне могла частично переключить свое внимание на останки дракона. Под слоем зачарованного древними небесными заклятиями снега тело законсервировалось — да, оно разложилось до костей, но Порча из него никуда не делась. Бездна могла попытаться как-то использовать дракона для своих целей. Нужно было принять предупредительные меры. А то однажды проснуться и увидеть летающего в небе гигантского драколича размером с полгорода было бы как-то не очень приятно. Хорошо. Тогда он пойдет ночью, как проводит Мурату — сами территории под печатями защищены так, что никакая живность незамеченной не проберется, а в случае чего на стреме будет стоять Подснежник и, если настроение у старого ворчуна будет внезапно хорошим, Андриус. Люди в безопасности. - Барбатос!!! - Мурата вдруг схватила его за плечо и указала пальцем куда-то в сторону палаточного городка, - смотри, смотри! - Фатуйцы идут? - удивленно шепнул Подснежник, - что они задумали? Тоже петь решили? Фатуйцы действительно пришлепали целой толпой к концертному сборищу. Венти, прищурившись, наблюдал за тем, как их командир — агент Заменгофф, кажется — размахивал руками, расставляя народ, и солдаты выстраивались в один длинный ряд, то и дело меняясь друг с дружкой местами по одним им понятному принципу. Им ради такого дела даже освободили место — люди расселись по одну сторону от шеренги, пропустив в передний ряд Джин и детвору. Софья примостилась около леди Грандмастер и замахала рукой — Альбедо, сообразив, что махали ему, поднял Люмин на цветке и перенес к снежнянке, аккуратно опустив Путешественницу на землю около подруги. Девушка тут же оказалась обнята за плечо и притянута поближе. И Барбатос, наконец сообразив, что происходило, восхищенно охнул, от предвкушения даже вытянувшись и перестав мучить волосы Подснежника. Хор! Фатуйцы выстраивались в полноценный армейский хор! Заменгофф, оглядев выстроившуюся линию, удовлетворенно кивнул сам себе и плавно поднял руку. Когда в воцарившейся тишине негромко зазвучал единственный голос вступившего солиста, Венти мелко вздрогнул. Красиво. Это было так красиво. Этих людей учили петь, не иначе, потому что только обученные так чисто берут ноты — Венти ли было не услышать такие детали. С первого вдоха песня полилась, тягучая, широкая, просторная; странно, наверно, было описывать песни такими словами, но бог ее так чувствовал. Как степь. Как раздолье. Как вековое спокойствие земли. Тенор солиста подхватил баритон, затем третий человек басом затянул долгую низкую ноту, и постепенно запел весь хор; ведущая роль переходила от партии к партии, а от тех моментов, когда они пели со словами все разом, у архонта мурашки шли по спине. Все слушатели сидели, затаив дыхание. Даже Мурата старалась лишний раз не двигаться, чтобы не шуметь и не разбивать хрупкий момент. Хор постепенно пел все громче, все увереннее, а затем вдруг отдал ведущую партию одному голосу, притихнув; глубокий бархатный баритон повел мелодию ровно и спокойно, и Венти мог поклясться, что слышал в голосе певца нескрываемую улыбку, - а затем пение вновь стало громче, звучнее… И хор вступил весь разом. Венти только и смог, что закрыть рот ладонями, коротко вдохнув. Он знал их язык, он знал, о чем они поют; но даже если бы он не знал ни слова, он бы все равно понял их песню, потому что чувствовал, слышал в голосе каждого певца искреннюю любовь и радость — радость быть здесь, среди товарищей, радость, что где-то там их ждет их жестокая, самовольная, самоотверженно любящая их в ответ Снежная. Они пели о том, чем была для них их страна — и чем они, знали они того или нет, были для нее. О надежде. О воле. О будущем без слез. «Астарот, если бы ты была здесь, - широко улыбнулся, не в силах сдержать восхищение, Венти, - если бы только была здесь, если бы ты только их слышала...» Песни всегда предвещали перемены. С песней в бой шли повстанцы древнего Мондштадта, с песней штурмовал порабощенный аристократией город ансамбль воинов, песней же Барбатос отогнал Урсу от выведенных ему на растерзание муратанцев, среди которых была и Веннесса. И вновь над полями звенела песня — а значит, скоро быть чудесам. ...хор смолк. Заменгофф замер на долгую секунду с поднятыми руками, затем медленно опустил их, после чего повернулся к зрителям и коротко поклонился. Над полем повисла тишина. Первой захлопала, вскочив на ноги, Софья. Почти тут же к ней присоединилась, оставшись сидеть, Люмин, за ней подхватила Паймон, за Паймон — Кли, затем поднялись, громко хлопая и то и дело выкрикивая восторженное «молодцы!», те фатуйцы, что не пели в хоре, кто-то засвистел. Мондштадтцы все еще сидели в сомнениях и полном ошалении — красиво ведь пели, до мурашек красиво, но все равно ведь фатуи… А потом зааплодировала, встав, Джин — и на поляне словно грянул гром. И Венти, улыбаясь от уха до уха, захлопал в ладоши вместе с остальными. Даже отсюда он видел, как неловко и неверяще, но по-настоящему счастливо улыбался, глядя на аплодирующую ему толпу, снежнянский командир. *** - [Шаманка! Шаманка, проснись, беда!!!] Люмин резко села, жмурясь и моргая. Тряхнула головой. Обернулась — и вздрогнула: под пологом прямо рядом с ней сидел незнакомый ей митачурл. На дворе была глухая ночь, под деревом — а особенно под травяным навесом — царила непроглядная темнота, в которой девушка спросонья различить смогла только маску сородича и то, что узор на этой маске был ей незнаком. Врут все, что рисунки на масках у них одинаковые — у каждого свой, чуть-чуть отличающийся от всех остальных, и вот конкретно этот Люмин видела впервые. Посреди ночи к ней в палату пришлепал незнакомый митачурл, растолкал ее и… Стоять. Беда? Какая беда?! Они горят? На них напали? Но где звуки пожара или боя? Кто-то ранен? Умер? - [Что случилось? Откуда ты?] - [Я из Волчьего Леса,] - голос митачурла звучал так, будто он только что пробежал марафон, - [мы в расселине живем, которая еще от озера тянется. Беда у нас, шаманка, меня за тобой послали, идем скорее, я тебя отнесу!] - [Хотя бы скажи, что произошло!] Это начинало ее нешуточно пугать. Волчий лес… Вольфендом? Он же далеко! К тому же расселина! Люмин помнила эту расселину, Беннет однажды показывал ей карту — и на западной границе леса действительно тянулся длинный каньон. Неужели этот митачурл бежал прямиком оттуда без остановки? Что, во имя великих семи стихий, произошло? Митачурл тяжело выдохнул. Что-то в этом вздохе заставило сердце замереть. В голове за секунду пронеслись сотни вариантов — но к тому, что сказал ей сородич, Люмин готова не была. - [Мор у нас, шаманка. Мор.]