Люми-Люмичурл

Смелость в нежности. Белый, как небо, как снег, Прорастает сквозь горе и ярость цветок; Первый шепот тепла — и безрадостный век Унесет далеко вечный жизни поток. Сквозь отраву и гниль, всему злу вопреки Торжествует весна, возвращаясь домой. Пой мне, жизнь, ручейками сквозь травы беги. Я свои лепестки раскрываю с тобой. Темноту разгоняя, смеется искра, И заря розовеет напевом огня; К нам, героям, судьба не бывает добра, Но твой радостный жар отогреет меня. Мчись рассветом — над степью и устьями рек, Над ущельями, лесом, горами, водой, Ты надежда, огонь, коим жив человек, Полыхай — я гореть ярко буду с тобой. Пропасть — под ноги, сердце грохочет в груди, Воли древняя песня звенит в синеве; Нету страха, что был бы непобедим — Сколько тьма ни пускала бы корни в тебе, Как она б ни шептала, что нет в тебе сил, Она все лишь клевещет — не слушай, родной. У моих слов ты сути моей попросил — И я здесь. Я с тобою. Я буду с тобой. И раскроется небо под грохот и свет, И из трещин прольется святая вода — Для меня в этом мире погибели нет, Я всю вечность была, есть и буду всегда. И я буду — где солнце, где скалы и лед, Где алмазное небо сокрыто во тьме; Спите мирно. Все злое однажды пройдет. И врагов своих — их… их оставьте вы мне.

*** «Ты...»

Вдох. Будь у него человеческое сердце, оно заколотилось бы где-то в горле.

«...ты живой».

Выдох. Руки, судорожно сжимавшие опущенный лук, мелко затряслись. Оружие исчезло, рассыпавшись искрами.

«Ты живой».

Вдох. Ноги сами сделали первый нетвердый шаг вперед.

«Я… я держал твое тело на руках, а теперь ты стоишь передо мной и улыбаешься мне, как будто ничего не было?..»

Выдох.

«Я держал тебя на руках, я прижимал твое тело к себе, я своей ладонью закрыл твои глаза! Я думал, что сегодняшней ночью навечно лишился кусочка своей души, принадлежавшего тебе, а теперь ты приходишь и протягиваешь его мне, улыбаясь так, как будто правда веришь, что виноват? Я не знал, настанет ли для меня утро, я думал, что на этот раз последствия моей глупости все-таки догонят меня и заберут у меня моих людей, которых в прошлый раз ты вырвал из лап смерти, заберут так же, как забрали Люмин и тебя, а ты взял и вернулся, как ни в чем не бывало, вернулся, как гордое шествие весны, вернулся цветами и теплой зарей, чтобы снова защитить всех и рассмеяться гибели в лицо?»

Вдох. ...серебряная ткань меж пальцев показалась нежнее ветра. Выдох.

«Я думал, что нет ничего более вечного, чем камень, лед и тьма, что нет никого, кто мог бы противостоять неизбежному концу — но ты вернулся, ты вернулся оттуда, откуда никто не мог тебя забрать, распустился белыми цветами на мертвой земле; ты буквально совершил невозможное! То, что задушило ураганы, что заставило вулканы захлебнуться лавой, что выдержало натиск камней — оно сдалось цветам. Ты невозможный. Слава всему на свете, насколько же ты невозможный!» Вдох. От такого родного запаха теплого дерева все внутри сжалось в крошечный комок и разорвалось сверхновой, обожгло сомкнутые веки, сдавило горло, брызнуло звездами из глаз, заполнило нестерпимым светом все нутро; архонт вжался в чужое плечо лбом и стиснул юношу что было сил — все казалось катастрофически мало, хотелось ближе, ближе, так близко, чтобы и вовсе стать единым целым. Чтобы снова не ушел. Чтобы даже не подумал уходить. От того, насколько же он был теплым, таким правильно, по-живому, по-человечески, по-весеннему теплым, дыхание перехватило, а в горле образовался комок; глаза отчаянно защипало, и Венти совсем не по-божественному ткнулся лицом в сгиб чужого плеча и тут же чуть не задохнулся — пахло корой и цветами, сладко, окутывающе, мягко-мягко и так защищающе, по-доброму, и бог на секунду ощутил себя вновь тем самым крохотным духом ветра со смешными малюсенькими крылышками и глазенками на пол-лица, сидящим в ладонях своей безгранично сильной подруги. На языке появился сладковатый привкус; Венти судорожно вдохнул ртом, пробуя запахи на вкус - - и, не выдержав, все-таки расплакался. Чужая ладонь легла между лопаток, осторожно, чтобы не задеть опущенные крылья, а секунду спустя их обоих сдавили в костоломных объятьях, едва не сбив с ног — Подснежник испуганно захрипел, а Венти дрожаще рассмеялся, сорвавшись на всхлипы, и, кое-как высвободив руку, обнял Мурату. Женщина рыдала в голос и даже не ругалась, только прижимала обоих архонтов к себе, и привычный пустынный жар, всегда исходивший от нее, наконец-то вновь показался живым — раскаленным воздухом пробежался по коже, пробрал до костей, до самого гнозиса, смешался с джунглевым многоголосием и усилил его в разы, плотно укутывая собой… Он… он так давно не плакал. Он не помнил, когда лил слезы последний раз. Он и предположить не мог, что от этого могло стать так окрыляюще легко. О, Селестия. Подснежник правда был жив! Он действительно был жив, и невесомо-серебряная верхняя туника с извечно спущенным правым рукавом казалась мягче травы у Древа Веннессы, и спутанные белые пряди ласково щекотали лицо, и от смуглой кожи пахло южным лесом, фруктовой мякотью и немного — до сладости чистой водой; и он обнимал Барбатоса и Мурату в ответ, тихо смеясь, и он весь был такой реальный, такой ощутимый, материальный, телесный, живой — Венти чувствовал каждый сдавленный вдох и выдох, каждый удар сердца, а от кожи исходило человеческое тепло — что богу ветров казалось, что он спит. Живой. Живой. Не мертвенно-серый, как камни, как бездыханное Пепельное Море, а живой, яркий, полный цвета вопреки своей общей черно-белости. Живой! - По… помогите, - наконец прохрипел умоляюще Подснежник и тут же пожалел о своей жизни, потому что хватка Мураты только усилилась, - помогите-спасите-убивают!!! - Башку прямо с шейными позвонками вырву, кактус! - рявкнула в сердцах богиня, но в ее голосе звенел искренний смех, - стой и не рыпайся!!! - Пощады… я же… второй раз откинусь… пустите-помогите… - Мурата, прошу, отпусти Подснежника, - Моракс даже не пытался скрыть теплую-теплую лучистую улыбку в голосе — Венти, никак не находивший в себе силы оторваться от воскресшего друга, почти вживую увидел солнечные тонкие морщинки, расчертившие уголки янтарных глаз с изящной красной подводкой, - он и правда может задохнуться или остаться со сломанными ребрами. - Поделом! - заупрямилась женщина, - пусть хоть еще раз копыта в мою вахту отбросит, я его сама за шкирку с Изнанки вытащу и в порошок сотру! - Отпустите меня в снежнянскую тундру… Живой. Селестия, он правда был живой. - Мурата-а… - просипел жалобно Подснежник, - отпусти меня… - Тебя послать в далекое пешее эротическое или сам дойдешь? - Мурата… - Кактус! - Мурата! - Кактус! - Ну Мурата! Н-ну будь человеком! - Человеком я была последний раз тысячу семьсот лет назад! - И на что я надеялся… Венти зафырчал, жмурясь. Напоследок стиснув их обоих так, словно она действительно стремилась сломать им ребра, Мурата все-таки отпустила архонтов, и Подснежник тут же с нескрываемым наслаждением сипло выдохнул. Барбатос, коротко рассмеявшись, тоже расцепил руки и потер лицо — глаза все еще жгло, но ком в горле исчез, и архонту показалось, что только сейчас он начал по-настоящему дышать. Моракс, до сих пор относительно молча наблюдавший за происходящим, подошел к троице и приветственно кивнул — Подснежник ответил тем же. Живой. Небеса, живой… - М-да, в прошлый раз умирать было как-то поприятнее, - юноша размял плечи и тряхнул головой, - может быть, потому, что в прошлый раз это было по моей инициативе… ладушки-оладушки. Рад знать, что вы без меня не погибли. И что вы догадались позвать Моракса. Рад вас видеть. - Меня позвал Лунатик, - поправил его Моракс, - я тоже рад видеть тебя живым, Подснежник. - Как ты вернулся? - Венти бросил быстрый взгляд на прибитого посохом к земле Принца — тот не рыпался, признаков жизни не подавал и в целом вел себя вполне мирно, что успокаивало — и отвернулся. Подснежник пару раз озадаченно моргнул и пожал плечами. - Справедливости ради, я сам не особо понял, как, - честно признался он, - я вообще-то никогда не думал, что кто-то, кроме меня, способен договариваться с Изнанкой, но, похоже, принцесса просто взяла ее штурмом. - Принцесса? - Ага. Та самая наша добрая знакомая. Волосы светлые, короткие, глаза ярко-голубые со звездным зрачком, на голове золотой венец. Плюсы быть мертвым — наконец-то можно разглядеть чужую внешность! Венти от последней шутки, признаться, слегка передернуло. ...подождите. Подождите-подождите. Светлые короткие волосы? Голубые глаза со зрачком в форме четырехлучевой звезды? «Та самая наша добрая знакомая»? ...быть не могло. Быть того не могло... - Звездные глаза? - переспросил, не веря собственным ушам, Венти, - как у Кайи? - Точно такие же, разве что чуть посветлее, - утвердительно кивнул архонт и понимающе улыбнулся, - я сам немножко в шоке. Понятия не имею, как она смогла проснуться — мало того, что проснуться, так еще и удерживаться в сознании так долго — но что есть, то есть. Киана. Подснежника и правда вытащила Киана. Венти не смог не расплыться в широкой улыбке. Вот почему он слышал ее голос, когда пел там, на краю оврага в Вольфендоме. Она проснулась. Каким-то невозможным чудом она проснулась, вспомнила себя и тут же ринулась помогать им, даже пошла в мир мертвых, чтобы спасти Подснежника… С возвращением, принцесса. Он искренне не представлял, как она это сделала — может быть, у их никчемного демиурга в кои-то веки проснулась совесть, и он догадался отпустить свою пленницу хотя бы на чуть-чуть, а может быть, их неизвестный спаситель вмешался в ход событий в который раз (Венти совершенно по-детски хотелось верить, что это все-таки были отголоски силы Хроно, оберегающие их даже столько лет спустя) — но он был рад все равно. Киана спасла Подснежника. Она пела со всем миром, тихим и чистым сопрано вплетаясь в многоликий хор — и даже ее брат пел вместе с ней. И впервые за эту ночь в груди архонта затрепетал огонек надежды. - Поразительно… - покачал головой Моракс, - значит, Асмодей сумела вернуть контроль над собой и вывести тебя с Изнанки. Я даже предположить не мог, что у нее окажется достаточно сил для того, чтобы противостоять и демиургу, и самому миру мертвых. Подснежник неопределенно хмыкнул. - Ей кто-то помог прийти в сознание, - и он вдруг развернулся лицом к Принцу и опустился рядом с чудовищем на колени, взявшись одной рукой за древко посоха, - кто-то, по мощи, должно быть, сравнимый с нашим Принцем — я почувствовал на девочке чужую силу, когда она меня вытаскивала. Совсем тонкий слой, такой, по которому даже не поймешь магического плетения. Но мне, признаться, очень интересно, кто это мог быть… Остальные архонты, недолго думая, подошли поближе, обступив обезвреженного — хотя бы временно — монстра. Тот даже не попытался повернуть на них голову, так и оставшись сидеть в молитвенной позе, уткнувшись лбом в землю и едва слышно шипя от боли в поросших бело-голубыми цветами ранах. Эти цветы… ...Венти вздрогнул. Эти цветы. Он знал их. Два таких же цветка Люмин носила в волосах. Два крупных белых цветка, похожих чем-то на нежно любимые им сесилии, с единственным небесным лепестком. Принц сказал, что эти цветы должны были исчезнуть вместе с «ее» миром десять тысяч лет назад, когда он уничтожил и мир, и «ее»… о ком он говорил? Почему именно эти цветы Подснежник прорастил на чудовище в попытке остановить его? Почему это сработало? Что за сила искрилась золотым блеском — таким до боли знакомым звездным золотым блеском — на раздвоенном конце посоха — порабощенный Принцем юноша назвал ее маминой, но тогда... Венти отчаянно казалось, что он что-то упускал — и он даже не мог точно сказать, что. Что-то безмерно важное. Он должен был узнать — он не мог ощутить или понять, почему, но… он обязан был. Обязан был узнать. Что-то было не так. Архонт медленно опустился на колени перед неподвижным Принцем. От него все так же разило той давящей смертельной силой, но цветы — по крайней мере, Венти казалось, что это делали именно цветы — каким-то образом глушили ее, не давая ей дотянуться до окруживших монстра богов, и опустошающий страх, которым она до этого сковывала нутро, забирая чувства и желание бороться, исчез, уступив место любопытству и легкому мандражу. Венти был так близок к разгадке. Он был уверен. Он все еще не понимал, к разгадке чего и почему ему вдруг стало жизненно необходимо добраться до этой непонятной правды, но он верил — он все поймет, как только истина окажется у него в руках. Принц. Цветы уничтоженного мира, которые Люмин носила в волосах. Новая сила на посохе Подснежника, которую прибитый к земле юноша назвал маминой и которая так знакомо искрилась теплым золотом. Разгадка была так близко… Разгадка была в жертве Принца. Венти должен был увидеть его лицо. Он осторожно протянул руки и почти коснулся пальцами чужой головы, как вдруг его легонько шлепнули по плечу, заставив коротко вздрогнуть. - Я бы не советовал, - поджал губы, посерьезнев, Подснежник — архонта мелко передернуло от уставленных прямо на него незрячих глухо-черных глаз без единого блика, - он ядовитый до чертиков. Цветы его, конечно, удерживают, но при прямом контакте не спасут. Что ты задумал? Венти не знал, как это объяснить. - Я хочу узнать, кто был под шлемом, - тихо сознался он и вновь повернулся к лежавшему перед ним юноше, - у меня чувство, будто я что-то упускаю. - ...ну-ка? - Это цветы Люмин, - пояснил Барбатос, показав на крупные пятилепестковые цветки на теле чудовища, - Подснежник, почему ты прорастил именно их?

Потому что это не только ее цветы. Это наши цветы. Это мамины цветы.

Мамины? И- ...погодите. Подождите секунду. Наши? ...о, нет. О, нет, только не то, о чем Венти подумал! Пожалуйста, пусть он окажется неправ, пусть это будет кто-то другой, нет, нет, нет-нет-нет!..

Она отдала нам по одному цветку, прежде чем вышвырнуть нас в междумирье, чтобы они защищали нас. Как амулеты. Свой цветок я отдал сестренке уже потом. А сейчас дендро смешалось с маминой и моей силами и проросло этими цветами, чтобы задушить Изначальную Порчу. Но Подснежник прав, трогать меня все-таки не стоит, если не хочешь, как Мурата, ходить всю оставшуюся жизнь с ожогами — а ты ведь не хочешь, верно? Обожженными пальцами трогать струны немного больно.

Юноша, насколько смог, поднял голову и, криво улыбнувшись, уставился на замершего в ужасе Венти. ...они действительно были похожи как две капли воды. Такой же разрез когда-то медово-золотых глаз. Такая же форма губ. Такие же скулы, нос, даже челка была почти такая же — будучи так близко, бог все же сумел разглядеть черты лица в непроглядном мраке материи, из которой состоял Принц. Они были так похожи. Так до боли похожи. (...Альбедо сумел изобразить его с поразительной точностью.) ...Венти захотелось рассмеяться от горького абсурда всей их ситуации. Люмин так искала брата, спрашивала у богов, где он, но никто не мог ей ответить, и Венти иногда даже малодушно думал, что юноша просто-напросто был мертв, но нет — он был жив! Живее всех живых! Они не могли почувствовать его просто потому, что все это время он находился не в Тейвате — он был в Бездне! Все это время его голосом отдавались приказы Вестникам, Чтецам и магам, из-за которых страдали и люди, и хиличурлы. Все это время его глазами глядело на мир страшнейшее из чудовищ, возжелавшее уничтожить Тейват ради своего непонятного «равновесия». Все это время он был сосудом для существа, стершего его дом и родных в порошок. Итер, искривив губы в кислой болезненной ухмылке, опустил голову.

Не говорите ей. Просто добейте меня, пока я в сознании, и не говорите ей.

...не говорить? Как он вообще это себе представлял? Люмин делала все, чтобы отыскать его, она столько пережила, она столько выстрадала — в их редкие встречи Венти замечал каждый раз, когда девушка едва ощутимо грустнела, мысленно оказываясь где-то не здесь, и каждый раз он знал, где и с кем были ее мысли, и каждый раз жалел, что не мог по мановению руки превратить ее мечту в реальность — и несколько раз оказалась на грани гибели, она столько для них всех — для него, Венти, сделала, и все ради того, чтобы теперь Венти промолчал?! Чтобы он просто убил Итера или позволил другим убить его и потом ничего бы не сказал?! Он не мог. Он не смог бы ни с кем так поступить — тем более с Люмин. Не сейчас, когда ее счастье сидело перед ним ближе, чем на расстоянии руки, уткнувшись лбом в землю. Не сейчас, когда чудеса свершались одно за другим. Вернулся Подснежник. Проснулась, пусть совсем ненадолго, Киана. На стороне архонтов оказалась даже сила, способная подавлять эту жуткую энергию Принца! Когда они вернут Люмин — а у Венти вновь появилась надежда, что девчонки все-таки были живы — они смогут если не исцелить Итера, то хотя бы запереть Принца внутри, чтобы настоящий хозяин тела вернул себе контроль! Люмин, в конце концов, станет по-настоящему счастливой. Венти знал, что такое терять близких, Венти знал это тянущее, пустое, беспомощное кошмарное отчаяние, и если бы кто-то вернул ему Хроно, Макото, Набериуса, если бы кто-то вернул ему… вернул ему их, их двоих, хотя бы на день, чтобы он показал им новый Мондштадт, хотя бы на час, чтобы он рассказал им о том, что сейчас все хорошо, хотя бы на минуту, чтобы он обнял их и сказал им, что они победили — если бы кто-то смог вернуть ему их, он бы отдал за это даже гнозис. Он видел свою боль в глазах Люмин. Он увидел ее в ухмылке Итера. Он не мог обречь их двоих на это вновь. ...в лохматую голову ткнулся тонкий сухой стебелек. Итер мелко вздрогнул и вскинулся, подняв непонимающий и слегка раздраженный взгляд на сидевших перед ним архонтов. - Тык тебя травкой, - фыркнул мягко Подснежник, и юноша нахмурился, - и в кого вы оба такие пессимисты?

Оба?

- Оба, - кивнул бог и прикрыл глаза — Порча ползла по линии ресниц и векам, как тончайший рисунок тушью, выполненный искуснейшим из каллиграфов, - давай-ка лучше попробуем сделать так, чтобы никому не пришлось умирать, м?

И как ты тогда предлагаешь побеждать Принца? Ты этого не видел, но ему совместные удары Мураты и Барбатоса были нипочем, а Моракс задел его только потому, что напал внезапно. Без фактора внезапности вы беспомощны. Даже сейчас Принц видит и слышит все, что вижу и слышу я. О том, чтобы закрыть от него мысли, и речи быть не может — Принц как менталист силен настолько, что способен играться с чужими эмоциями, подавляя волю, как нечего делать, и свой разум вы от него никак не защитите. Я не смогу долго его удерживать даже с твоим посохом и цветами. Добейте меня, пока есть шанс!

...вот, значит, почему Венти тогда не мог ничего чувствовать. Вот почему Мурата была так опустошена. Порча Принца действительно душила все эмоции. Что он был за чудовище?.. - С этим есть некоторая проблемка, признаю, - Подснежник склонил голову к плечу и улыбнулся, - зато у нас есть козыри.

И какие же, скажи на милость.

- Ты.

...я? Ты идиот или издеваешься надо мной?

- Ни то, ни другое! - нежно рассмеялся архонт, - я действительно думаю, что именно ты и Люмин — наши козыри в борьбе против Принца. Пока что Люмин слишком слаба, чтобы я доверил ей даже собственный гнозис — который у меня, к слову, наглым образом выдрали и не вернули, я все еще на это обижен — однако рано или поздно она восстановится и окрепнет, и вот тогда у Порчи внутри тебя не останется никаких шансов. И я сделаю так, что ты до этого момента доживешь. Даже если мне придется разломать палку-копалку на сотню маленьких щепок и превратить тебя в очень грустного ежика с деревянными иголками, чтобы сила Жемчужины держала тебя в сознании.

...нет. Ты все-таки действительно идиот. Я Бездна знает сколько времени существовал с Принцем в одном теле. В моем теле, со всей моей силой, которая для Порчи — смерть. И, как видишь, ему абсолютно все равно. Ты не убьешь его постепенно, как какой-то вирус, его можно только моментально сжечь, а для этого нужно гораздо больше силы — как раз столько, сколько я смогу выплеснуть в момент смерти.

- А если я скажу, что мое оружие — это проводник магии Жемчужины, той самой? Как думаешь, объединенных сил вас с Люмин и вашей мамой хватит, чтобы убить Принца, не убивая тебя? Итер замолчал. Отвел взгляд. Венти с надеждой улыбнулся. Подснежник все так же сидел совсем рядом, держась одной рукой за посох и расслабленно прикрыв глаза; Венти, подумав, чуть подвинулся и прижался плечом к чужому плечу. Целитель на это тихо хмыкнул. Так было теплее. Спокойнее. Сбоку послышалось копошение, и по левую руку от Венти уселась, скрестив ноги и сложив на них закованные в лавовые наручи руки, Мурата. - Соглашайся, пацаненок, - добродушно фыркнула она, - как раз поможешь сестренке Двалина угнать. Она мне еще в первую встречу пообещала! Э- эй, Барбатос, локти! Локти! Венти легонько ткнул ее локтем в бок еще раз. Так, для профилактики. Моракс продолжил стоять.

Пожалуйста, просто… просто убейте меня. Вы не справитесь. Мама не совладала с ним, когда была жива. Тем более она не совладает с ним сейчас, когда все, что от нее осталось — это комок сил, собранный вашим демиургом и превращенный в жемчужину. Я не совладал с Принцем. Его можно только убить вместе со мной. Пожалуйста, хотя бы ради Люмин. Она бы… она бы поняла. Она бы убила меня, если бы знала, что это всех спасет. Она бы точно убила меня, если бы узнала, что за всеми страданиями ее сородичей стоял я. Пожалуйста…

- Смерть настырна, но терпелива, - негромко произнес Гео Архонт, - рано или поздно она приходит за всеми. Так что не стоит звать ее там, где можно позвать жизнь. - Пожалуйста, Итер, - шепнул Венти, - ради Люмин. Она уже достаточно выстрадала. Не забирай у нее брата. Итер ошибся. Люмин бы ни за что не убила его, даже если бы знала, что это всех спасет — и уж тем более не убила бы его за то, что совершал Принц его руками. (Иногда Венти думал, что Люмин быстрее убила бы себя, чем кого-либо другого. Тем более — Итера). Пожалуйста, Итер. Не заставляй Люмин страдать. Венти не сумеет солгать ей, никто не сумеет — если ты умрешь, она тут же узнает об этом. Люмин уже выстрадала столько, сколько ни один человек не должен — не делай ей еще больнее. Венти хотелось увидеть ту улыбку, что зажжется на ее лице, когда она встретит живого брата. Пожалуйста, Итер. Позволь им помочь. Пожалуйста. ...Итер едва слышно выдохнул, медленно опустил голову, вновь уткнувшись лбом в выпачканную его кровью землю, и затих.

Я же… просил… Я… ж̵̲̕ѐ̶͍… пр̴̛̥̭̦̲͍͛̊̅̾̓̚ͅо̶̤̻͚̒̑͐̓̈си̸̹̗̒̓̎̀͜л̶́...

В следующую секунду Венти со всей силы швырнуло прочь.

*** Люмин развернулась. Приближавшийся к ним Вестник даже не плыл по воздуху — он степенно вышагивал, заложив когтистые руки за спину, упиваясь собственным превосходством, и от его вида сердце сначала пропустило удар, а затем заколотилось, как бешеное, и спину будто облили кипятком. Глубинный, животный ужас оплел сухой колючей лозой конечности, впившись в кожу и впрыснув свой парализующий яд. Глотку обожгло желчью. «Дышать, - одернула себя в последний миг Люмин, с силой моргая, - дышать! Не поддаваться гипнозу!» Она во многих мирах встречала существ, одно только присутствие которых заставляло сжиматься в комочек и прятаться в первой попавшейся яме, но с такой жутью она столкнулась впервые. Обычно их с братом сил хватало, чтобы побороть ауры даже самых древних и страшных созданий — и потому Люмин даже не могла сказать, что ее сейчас пугало больше: сам Вестник или то, насколько она его боялась. Бессознательно. До паралича. До полной беспомощности. ...не в этот раз, скотина. Дышать. Не поддаваться. Дышать! Первый медленный вдох — и невидимые тиски, сдавившие грудную клетку, ослабли, впуская тошнотворно-терпкий воздух в легкие. Люмин что было сил вцепилась в шерсть Двалина, сжав ее меж пальцев до побеления костяшек, и усилием воли заставила себя выдохнуть. Дышать. Не давать этой жути парализовать ее. Дышать. На втором вдохе в голове прояснилось, и девушка смогла сосредоточиться. Вестник шел неспешно — знал, мерзавец, что ни Софья, как крио-волшебница почти ни на что не способная, ни парализованная Люмин, ни тем более Двалин ему ничего не могли сделать. Знал, а потому расслабленно шагал, высокомерно расправив плечи и глядя точно на дракона; у Путешественницы кулаки чесались размозжить монстру голову. Если бы только она была чуть ловчее и не попалась на атаку его собрата тогда!.. Дышать. Не давать ни страху, ни злости ослепить ее. Дышать. Вестник, так с момента появления не проронивший ни слова, подошел уже совсем близко — оставалось буквально несколько шагов до драконьей морды, склоненной к земле, — как вдруг ему перегородили дорогу. Люмин вздрогнула. Софья, буквально только что заканчивавшая возиться с первым световым механизмом, в мгновение ока очутилась между замершим Двалином и чудовищем Бездны — у Путешественницы невовремя проскользнула мысль, что ее обычно мирная и не боевая от слова совсем подруга немного пугала своими рефлексами, когда по-настоящему злилась, — и встала, не намереваясь сходить с места. Вестник замер тоже — хотя, как почудилось девушке, скорее от легкого неприятного удивления, нежели чем от реального ощущения угрозы. - Отойди с моего пути. Софья не двинулась. Люмин непроизвольно задержала дыхание. Софья не была воительницей, как Мурата или Эула. Софья не была непревзойденной волшебницей, как Лиза. Софья была просто несоразмерно своим силам храброй и злой гусляркой, с которой в реальном бою справились бы даже оруженосцы Ордо Фавониус — но почему-то именно за ее хрупкой спиной Люмин вдруг почувствовала себя в безопасности. Она прекрасно знала, что Софья не могла ее защитить. Она знала, что это она, Путешественница, мечница, настоящая воительница и героиня бесчисленных рас, должна была ее защищать. Но… - Как скажешь. ...взмах руки, звук удара металла об тело — и Софья, оступившись, отшатнулась, сгорбившись и схватившись за левую сторону лица. Ладони закололи огненные искры. Убьет. Как только она дотянется до этого ублюдка, она убьет его. Распотрошит. Он мог сколько угодно издеваться над самой Люмин, мог хоть снова пробить ей позвоночник, мог оставить ее парализованной на всю оставшуюся жизнь, но руки прочь от Софьи! - О, не смотри на меня так, - почувствовав на себе прожигающий взгляд, отмахнулся Вестник, - ты свидетельница тому, что я попытался уговорить ее отойти. Оторвет голову и вытащит позвоночник. Раскроет грудную клетку, как крылья, и переставит органы местами, а потом наживую зашьет. Сварит заживо в шаманском котле. У б ь е т. - Итак, Двалин, - Вестник, абсолютно невпечатленный буквально искрившейся от злости Люмин и прожигавшей его взглядом в спину Софьей, державшейся за разбитое лицо — Путешественнице почудился металлический привкус во рту, и девушка сглотнула — подошел к напряженно замершему дракону, - будь добр объясниться. Двалин промолчал. - ...хорошо, - склонил голову к плечу монстр, - так как Его Высочество ценит тебя как важную боевую единицу, я дам тебе еще один шанс. Объясни, почему ты помогаешь врагам Его Высочества? Ты получил приказ, о котором я не знаю? Или все происходящее — не то, чем кажется? Я, знаешь ли, не слишком догадливый. Если ты мне не объяснишь все прямо сейчас, я подумаю, что ты предал нас. Пиро обжег ладони. - Это не предательство, - рыкнула Люмин. Краем глаза она заметила, как Софья вскинула на нее встревоженный взгляд, словно молча умоляя не лезть. Не в этот раз. Она больше не может отсиживаться. Она только-только начала лечить Двалина, и обратно Бездне она его не отдаст! - Да? - с показным удивлением переспросил Вестник, - что же это тогда? - Приход в себя после гипноза, - девушка положила ладонь на оставшийся кристалл — и едва удержалась от того, чтобы с шипением отдернуть: проклятый нарост, словно отозвавшись на присутствие чудовища из Бездны, запульсировал и обжег кожу нестерпимым холодом; выдохнуть сквозь стиснутые зубы, вдохнуть ртом — терпи, Люмин, ты должна это перетерпеть, судьба Двалина буквально в твоих руках, и права сдаться у тебя нет, - нельзя предать тех, кому ты изначально не вызывался добровольно служить — а я в жизни не поверю, что Двалин бы сам, по своей воле, пошел бы против Мондштадта, за который он был готов умереть, и своего друга! Венти был хорошим. Венти был одним из лучших людей, которых Люмин знала — и Венти не был наивен, а потому точно бы не подпустил к себе кого-то по-настоящему плохого и прогнившего изнутри. И поэтому Люмин безоговорочно верила в то, что Двалин тоже был хорошим — а хорошие люди (или драконы, или кто угодно) не оборачиваются против тех, кого когда-то поклялись защищать, первыми. Это Ужас Бури напал на Мондштадт, а не мондштадтцы пришли в его логово с мечом и огнем. А значит, Двалину определенно промыли мозги, заразив Порчей и нашептав, что люди его возненавидели, а Барбатос — бросил. Люмин не отдаст Двалина. Потому что она пообещала Венти. Потому что Двалин — живое существо, заслуживающее свободы и жизни без боли, а не рабства у иномирного апокалиптического маньяка. Люмин не отдаст Двалина. Не дождетесь! Вестник тихо скрипуче рассмеялся. Люмин напряглась. - Гипноза? - переспросил он, и от слышимого в его голосе веселья Путешественница рыкнула сквозь стиснутые зубы, - о, о чем ты? Двалин, разве хоть кто-то из Бездны гипнотизировал тебя? Заставлял тебя делать то, чего ты не желал? Он встал прямо перед драконьей мордой, скрывшись из поля зрения девушки. Пора! Вдохнуть, обжигая глотку смрадом Порчи, и разжать кулак, растопыренной пятерней зарываясь в шелковую лазурь шерсти. Призвать все анемо, какое есть внутри — и дать ему потечь через сердце, с кровью, напитываясь золотым светом; из груди — в обмороженную ладонь, из ладони — в кристалл, разламывая застывшую Порчу, в сотканное из ветров тело, из тела — в руку, из руки — в сердце, чтобы вновь напитаться светом и побежать по кругу. В этот раз Люмин не закрывала глаза. Она пристально смотрела, щурясь, в сторону морды Двалина, силясь разглядеть стоявшего перед ним Вестника, и промывала, промывала, промывала, как могла, вливая столько своей силы, сколько было возможно. Нужно было спешить. Она не знала точно, что собирался делать монстр, но даже ребенку было понятно, что ничего хорошего. Может, снова попытаться взять Двалина под контроль. Может, что-то еще. Люмин не могла этого допустить. А потому она принялась исцелять, как умела. ...Двалин, до этого все еще сидевший на двух лапах, вдруг медленно опустился на все четыре и покорно положил голову на землю. - Двалин?! - вскрикнула испуганно Люмин, - ты чего- - Вот так, - проворковал Вестник, кладя ладонь на вытянутую морду, и девушка похолодела, - вот так. Скажи нашей дорогой Путешественнице — хоть раз Орден Бездны заставил тебя делать то, чего ты не желал? Повел тебя в бой против тех, кто был тебе дорог? Разве мы не открыли тебе глаза на предательство этого труса Барбатоса, который изображал из себя твоего друга, а потом бросил на растерзание судьбе, едва ты стал ему не нужен? Разве мы не показали тебе, как на самом деле тебя ненавидит Мондштадт, за который ты однажды чуть не отдал жизнь? Конечно, Путешественница пытается доказать тебе, что это не так, что Орден — злодеи твоей истории. Она напугана. Барбатос настолько боится тебя, что послал к тебе израненную девчонку, неспособную даже ходить, надеясь, что она разжалобит тебя. Но мы оба знаем правду, не так ли, Двалин? - Не ведись! - крикнула Люмин что было голоса, - Орден Бездны сам меня и искалечил! И пришла я сюда вопреки всему здравому смыслу, что во мне был, потому что этот же самый Орден Бездны напал на моих сородичей, причем даже не на воинов, а на беззащитных мирных жителей племени и детей! Ты действительно веришь, что они желают тебе добра?! «Двалин, прошу тебя, прошу, - она услышала треск и нервно улыбнулась — кристалл расчертил светившийся изнутри тонкий зигзаг, процесс пошел, осталось только поднажать! - не верь ему, только не верь ему — мне осталось совсем чуть-чуть, скоро перестанет болеть, скоро все будет хорошо, только доверься мне, Двалин, помни, кто ты, только доверься мне...» Она врала. Оставалось еще очень много — кристалл только-только начал трескаться, и хотя с одной сорванной цепью процесс исцеления пошел несравнимо быстрее (спасибо тебе, Киана, правда, искреннее спасибо!), ей все еще нужно было влить огромное количество силы, которую без связки с анемо она использовать не могла. Люмин боялась не успеть. Нужно было отвлечь Вестника. Нужно было как-то оторвать его от Двалина, не дать ему колдовать, потому что Люмин уже ощущала, как черная сила, душащая и ядовитая, потекла по драконьему телу, разветвляясь и оплетая внутренние токи энергии, а ее собственных сил катастрофически не хватало. Нужно было как-то остановить его. Как-то остановить… ...ну конечно. Почему до нее всегда так долго доходит? «Декарабиан! - Люмин всем сердцем понадеялась, что древний повелитель бурь ее все-таки услышит, - пожалуйста, помогите! Мне нужно отвлечь Вестника, чтобы я смогла вылечить Двалина!» Холодный ветер коснулся шеи. Услышал. Великие Семь Стихий, услышал! Люмин обрадованно улыбнулась - - и тут же согнулась, задохнувшись. Барабанные перепонки едва не порвало оглушающим гулом, поднявшимся в ту же секунду, и у Люмин почернело перед глазами; грудную клетку словно вдавили в спину, и девушка надрывно закашлялась, отпустив кристалл и вцепившись обеими руками в шерсть. Из глаз брызнули слезы. Дышать. Дышать, дышать, дышать- Нечем. Ей нечем дышать. Весь воздух забрали. Легкие не могут раскрыться. Ей нечем дышать. Она сейчас выкашляет все нутро. Нечем дышать. Ей нечем дышать. Ей нечем дышать, она задохнется, она задохнется, она задохнется- С первым сиплым вдохом, наждаком прошедшимся по горлу, нефтяные круги перед глазами растворились, смазавшись в единое черное месиво, и дрожавшие руки все-таки подвели Люмин, не удержав. Она рухнула лицом в драконью спину, и холодный запах неба, горных цветов и яблок, едва исходивший от лазурной шерсти, обволок глотку, залился в трахею, расправил легкие, и девушка задышала, как выброшенная на берег рыба, жадно хватая ртом воздух и с сипом проталкивая его внутрь. Дышать. Дышать. Дышать. Вдох — зажмуриться и сморгнуть слезы. Выдох — опереться на локти и кое-как, но все-таки приподняться. Она вскинула голову. Небо исчезло. Руины старой столицы исчезли. Осталась только непроглядная темнота, завихрявшаяся и низко гудевшая — куда тише, чем в первые секунды, но все равно достаточно громко для того, чтобы ощутимо давить на голову. Воздух пах гнилью. ...нет… - Значит, ты решила, что можешь позвать на помощь, - голос Вестника прозвучал совсем близко — Люмин, поднявшись на руках, обернулась и увидела его, стоявшего прямо рядом с ней, - поразительная наивность. Она не успела увернуться. Острый ботинок влетел в живот, и внутри все словно моментально схлопнулось; на секунду ощущение драконьего тела под собой исчезло, а затем Люмин стукнулась об него спиной, перевернулась по инерции на живот и кубарем скатилась на побитую брусчатку древней дороги, приземлившись лицом вниз. Дышать. Дышать, дышать, надо протолкнуть воздух внутрь, надо вдохнуть, и пусть все внутри горит огнем, и пусть кажется, что ее органы только что измолотили в кашу, а ребра раздробили и воткнули в легкие, надо вдохнуть, надо заставить себя вдохнуть- Холод, живительный и добрый, лег на плечи, и Люмин перевернули на спину, подтащили к себе и переложили на что-то мягкое; холод лег на грудь и голову, и девушка вновь задышала, хрипло и тяжело. Путешественница заставила себя открыть глаза — не было времени лежать, нужно было встать, нужно было как-то докричаться до Декарабиана, до Амос, до сознания Двалина, нужно было снять этот чертов заслон, которым трусливый Вестник закрыл их от мира, испугавшись боя с мертвым повелителем ветров, нужно было защитить раненую Софью и не дать ей пострадать еще больше, хотя куда уж больше, нужно было… Люмин, моргнув, уставилась на смотревшую на нее сверху вниз снежнянку. Зрение все еще мутилось, дыхание давалось с трудом, а в животе все горело, но вся боль отступила на второй план, едва девушка разглядела, что сделали с ее подругой. Волосы на левом виске влажно блестели; темно-бордовые, почти что черные — здесь, под куполом, осталось совсем мало света — дорожки бежали по щеке, по подбородку, грязно размазанные по скуле и губе. Не было видно ни вывиха, ни перелома — хоть что-то хорошее, выдохнула Люмин, хотя всегда могла быть трещина. Она бы удивилась, если бы после удара такой силы не осталось трещины. Великие Семь Стихий, она допустила это. Она допустила, чтобы Софью так изуродовали. Чтобы ей отрезали язык, чтобы ей разбили лицо, чтобы она сейчас сидела и, как могла, замораживала ее боль, не обращая внимания на собственную. Она это допустила. Она это допустила. И во взгляде снежнянки все равно не было ничего, кроме волнения и желания защитить — ни обвинения, ни обиды. Ничего. Но стоило послышаться чеканным шагам, как Софья тут же вскинулась, выпрямилась по струнке, и черные глаза сверкнули сталью без малейшего проблеска страха. Она, в отличие от Люмин, не боялась. Она только злилась. - Принц приказал взять Люмин в плен живой, а с остальными сказал действовать так, как я захочу, и я решил пощадить тебя — я, было, понадеялся, что, если ты будешь здесь, Люмин не будет так рваться наружу и быстрее успокоится, - дребезжащий голос Вестника прозвучал как будто над самой головой — Люмин, перевернувшись на живот и приподнявшись на локтях, увидела его совсем близко, буквально у Софьи за спиной, - как же катастрофически я просчитался. Стоило убить тебя вместе с той мелкой пищалкой, но… я думаю, это можно сделать и сейчас. «НЕ СМЕЙ-» Миг — и Люмин столкнул на брусчатку взявшийся из ниоткуда ветер. Она увидела, как рванувшуюся к ней Софью Вестник схватил за волосы и дернул на себя, буквально швырнув в сторону, как игрушку. - НЕ ТРОЖЬ ЕЕ! - взревела не своим голосом Люмин — подняться на руках, как-нибудь, как угодно, лишь бы подняться, а сзади кто-то тяжело и медленно топает по земле, но надо встать, надо призвать хлыст, надо бросить торнадо, надо хоть как-то отвлечь Вестника, - ЧТО УГОДНО СО МНОЙ ДЕЛАЙ, НО НЕ ТРОЖЬ СОФЬЮ! НЕ ТРОЖЬ ЕЕ, НЕ- На нее словно упал цементный блок — Люмин резко прибили к земле, вышибив весь воздух из легких (какая прекрасная ирония, проскользнуло в голове — здесь, на родине ветров, она ни секунды не могла спокойно дышать) и распластав тряпичной куклой. Лапа. Ее прижали лапой. Двалин?!.. - Двалин, пусти меня!!! - девушка оперлась на руки и попыталась если не подняться, то хотя бы выползти из-под драконьей лапы — там, в нескольких десятках метров впереди, Вестник схватил едва успевшую встать Софью за плечо и со всей силы толкнул, вынудив вновь упасть на спину, - Двалин, пусти! Софью убьют!!! Двалин не ответил ничего. Не сказал, что ему все равно. Не сказал, что она заслужила. Ничего. - Двалин!!! От первого посланного гидро-лезвия Софья успела откатиться. На втором и третьем — чудом встать и отбежать в сторону. Четвертое полоснуло по вскинутым в последнюю секунду предплечьям, явно нацеленное в шею. - Двалин, черт тебя дери! Пусти меня!!! Вестник бросился в ближний бой. От первых двух косых ударов она отскочила. Последний, прямой, прошел в нескольких сантиметрах от шеи, с хрустом разрезав теплую ткань платья и плечо. - ДВАЛИН!!! Внутри взъелся, разгневанно затрещав, пиро, заревел лесным пожаром, потек лавой вместо крови по телу - и с грохотом вырвался из поросших сорняками камней ослепительной алой стеной. Гидро-лезвия, брошенные Вестником, с шипением испарились, влетев в лавовый заслон. Люмин выдохнула. Успела. Она успела. Пусть бесконтрольно, пусть на чистом страхе и ярости, но успела. Она хоть что-то- Двалин внезапно надавил с новой силой, и девушка задушенно захрипела; ей почудилось, что все кости в ее теле опасно затрещали, готовые в любую секунду сломаться. Дышать нормально стало невозможно — грудной клетке просто некуда было расширяться, и пришлось довольствоваться неглубокими поверхностными вдохами-выдохами, лишь бы не задохнутся совсем. Но она успела. Она закрыла Софью. Она смогла. Люмин измученно ухмыльнулась. - Бесполезно. Софья, метнувшаяся к барьеру, тут же отскочила, зажимая правую ладонь. По рукаву от самого плеча уже ползло бесформенное бордовое пятно. ...Софья не сможет пройти через барьер. Сердце ухнуло в пятки. Они здесь… заперты? Ее сила может противостоять Порче. Если она выберется, она сможет снять барьер. Она сможет их выпустить. Нужно только выползти из-под лапы Двалина, нужно только вернуть его в сознание, нужно как-то вернуть Двалина, не погибнув по пути и не дав погибнуть Софье! «Двалин, родной, - взмолилась Люмин, не спуская глаз с лавового заслона — за ним ничего не было видно, но Вестник все еще стоял по эту сторону, а Софьи нигде не было, и это внушало странную надежду, - пожалуйста, только дай мне чуть-чуть извернуться, хотя бы руки подвинуть, чтобы я смогла тебя коснуться, только доверься мне! Ну же, Двалин, я знаю, что сейчас это не ты! Двалин!» Она попыталась пошевелить руками. ...не вышло. Двалин прижимал ее так крепко, что двинуть плечами не выходило никак — вывернуть руки тоже оказалось невозможно. Ее полностью обездвижили. Дракон надавил еще чуть-чуть. Люмин дрожаще выдохнула. Паника подобралась сдавившей глотку тошнотой и заполошно заколотившимся сердцем. О, нет. О, нет-нет-нет. Она не могла двинуться. Стена, израсходовав эффект неожиданности, уже никого не могла защитить. Еще один фокус — и Люмин раздавят насмерть вопреки всем приказам Принца. Софья поднырнула под косое гидро-лезвие. Отпрыгнула, зажимая кровоточившее плечо, от брошенного в нее водного креста. На мгновение обернулась на Люмин — и тут же метнулась вбок, в последнюю секунду уходя от колющего удара. От последовавшего за ним взмаха она уйти не успела. Из разрезанного левого плеча потекла, марая белое платье, кровь. «Софья, прости меня, я пытаюсь, я пытаюсь выбраться, только продержись, я сейчас что-нибудь придумаю, только продержись, родная, только продержись-» Взмах. Еще один. Мимо. Третий располосовал живот, согнув Софью пополам. «СОФЬЯ!!!» Выдох — и еще одна стена вырвалась из земли, заставив Вестника отпрыгнуть, и тут же погасла, осыпавшись искрами и густыми огненными каплями. Люмин не успела испугаться. Лапа, давившая на спину, исчезла. И ударила. ...каждая, буквально каждая косточка в теле взорвалась, разрывая мышцы в лоскуты, а внутренности словно смяли в лепешку и нанизали на тонкие колья; в ушах оглушающе зазвенело, а по разодранному горлу как будто несколько раз резанули тупым ножом. До Люмин не сразу дошло, что это был ее крик. Дышать. Надо- надо вдохнуть, надо вдохнуть, она не может вдохнуть, она задыхается, ей больно, ей слишком больно, ее как будто облили лавой и пропустили через мясорубку, все внутри горит, у нее вместо костей острые раскаленные камни, дайте ей воздух, она не может вдохнуть, она не может вдохнуть, она не может- К ней бросилось белое пятно. Софья. Это Софья. Она увидела, что произошло. ...о, нет, Софья, обернись, брось ее, спасайся сама, Софья, обернись же, он сзади, Софья, Софья, Софья!- Х р у с т. Софью, вдруг замершую на полпути, вздернули и отшвырнули в сторону. Люмин услышала глухой стук. С таким падает на пол тело. На гидро-клинке стоявшего перед ней Вестника остались темно-винные разводы, ярко выделявшиеся на светло-голубом лезвии. «...Софья?..» ...ей повезло. Ее голова была повернута в ту же сторону, в которую бросили снежнянку — Люмин при всем желании не смогла бы сейчас пошевелиться. Все внутри было разорвано и разбито в крошево и горело так, что девушка едва могла хватать ртом воздух, отчаянно проталкивая его в то, что осталось от легких. Софья лежала неподвижно. На боку, лицом к Путешественнице — самого же лица не было видно за густой черной челкой. Снежно-белое, с тончайшей небесно-голубой вышивкой платье медленно окрашивалось уродливым красным из натекавшей под тело лужи. Софья совсем не двигалась. «...Софья, пожалуйста...» - Надо было сразу же так сделать, - вздохнул Вестник, - однако я не могу не признать, что для обычной певички она оказалась очень юркой. Как будто настоящая воительница. С такими, как она, больше всего мороки — ни умереть безболезненно, ни отбиться не могут, только мое время тратят. ...Софья… Она совсем не двигалась. Совсем… Глаза жгло. Губы и щеки — нет. Она даже не плакала. Она не могла вдохнуть. Она не могла пошевелиться. Софья не двигалась. Воздух был удушающе теплым. Софья не двигалась. Перемолотые кости горели. Разорванные в лоскуты мышцы горели. Пробитые легкие горели. Кровь горела. Глаза горели. Воздух горел. Все горело. Софья не двигалась. - Если я сейчас прикажу Двалину тебя отпустить и снять барьер, ты тут же примешься звать Декарабиана, и мне будет очень неприятно. Поэтому я предлагаю нам пока что посидеть вот так — пока не придет приказ от Его Высочества. Сейчас он, скорее всего, уже разобрался с богами и всеми подоспевшими им на помощь. Мондштадт можно считать захваченным. Что там у нас дальше… Фонтейн? Или, быть может, Ли Юэ? Там будет посложнее, но ненамного. Его Высочеству никакие Адепты не ровня. Даже если все одновременно. Софья не двигалась. - Потом, возможно, стоит пойти в Инадзуму. Богиня там, если слухи верны, только-только начала появляться на людях, так что они не будут особенно скучать, если ее убьют у них на глазах. У них, справедливости ради, времени скучать не останется. Они погибнут в следующую же секунду. ...Софья не двигалась. - Затем — в Сумеру. Прийти в их Академию и бросить им под ноги труп их любимого архонта, пусть полюбуются. Потом уже в Фонтейн… ты знала, к примеру, что фонтейнцы, особенно молодые, иногда даже не могут точно сказать, кто их архонт — богиня справедливости Фокалор или господин верховный судья? Фокалор не любят даже сами архонты, так что я ничуть не удивлен, что все обожание местных направлено на младшего бога дождей — он хотя бы любит их в ответ. Кого или что любит Фокалор не знает, наверно, даже сама Фокалор. Тяжело быть бессердечной, не находишь? Софья не двигалась. - После этого стоит пойти в Натлан. Мурата к тому моменту уже будет мертва — не стоило бросаться сломя голову на помощь своему крылатому другу, но… сила есть — ума не надо. С Натланом, лишенным своей богини, расправиться можно будет за один щелчок пальцев. Сложнее всего будет со Снежной. Там нет Адептов, как в Ли Юэ, или кицуне, как в Инадзуме, но там есть Предвестники, а еще говорят, что Астарот невероятно умелая воительница, мастерски владеющая чуть ли не всеми видами оружия, даже сумевшая убить предыдущего Царя, будучи человеком — а учитывая то, что ярость делает людей сильнее в разы... быть может, она сможет дать достойный бой. Но, увы, все равно последует за всеми остальными. Софья… Софья не двигалась. - И после этого, когда Тейват будет очищен от архонтов, мы доберемся до Селестии и уничтожим всех, кто там находится. И тогда мир превратится в белый лист, а мы — в художников, и мы нарисуем новый мир, мы сотворим себе новый дом, тот, что положен нам по праву. Дом для Его Высочества. Дом для нас. И — для тебя. Я не знаю, почему Его Высочество приказал брать тебя живьем — возможно, он хотел убить тебя последней, возможно, он хотел заставить тебя пережить смерть этого мира, а возможно, он хотел оставить тебя для нового мира, для е г о мира. Он посчитал тебя достойной увидеть рай, что он построит для нас. Рай без архонтов, без Селестии, без гнозисов, глаз богов и прочей смехотворной чуши. Рай, где мы не будем жить под гнетом ложных звезд. Я считаю, это честь — быть удостоенной этого рая. «...Софья, пожалуйста...» Софья не двигалась. Рай?.. без людей, без архонтов? Без хиличурлов? Без Венти? Без Софьи? Без Паймон? Без Амы, Тари, Саали, Альвы, Яттэ, Юрги? Без Кли, Фишль, Розарии, Эулы, искателей приключений, рыцарей, Мондштадта, Сумеру, Снежной? Какой же… какой же это рай?.. «Амос? Декарабиан?..» Тишина. Софья не двигалась. «Киана?.. Ты здесь? Ты слышишь меня?..» Тишина. Софья… Софья все еще не двигалась. «Уну? Венти? Мурата? Подснежник? Царица? Моракс? Фокалор, Вельзевул? Хоть кто-нибудь?..» . . . Софья не двигалась. «Хоть кто-нибудь?..» … . . . «Хоть… кто-нибудь...» . . . . . . ...хруст. Люмин распахнула глаза. Вестник в нескольких метрах перед ней висел, нанизанный на изгибавшиеся и впивавшиеся в грудную клетку и горло ледяные шипы. Подо льдом Люмин разглядела лианы. - Что?! Как- Он попытался схватиться за пронзившие его колья — и еще одна лиана, стремительно обрастая инеем и оледеневая, с треском продралась сквозь его тело там, где у людей находилась диафрагма. Две прошили насквозь ладони, не давая пошевелиться. Люмин перевела взгляд за Вестника. ...Софья, опустив голову и плечи и заметно шатаясь, с грехом пополам поднялась на ноги, опираясь на заиндевевшую и намертво затвердевшую лозу, как на трость. Правый рукав весь окрасился винным, бордовый пояс неровно сполз на одну сторону и стекал размохрившимися нитями, на груди багровело пятно, словно от неряшливо пролитого сока, от черных перчаток осталось лишь воспоминание- ...нет. Это черное пятно на ребре ладони не было ошметком перчатки. Это был ожог — тот самый, из-за которого она отдернула руку, едва коснувшись барьера. Софья была без перчаток. Из земли выдралась еще одна лоза, и снежнянка схватилась за нее, делая вымученный шаг. Едва ее пальцы коснулись растения, оно моментально покрылось белой блестящей крошкой до самых корней, и спустя секунду оказалось заковано в прочный хрустальный лед. Шаг. Еще шаг. Еще. Софья шла, как смерть. Шаг. Шаг. Каблуки сапог сухо стучали по разбитой брусчатке, вторя хрусту обрастающих льдом лоз. - Как ты до сих пор жива?! Я изрезал тебя на лоскуты! Я насадил тебя на клинок! Ты должна была истечь кровью давным-давно! Шаг. Схватиться за лиану. Подтянуть вторую ногу. - Ты не можешь быть жива! Никаким образом! Ни один смертный не переживет такие раны! И- откуда ты взяла лианы?! Ты крио! Ты не должна уметь выращивать лианы! Шаг. - Или- о, только не говори мне, что ты настолько сбрендила, чтобы действительно сделать это?! Шаг. - Ты хоть понимаешь, что его гнозис сделает с тобой?! Ты ослепнешь! Ты оглохнешь, ты не сможешь дышать! Ты сгниешь изнутри, и твои последние мгновения будут проведены в адской боли, по сравнению с которой то, что я сделал с тобой, покажется цветочками! Сдайся и умри без мучений! Ты только продлеваешь свою агонию! Шаг. - Почему ты- почему ты до сих пор можешь стоять?! Можешь идти?! Можешь колдовать?! Что ты такое?! Человек не может быть таким живучим! Ты должна была быть мертва! ЧТО ТЫ ТАКОЕ?! Шаг. Вдох. Судорожный, сиплый, вымученный вдох. Последнее усилие, последний шаг- и Софья схватилась за пробитую ледяными лианами ладонь. Иней тут же оплел пальцы, обволок кисть и побежал, расцветая морозными узорами, по руке чудовища, и Вестник взревел, низко, хрипло и страшно — у Люмин сердце остановилось от воспоминаний о точно таком же крике и ночи, расцвеченной огненной птицей. Софья держалась, словно сама намертво примерзла к покрывавшемуся льдом телу. Белая крошка принялась облеплять пробитую лианами грудь, побежала вниз, к ногам, и вверх, на шею, на голову, и в один момент рев резко оборвался, словно кто-то выключил звук. По ногам. По другой руке. По голове. Несколько секунд — и все тело Вестника оказалось заковано в лед. Софья на судорожном выдохе сжала пальцы в кулак. И лед треснул. Трещина молнией промчалась по статуе, разветвляясь, обрываясь и соединяясь в причудливые страшные узоры, и вскоре весь лед оказался расчерчен белыми нитями, уходившими вглубь, как будто даже не просто до заточенного внутри тела, а прямо сквозь него. Софья дергано вдохнула — и на выдохе дернула чужую ладонь на себя. И Вестник осыпался блестящей колючей пылью. (Даже сквозь отупляющую боль, от которой перед глазами плыли круги, а в сознании пульсировала пустая белизна, Люмин подумала о том, насколько же это было красиво и жутко.) ...Софья на несколько долгих секунд застыла, опираясь на лиану. И рухнула следом. ...чернота рассыпалась, сменившись темной бирюзой. Гул стих. Лапа, до сих пор вдавливавшая в землю, исчезла; пробирающий до костей ветер взвыл в ушах, обнял за плечи, и девушке почудился чужой испуганный вдох — и что-то маленькое, белое и крылатое, с хвостом как ветвь плакучей ивы, закружилось над неподвижно лежавшей Софьей, тихо-тихо гудя. Ветер. Ветер, ветер, ветер… «Я не встану». Софья дышала. Поверхностно, едва-едва, но все-таки дышала — Люмин видела, как приподнималась и опускалась ее грудная клетка. Она дышала. Она дышала, она дышала, она дышала… «Я не могу сражаться». Она не поднимется. Она не сможет встать. Она не сможет даже двинуться — каждый вдох и выдох вбивал раскаленные добела штыри в спину и резал легкие. Но она должна встать. Она должна встать. Никто, кроме нее, не совладает с Принцем. Это ее сила способна очищать Порчу. Кто, если не она? Венти не справится. Мурата не справится. Никто не справится. Она должна встать. Она не может не встать. Она нужна им. Они погибнут без нее… «Я не могу пошевелиться». Если бы только… если бы только кто-то выдрал ее душу из ее переломанного тела и вложил в другое, более сильное, более крепкое — нет, не надо тела, любое тело можно сломать; если бы кто-то взял ее душу и магию и оставил вот так, сгустком энергии, чтобы никакой меч не был ей страшен, если бы кто-то сделал ее лавой, сияющей, неостановимой, пожирающей все на своем пути, если бы кто-то сделал ее ураганным ветром, сметающим дома и вырывающим деревья с корнями, если бы только кто-то сделал ее стихией… «Я могу превратить тебя в ветер, - холодный порыв коснулся горевшей спины, - взять силу моих печатей и отдать ее тебе, вынуть твою душу и вложить в ураган, оставив тело брошенной куклой. Ты перестанешь чувствовать себя собой. Боль исчезнет. Вся моя сила, вся сила Амос, вся сила тысячи ветров и древнего Мондштадта станет твоей. Но выдержишь ли ты? Человеческий разум не способен перенести такое развоплощение — не подведет ли тебя твоя человеческая кровь?» А у нее есть выбор? «...значит, так тому и быть.» Сделайте ее ветром, безжалостным и неудержимым. Сделайте ее пламенем, оставляющим за собой лишь черно-серую пустошь. Сделайте ее светом, испепеляющим, иссушающим и злым. Сделайте ее своим оружием, и она уничтожит всех. Ей нестрашно сгореть. *** Ветры, ветры, девять сотен вас, да еще девять раз по десять, да еще восемь — все до единого, братья мои младшие, воротитесь, на пике башни высокой моей воедино соберитесь. Летите, летите, ветры — коли с юга, с гор да джунглей, так по тропам вейтесь, по камням бегите, по болотам, на север летите; коли с севера, с лесов, так по земле промерзлой поземку стелите, с тундры бегите, с пустынь ледяных, на юг летите; коли с запада, с озер, так на воду рябью ложитесь, с заводей да заливных лугов мчитесь, на восток летите; а коли с востока, с черных далеких морей-океанов, так песнями мертвецов звучите, злобой поверженных звените да на запад летите. Есть я, первый из вас, древнейший из вас, и есть тысячный, блудный брат наш, сильнейший из нас, и есть вы меж нами; ветры, ветры, братья мои удалые, девять сотен вас, да еще девять раз по десять, да еще восемь — ко мне полетите, домой воротитесь, и станет нас войско несметное; ветры, ветры, в один единый ветер соберитесь — девять сотен нас, да еще девять раз по десять, да еще девять, а тысячной звезда будет. Ветры, ветры, братья мои лихие, дайте мне силу свою, и я свою дам, чтобы звезду ураганом обратить да тьму с земель наших прогнать. Хозяйка наша, Первая Песня, услышь меня, помоги мне — душу звездную сохрани; звездное тело я расплету в вихри и свет, а душу тебе вверяю, чтобы тело потом обратно сплести да оживить. Ветры, ветры, девять сотен нас, да еще девять раз по десять, да еще девять — а тысячный в смертельном бою за нас бьется; прилетайте, ветры, из краев далеких, собирайтесь на башне высокой — мы возьмем звезду да понесем с собой в степи просторные, туда, где тьма сгущается, и разгоним мрак, и прогоним врага, не дадим младшему сгинуть. Ветры, ветры, собирайтесь на башне моей… *** Но в этот раз он был готов. Секунда невесомости, мощный взмах крыльями — и Барбатос выпрямился, зависнув в воздухе. Перед глазами мелькнула чернота; обидно, пронеслось в голове, удар много перьев задел, долго лечить придется. Главное — не по груди. Он успел закрыться. Если бы ударило по груди, от него толку было бы как от тряпочки. Спасибо, Итер. Спасибо за две секунды, которые ты им выиграл. «Живы?!» - краем глаза архонт заметил окликнувшего их Моракса и Мурату, уже вскочивших на ноги. «Живы!» «Третий раз не умер!» «Отлично! Мурата на печати, Подснежник атакует, щиты оставьте мне! Как поняли?» «Поняла!» «Есть!» Значит, он на подхвате. Раздувать пиро и держать воздушные платформы. «Понял, Моракс». Принц не реагировал ни на что, кроме силы Жемчужины — а так как та была лишь на посохе Подснежника, который тот вернул в одноконечный режим, только юноша и мог справиться с чудовищем. Остальные могли лишь не дать ему погибнуть.

В̶̡̮̋̇͐м̷͕͉̼̲̀̓̎͘е̵̱̳͎͐̓с̸̺̜̪̎̊̄т̸̣͌о̸̱̫̳̄̑ ̷̫̤̌͐̀͝т̷̢̛̈́́͛̓ӧ̷̧̨̺̜̟́͑͝г̵̡̛̜̝о̸̧̾̓̽̚̕,̴͇̓ ̴̨͋̍ч̴̰̇̏̚т̸̢͚̺̆̉о̷̣̫̞̦̳͌б̵̩̯̫̾́̀ы̴̥̗͚͕̆͆ ̵̨͒͛͗б̵̦̊͒̏͋͆и̷̬̪͖̹͑̊т̷̠̍́̌͂̕ͅь̷̖̭̤͚̜̏̾с̶̝̤̈́̍я̷̼͍͆͐̚͝͠ ̴̩͎͓̣͊̓̕с̸̨̣̦̭̈́о̵̘͉̠͇̄̒̎̔ ̶̙͔̌̓́̆м̷̞̺̜̽̈н̴̳̮̼̋̋͛̌͘о̵̙͆͆̉й̸͖̑̋̈ ̴͔̠̪̐л̵̧̛̹̝̿͋͘ӥ̷̯͕̱̘́̿́́̎͜ч̴̣̿͂̚͝ͅн̶͔͚̙̼̈͌̏͘̚о̷͍̝̪̽͘͘,̶͉̠͍̰̍̿͘͝ ̸̡̅̉̈́̈́о̶͈͑͐н̵͔͙͚̜̘̓̈́̈̕̚а̶̨͓͇̒ ̴̞̭̂͌̈́̚͠о̸̧̛͔̱͚т̶͆̅͆́͠ͅп̴̧̢̝͓̫́̍̓͝͠р̷̘̥̬͖̰̔͂͛̄͝а̷̢̀̚͠в̷̨̝̆͋͝и̶̭͙͇͓̗́̔͊͠л̷͍̗̈́͘а̷̢̯͗͑ ̵̨̉̎̑͑͝т̵̛̪̫͚̪̋̾̾̕е̵̩͖̞̏́̓б̶͈̝̱͕̄̓̆я̵̭̲͆̈́͒.̵̦͇̂̑̒͠ ̷̥̟͚̝̈̓́͒Б̵̡́͂̇̚ӱ̴̨̦͍̹̊͝к̶̝̦̗̓͋в̶̦̦́̅͜а̸͙̖͎̩͂л̸̡͖̱͚̮́̏̇̎͠ь̴͔́̈́̒͝н̵͔̂о̵̼͇̥̬͒ ̵̯͇́̇̓ͅр̸̳͈̲͈̪̂̏̀̇̽ѐ̶͍͉̲͍͎̎͋̃б̴̡͚̜͚͇̄͒͋е̵̜̗̟̲̰̋͌̒н̸͇̍́к̵̢̳͉̦̩͑а̵̧̓̔̆̀͘.̷͓̘̎̌̀̈́ ̸̘͎̫͕͗̀Т̶̛̤͉̅̊͝ы̵̝̹̹̃͒͜ ̴͍̓̊̉͝н̴̟̰̒е̴͈́̈́ ̶̛̲̻̳̮̝͒͛̋̚п̴̛̫̃̿͗р̶̤̫̄͋͘о̸͖͖́̾͠ж̴̣̜̟́̂̆̈̂и̷̞͛́͝ͅл̴͍̼̩͖̌̎ ̴̤̺̺̃͆͘͝д̷͓̌̀͋̒а̴̨͂ж̴͚̼͎̋̓̏е̸̧̢̡͔̓ ̶̪̇т̶̞̚ы̶͈̲̀̈́͠с̵̯̳̓͌̏̆я̴̨̛͚̪̺̒̀͌ͅч̶̢̌е̶͔̿̈́͑л̶̙̤̼̰̅ѐ̶̮̠̈́т̶̤̻͆й̸̠̣̦̻̦̿̾͗̏я̶̥̮͕͓͘.̶̡̙̪̺̋̂͒́

Над горизонтом тонкой полоской меж чернотой земли и туч расплывалось зарево.

Я̵̞̀ ̷̳̈п̶̨͝о̵͚̀б̷͚̾е̸̗͐ж̶̻͝д̶̨̊а̴͙͗л̸̩̿ ̵̯̒с̸̛͚ӳ̵̟щ̵̰̈́е̶̝̔с̴̼̑т̸̨̏в̶͈̀ ̵̼̏б̵̬̿е̷̟̕з̷̫̀м̸̲̈́е̶̡͋р̸̩̍н̴̠̀о̴͙͒ ̵̹͂с̷̖̓т̷̧̉а̴̻͠р̶͓̈́ш̷͕͝е̵̢̉ ̸̪̍т̶̿͜е̷̞̄б̴͉͋я̶̻͝.̴̣́ ̶͚̇Ш̸͎͝е̸͕̃с̴̋ͅт̵̤̽ь̷̤͂ ̸͔̉т̶̫̎ы̶̠̓с̸̥͝я̴̜̓ч̷̤͝ ̵̖̑л̴̬͑е̷̃ͅт̴͍͠ ̷̥͗д̵̪͗л̵͉͘я̴̞͠ ̸͔͝м̴͓̚е̷͛͜н̴̠̍я̸͙͊ ̸͕͆-̷͉̇ ̷̩̐н̶̨̎и̵̼̍ч̶̠͊т̸͍̐о̷̱͝.̶͎͝ ̷͍̐Я̷̝̃ ̵̖͊ж̴̖̐и̶̰̇в̸̭̽у̴̝́ ̵̺͛д̷̣̐о̸͇́л̸̛͓ь̸͎̇ш̷̱̈́е̷̟̍,̶̫̑ ̵̱͐ч̵͖̋е̸͕͋м̸̯̔ ̶̱͂с̶͓̈а̴̗͗м̸̜͆ ̸̘̎в̵͇̓а̷̗͝ш̶͈̌ ̴̻̾м̷̹̋и̶͇̊р̷͍̈́ ̸̼͋м̷̥̾е̸͍̽ч̶̡͐т̸̨̉а̷̡̓л̸̫̃ ̸͖̃п̴͍̾р̵̤̐о̶̜̓ж̷͕̽и̸̡͆т̸̥̎ь̴̮̐.̸͉̚

Принц тряпичной куклой повис в воздухе, глядя огромными, немигающими, словно начерканными белым карандашом круглыми глазами на Анемо Архонта. От черт Итера вновь не осталось даже воспоминания на карикатурно простом лице. Только фосфорно-белые громадные круги заместо глаз и растянувшийся в оскале буквально от уха до уха рот. Барбатоса передернуло.

Т̷͖̊̀ы̵̜̽ ̴̰̈́͠в̷͕͍̫̓̈̈́с̷̖̩̀̽е̴̫̣̲̕ ̷̠͈̾̈́͘е̶̥̤̎͌щ̸̜̀̿͠е̷̧̘̜͌͝ ̶̡͗̒з̵͉͌̂̐д̷͎͖̅́е̶̛̟с̸̯̟̦̒̈́ь̷̱̇̏.̸̧̋͜ ̸͍͎͆͊Т̶̰̽̾ы̸͖͊̒͗ ̶̟̺̿в̷̖̓̿с̵̽ͅе̷̜́ ̴̢͙͉̏͊̐е̵͈͔͆͋͂щ̴̜̦͊̒е̷̡̰̎̋̈ ̵̮̐͠ͅс̵͙̗̊ ̶͕̏̓н̷̟̉и̶͙̓̃̏м̶̲͕̞͛͘и̴̜̲͙́̆̽,̶̠͚̑̚̕ ̷̝̆̉с̴͈͝е̴͍̠̱͂с̴̡̣̆̀̚т̵͍̤͌̂ͅр̶̩̥͋̌̑и̵͔͊̐̈́ц̶̜̝̮̽̒̒а̵̫̰̂̂,̷͚͎̲͂͠ ̵̞͓̪̊̒̄в̷̢͕̩̀с̴̟͍͛ё̸̳͝ ̶̣͋̀̌е̴͕̺̺͝щ̶͙͙̀͐е̵̩̼̠̓̃̚ ̵̫̭̓̑̋п̷̮̏ͅӹ̸͇͗т̶̞͔̥͊̾̿а̶̢̠̅͒͜е̵͍͉͕͗ш̴̧͇̜̂̎ь̵̩̩̉с̶̬͈͎͐я̴̯̗͕̕ ̶͔̲̳̏̾р̶̡͍̳̆͐̋ё̷̧̱̥ш̵̞̈́̓̉а̷̣̤̦̍т̸̲̭̆̀ь̶̰͕͐ ̶̧̰̮́͝п̶̩͋̐р̶̙̖̀̈́̊о̶̟͛б̷͈̪̍̅̋л̸̨́е̵͎̓̽͆м̷̯͙̄̓ы̴͙͚̺͋ ̷̝̂ч̴̢̺̽̀͐у̴̡̣͑ж̴͙̙͕̂͒͝и̸̢͕̥̚м̶̰̄и̷̹̳̒̒ ̴̺̗͠р̶͓́̕у̸̫̓̈́к̷͖̂̎͘͜а̴̡̾м̴̞͋и̴̲̋,̷̜̈́̇͑ ̴͎̤̜̈́̒̆б̵̰̮̈̆о̸̡̗̩͆͊я̴̱̩̓͗͝с̵̺̜̜͑̌ь̴̤̪̞́̓ ̸̼̤̎͊з̸̣̗̚͝а̵̛͎̂м̴̩̜̳̽а̷̜̌͐͜͝р̶̹̬͒а̷͎͘͜т̵̧̑̒͗͜ь̵̰̑̓ ̵̹̠̼̋с̶̤̺͖̇̇͘в̷̧̜̭̚о̸̡̛̟̲͐͗и̴̲̱̩̏͋̊.̷̟͈̺̓͝ ̷̢͇̦̎ ̶̝͌̃А̸̭̦̲̿͌х̷̣̓ ̴̡̲͉̽д̴̳̙̹́̀̑а̷̞̹̉̀̅,̴̫̣͗ ̴̼͐в̵̹̓̂͒е̵̗̅р̴̂ͅн̷̨͋о̶̼̩̉́.̶̥͑ ̵͕̤̈́Т̴̢͙̅е̸̩̅б̸̲͕̊̂ͅё̸͚̱́ ̶̰̼̹͂͝ж̵̛̫̖͒е̶͖̖̠͌ ̵͓̬̣̏̐͝х̶̰̣̱̄̈в̶̰̙͖̂а̵͈̇̂̍͜ͅт̷͚̊͒̀и̸͕͖͆͗͌͜л̴̗̯̭͌̏о̷̨̉̋ ̶̝̍̆т̵͈̊̂̔о̵͕͘г̷͉̕͘о̷̩͐̃̏,̴̥̍̊ ̷̨͖̆ч̵̤̻̜͝т̵͖̳̀о̸̛̞̌͘ ̸̡̛̝̽̚т̴͈͍̑̓͋ы̸̧̘͋ ̴̛̹̟̖́с̶̰̺̺̌̚д̵̡̢̠̊̀е̷̧͚͚̄̃л̷͇̼̘͊͋а̷͙̗̑̎̏л̸̛͇͚̦̓̈́а̸̙́̎͝ ̴̢̱̥͂̒͝с̸͎̹̈́ ̸̡̢̩̏̇͝Л̴̡̥́͆̚ю̷̞̫̃͌͜ц̸̱̜͂̏и̴̗̽͒͒ф̵̧̲̍̐ё̵̰́р̶͇̻̹̓͘.̸̫̲̇͌̑ ̴̧̠̟͑̅͘Э̸̱̗̍̊͜т̷̡͎̼̅о̴̣̐ ̵̛͈̇͝в̴̮̳̑͆̓е̷̭̙̌̐̐д̴̼̺̃ь̶̖̓ ̵̖̗͕̔̕т̸̤̹͈͌̒̂ы̴̺̘͚̀ ̸͍̜͔̊̊о̵͙̆̓б̷̟͖̈͒р̶͔͇̋е̸͍̙̓к̷̠̲̎̀̚л̶͍̏̒͘а̸̣͗ ̶̱͓̮͌̏е̵̲͔͍̋̇е̸̖̼̣̍ ̶͎͋́н̷̧̂а̵͉͙͂ ̶̘̯͙̉э̴͓̅͝т̵͉̜͑͌у̴̝̹̑̂̍ ̴͎̻͐н̷͚̼̅͗̊е̵͙̕͝с̵̥̅̑͘к̶̗̟̍͠о̷̱͗̿͝н̷̱̔͂ч̸̖̀͝ӑ̶̙͕̥̈́̐е̴̧͆̒м̶̱̉̂̎у̸̟́̄͝ю̸̨̳̯̕ ̷̺̽а̴̡̭̯͊͌̚г̵̛̯͎̚о̴̢̺͐̉͋н̸̲̪̘̉̕͝и̸̩̓ю̸̘̆̓͆,̵̯͂ ̷̥͍̫̉̇т̵̗̂͝͝ы̵͉̾̅ ̵̮͔̏̃̀п̸̦̊о̴̡̛̗̀͜͝м̴̯̈͘н̸̛̭̫̑и̶̨͚̗͊͝ш̴̻́͌ь̷͚̻̥̒ ̷̡̩̼͗̀̚э̸̥̑͗̕т̴̨̹̍̚о̴̭̣̦̊?̷͓̜̕ ̴̹̊͂

По воздушным платформам, блеснувшим прозрачно-бирюзовыми кругами, к архонту подскочил, сжимая в руке посох, Подснежник — с земли Принца, зависшего слишком высоко, было никак не достать, а так сразу давать богу мудрости возможность летать Барбатос, признаться, побоялся: тот ведь никогда до этого не летал. Внезапная смена движений и необходимость совершенно по-иному управлять собственным телом могла сбить его с толку и стоить им всем жизни. Анемо-платформы показались лучшим решением. По воздуху, как оказалось, Подснежник шагал даже тише, чем по родной траве. Юноша не выглядел напуганным. Только напряженным, словно натянутая струна. Он без гнозиса, вдруг похолодел Барбатос. Он ведь без гнозиса. Он только-только воскрес, он без гнозиса, его тело до сих пор все в Порче и наверняка работает далеко за гранью предельных возможностей. Он даже не может ориентироваться на ощущение дендро-стихии, он весь окружен воздухом, он полностью слеп. Он не продержится долго. И он остался их единственной надеждой дожить до рассвета. А значит — они должны были в него верить. Не могли не верить. Подснежник сжал посох покрепче, вышел вперед и гордо вскинул голову, встав лицом к лицу с Принцем и загородив собой Барбатоса. В белых волосах запутались обломки сухой травы. Венти бездумно повел пальцами — невесомый ветерок обернулся ленточкой и стянул волосы в низкий хвост. Так, наверно, удобнее. В рот лезть не будут. «...спасибо». Принц парил, безвольно опустив руки и склонив голову к плечу. Как повешенный.

С̴̫͙̝̍̉̚е̷̟̓͒с̸̲̹̥̿̄̇т̴͖͘р̵̰͊͌͂ӣ̶͉̱̀͜ч̶̨͕̳͌к̷͈̲̍̅а̴̪̬́̑͌,̵͖̐͛̓ ̸̛̖̈́т̴̺̄͒̾ы̶̡̲̺͂ ̵̨͐̋з̴̮̀̓ͅн̵̘̈́а̶̬̏̚͠е̶̠̖͍̽͝ш̷͔̻͇̂͑̈ь̴̨͔̭̑,̴̞̭̳̒̓ ̶̳͛ч̸̪̍т̷͇͍̲̆о̷̖̜͂̚ ̴̪͎̍̔т̸͉̽͑ы̷̨̰̒̏ ̵̣͙͖̾̚͝в̶̛̘̹̈́и̸̧͍̊̾͋н̵̡̹̑̕о̴̼͋͗в̶̻̹̋͝а̵̨͈̃̏̐т̵͇̅͝а̸͓̒̏ ̴̯̱̾в̵̧̠̬̐о̷̛͎́͛ ̷͈͛в̸͓̃̑͜с̶͇͝е̶̝̬̒̈́̽м̴͙̻̆?̷̻́̊̿ ̴̛͚͉͐̌ͅЕ̸̞̼̪͌̂͠с̵̯̏̚л̵̮̹̄̽ӥ̶̧̢̘ ̴̯͙͛̍̀б̵̯̗̻̈́̕ы̴͌̈́͜ͅ ̴͖̋ͅн̸̡̤̼̉̿е̴͓̼͑̅̃͜ ̵͇͊̚т̷̦̭̰̌ӹ̶̧̰͎́͐͝,̶̦̔͐ ̴̥̄̅́Л̵̛̺̬ю̶̟̭̈ц̸̛̰̹̻̈́̀и̶̡̗̽͜ф̴͙͚̄́̋е̶̢͔̯͂р̶͇̜͋̆ ̸̧̖̘̊б̴͇̦̝͘ы̵̨̜̼̀̈́̇ ̷̳̮̰̀н̵̙̪̟̚ѐ̸̨͚ ̸͎̈̂͜͜п̴͙̭͋̔͊о̶̣̀̀г̶̤̄̇и̶̗̃̀͝б̸̯̜͍͠л̷̤̇̌̿͜а̷͕̘̲͋͝.̵̤̾ ̸͕͙̈́̈̄Т̶̡̫͍̒̌̃ы̵͎̝͔̒ ̸̛̝͉̲̏́м̴̱̹̐̐͝о̵̛̱̭͝г̴̰̮̄л̶̭̄͊а̶̞̐̓ ̴̣̰̀б̸̺̽ы̶̧͇͆ ̷͍͎̅̍ж̷̠̠̪͂̌и̷͕͂͗̕т̶͙̋͌̄ь̶͕͓̉͆̏ ̵͈̈́͝с̴͖́͝ ̷̭̻̚͜н̴̻̪͓̋̅̐е̸̰̬͆й̵̹͓̜̏͗͆ ̴̪͗̈́͘ͅв̴̜̜̅̔͐с̸̨̎̄͘ю̶̩͊̅͜ ̶̥̹̪̀͋̆в̴̠̳̝͗̈́̓е̴̬͂͊̋ч̴̲̞̙̏н̶̜̈͆͒о̷͔͘с̵͇͉̈́̚͝т̶̱̃͒ь̴̛̪̳̩̿,̵̫̳͙̌͐ ̷͔̊̏͠н̴̼̠̀о̴̧̣̜̀̾͒ ̷̭͋в̵̣̆м̸̩̞̊е̷̭̿̂с̶̳̀т̷̦̑̍о̶͖͙̞͗͑̕ ̸̡̙̳͌͛э̶̰͖͕̐͝т̶̛̜̊о̶̩͍͔́г̷̙̓о̶̮͈̳̀͑̀ ̶̘̩͈̓̆т̶̗͋ы̴̰̬̖͊̋ ̶̬̝̑̋о̸̘͆̃б̶̠̄р̷̯̥́͋е̷̬̝̗̿̄̚к̴̩̅͘л̴͉̓̈́͌а̸̗̹͚̌ ̴̠͠ͅѐ̵̯̒̇е̵̩̔ ̷̞́н̷͈̤̪̓̑̒а̵͖̎̚͠ ̴̙̣̳̄͠м̷̞̔у̷̱̦̅͛̆ч̷̘̍и̵̛̗̦͒̚т̶̡͛е̶͓̗̕л̵̧͎͖̆ь̴̧̰̕н̷̱̈́͛̂е̸̠̤̝̂̋й̸̟͊̈́͛ш̶͚̊̆е̵̩͔͙̏е̴̡̃ ̸͙͎͂̄и̵̤̓̒̊з̷̼͗͑̿͜ ̸̛̺͛п̵͔̲̪͑ӧ̵̹͍́̎с̷̳̽̈̍м̸̫̭̙͆̕͝е̷̡̻͋͋̄р̷̱̂͒т̵̧͛̀͘и̸̹̼̋͠й̷̼̒.̷̈́͜ ̷̗̮͉̎Т̶̤̿͊͜ы̴̻͓̖̿̋̔ ̶̥̳̈́̑и̵̼͆̕ ̵͕̐̃И̶̛͇̣̣к̸̩͚̲̊̍̂е̸͉̹̔ͅ ̴͕̲̀р̵̨͖̗̂͗͊а̵̜͎͖̌͋̀з̸͉͇̂͑̎о̷̧̌̾д̸̞̗̔р̴͈̙̲̅͌ӑ̷̤̉л̵͍̽ӥ̴̲̫́ ̸͖̽͛̋е̷̯̌͝е̶̠̘͛̍͘ ̵̼̐н̸͎͚̊͒̈́а̴̖̦͓͑̃д̵͇̃͝в̷͈̃о̷̼̻̮͌е̸̲͐͛.̴̭̈́ ̷͈̠̔О̸̺̉̕д̴͇̆̈́͗н̴̲̅̀у̷̗͝ ̵̪̳͒̋̐п̷̥̮͓͗͆о̸͎̞̔͠л̷̬̽о̶̲̼̉̏в̵̭̺̃̿и̷̢́̔н̸̡̻́у̶̭͑̌̚ ̶͔̪̈͘т̶̛̜̩̗ы̸̟̋͐̈ ̴͎͎̮̊͆о̴̜͊̇̕с̵̹͍̪̌͗т̶̫͙̄а̵̨̳̠̀͐в̵̥͇̘͑̓и̴̙̅л̴͔͊̈а̴̢̙͊ ̴̠̮̤̓̏̆с̴̡̑е̶͎̤̫͠б̶̱̻̔е̷̛̺̖̙̊̈,̴͔̮̾̑ ̷̗̥̈́̃а̶̏͆̕͜ ̶͎͍̒̊д̸̧̦̔̀̽р̷̧͕͛̐у̸̖̪͙̽͂г̸̡͈̆̍у̴̠̺͋̑̇ю̶͎̩̗̍̿̌ ̵͕̯̘̅з̸͈͌̚а̴̭͍̊̓б̸̢͖̮̈́р̵̺͔̋̿̽ӓ̵͜л̵̜͝ ̸͙͓̒̑о̸̻͖̅̾н̵͚͗.̴͖̈́͛̿ ̶̯̀̚ ̵͕͔̬́͆̚ ̵̧̽͝Е̴̧̳̩̋̅̋с̸͚̥̿́̊л̴̯̿̊̾ӥ̴͎̗ ̶͙̀͒б̴͕̹̏ы̷̦̽̕ ̵͔̞̆̽ͅе̶͉̻̠͋е̷̹͎̄͋̇ ̶̛̪̰͖͗͗д̸͙́̽е̵̛̮̄т̷̡̓͋͜и̸͎̿́́ ̶̫͗͆з̶̼̞̎͛͝н̶̟͗̒̃а̶̳͌л̷̨͓̒͝и̴͕͆,̷̙̂͛ ̷͕̮̙͒ч̴̨̤̙̃͑̕т̵͉͓͐̑о̷͔͂͋ ̷͉͊̀т̶̙͕̜̈́ы̵̢̜̔͘ ̵͚̈́͝с̶͈̰͗͒̎ ̵̻̒̽̿н̷̹̥͎͗̊̄е̶̦̮̞̏̐̓й̴͕̙́̂ ̷̢̥̤̓̀͑с̸̰̝͒̈́д̷̧͔͈̂͋̋е̶̃͜л̴͇̖̪̿̕а̸̗͙͊л̷̢̘̄̂̚а̸̙̃,̵͚̼̆ ̸̯̜̳͋̎͑ч̸̮͆̒т̶̨̹̒о̴̨̮̆͊̚ ̶̰́͠б̶͚̻̿̈́̆ы̷̳͓̀͐͘ ̵͍̂̽о̷̗̲͐̾͜н̷̗́и̴̧͖̉ ̶̇ͅс̶͙̍д̸̛̥͕͚̎̀е̸̤̤̾̈́̅л̴͔̈́а̵̨̎͌л̶̧̉̿̍ѝ̵͙͙̊̓ ̶̹̃̒͌͜с̶̥́͊̏ ̸̲̦͐т̸̗͚͐̽̕о̵̰̀б̸̻̈́͜о̴͍̥̓й̶̳̳̦͑͗̀?̵̳̲̣͋̌̈́ ̵͚͚̄͐̏И̴̱͍͌͠л̷̡̃͜͠ӥ̶͈̄̕ ̶̨̳̗̊͝т̴̮̬̤͑͆̔ӹ̵̮̜́̎͠ ̶̣͇͖̇̂̓б̸̗̯̜̊ы̸̞̮̟͊͑͑ ̸̥̗̉у̸͉͚̀̏̂ͅб̷̗̀͜͝ӣ̸̨̩̽л̷̻̱̈̐͋͜а̵̞͔̣́ ̶̤́и̴̺̗̝̓͒х̶̥͌ ̴͈̭̪͛͌͗т̸̡̒̆͐о̵̡͍̬̉̅ж̴̥̫̂̎е̶̜̰̓̅͘?̶̠͐ ̶̫̻͂̀̄ ̵̺̾О̵̳̊̆н̵̜̟̘̉͑͒а̶̜̹͆ͅ ̷̭̈́̅̈͜т̷̙͐͆а̵̧̉̈́к̴̺̼̗̂̋͠ ̴̧̤͚̏р̴̬͛̓̏͜в̶̤̿а̶̱̖̠̑̓л̵̳̮͗͘а̸͓̖̋̃̕с̶̠̮̼̓̕͠ь̴͔̎ ̴͎̼̎̈́̓к̷̻̊̓̂ ̸̛̦͈̚т̵̢̘͔̆̀̆е̵̢͒̑б̷͓͕̗́̂̓е̷͈̽.̶̰̏̎͆ ̸̤̒͆О̸̢̯̻͋н̸̤̲͋̋а̸̩̥́̍ ̷̝̦̪͋т̴̳̤̎̀͝а̷̱̦͉͝к̷͚̪̓͑͝ ̶̘̿̍̉х̶͕̫̂о̷̺̪̠̾͂͒т̷̧̳̀̀͒е̷̠͇̼̔̓̈́л̷̯̾̓̈́а̷̮̥̂̊ ̷̼͍͛̅с̸͐ͅн̵̘͎́͜о̶͈̪̭͌в̷̢͈͗͝а̴̩̇͘ ̷̩̳̎̈́̿͜с̵̬̺̄̇т̶̹͚̎а̷̙͝т̷̣̱͒̈ь̷̙̅̊̚ ̸̱̙͂͜ц̶̝͘е̷̖͌̚л̴̫̽̑о̶̡̿̅͠й̶̞̺̟̉.̶̛̣̼͕̾̿ ̶̨̫̭͗О̴̖̘͘͝н̶͍̖̹̈́̀́а̶͇̯͈͐̍ ̷̲̗̫͆т̸̫̖͒͝а̷̼̟̍̓к̵̼̞̂̎͠ ̷̝́͝х̷̲͙͌о̴̙͌т̷̟̱͊̋̅ѐ̷̦͓̮̈́л̸̜̗̥́̀̈а̴̢͖̇ ̸̜͠у̸͙̅͝м̶̬͌̀е̴̭̃̈́͜͜р̶̨̑̀е̷̰̦̫͌̿т̵͚̏̕ь̷͚̯́̈́,̷̥̙̍ ̴̧͖̑ч̶͕̳̩̎̈́т̴̢̻͘о̶̡̄͗б̸̢̲͒͗ы̴̗̳͈̾̓ ̶̩̓̔м̸͙̉̓и̷̝̃́р̶̟̍̓̄,̷͔̒̄̄͜ͅ ̵̡̻̕ͅк̷̞͐̈́͝о̵͓̬̊̑͝т̶̞̬͗͌о̵͈̂р̵͉̻̫̐͑ы̵̜̣̉̎й̶͓̈́̒̃ ̵̛͙̌̚т̴̗̞͌̇ы̶̫͔̾̾ ̶͓̄̿п̵̡͆ӧ̸̡̠́̌п̴̼̺͝ы̸̼̬̌̏̒т̵̡̰͓͐́̚а̵̘̳̔л̷̙̫̤̊а̵̝̼̭́с̸̩̲͕̀̿ь̵̩͇͙̑ ̶̰͊̿̓в̷̡̗͐ы̵͉͑л̶̧̨̬̍̄͠е̶̠͕̏̀̎п̴͍̺̳͠и̷̩̟͋̍̄ͅт̶̰̗̄̈́ь̸̜̱͙͝ ̶̟̟̖̊ӥ̸̱̪́̈з̸̧̩͚̾̆ ̶̗̹̯̓͒е̶̗̿̎̕е̵̮͝ ̸̨̹͔̀о̶̬̖̊с̴͎̝̝̃͗т̷͙̈́̀а̶̯̺̻̌̅̃н̵̘̀̑к̶̢̟͒̑о̸̞͍͝в̶͙͔̻́,̵͔̭͛͛ͅ ̵̪͋͒̂͜с̴̻̍̇͂м̵̮͍͎́̎̎о̸̡̙̑г̷̡͔͚̓̿ ̶̲͈͊н̵͍̳͆͌а̷̠̒̓к̵̱̞̙̌̐̒о̸̡̦̀̈́н̵̻̌͑е̷̺́̓ц̶͈̃̂-̵̭̤̞̓т̵̺̪͊о̷̜̑͗ ̸̫̟̽̄̕с̴̡͎̗̆̚̕т̵̝́а̴͔̩́̅͜͠т̶͚̦̈̀ь̷̲̇͒͘ͅ ̵͓͛п̸̻̫̉̃̀о̶̦̠̞̆̄̒л̷̥͕͈͆͑н̵̱͑͒о̴̖͍͍̆̃ц̴̗͌͗̑ͅе̵̳̌͐н̸̡̾̓́н̶͈̏ы̷̤̙̺͑м̴̡̠̳̑ ̷̛̰-̴̡̲̱͆͆́ ̴͓̇̿̏и̵̮̖̗̓͂̐ ̶̫̯̐п̸̤̓о̴̛̩̅͆с̵̈́̅͝ͅм̴̭͌́о̶͍̟̔͘т̷̳̙̆̆р̸̯͐и̸͎̽͂̍,̸̭̜̈́̔ ̶̻̙̇ч̷̺̞̩͂т̶̬̥͋͝о̶̳̹́͠ ̸̮̎и̴̜̿͘ͅз̸̓͜ ̷̹͔̼̂̀э̵̻͍̦́͐т̶͍̙̈́̈́о̸͍̄̋̀г̷̠͍̀̏о̶̧̬̎ ̵̝̕̕в̷̡͎̣̃̅͝ы̶͚̍̽ш̵͕̠́͋л̶̧͉̀̅о̴̭̉!̷̨̝̗̀̋̕ ̵̢̪̹̈́ ̷͍̲̘̿͗ ̶̮̮̓̚Т̸̱͓̌̋ы̶̻͘ ̷͛̉̅͜э̸̡̣̤̐т̵̗̘͇̃̄ӧ̵̨͚͔́͝ ̴̰̰̑̉н̴͕͠а̷̞̻̃д̸̭͚̟͝е̶̲̹̉͜л̴͉̻̭͝а̵͇̔͝л̵̺̋̀͠а̷̛͎̞̫͠,̶̨͓̺̉ ̸̣͖̄̍с̴̳̓͛̕е̸̲̞͠ͅс̶̺̣̣̇̓т̶̰͑͗р̶̖͎̽̈́̀и̷̙̞̪̕ч̵̤̩̬̔͊̃к̸̢̺͓͊̌̚а̷͉̤͆̇̌.̶͕̤̣͊ ̸̩̜͜͠Т̶̩̤̐ы̷͈̪̦̀͒͝ ̸͇͐̅͝н̷͍̘͛͑е̶̺̻͆̕ ̴͈̰̣̎̈́̿д̷͇̭́͗͗а̵̢̖̖͆л̸̢̼̠̃а̵̻͌́ ̷̫̳̹̓͋Л̶̧̈́́̉ю̵͓̅͌͝ц̸̩̳͊и̵͎̃͊͝ф̸̧͚͚́͌е̵̱̋̈́р̴̤͙͗ ̴̡̘̞͌̒у̸̻͇͐̄͜п̵͖̍̅́͜о̷̛̝̏̀͜к̵̡̳̣̉̕͝о̷̥̥͗и̵̦̻͎̿̈́̋т̵̢̤̫̀̊̕ь̶͙̉с̴͙͙͔̾я̵͍̹̆̓͠.̵̡̮̯̈ ̶̳̰́Т̶̡̊͑́ы̷̢̮͖́͌ ̵̧̧̅п̵̢̙̹̅̔͘р̶̗̫̻̓о̷͖̮̺̀̉к̶̜͗л̷̻͈̓̉̄я̸̛͚̈́л̴̝̋̄̓а̵̝̀̊ ̸̹̓͌̎И̶̘̩̽̄͜м̵͚̞̥̉̀у̴̫͙͘̕н̸͙͖̃́͠л̸̭̀̈̚а̵̩̰͈̽͌͛у̶͈̹̓̓к̵̬̻̉̄р̵̗̙̆̆͗а̵͔̟̳̉́̍.̸̠̫̍̔ ̴͚̀Т̵͙́͗ы̶͕̹̮͐̌̑ ̵̯͚͇͒п̶̢̮̞͒̈́р̶̇ͅо̸͕̔̽͠к̸̡͈̈́л̶͕͈̜͂͌͆я̸͇̹͈̽л̷͈͊̀̕ӓ̷̰̞̒̽ ̸̧̛͕̩̀͠К̶̹͛и̷̙̤̕ͅа̵̤͚͙̀̚̚н̴͕̝̿͐̑у̸̮̱̀̽͜.̴̻̄̚̚ ̸̨̯̀Т̸̯̾͒̃ы̶͔̘͊ ̸̫̅̂̕р̸̻͎̱̊а̴̧̼͐з̵̲̲́̌̑л̴̞̩̈́͊у̷̡͉͍̓ч̶̧̰̹͂и̴̞͈̅̂̄л̶̨͍̀̋͋а̵̪͊ ̴͉̍б̴̞̟͇̚л̸̙̺̳̂и̶̼̐з̷̣͙̺̍͌͠н̸̨̨̱̓̐͝е̶̪̞͐̕ц̵̝̃о̵̼̓͛в̷̦͇̥̽́̔.̵̗̅͝ ̵̠̏͛̾ ̶̭́̿͘ ̶̻́̉̀В̷͐̃̓͜ͅс̷̞̔̎͑ӗ̵͠ͅͅ ̷̦̤̈̂̈т̵̺̼͑̚ы̶̼͐̈́́,̷̦͍̺̔͆̕ ̵̩͚͋͘с̵̻̾е̷̲̗́́с̵͖̭̘͑̐͝т̴̟̾р̷̆̃ͅи̴͍̦́̈́̂ч̸̫̟̙̿̄̅к̶̹̍͝ӑ̴̰͈.̸̯̍͋͌ͅ ̵̋̕ͅ ̵̟̜̩͐͝͝Т̸̖̓͗͜ ̷̭̟͖̀ы̶̱̳̠̔͋̕.̷͉̈́̕

Слова сливались в белый шум, давивший на уши. Барбатос не мог разобрать ничего из того, что говорил Принц; остальные, должно быть, тоже. Внутри все стянуло ожиданием.

Я̴͚̔ ̸͚̅з̷̙̇н̵̱͐а̵̳̽ю̶̝̄,̷͍͗ ̸̼͠т̵̝̉ы̸̟̓ ̷͕̑з̷̪̂д̷̭̽е̷̟͌с̶̞͌ь̶̥̏,̸͈̊ ̷̢̕т̷̹̓ы̴̭̿ ̸̦̎с̶̯̾л̷̳͛ы̶͖́ш̷̳̽и̷̜͆ш̵͍̍ь̸̨̉ ̵̙͗м̸̕ͅё̸̦́н̷̰͑я̷̡̈́.̷̟̈́ ̶͊͜И̵̨̃ ̴̨͋т̷̧͋ы̴̞̓ ̶̼̂з̵͇͊н̸̥̑а̷̤̓е̷̥͒ш̶͖̇ь̶͍̆,̸̦̓ ̴̳̀ч̶̣̿т̴̟̆о̸̣͂ ̵̳̂я̸̺̐ ̶̜̔п̷͉̀р̸̜́а̷͖̒в̸̪͊.̶̰̓ ̶̧͂ ̶̫͆Н̵̱̋о̴̙̽ ̵̜͌в̵̬̃с̶̗̃е̵̧̏,̴͕́ ̷̥̇ч̸̭̌т̷͕̏ӧ̵̬ ̶͕͝т̶̔ͅы̸̦́ ̵̠̏м̶̪̀о̴̩͒ж̶̧̂е̷̩̄ш̵͓͋ь̵̰̈́ ̸̬̽-̴̡͌ ̷̼̒э̴͚̍т̶͖̚о̷͔̓ ̵͙͝п̶̤̀р̷̧̃о̵̛̗д̵̲͐о̷̖̋л̶̮̏ж̶̳͒а̸̥̋т̷̪͆ь̸̡̋ ̷̥̈́в̵͍͝ы̵͒ͅс̸̥͘т̶̘̌а̷̼̐в̴̘͘л̷̲͝я̸͚̍т̴̰̀ь̸̙̑ ̶͙͝п̴̳̀е̶͐͜ш̸̟̐к̵͙̌у̴̡̂ ̷̢̊з̷̼͘а̵̨͂ ̴̞̀п̸͖̈́е̴̤͑ш̸̨̀к̶͕̈́о̶̖̓й̴̲͝,̸̻̌ ̵̲͋н̸͙͝а̴̠̚д̸̘͂е̶̨͑я̵͜͝с̵̹͐ь̴͇̚,̸͎̽ ̴̲̈́ч̴̢̿т̴̰͒о̵̱̓ ̸̜̿н̸̗̿а̸̧̾ ̶̲̌к̸̦͗ӓ̶͚́к̵͇͝о̵̛̯й̷̫͐-̴̠͊т̸̅͜о̷̮͋ ̴͈̉я̵̭̈́ ̷̻͌в̴̰̚с̷͔̇е̴̺͋-̵̺̇т̴̖̔а̵̹͌к̷̯͑и̴͜͝ ̴̘̚п̶͠ͅо̵̜͗д̷̙̐ӓ̷̪́в̶͕̊л̵̛͕ю̶͎͛с̷̼̈ь̸̱͗.̶̛͎ ̷͉͘К̶̨̑а̷͉̉к̵͉͝а̵̱̿я̷̤́ ̷̼͑к̴͔̕р̸̳̀а̴̨͋с̶̰̓о̵̯̒т̷̖͌а̸̥̇.̴̗̌ ̵̤͆ ̷̀͜Н̷͈̉о̸͔͊ ̶͓͌я̵̢͊ ̴̠͒д̵̖̃о̷̟̒л̷̼͋ж̴̬͗е̶̦̏н̵̮͆ ̴̘̈́п̴̩̐р̶͉̌и̷̫̋з̴͙͆н̵̞̾а̶͙͘т̴̫̑ь̴̬̆:̵̟̓ ̷̭̅ӱ̷̲м̴̻̄н̷͍̓о̴̼̀ ̶͖̍б̴̖̈́ы̸̩̽л̷̫̇о̴͔̑ ̵̟̋с̶̟̂ ̴̪̍т̴̞͘в̴͓͌о̷̞̇е̸̪͒й̶̤̈́ ̶̥̿с̴̗̒т̷͆͜о̴̯͌р̷̠̽о̷̧̅н̴̲͂ы̵̢̆ ̴̝̓р̷̳̇а̵̻̿з̸̨͛б̶̢̊ӳ̶̺д̵̡̃и̶͓͊т̵̛̘ь̵̺̚ ̴̛̜п̸̟͐р̴̤͘и̸̪́н̵̟̈ц̴̣̾е̶̪͊с̶̩͌с̴̦̂у̷͙̒ ̶̛͎и̵̫̒ ̴̩̓ӟ̸͍́ӓ̵̦́с̴͙̊т̵̲̆а̴̫̕в̷̦̇и̵̦́т̸̯̋ь̷̧̆ ̵̙͌ё̸̧́е̵̛͈ ̴̘̓и̷͔̿с̴̺̊п̵͔̆о̸̻̋л̶̨̓ь̴͇̐з̶̪̾о̴̘͊в̵͍̃а̷̤͋т̷̙̌ь̶̖͌ ̴̫̓с̸͕̀и̷̤͂л̵̮͑у̵̼͠ ̸͔̓Л̸̜͠ю̴̳̇ц̴̛̪и̵͎͝ф̵̗̑ѐ̷͔р̷̖͠ ̴̛͎-̵̨͠ ̴̺̆з̵̼͝н̸͉̚а̷̝̀е̸̜͘ш̴̨̇ь̷̗̓ ̸̺̕в̵̜̄е̶̢͌д̵̃ͅь̵̬̋,̶̪̈́ ̷͍͐ч̶̥͊т̵̛͇о̴̜͊ ̶͇̊э̷̏͜т̸̨̅о̶̹͌ ̶̭̈е̸̕ͅд̸͕̂ӥ̸̞́н̸̲͑с̵̣̈́т̵̓͜в̶̟͘е̶̱́н̵̭͐н̸̭͠о̷̳͊е̸͇͋,̵͎͋ ̵̪̐ч̷͇͒т̴̙͑о̴̡̀ ̶͎̌м̷̤̓ӧ̵̨́ж̶̲̒е̸̰̌т̷͍͝ ̷̟͐м̶̱̀е̷̺͝н̵̘͘я̷̥̀ ̸̳̚р̸̠̑а̷͎̉н̸̳͑и̸̥̒т̴͖̐ь̷̛̱.̸̯̽ ̶̢̆У̸̯̂ ̸̲̒м̶͓̂а̸̪͋л̶̬̈́ь̷̮̋ч̴̰͗и̶̡͊ш̵̣͑к̴̯̃и̶͋ͅ ̷͋͜п̸̜͂р̷͓͝е̷̜̃д̷͕͐о̶͙̏ ̴͍͑м̶̪̾н̷̤͘ӧ̶͎́й̵̬̑,̵̭͗ ̷͖̓б̸̣̐ы̸͍̿т̷͇̊ь̸͉̔ ̸̫̂м̴̰̅о̷̼͋ж̶͉͐е̴͍̐т̶̑ͅ,̴̻͐ ̶̮̃д̴͉̎ӓ̵̜ж̸͈̿е̷̲̊ ̷̤̓е̴̝̃с̸̖̑т̷̗͐ь̷͓͐ ̵̭͠к̸̙̽а̴͍͊к̵̖͐о̴̛̗й̴̖̑-̸̞̋т̶͎̒о̷̬̆ ̸̢̋д̷̗̊ӗ̷͙й̷͔̇с̷̠́т̵̗͂в̴͠ͅй̴̲т̸̯͑ё̴̰́л̷̹͌ь̶̯̽н̷̥̄ӹ̵̦́й̸̞͠ ̶͈͠ш̵̗̒а̶̖́н̸̮̑с̷͓͂ ̷̟̾п̸̡̛о̴̠̊б̶͚̔е̴̲̑д̸͕͠и̸̲͛т̵̝̔ь̸̺̉.̶̼̌.̷̌ͅ.̷̮͊ ̶̪̈́ ̷͙̿Н̶͎̈о̶͈̀ ̴̣̈́я̷͉͠ ̷̩̓п̶͉̀о̶̳̄б̶͍͛е̷̧̔д̷̘͆ӥ̷̞́л̶̢̏ ̸̙̂Л̵̭̋ю̴̨̅ц̷̞͠и̶̃͜ф̶̢̛е̴͉̊р̶͎̒.̵̨͗ ̶̫̿Я̴̘͌ ̶͛͜о̸̬̊с̶͍̈т̷̣̋а̴̩̑в̷͕̕и̸̹̿л̵͕̈ ̴͈͝о̵̬̌т̴͍̿ ̶͎͝ё̸̥е̴͇͒ ̵̫̀м̸̮͐и̸͈̽р̷̭̿а̴̨̉ ̵̡͑л̸̖̂и̷̜͊ш̸͈͌ь̴̜̈́ ̸̬̑п̵̼̄ӯ̸̲с̵̹́т̸̇ͅо̸̞̓т̶͍̕ӯ̷̙,̷̲̐ ̴͉̓з̷̘͘а̷͇̄с̸̂͜о̷̯̎х̷̢͐ш̵͖̆и̴̺̎й̸̞͗ ̶̝̀и̶̥̾ ̴̠̂п̸̝̂о̷̣̉ч̷̮̔е̴̡̽р̷̪̆н̴͔̑е̸̯͋в̷͉͑ш̶̡͊и̴͓͝й̷͘͜ ̶͔́л̶̤͋и̴̛̜с̷̌ͅт̴͖̄о̴̳̊ч̴̫͒е̶̙̓к̸̢̛ ̵̬̄г̸͚͑д̴̩̓е̴̳̎-̸̞̈т̸̲̈о̷̫͘ ̷̦̚н̷̻͊а̶̩͑ ̵͎̆с̵̭͒е̶̳͝р̵͔̕е̵̦́б̴̘̂р̵̰͛я̶̝̒н̴̰͑о̵̪̃м̶͖͐ ̶̨̒д̸̙͐р̶̧̽е̸̩͑в̴̡̀е̵̼̃.̶͍̓ ̶̖͠Ч̴͙̓т̶͍͋о̸͙͛ ̵̰͘м̵̰͗н̸̢͛е̸̡͛ ̴̥̓с̴̪͠м̷̲̉о̶̦̆ж̴̣͂ѐ̶̗т̶̞͝ ̸̧͐с̷̣̒д̷̟̀е̷̺̉л̵̙̋а̸̛̣т̴̺̃ь̵͉̉ ̶͚͊к̴̢͒а̸͍̉к̸͉͘о̴͓̋й̵͔̕-̷͈͑т̷̝̍о̵͇̉ ̴̘͊м̵̹͐а̵̦͌л̸͖̿ь̸̙̽ч̴̙̋и̸̹͝ш̴̯̂к̵̹͠а̵̗͐,̴͎̐ ̷̰̕н̴͈̓ӗ̵̼ ̵̙̐п̵̢͑р̵̛̳о̴͖͝ж̵͔͊и̵̞͛в̸̬̌ш̵̗͂и̸͚̏й̵̫̓ ̶͉̃и̶̡̐ ̷͒ͅт̸̝̀ы̴͍̃с̷͉̌я̵͎̒ч̵̫̀и̵͉͝ ̵̨͊л̶̧͊ѐ̸̭т̵̺̂ ̶͓̋и̶̼̒ ̴͍̈т̵͘ͅо̸̫̓л̵̜́ь̴̮̋к̷̫̾о̶͖̓ ̸͉̌ч̵̤̏т̵̬́о̴̺̌ ̶̼̊в̴͓̌о̵̡̊з̸̗͊в̴͓͋р̴͝ͅа̵̝͗т̸͖̕и̴̣͆в̴̇͜ш̸̹͐и̵̣̽й̷̤́с̴̥̀я̴̹͘ ̴͖́ѝ̸͈з̸̢̐ ̴͛͜м̸͎̓е̷̬͌р̷̢͗т̷͔͆в̵̝̔е̸̜͐ц̵͓̾о̵͓͋в̷̡́?̵̤́ ̶̨̆Т̷̘̉ы̵̹͝ ̷̯͋п̵̪̽р̸̮́а̵͔̅в̷̖̚д̴̧̒а̷̹͋ ̵̜́т̸͕̓а̶͉̅к̴͍͌ ̷̤͐в̵̳̒е̶̦̓р̵̞͑и̵̣͋ш̷͖́ь̴̬̐ ̸̱̀в̵̥̽ ̶͍͛м̶̣̉е̸̱͝с̸̱̓т̵̠̀н̵͓̈ы̶̯̊х̴̺͌ ̶̰́б̴̟͛о̵͉̿ж̴̰̉к̵̂͜о̴̛͓в̴̡̄?̸̳̒ ̴̠̃ ̶̧̓Ќ̸̣а̶̧́к̵̱̆ ̷̯͋с̸̋ͅк̷̪̓а̸̹̾ж̵̘̏ё̴͎́ш̶̛̻ь̵̺͘,̶̱̄ ̷̗͊с̵̻͑е̶͇͌с̶̝̽т̶͙̀р̴̺̿и̴̳͆ч̴̡̀к̸͖͠а̶͎̑.̸͓͛ ̷̬͝

Принц поднял руку — Барбатос дернулся, Подснежник перехватил посох - когтистые пальцы смяли цветок, и монстр с влажным хрустом выдрал его из шеи. Он не поморщился. Не изменился в лице. Не дрогнул. Чернота фонтаном брызнула из открытой раны. Принц разжал кулак, и скомканный цветок, окропленный проклятой кровью, полетел вниз. «Поможешь мне видеть?» Поможет. Подснежник взмахом развел руки в стороны — на кончиках пальцев, расползаясь по всей ладони, замерцал изумрудом дендро, и посох окутала прозрачная золотая вуаль света, смешиваясь со стихией. Искры посыпались в воздух, зависая вокруг бога сверкающим облаком; сквозь миазмы Порчи прокрались сладкие нотки далеких южных трав. Хруст. Еще один цветок белой звездочкой полетел вниз. Чернота потекла из раны на боку.

Я̵̣̓ ̶̮̤̍͌̀ͅп̷͙̙̘̈͗̓о̸̘̻̲͌͂͛ж̵̨̻̲́̈́ӣ̴͈̭͎̅р̸͖̈́͘а̷̨̧͈͑̔л̵̼̗̈́̈ ̶̫̆̚м̷̢̟̝̀и̶̥̱̰͊р̴̡͕̣̇͒̿ы̷̩̂͝.̶̣͇̲̅͗ ̵̩͚̐̅̕Я̵͉̱̊̃̇ ̸͙̟͇̆̚п̵̨̛̰̯̀̿о̵̬̅͌б̷̛̰̳͜е̴͘͜ж̶͚͓͎̀̓̐д̸̖͍̓̈́̌а̷͈̲̌л̷̘̝̉ ̶̮̐о̴̖̇̌̕р̸̛̲̞д̷̼̄ы̴̥̦͇͝ ̸̧̦̑г̷̳̐̇͑е̴͈̌̌͠р̸̨͝ͅо̸̭̜̃͝е̷̧̺̥̅̆̂в̵̦̰̌͐,̴̰́̊̚ ̵̜̄я̵̭̆̀̕ ̸̥͍̅ͅп̶̱͓̣̓̔̚о̸͙̀͆б̵̨̰̤̈́͋е̷̤́̂̇ж̶̞̟̐͛͐д̷͖͕̔̈̋͜а̴̛̘̖̠̔л̴̳̀̓ ̴̡̠̣̆̄͝б̶̨͔͠о̸͛͒ͅг̷̛̺͇̃̏о̶̯͓́в̶͍̦̰̐͛͐-̵̰̈́̚т̵̥̱͗в̷͓͛͠о̸̛̜͓̯̃͝р̶̲̯͆͠ц̴̰̤̀̔͆о̵̫̺̿в̵͎̙̅͝,̷̤̯͈͑ ̵̧̈я̷̦̗̏̂̇͜ ̵̪̅̊̄г̷̲̲̖̃а̶̣͙̿̉͑с̸̬̂и̶͕̼̓͜л̴̘̈́ ̵̬̝͚͆з̵̝̇в̶̧̙͈̉͗е̸̘͋̾з̴̲̦̻̐̒д̴͕̦͍̈́̓̾ы̴̓͘͝ͅ ̵̗̳̊и̶̺̝̺̉͝ ̸͍͍̬̈́р̶̡̏͌͘а̵̪̩̪̏̊̇с̴̠̮͗̔к̶̝̌͑р̶̯̙͓̈́̑͘ӯ̷̗̥̱͗ч̸̨͖͛͊͜и̵͍̐в̸͈͕̓͘а̶̧̫̜̃̍л̵̡̋ ̵̲̎̆с̶͉͍̣̓п̸̨͂̃и̵̣̥͊̑р̵̧̄ͅа̷͍̀͛͝л̶͙̝͛и̵͓̊ ̵̰̮̦̌̓̚г̵̧̾͛̊а̶̪̒л̴͙͑а̴̬̮͖̇͝к̸͙̤͉̀̅͝т̵̠̫͌и̶̠̓̒ͅк̶̩̟͋̏͝ ̵̜͒в̷̱̣̪̑ ̶̻̟͘т̸͉̉о̷̰̂̍н̴͕͙̍̕к̵̩̅̃̌и̴̳̗̽͠е̶̡̖̐ ̶͙̯̟̇б̸̡̘͐е̶̩̇͊з̵̼͍̓͒͂ж̴̨̜̠̍и̸̧̍̂з̵̧́̀н̵̳̲̪̿̄е̵͎̍н̴̧̟̼̈̀͝н̴̖̒͝ӹ̷̠̘͌е̵͎́ ̸͇̀̀̈н̷̛̼̇͝и̷̢̲̍̌т̶̡͙̼̑̚и̴̗͑̿͜.̶̭͌ ̵̛̖̣͙̑̉ ̷̙͖̭͒

Барбатос шевельнул пальцами — и ветер подхватил изумрудную пыль, понес за собой и завихрился вокруг выдиравшего из себя цветы Принца. Монстр, казалось, совершенно не обратил внимания на мерцающий кокон, стремительно оплетавший его. Подснежник едва слышно выдохнул и расслабленно опустил плечи. Теперь он его чуял.

В̸̢̱̆͛̌ы̵̝͖́̆ ̸͚͚́̓͊п̴̝̯̬́о̸̩͊̄к̸͉̮͗̕а̵̜̃ ̵̬̅̐ч̶̧̡͖̔̍̋т̵͕̱̾о̴̬̣͝ ̸̙̄͒ж̸̖̅͐и̸̣͊̒̕в̷͓̌ы̴͎̪̤͋ ̷̛̠̖̯л̷̱̓̀̕ͅи̴̳̙̍ш̵͉̓͝ь̷̡̾ ̷͍̫͎̿̃̆б̷͔͂̌л̴͔̅̕͝а̸̪̣̜̃́̇г̵͓̩̂о̴̘͚͛д̴̣͆̓̌а̸̗͒͗͜р̵̨̯͖̈я̵̞͝ ̵̛̖̬́̕м̶̛̗̳̻о̵͕̜̆͋͛ͅе̶̻̱̘̅́̉й̷̛͈̰͌̀ ̴̧̹͉̑̌͝с̴̀͜к̴̝̘͇̊̅у̸̻͚̘͗̎к̵͔̊̀ѐ̴̪͇̞͆.̶̢̰̐͐ ̷͈̒̔Т̴̧͂͝е̷̢͓͛̀й̸̖͗̈́̕в̷̩͚͚̐̀͝а̶̢̝̤̅т̷̪̤̇̏͒ ̸̢̢͍̀͐͝о̶̹͐б̴̞̬̅р̷̭̘̤̓͌е̸̞̘̹̾̈́ч̸͕͉̞̀е̵͖͘н̵̮͍̟̍͆,̵̈́̍̈͜ ̵͖̍б̵̙̗̈́̓е̴͓͆й̵̣̝̯̑͠с̴̛̹̹̼я̶̲̲̜͌͠ ̵̛̣̌̐ͅи̸̯̫͆̈́̑л̸͔̍и̶̤͋ ̴̥̪̻̔̋н̴̪͛̎̔ё̶̮̜͇́̐̀ ̸̢̥̓͗ͅб̴̘̏̀ͅе̵̘͠й̵͕̻͗͆с̷̟͔̳̅̂я̵̛͇͗ ̸̪̻̀̈́-̷̨͚̋͒̀ ̴̙̦̙̇̂т̵̤͎̓о̷̝̓̚,̴̧͖̻̇ ̶͓̰͎͋͘͝с̶͔̞̂̏͌ќ̴͈͔͓͛̂ӧ̷͈́͘͜л̸̜͊̍ь̸̬̩͗к̸͉̩̓̋͛о̴͈̓ ̵̤́́е̸̢̾̃̀м̸̢͙͈̂̽у̵̲͌̄͝ ̷̖̾̈́о̵͕̝̥̎̓͝с̸̣̯̽̋̚т̵͔͙̥̂̿а̵̯̤̍͒л̵̳̝̀̿о̵̺͈̿͠с̴̺́̃ь̷̖̐̿̆,̴̗̊̋̅ ̴̦͍̰̉̈́͂ӟ̶͈а̷̦͆͐͝в̸̧͓͗̿ѝ̶̙̈̕с̵̤͆͝и̵͓̽т̴̨̯̯̌́ ̵̱̬͒л̸͕͓̍̑и̵͚̖͂̄ш̵͚͚̈́͠ͅь̷͇͕̅ ̵͙̼̾о̶̤͈͐т̵̛̖͋ ̵̼̱̈́̂т̴̲̇̕о̷̫̐̕г̵̩̪͋̒̿о̵̩̎̽̋,̶̺͇̃̓̃ ̶̤͉̋͌̋н̶̦͈̉̈́ͅа̵̗̉̔с̴̠̘̑к̶̹̩̚о̷̙̔̄л̴͍͂͐͝ь̶̱͔͊к̴̼̤̿̑о̶̬̘̔͜ ̵͔̬̇̓м̴̙͓̋н̴̻̃̌̈͜е̴̢̛̗̣ ̶̫̩̥̈́́͝б̸̺̘̥̍͊у̵̗̊̍ͅд̶̞̼̳̄̅̽е̸̺͕́̀͜т̸̡͇̥̈́ ̵̝̠̦̈́̀̽с̶̡̂̈̓ ̴͈̲̐͠͝в̶͎͕̏͐̀ӓ̶̲̟̳́̅̚м̵̲͚̈́́и̶̣͊͗̓ ̴͖̝̹͗͌́в̵͔̒е̵̼̩̐с̷̪̖͠е̴͙̪͜͠л̶̙̝̹͋̀о̵̜̉̒͠.̴̞̎

Стопы обдало теплом; Барбатос глянул вниз — огромнейшая печать вспыхнула мерным синеватым светом, вычертив рисунок огня на траве. Моракс расстарался, мысленно фыркнул бог, сама Мурата такую бы чертила и зажигала сто лет, а тут раз — и уже горит. Синим. Синим горит. Значит, силы, которые он влил своим пением в Мурату, не успели исчезнуть. Это радовало. Мягкий пламенный жар потек по венам, мурашками промчавшись по спине и подняв волоски на загривке. Хруст. Хруст. Хруст. На земле собиралась, тихо булькая от каждой упавшей в нее капли, угольная лужа. На ее поверхности сиротливо плавали белые лепестки.

Т̶̣͛ы̸̺̉ ̶̼͝в̶̯͘е̶̻͂д̸͙͝ь̵͎̀ ̶̭͒б̸͈͂о̵̻̆г̸̠̾ ̸̳̓ж̷͖̂ӥ̸̰́з̴̝̕н̷͓̽и̷̬̚ ̴̠̉-̶̜͝ ̸̳͐т̶̝̔о̷̜̔т̸̙̈́,̷͇̉ ̶̣̋к̷͕͂т̴͇͛о̸̰͛ ̸̳̉п̶̢̍р̵̹̅о̷̝̐т̸̢͆и̸͍̒в̷̲̋о̷̊͜с̴̐͜т̸̟̃о̶̺́и̵͚̔т̴̥̌ ̶̰͒м̴̄͜н̴̘̓е̷̥͐.̵̻͌ ̶̭́

«Тейват за твоей спиной, - Барбатос заметил, как Подснежник коротко вздрогнул, вновь беря посох в боевой хват, - если ты будешь падать, мы подхватим тебя. Делай, что должен, и бери все, что можешь. Мы потом все исправим, если будет, кому исправлять». «Даже если мне понадобиться вытянуть всю жизнь из Дерева Веннессы? Даже если я подниму всех мертвецов со всех кладбищ?» «Даже если ты призовешь всех мертвых богов из Темного Моря». Они потом все исправят. Перезахоронят трупы, вырастят новое дерево, упокоят потревоженных божеств, вернут скалы на место и застроят заново города. Они все исправят — главное, чтобы было, кому исправлять.

Т̴̰̗̅͝͠ы̸̣̣͐͜ ̸̡̐̑в̷̨̾е̴̨͚̓д̷̜͖̋͆͐ь̵̳̭̜͊ ̷͎̬͎̓̈̀б̵̮̰̑̎̀ӧ̴͕̘̐̾г̷̨̼̏ ̷̩̕ӝ̶̪̰́̔͝ͅи̶̼͙̺̂з̶̨̭̩͘н̶̫͓̋̓и̷͚͠.̵̙̈́̕͝

Хроно, не оставь их, Хроно, только не оставь их, только не оставь…

Т̸͍̬͛́̋ӓ̵͚́̈К̶͚͙̬͐ ̶͎͊̆͝д̸̲͎̍̈́О̸̰́͒̽к̴͉͌̽͝А̶͓̲̱̃̆̾Ж̸̩̲̳̽͊ ̶͚̖̹̋̚̕и̴̙͆̉ͅ ̵͙̮̪́̕м̷̡̼̣̍̈Н̴̦͓͑е̸̖͉̰̋,̴̳̇͘͝ ̷̱͇̠́ч̷̹͈̌̍Т̷̛̰̂ ̴͉̻̃̈́͝о̷̞̤̹̎͗ ̶̤͒̾Я̷̢̳̺͠ ̵̳̒̀͊ж̷̛͔̂͠ ̵̻͕͐͜И̴̡͕̭̋̅͋в̴̺̾́О̵͈̺̋̕й̴̗̀́!̴̢̢̥̽

Хруст. «Это чтО ЕЩЕ ЗА МРАКОБЕСИНА ТАКАЯ-» Принц молнией рванулся вперед. Барбатос метнулся вбок - мгновение назад стоявший ровно Подснежник выставил перед собой посох, держась обеими руками и отставив ногу для равновесия; два бездонно-черных клинка, выходивших из брони на локтях, с треском врезались в светившееся золотом дерево. Материя Бездны, соприкоснувшись с силой Жемчужины, со злым шипением задымилась и принялась таять, стекая густыми смоляными каплями. «БАРБАТОС!» Броситься вправо, отвлекшись от Принца, - там, где архонт только что парил, взметнулся огромный угольный жгут; он, замерев на миг, тут же изогнулся и полетел ровно на бога. Барбатос нырнул под него, метнулся влево и вверх, отлетел назад — туго скрученная Порча упорно следовала за ним, не отставая. Взмыть вверх, с силой махнув крыльями — воздушный поток заставил хлыст на секунду отпрянуть, словно ударившись об невидимый щит, - и снова назад, влево, выгнутой вниз дугой помчаться обратно, вправо, торопливо собирая на пальцах яростно свистевший ветер. Стрелой вверх и назад — жгут несся прямо в лицо. Барбатос взмахнул рукой. Три воздушных лезвия разрубили щупальце на куски; перед лицом пролетел, падая, едва не пронзивший бога ошметок Порчи. Вот, значит, о чем тогда крикнула Мурата. «Оно сжигаемое?» - окликнул оставшихся на земле архонтов Барбатос, быстро возвращаясь к месту боя — Принц, высвободив клинки из блока, бросил крест из двух волн, от которого Подснежник успешно отпрыгнул и в ответ на который сам послал золотистую волну, махнув посохом от плеча. «Когда дохлое — еще как! - отозвалась богиня, - но воняет — жуть, так что держись!» Треск, шипение и рев взметающегося пламени — и воздух взорвался мерзейшим запахом горевшей Порчи, от которого в горле неистово запершило. Барбатос надрывно закашлялся. На глазах выступили слезы. Вспышка — и все вокруг вдруг словно покрыли янтарной пленкой; каменные обломки собрались в два кольца крест-накрест вокруг Барбатоса и плавно закружились. «Мы с Муратой удержим кровавые лужи. Следи за Подснежником!» Внизу по периметру печати уже торчали базальтовые копья, ритмично пульсируя кругами охровой энергии. Из лужи попытался выдраться еще один жгут, но первый же импульс срезал его под корень и отшвырнул на светившуюся голубым пламенем землю, и черное месиво тут же обратилось дымом; мимоходом брошенный поток ветра прибил пепел к траве. Отлично. Они справятся. Его задача — уберечь Подснежника в воздухе. Юноша тем временем в несколько прыжков разорвал дистанцию с Принцем, со всей силы бросил посох вверх, вскинул обе руки и тут же рывком развел их; палка вспыхнула паутиной светившихся изнутри трещин и с сухим хрустом разлетелась на тысячу крохотных щепок, окутанных солнечным сиянием. Из спины Принца вдруг вырвались три точно таких же, как только что поверженный наземный, жгута и помчались к собиравшему летавшие щепки в широкое кольцо вокруг себя Подснежнику — только ради того, чтобы в эту же секунду оказаться разрезанными на мелкие кусочки брошенными в них воздушными лезвиями и упасть на исходившую голубыми искрами печать. Эти лезвия когда-то рубили горы — значит, будут рубить и Порчу. Схватить воздух, закручивая его в плотные жгуты, и рвануть на себя — Принц, уже размахивавшийся для новой энергетической волны, дернул вдруг переставшими слушаться руками и обернулся на Барбатоса, зло сверля его светящеся-белым взглядом; архонт потянул обвивший кисти чудовища воздушный хлыст на себя, заставив повелителя Бездны пошатнуться. Тот хмыкнул. И что было сил рванул руки вниз. Барбатос тут же отпустил жгут и, не замедляясь, пролетел вперед, оказавшись по другую сторону от бившихся. Подснежник, закрутив щепки в рассеянное кольцо, отскочил от бросившегося на него Принца, подхваченный ветром, вскинул руку и выбросил ее вперед, словно швыряя что-то, зажатое в кулаке; часть щепок оторвалась от остального обруча и полетела в лицо чудовища. Хозяин Бездны пригнулся и метнулся в сторону, легко уходя от острой заряженной картечи — та тут же остановилась и моментально понеслась в обратном направлении, догоняя Принца. Немного воздушного потока — и горстка солнечных щепок, разогнанных дополнительной силой, влетела в бок, шею и правое плечо не успевшего закрыться или отбежать монстра. Гулкий низкий рык земной дрожью прошелся сквозь тело. Тут же посланный вдогонку еще один поток ветра — и щепки вбило в плоть и броню на половину длины. По материи побежали трещины. «Он уязвим для стихий там, где нет брони! - Подснежник собрал вторую порцию картечи в единый острый штырь и швырнул его, целясь в плечо — почти попал, буквально чуть-чуть промазал и вбил не в сочленение брони, а в наплечную пластину, - если собьем броню, сможем все вчетвером его обездвижить! Я постараюсь повторить трюк Кусанали, держи его!» «Трюк Кусанали?» - на этот раз Барбатос закрутил жгут вокруг горла Принца — и удивленно охнул, когда бирюзовые потоки анемо окрасились не только травяной зеленью дендро, но и золотом силы Жемчужины. Принц захрипел, хватаясь за обжигающую удавку и с яростным рыком разрывая ее. С ладоней потекла, тая и шипя, броня. «Проращивание цветов наживую, - бог поднял оставшиеся щепки, собирая перед собой, и бросил их в сторону чудовища — но вместо того, чтобы сразу воткнуть их в ошеломленного жгучей болью хозяина Бездны, Подснежник окружил Принца облаком из светящихся деревянных дротиков, и изумрудные искорки дендро, до этого помогавшие ощущать передвижения врага, принялись стремительно облеплять кусочки посоха, - Кусанали меня когда-то ему научила, но у меня он и близко не так легко и изящно выходит, как у нее. Она здесь все-таки богиня цветов, а не я. Давай!» Пока не совладал с болью от щепок и не пришел в себя — толкнуть в живот воздушным течением и призвать тонкие-тонкие, как копья, потоки, тут же ввинчивая их в трещины в броне. Анемо моментально вызолотилось и засверкало, впитав силу Жемчужины, и Принц с дребезжащим криком выпрямился, словно сведенный судорогой — а затем щепки и ветряные копья оказались срезаны ровно по броне. Перенаправил материю на раненую конечность. Значит, где-то открылось слабое место! Принц отлетел от архонтов, все еще окруженный остатками щеп, тряхнул рукой — измазанные черной кровью дротики посыпались из ран. Подснежник тут же подхватил их дендро-искрами и подтянул к себе; золотое свечение стремительно счищало Порчу с дерева. Монстр, согнувшись от боли в пробитом боку, вскинул на Барбатоса совершенно бешеный взгляд исподлобья - и бог, не думая, тут же сдул все окружавшие чудовище щепки к себе и метнулся к Подснежнику. «Зачем-» В то же мгновение Принц сжался в позу эмбриона — и взорвался сверхновой. Порча разлетелась во все стороны с невозможной скоростью; Барбатос успел схватить юношу и прижать к себе, закрывая крыльями. Энергетическая волна влетела в янтарный щит, и сквозь гул в ушах архонт услышал, как тот осыпался с тонким звоном; тело сначала словно сплющили, прижав двумя наковальнями, а затем резко раздули изнутри, вернув в прежнее состояние — Барбатос, задохнувшись, сипло втянул ртом воздух и с силой вытолкнул его, заставляя анемо вновь потечь по телу. Он, полностью придя в себя, тут же отпустил Подснежника и отлетел в сторону — юноша сжимал в руках уже собравшийся заново посох, и архонт с замиранием сердца заметил, как дерево словно разрисовали углем; золотые искры стремительно вспыхивали на черных дорожках, сжигая Порчу и заполняя собой, будто смолой, раны на оружии. Барбатос обернулся. «Вы живые?!» - крикнула им Мурата; Барбатос бросил взгляд вниз — вся печать была испачкана черными лужицами проклятой крови и расплавленной брони, но новых жгутов пока что не появлялось. Сами же источники щупалец печать испепелить не могла… «Вроде, - откликнулся вместо архонта Подснежник, - Барбатос, раскидай пыль обратно, я ни-» Он вскрикнул, выронив посох — Барбатос едва успел притянуть оружие к себе - и в этот же миг оказался брошен со всей силы об землю. «ПОДСНЕЖНИК!» Принц парил в воздухе, вскинув руку. Кровь стекала по оплавившейся броне. Кое-где, там, где проплавленные дыры были достаточно широки, даже проглядывались очертания человеческого тела. Рывок в сторону — и Подснежника, протащив по земле, вскинуло неизвестной силой обратно вверх, заставив безвольно повиснуть. Юноша держался за лицо и тяжело дышал, так, как будто каждый вдох и выдох был пыткой. Что Принц с ним- Барбатоса вдруг что было сил дернули за крылья, едва не вырвав их, и отшвырнули в противоположную сторону.

А̴͔̏̒̎ ̸̙̘̯̋̕͠в̶̲̥̏ы̶̦̀.̷̡̻̗͌.̴̯͊.̶̧͍̝͗̑ ̵͈͋а̴͙̩́̆ ̴͓͓́в̴̻̾́ы̷̺͌͛̕ ̴̮̤̥̂̆х̶̖͒о̵̣̗̳̉̔р̴̪͚͝ӧ̴̤͚̻́͌ш̴̘̑͐͜ͅи̸͍̲̽̉̇.̷͇͒̚ ̸̡̧̮́̕Д̴͍͉͐͆а̴̧̞̑̕ӂ̶̟̙̱͌е̸͍̲͚̕͝ ̶̻͂с̵̯̙̱̾̄͘л̷̮̞̘̉и̵̞̬̦̓̎͠ш̵̹̓̊͌к̷̖̿̎о̸̥̏̚м̸̼͉̆ ̵̡͉͐х̷̳͂͘о̵̮͑р̶̘͛̽о̵̨̲̃̕ͅш̴̛͙̗̤́͐и̵̻̬̅̍.̸̪͔̈́ ̴͎͓̥̇З̸̪̓͘ͅа̵̠́͗̏с̵̥͎̏̽͝т̷̗̟̈́а̷̬̒в̶͙͙̎͜͝и̴͍͌̕т̴̨̦̆ь̴͙̑̅̓ ̷͔̻͕̿м̸̧͓͂̽́е̴̰̦͐н̸̠͖̊̚я̶̡͇̝͂͠͠ ̶͍͘͘к̴̧̖͍̔р̷̧̯̾̍͆и̴̥̮͆̈́ч̴̯͛̍а̵̰̩̀͋̈́т̵̺̿̀ь̵̡͎̅͐͝ ̴̰̰́̓͜о̶̡̜͕̌̄т̷̙́ ̴̜̭͗̍͜б̶͚͈̺͒̋о̵̥̞̪̆͂л̷͓̞̐͛̈́͜и̸͔̓́.̶̞̦̹̂̍.̴͕̲̤̿.̷̼͂̔̂

Бог попытался выровнять полет — но тело даже не подумало слушаться. Он не смог пошевелить ни единым мускулом. Его заперли в самом себе.

Е̶̘̘̝̇с̷͚͚̰͂̈́л̷̞̖̑͋и̸̨̩̰̎̿̈́ ̶̪̖̺̒͊̋я̶͇̿̈́ ̶̹͇͂̊̋р̵͎̺̝̍а̵͋ͅн̶̀̀ͅе̶̠͎͛̓͠н̶̢̥̯̌̈́,̷̯̓̾̈́ ̸̨͕͝е̵̹̗̃с̵̹͎̻͆л̷̜͍͝и̷̦͇͂ ̸̩͚͓̀м̶͈̊͘н̶̭̓е̴̡̩̓͑ ̶̺̞̤̅̓͝б̵͚̭̀о̶̲͕̏͊л̸̙̻̓͗͝ь̸̧̲̳̔͑н̷̥̄͗о̸̱̬̜̓͘,̶͓̹͌̀̈́ ̸̤̩̩͋̍з̷͖̹̑̊н̸̬̈́̄̕а̷̯́͒ч̴̱̒̐̈́и̶̺͖̼̇̈́т̷͖͙͂͂͠,̴̖̝͋́͝ ̷̜̱̿̿я̶̗̗̯̋͘ ̵̨̻̖͑̉ж̶͘ͅи̵̫̭̌̇̾в̶̯̲̓.̷̣̤̩̕ ̷̥̖͙͛ ̶͚̻̪̀͝В̴͉̂͝и̶͇̇͜д̴̨̺͙͌̎и̷̳͕͛ш̶̗̈ь̸͓̈́́̚,̵̹͛̚ ̴̨͉͚́̓̀с̶̟̃е̶̮̾̓͝ͅс̷̻̫̐͒̏т̴̺̘̉̚р̴͈͌̾̎ӥ̴̫͍͓́̽ц̴̝͋͗а̶̨͑͗?̵͎͙́͌̈ ̷̗̈́͋͗Я̸͍̫̹̐ ̸̺͝ж̵̮͇̎и̶͖̲̼̽́̈́в̸̛̝̘͚̽̏о̸̮̓̐й̶͉̭͙̐̀͝.̷̼̲̀ ̷̡́̅Я̴͙̯̉̓ ̴̫̒̕т̸̯̔о̵̺̃̈́́ж̷̮̖̘̕͝е̸̫͎̽,̶̡̳̓́̚ ̶̦̬̪͑̔̓к̴̢̠̓ͅа̶̧͉̮͐̍̓к̵̟̘̓͆̄ͅ ̷̣̗̮͝в̸͉̫̤̓̎̀с̵͎͇̝̋е̷̺̊̂ ̷̡̡̛̣͂͠т̵̻̈́в̵̨̞̂о̴̜̔̃͊и̵͙̳̳̓ ̷̣̝͕̾͠п̴̤̫͐̐ӥ̷̼̟́̚т̷͔͌̊о̷̠͕̅м̴̼͋̈̒ц̸͓͇͖̀͛̚ы̵̭͇͋̅̍ͅ,̵̠̟͈͒ ̵̹̀ж̸̞͋̿и̴̛͙̯в̷̖͖̄̚͝о̷̢̺͛̓й̸̺̌̀̃.̶̡̤͚̽̿ ̴̖̜͇̇Р̷͙̎͠а̷͙͔̻̄̚̚з̵̲̠̥̄͠в̴̖͎̰̏̎͊е̵͔̰́͗͝ ̸̯̭̥͝ж̴͉̪̯̚и̶̺̻͙̃в̸̠͖̓͠͝о̶̯͈̇̑̍е̶̗̞͔̓̉̒ ̶̩͍̭̈н̶̮̙̿̽̋е̸͚̳̞̒̀͘ ̴̤̠̌͝з̸̯̼̿͝а̷̡͎̟͆̔с̷̠̲̪̎л̶͈̜̑͗у̸̀́ͅж̶̨͔͖͘ѝ̶̖̂в̴͕̦̱̄̉̎а̷͔͇͌̑͜͠е̷̺̲̬̋͌̎т̴͕̓̒̓ ̸̛̰̬̌͝ж̶͇͉̩̕̚͝и̶͎̼̓̓т̷̝̪̒ь̴̰̤̓͑?̷̡̖̦̒

В Принца с ревом и треском помчался огромный сине-огненный шар. Взмах рукой — Барбатоса, все еще сжимавшего посох, бросило вперед — и сгусток пиро размером с человека замер на полпути. Почернел. И стремглав полетел обратно.

И̵̤̿г̴͈͆р̷̩̃а̶̠̕т̶̹̿ь̶̪̕ ̵̙͆п̷̯̋о̶̼͗ ̷̖̈́п̶͉͋р̸̻̈а̸̹̌в̵̠̕и̸̋ͅл̴͙͘а̶̗̿м̵͎͒ ̶̨̅з̶̬̃ӓ̵̗́б̴̢͒а̷̞̍в̸͔͌н̵͖̈о̵͚̓.̸͇̄ ̶̗̀Э̵̪́т̸͍͊о̶̜̃ ̶̧͂ӳ̸̼с̶̪͆л̵̭̎ӧ̵̥́ж̷̦̾н̷̙̄я̸͇͘е̵̟̍т̸͖̈ ̶̨͊ӥ̴̥́г̵̬̕р̶̻̽у̷̠́.̸̗͝ ̷͍͠Э̴̞͛т̵͉͘о̷̼͐ ̸̼̐д̸̛̬е̶̗͑л̴̠̿ӑ̷ͅе̷͚͌т̷̩̑ ̵̱̄е̵̛̳е̶̮͑ ̷͙̕и̶͙͘н̸͇̀т̷̠͝е̷̭̓р̵̜̿е̴͍͝с̴̣͌н̴̮̕е̷̖͒е̵̺̇.̷̘̐ ̴͍͒ ̸̘͂ ̴̝̈́А̵̲́ ̴̮̽е̸̦͑с̷̧̽л̴͇͗и̴̤͗ ̸͇͠с̵̯͝т̸̛̫а̷͈͌н̸̙́о̵̟̇в̶͕̇и̷̖͛т̷̢̓с̶͎̀я̴̺͘ ̵͚͌с̴̪͌л̴̤̚и̸̦̑ш̴͈̌к̸̻̈́о̴̲͝м̸͎̅ ̶͙̏с̷̹̀л̴̽͜о̶̝́ж̵̜́н̴̯̽о̶͍̂ ̴̞̍-̵̯̾ ̵̰̅в̷̪̓с̶̹͐е̷̩͒г̵̟̈́д̷̘̃а̴̫̚ ̶̗͌м̸͈̈́о̸̘̊ж̶̩͗н̶̭̓ӧ̵̣́ ̴̠͊п̸͍͆о̸̫̚д̴͚͋к̴̝̋л̸̗̍ю̵̹̈ч̶̛̜ѝ̵̱т̷̖̌ь̸̮̒ ̴̜͛к̴̱͗о̸̖͝д̶̠̎ ̵̭̓р̷͉͊а̵͖̿з̴̩̽р̵̡̀а̴̘̌б̵̡̐о̶̳̚т̴͖͛ч̶̹̀и̷̬́к̴͇̂а̷̅͜.̴̯̉

Треск. Такой, с каким лесной пожар пожирает все на своем пути. Барбатос кое-как повернул голову — возвращенный пиро-заряд расплескался по печати, и та моментально заполыхала жутким черным огнем; Мурата и Моракс, закрытые вновь наброшенным щитом, уже выбрались за границу поражения Порчей.

Х̶͔́о̷̀͜р̶̺̀о̸̉͜ш̶̟̃о̷̰̐ ̶̦͝б̷͍̽ы̸̪͠л̶̰͂о̷͕͌,̷̂͜ ̶̱͐п̷̛̦о̸̤̊к̸̥̊а̶̢̑ ̴̘̍я̷̜͠ ̶̀͜и̶̗̔г̴̙͌р̵͖͋ӓ̶͙́л̷̡͑ ̸̙͝п̷̯͊о̴̧̋ ̸̖̅п̴̞̊р̸̭̍а̷̠̓в̶̻̏и̸̣̑л̷͔͘а̵̯͌м̷̨̓,̸̢̐ ̴̹̓д̷̾͜а̸̺͌?̶͓̆ ̶̫̾ ̶̜͐Н̶͕̀о̸̢̒ ̶̤̒я̸̲͛ ̷̥̓н̷͇̑ѐ̶̨ ̶̢̒д̵͈͋ӥ̸̢т̷͓̀я̷̛̲ ̶̓ͅв̴̼͌а̸͈̐ш̵͔̊ё̸͉́г̸͔̿о̴̼͝ ̷̦͐м̷́͜и̶̞̿р̶̨̂а̶̣̋.̶̡́ ̵̧́Я̵̭͌ ̷̭͘с̸͌ͅт̵̱͠о̵̢̿ю̵̗̃ ̵̛̝н̴̬̽а̷̟̊д̴͉̊ ̴͔̀в̴͇̽а̵̦͆м̶̯̓и̶̥̕.̵̖͒ ̷͚̈́В̷̯̂а̵̫̚ш̸̩̽и̶͇͘ ̸̻̒п̵̥͆р̴͙̚а̵̤̋в̷̻̊и̶̤̽л̴͕͌а̴͕̓ ̶̠̀м̵̨̀н̷̣̒е̶̘̍ ̵̳̀н̷̰̉е̴͚̑ ̷̺́у̸̻͆к̵͐͜а̸͚̍ӟ̸̫́.̴̪̽

Последнее усилие — отпущенный посох подхватил созданный на скорую руку поток ветра; он даже не понес — он швырнул его со всей силы в поднявшегося на ноги и уже бежавшего по анемо-платформам Подснежника, и юноша, подскочив, поймал его и тут же перехватил боевым хватом. Взмах от плеча — и золотая вперемешку с травяной зеленью волна помчалась на Принца. Принц легко увернулся, отплыв чуть назад.

З̴͇͠а̷̜͌т̸̦́о̵̲̕ ̴͓̽в̶͔͐ы̸̜̍ ̶̢͌с̷̹̕к̶͎̽о̵̡̃в̷̛̜а̷͙̌н̵͕́ы̸̦͆ ̸̖͠п̸̲́р̴̥̂а̶̮͘в̴̼́и̸͍̓л̶̰͌а̸̢́м̴̛̖и̶̨͛ ̵̣͒в̸̡͌а̶̻̀ш̵͚̌е̶̱́й̴̯̋ ̶̹̑м̷̺͑а̸̙̐г̵̡̀и̸̪͝и̵̤̚ ̵̰̔и̴̠̉ ̶̱͝с̵̞̇т̷̺̾р̴̘̃о̸͚̿е̵̦͋н̸͖̈́и̴̳͘е̵̯̒м̴̯̇ ̵͓̑с̵̯͠в̶̬̇о̷̢̓й̵̮х̴̞̏ ̵̜͆т̵͕̀е̸͕̔л̴̯͑.̸̥͋

Последовавший второй взрыв Барбатос успел ощутить в последний миг. Ударная волна смяла нутро в лепешку и лавой облепила крылья, которыми бог закрылся. В голове оглушающе загудело. Откуда-то снизу донеслись как сквозь толщу воды крики, треск, глухой нечеловеческий рев… «СТЕПЬ ГОРИТ! БАРБАТОС, СТЕПЬ ГОРИТ, Я НЕ МОГУ ЕЕ ПОТУШИТЬ!» Архонт очнулся. Он, раскрыв крылья, глянул вниз — и застыл в ужасе. Степь горела. Черное пламя радостно бежало во все стороны, с жадным довольным хрустом пожирало траву, цветы, спрятавшиеся в листьях маленькие ягодки, не успевших убраться с огненного фронта насекомых; пламя не просто сжигало — оно моментально испепеляло все, чего касалось, оставляя иссушенную землю за собой. Ни трупиков, ни остовов трав, ничего — все моментально обращалось в пыль и пепел. В небо поднимался густой угольный дым. Оно мчалось во все стороны, разбегаясь, как круги на воде, и стоявшая на одном из двух каменных столбов Мурата беспомощно смотрела на не подчинявшийся ей пожар, вытянув руки в попытке заставить огонь послушаться ее и вернуться к своей хозяйке. Это был не ее огонь. И своего хозяина он прекрасно слушался. Степь горела.

Б̴̣̩̍͋̕у̷̮̺͖͗д̶̯̝̫̏͆е̷̞̂͛ͅт̶̧̪͝ ̶̛̱̯̤л̶̹̈́̀и̴̫̤̫͂̈́ ̶̹̣̻̓п̶͍̝͖̅̇͑т̵̨͎̀и̶͔̐ц̶͈͛е̷̯͈̯͌̅ ̵̙̖́̈́б̸͍͂͂о̶̹̣̗̐̚л̵̱̍͊͠ь̸̦͓̀͒͝н̸̤̝́͐̃о̶̧̍,̷̪͠ͅ ̴̭̒е̴̝̯̱̾́̽с̸̙͚̹̐͌л̸̺̈ͅи̶̳̍ ̷̝̙͔̎в̴̣͔̑̌ы̵̛̜̎͝р̶͉̰̈̕͝в̷͖̌̎͝а̶̯̉т̴̰̈́̔ь̵̠̺̈́̂ ̴͈̝̭́͊́е̵̨͉͝е̵͍̑̽ ̷͈͍̪́к̸̡̡̮̑͋̐р̴̟̫̯̾͆ы̴̬̺̪̑̾͐л̶̬͊̀ь̶͙̠̪̽͋́я̵̡̛̱̘́̽?̸̺̣̒̕

Неведомая сила вновь рванула Барбатоса, протащив по воздуху, и резко остановилась, заставив его замереть на месте. Бог увидел — Подснежник, поднятый Мораксом на каменную колонну, закрывал рукой рот, надрывно кашляя, и на пальцах чернела матовая слизь вперемешку со слюной, а на щеках чертили угольные дорожки слезы; сам Моракс швырял с неба одно копье за другим, и между ними, едва те врезались в еще живую землю, вырастали полупрозрачные янтарные стены. Мурата, отчаявшись, бросила в еще не сожженную траву длинную полосу огня и потащила на себя — понадеялась сжечь кусок земли, чтобы остановить черное пламя и спасти остальную степь… Он должен был сопротивляться. Он должен был сопротивляться! Он не мог. Знакомый опустошающий ужас выбил из головы все мысли и сдавил горло. Внутри все выстыло. Не выходило думать. Не выходило сосредоточиться на картинке перед глазами — Барбатос не мог понять, что видел перед собой, не мог назвать даже цвета. Не выходило разобрать внешние звуки. Пахло гарью. Чужие руки легли на основание крыльев и крепко сжали. Когти впились в кожу. Он должен сопротивляться, он должен сопротивляться, он должен сопротивляться!!! Он не мог. Острый сапог уперся в спину. «Барбатос?! - услышал он окрик Моракса, - Барбатос, что- НЕТ!!!» Т р е с к. ...спина вспыхнула. Мир почернел и поплыл масляными кругами. В лопатки словно вбили раскаленные добела прутья и вытащили их через грудную клетку, и те начали плавиться, мучительно долго стекая густыми каплями по спине, по перемолотому нутру, по токам стихии, сжигая и обугливая все на пути. Дышать, дышать, дышать, надо вдохнуть, нужно пропустить свежий анемо сквозь себя, ветер, ветер, дайте ветер- Его швырнуло вперед. Больно, больно, все горит, все плавится, у него внутри штыки и прутья, он истекает расплавленным металлом, у него в спине лезвия, ветер, ветер, дайте ветер, дайте ему холод, заберите этот жар, он горит, все горит, все горит- Его подхватило тепло, нежное, знакомое, испуганное — и не удержало, бросило дальше, с горечью огладив по сожженной в угли спине; его поймала земля — сухая, твердая, каменистая, тоже теплая, но правильно, по-живому теплая — и мягко-мягко опустила. Энергия гео тут же залилась внутрь, заковывая расплавленный металл в камень. Лопатки словно раз за разом рубили затупившимся топором, кроша кости и разрывая мышцы; вдохнуть, вдохнуть, почувствовать ветер на губах — но ветер пах иссушающим жаром, гарью, смертью, ужасом, ветер пах отчаянием, ветер жег губы и сворачивался пустынной колючкой в глотке, не давая дышать. Барбатос надрывно закашлялся. Его схватили за запястье, и внутри под вулканическим пеплом проросли первые травы, корнями оплетая пробившие тело насквозь штыри и зашивая собой, словно плотными нитями, прожженные дыры. Он ничего не видел. Он едва осознавал гео-платформу под собой. Он едва ощущал сжавшую его кисть дрожавшую руку Подснежника, согнувшегося пополам в непрекращающемся приступе кашля, переходящего в черную рвоту. Он едва почувствовал, когда Моракс вновь поднял янтарные щиты и опустился перед раненым на колени, кладя ладонь на чужую спину — но едва пальцы коснулись кожи, Барбатос заорал, выгнувшись; его крупно заколотило, и Моракс тут же отдернул руку. Лопатки истекали магмой. Дышать. Дышать, надо- надо дышать, ему нужно анемо, хоть немного родного анемо- Он услышал яростный клич. Он услышал рев собиравшегося воедино пламени. Он услышал, как с неба, гневно полыхая, пала комета. Спину рубили тупым тесаком. Он услышал, как клич оборвался вскриком боли. Он услышал глухие удары — с таким звуком тело падает на землю. Он почувствовал, как Моракс спрыгнул с платформы и помчался к Принцу. Удар. Удар. Удар. Удар. И тишина. Кое-как Барбатос различил красное пятно на черноте выжженной степи. Жгут вырвался из земли, поднял насаженную на него красноту и, качнувшись, отбросил ее — она пролетела затухающей искоркой и упала прямо в руки метнувшегося к ней Моракса. «Управляет всем, что заразил, - Подснежник, наконец-то перестав кашлять, надсадно, сипло задышал — по подбородку и щекам ползли черные капли, губы словно измазали углем, - и может проращивать Порчу везде, где она уже есть…» Моракс вернулся к раненым, вскидывая щит, и плавно опустился на колени, кладя на платформу свою алую ношу. Барбатос, не думая, протянул руку, шипя от нестерпимой боли, и кончиками пальцев коснулся плеча Мураты. Он не ощутил тепла. Мурата?..

У̸̳͛з̷͇͝р̵̫̂и̵͙͐т̸̳̔е̶̗̐ ̴̘̃м̶̺̽о̷͚̔й̶̝̃ ̴̘̓м̶̼̓и̵̠̕р̴͉̍ ̷̧̈́-̷͎̀ ̷̙̌л̸̡̈е̷̧͆с̶̯͗,̸̫͆ ̴̖̎г̸̰̍д̵͖͛е̵̨͝ ̵̜̅н̶͛͜и̵̮̇ч̴͙̉т̶̯̌о̸̳̐ ̶̣̍н̴̡̔е̴̟̊ ̷̦͂р̴̜͑а̷̺͒с̷̋͜т̴̩̉е̶̳̊т̷̹͒,̵̠̀ ̵̖̕м̶̩́о̵̧̓р̴̼́е̷̤̇,̸̬͆ ̶̳̆г̸͚͋д̶̥͆е̸̪̉ ̶̰̈́н̴̘̆и̷̩̔к̴̱̂т̶͙̔о̵̼̐ ̶̖͝н̶̻̊ё̷̨ ̸͉̉г̵̪̅р̶͍͑е̵̥͐б̵͓͗ё̶̟́т̴̿ͅ,̵̙̽ ̷̟̆г̸̨̽д̷̭̏е̵̪͂ ̵̨͋н̴̖̕и̷͚͆ ̸͈͆л̵̙̕у̸̪̽н̵̖͊а̷̟̎,̸̠͌ ̷̥͐н̶̎ͅи̴̗́ ̶͚͝с̴͉̑о̸̨̅л̶̝́н̶̛̰ц̷̭̏е̸̥̓ ̸̡̈́в̶̧̚ӓ̶̞́с̷̥̌ ̶̭̑н̶̡̾е̵̅͜ ̵̟̂д̸͚̃о̶̥̽с̸͇͘т̶͈̅й̸̙г̴̝̒н̸̠̊ӯ̸̘т̷͖͝.̸̖̕

Вдохнуть. Вдохнуть сквозь боль, сквозь вонзенные в спину лезвия, сквозь текущую по коже лаву, собирая остатки сил, и пустить их в руку, в чужое тело, лишь бы огонь не потух, лишь бы крохотное пламя лучинки не погасло, лишь бы разгорелось вновь, лишь бы горячее сердце снова забилось ритмом военных барабанов… «Куда он- ДЕРЕВО ВЕННЕССЫ!!!» Барбатос вздрогнул. Он, стиснув зубы, приподнялся на локте и прищурился — и задохнулся. Принц стоял у Дерева Веннессы. Принц положил ладонь на кору. Нет, нет, только не Дерево, только не его, только не Дерево Веннессы- И по стволу древнего древа побежала чернота.

В̶̑͜ ̵̺͝т̶̯͒ь̵̛͙м̷̝̃ё̸͖́ ̶̰̐и̸̪̋ ̴͓͗п̶̨͋ё̷̗́п̷͒ͅл̶̯̍е̷̨͋ ̷̙̀т̸̘͊ы̶̨̎ ̵̔ͅи̶͖͊с̷͕̐ч̴̫͊е̷̡̍з̷̳̂а̸̋ͅе̵̜̑ш̵͎͘ь̶̨̈.̵̬̏ ̵̖͊Н̸̉ͅи̴̗́ ̴̟̄с̶͙̃о̴͖̋л̸̨̉н̸̪̈́ц̸̻̄ё̸͇́,̸̣͊ ̶̰̏н̷́ͅи̷͉͒ ̶̢̽л̷̣͝у̴̹̇н̸̰̈а̶̕͜ ̷̜̑т̸̙͗е̶̬͊б̶̦̀я̷͔͋ ̵͑ͅн̴̤̑е̵̤̄ ̶̢̍д̶͙͐о̵͂͜с̶̝͠т̶̼͂и̸͓̇г̴̖̉н̷̛̬у̷̤̓т̷̨̐;̴̈́ͅ ̴̠̀с̷͚͋г̴̮̾и̵͚̾н̴̥͑ь̶͎̈́ ̷̯͑в̴̫͠ ̸̡̒л̴̻͠е̶̱͝с̴̧̿у̷͇͑,̵͔̒ ̴̦̑г̶̱̍д̶̘̓е̶̛͉ ̷̳̈́н̵̼̂и̴͎̇ч̶̟͆т̷̞͂о̸̝͐ ̵͝ͅн̷̧͐ӗ̷͙ ̸̠̒р̸̩̇а̸̡́с̶̻̒т̴̻̿е̷͍̏т̶̉ͅ,̸̡͠ ̶̝̀у̸̮̽т̴͎͠о̴̭̏н̸͚̄и̴̜̋ ̵̥̉в̷͇̋ ̴̭̎м̴̜̔о̷̗̽р̸̮̌е̷̖͐,̵̪͝ ̷̗̒г̴͔̆д̸̰̇ё̵̩́ ̴̢̓н̶̻̐и̴̠̚к̶̻̿т̷͓́о̷̟͆ ̷͙͗н̶̖͌ё̵̬́ ̸͔͗п̵̡͊л̵̧̎ы̸̝̽в̸̙͐е̷̬͛т̵̣͂.̷͇͝.̵̨̈́.̷͔͆

Ствол почернел почти мгновенно. Следом сгнили ветви. За ними иссохли листья. Смолк вечно шептавшийся в кроне ветер. И тысячелетнее древо рассыпалось черным пеплом, смешавшись со сгоревшей дотла степью.

(...как Хроно когда-то. Значит, это ты ее убил?)

В̵̢͑о̴͚̌т̷̜̿ ̶̰͊и̴͘͜ ̷̺̊в̶̺͒с̶̥̊е̵̲̓.̵̖͆ ̵͕̊ ̶͚̔ ̵̥̕К̵̉͜р̷̧́а̶͔̂с̷̪͐и̶̘͛в̷̾͜о̴̱̉ ̸̦̌г̸̰̐ӧ̶̹́р̷̧̈́е̸͇͗л̶̗͒о̷̮͘.̴̉ͅ.̴̱͛.̶̞̅

...Дерево… Дерево Веннессы. Защищавшее Мондштадт тысячу лет. Лечившее его архонта, хранившее его сны, не сгоревшее даже в Катаклизм… Осыпалось пеплом. Степь сгорела. Барбатос видел, как чернота ползла дальше и дальше, в сторону Вольфендома, в Горы Светлой Короны, на Пик Буревестника, жадно пожирая травы и цветы… Его земли умирали. Его земли умерли. От неподвижной Мураты не исходило тепла; даже ее лавовые наручи потухли, лишь через трещинки в камнях просачивалось слабое-слабое свечение. Подснежник сидел, прижавшись к золотившемуся посоху, и изможденно дышал, опустив голову. Моракс застыл каменным изваянием, вливая все силы в гео-платформу и из нее — в троицу раненых. …

(Я обещала, что не оставлю тебя.)

..?! Хруст. ...на черном теле распустилась белая звездочка. Барбатос, шикнув, обернулся — Подснежник, пошатываясь и судорожно сжимая посох, поднялся на ноги и вытянул руку, раскрыв ладонь. На кончиках пальцев искрилось золото. На посеревшем лице разгорался бешеный оскал. - Сумел… - просипел бог, оступился и чуть не потерял равновесие, но удержался на ослабших ногах и улыбнулся еще шире, - сумел! Трюк Кусанали. Проращивание цветов на любом живом существе. И цветы погибшего мира, способные ломать броню Принца.

Т̴̛͔̄ы̷͉̼͕̏̕ ̴̯̠͓̅͗д̶͍̠̈̍͘у̷̖̖̼̌м̶͓͈͚̾̎́а̷̡̻̽͊ͅе̵̠̞̜͛͛ш̵̧̐̓̚ь̸͇̐,̵̖̽͂ ̴͍̪̒͠в̷͈̑̕т̷͇̑о̶̟̙̇р̶̟͊͜о̶̯̞͛̓͘й̵̺̘̩̍ ̷̧̔̇р̶͖̍͐͊а̶̮͐̈́з̸̮̓̊ ̵̧̺͕̊̈́̆э̴̪́͝т̴͕͙͓͊̈̉о̶͖̖̾̿͜т̷͉̥͐͑ ̴͉́͂̍т̶͔̑р̶̭̞̰́ю̶̹͍̖̇̉к̸̩̳͐̀̎ ̶̙́̈́͒͜п̶̙̭͍̊р̵̟̹̪̋̇̆о̶̧͇͔̅̒͊й̷̨̥̋д̶̢͔̣̾̉͝е̶̹̏-̶̘̹̝͂͗͐ Давай! Еще одно небольшое усилие, я его удержу!

Итер… - Держись, звездный мой, - прошипел Подснежник; белые цветы с хрустом продирались сквозь потрескавшуюся броню, разламывая ее на кусочки, падавшие на иссушенную землю и обращавшиеся ядовитым дымом, - держ-жись… Если разбить броню, Принц станет уязвим для стихий. Захват Итера сыграл с ним злую шутку, мало того, что заперев в физическом теле, так еще и вместе с энергией, смертельной для Порчи; одно неверное движение, и сила Итера, которую Принц использовал, должно быть, для защиты от Жемчужины (или для других своих целей — Барбатос сейчас не мог думать), обернется против него, разольется жидким золотом по венам, прорастет священными цветами и поглотит древнюю тьму, засияв звездами. Еще одно небольшое усилие… Хруст. Барбатос не увидел — он почувствовал этот миг. Миг, когда броня Принца раскололась на куски и опала на мертвую землю, раскрошившись в пыль. В этот миг стало легче дышать. Неужели?.. - Моракс, мы сбили броню! - выдохнул радостно Подснежник, - идем! Надо… надо заковать его во что-нибудь, хоть в тот же янтарь, чтобы Принц не рыпался, а дальше я справлюсь! Моракс, до этого не шевелившийся, отмер, отрывисто кивнул и одним движением вскочил на ноги. Барбатос вымученно улыбнулся. Неужели…

Ч̷̱͊т̷̧̥͚̃͘ ̷̹͛О̷͕̂̀ ̸̢̮͍̄̅з̴̪̽А̴̭͈̏͆̚͜ ̷͚̗̄в̶̮͂Ӗ̷̝̬̏л̸̨̧̆͆̕и̴̨̖̻͊К̶͕̭̫͂̎о̵̮̬͋̈́ͅ ̵͎̓̽ͅЛ̵̹̤̽е̵̘̯͓́̕п̴̢̬͌͂ͅН̸̳̂̚ͅа̸́̈̋͜я̶̳̩̳̄͊,̴͓̘̹̈͆͘ ̵͖̀ͅп̵̫̙͑Ь̷͚͙͍͗̌͊я̸̧̢̹̓̓͗н̴͉́̈́͂Я̵͈̳̾̚Щ̶͖͌͂͠а̷̢̂͑̌я̷͎̫̤̉̅ ̶̪̼̌Н̶̠̏а̸̡͆͗Ӥ̵̬͔̒в̴̨̲̃̃͜Н̴̨̞͇̅̒̎ ̵̢̧̅̓̾о̶̬̍С̶̳̗͈̈͝т̴͈̇ь̴̹̇́.̷͉̦͚̐͋.̵̙̹̭̎̓.̸̧͈̈́

- ...ой-ей... Принц взмыл стрелой в воздух и завис высоко над землей — белые цветы, вставки на одежде, зубастый оскал и широко распахнутые безумные глаза потусторонне светились на дыре в пространстве. (Без брони он действительно выглядел так, как описывала Люмин — в свободных шароварах, высоких сапогах и коротком топе, плотно прилегавшем к телу. Только плаща на нем больше не было.)

т̷͇͎̆̔̅Ы̵̮͓̔͂͠ ̵̠̹̭͗͠д̶͖͂̄͂у̵̲̺̱́М̶͚͘А̵̪́е̴̧͔̒͘Ш̵͓̙̅͛ь̸̞͊,̵͇̠̋̉ ̶̯͗̽ͅт̴̛̯̱̅Ы̸̳͚̗͊ ̷̙͌ӗ̶̞̠̻̅Д̸̰̹̽̓и̸̨͖͛Н̸̠̓с̵̙̼̔т̴̪͇̚ ̵͔̭̿́в̴̡̒Ё̶̰̦Н̵̺̅̈́н̴̨̯̭́͝͝Ы̵̹̀й̴̥̿,̸̯̜͇̈͆̏ ̴̠̏к̸̣̠͌̈́Т̶̳̀͑о̴̝͊ ̶̲͈͑̈́̾м̴̲̫͎͛̓О̵̤͍͑ж̷͍̯͆̏ ̸̝͊̒̀Е̵͖͓̐т̸̡̺̈́̑ ̷͎̰̩̔̎̌п̷̲̖̇͊͋р̶̜̯̟̏̎͝И̶̛̼̪̱̉з̸̫͓̉͠Ы̴̰̄В̶̢̙̑а̷̻̫̩̏т̴̧̛͂̄Ь̴̳̯̓̄̕ ̷̙̯̀м̶̟̫̿͐Е̸̱̹̗̔̉͗р̵̡̬̀т̶̡͊́В̵̙̠̔̇̿е̷̡̩̫̂̋͝Ц̷̮̔̉̏о̶̡̠͝В̴͚̆̃͝?̵͍͉̍̾́

Он взмахнул руками - и черной вспышкой помчался прочь. - Куда… - Подснежник замер, прислушиваясь к ощущениям — и вскинулся, - залив! Он летит к заливу?! - Побережье Сокола — ближайший выход в Темное Море, - гео-столбы исчезли, и платформа стремительно полетела вдогонку за Принцем — ветер гулко засвистел где-то над головой, раздвигаемый янтарными щитами, - он попытается поднять поверженных божеств. - Из-за Итера не может справиться с нами сам, - рыкнул бог, - и решил повторить Войну Архонтов. Вот же… колючка верблюжья. А если он заразит воду, то сможет управлять ею, и тогда океан обернется против нас, а Аделаиду на нашей стороне я что-то не вижу. - Ты и в целом не видишь, - раздался тихий смешок. Подснежник замер на секунду, а потом расслабленно рассмеялся. - Мурата, ну хоть перед лицом смерти перестань меня задирать! - На хер ведь пошлю, кактус... Живая. Она живая… Барбатос прикрыл глаза. Спина горела адски, и при каждом движении словно шевелились вонзенные в нее лезвия, вгрызаясь глубже в плоть, но сквозь боль и давящую безнадежность проклюнулся крохотный цветок спокойствия. Мурата не погибла. Она была ранена, измолочена Принцем об землю, отравлена Порчей, но жива. Они все вчетвером были живы, Моракс — даже не ранен, а Подснежник, похоже, до сих пор мог сражаться, и они мчались вдогонку за Принцем, чтобы не дать ему призвать мертвых богов, спавших на дне морей. Значит, еще не все было потеряно… Но он сам из боя выбыл. В таком состоянии он мог разве что броситься в последнюю самоубийственную атаку и погибнуть в первую же секунду. Сил на колдовство не было. А Подснежнику нужно держаться в воздухе, нужно видеть Принца — хотя с этим, возможно, помогут цветы, которые Принц второй раз почему-то не стал выдирать (решил, что и так справится?), - нужно, в конце концов, ловить его, если Принц вдруг собьет его с ног. И Мурата тоже обезоружена. Из четверых остались двое. ...он понял, что делать. Бог, стиснув зубы, подтянул руку к себе, оперся на ладонь и, как смог, на сдавленном выдохе повернулся на бок. Перед глазами поплыли масляные круги; тело медленно, но верно залечивало само себя, но прошло слишком мало времени, чтобы боль хоть сколь-нибудь ощутимо поутихла. Он перестал истекать энергией, уже хорошо. - Барбатос? - Моракс тут же оказался рядом, - что ты задумал? - Гнозис, - он приложил руку к груди — там, под ладонью, пульсировало чистейшее анемо, - я не могу сражаться, а Подснежнику нужен ветер. Моракс пристально поглядел на него секунду — и кивнул. Он, осторожно придерживая архонта одной рукой за плечо, другую положил на подрагивавшую кисть. Вдохнуть. Закрыть глаза. Отпустить телесное, отпустить ощущение себя, раствориться в родной стихии, но не до конца… Чужие пальцы мягко сомкнулись на сердце, и по телу пробежались мурашки. Гео со всей аккуратностью оплело анемо, окутывая, закрывая собой, защищая, и стало спокойно-спокойно; Барбатос неслышно выдохнул. Секунда — и внутри стало непривычно пусто. Без гнозиса Барбатос ощутил себя полым. Словно из него вынули все нутро, оставив только внешнюю оболочку. Это было… странное ощущение. Он не мог пока сказать, неприятное или нет. Бог, не открывая глаз, ощутил, как Моракс встал и отошел; он что-то негромко сказал Мурате, та согласно буркнула в ответ. Когда через несколько секунд Барбатос все-таки решил глянуть, что происходило, Гео Архонт уже вновь поднимался на ноги, держа в ладонях две светившиеся шахматные фигурки. Одна бирюзовая. Другая рубиновая. Мимо их платформы, несшейся на невозможной скорости, летела, сливаясь в единое черное месиво, мертвая степь. Где-то вдалеке вставали мрачно серевшие горы — а где-то совсем-совсем далеко, должно быть, высились острые пики Собора… Моракс подошел к Подснежнику — тот уже стоял, держась за искрившийся солнечным золотом посох — и протянул два гнозиса, паривших над раскрытой ладонью. Юноша секунду колебался, а затем, коротко выдохнув, одним движением сгреб тускло светившиеся фигурки и приложил руку к груди. Бирюзово-алая вспышка — и архонт пошатнулся, отступив на шаг; Моракс тут же схватил его за плечо, не давая упасть, но Подснежник лишь помотал головой: я в порядке. - Фух, ну и… - он замешкался, подбирая слова — а в его голосе звучала смесь из волнения, воодушевленности и восторга, - как резко выйти из холода в пустыню в полдень, вот так же жаром в лицо дает. - Пиро — самый агрессивный элемент, - кивнул понимающе Моракс, - для тебя, раньше владевшего самым мирным и скрытным из элементов, такая первородная ярость стихии должна быть в новинку. Ты можешь сражаться? Подснежник раззадоренно фыркнул. - Будто я могу ответить «нет». Конечно. Гео Архонт только мягко хмыкнул на эту браваду. - Тогда — удачи. Мы догоним тебя. Подснежник оскалился, отсалютовал и выпрыгнул с платформы — и, оттолкнувшись от воздуха, молнией пронесся мимо них, моментально умчавшись далеко вперед. Барбатос не смог не улыбнуться. Всего лишь какие-то минуты назад он задыхался, его рвало Порчей, а сейчас он забрал их сердца и вновь кинулся в смертельный бой. Может быть, это было единственно правильно — что именно он, шебутной пятисотлетний мальчишка, на котором все заживало как на собаке даже без дендро-гнозиса, мог спасти их всех, таких бесконечно древних воплощений стихий. Что именно эта маленькая и, казалось бы, незначительная жизнь, дитя всего лишь одного из бесчисленного множества листочков на серебряном древе, противостояла абсолютной смерти, пришедшей извне. Угольно-черная степь неслась мимо них. Барбатос услышал тихий теплый смех. - Он безумец, - шепнула Мурата — она лежала, повернувшись лицом к Барбатосу, и бог увидел ее огненно-яркую улыбку и развеселенный прищур на разбитом в кровь лице, - чокнутый. Просто двинутый на всю белобрысую голову. Спер наши гнозисы и помчался прямо в пасть чудовищу, которое до этого изваляло нас в грязи, хорошенько потопталось по нам, основательно так пережевало и выплюнуло, и при этом искренне верит, что победит. И почему он не пиро… - Ну, чисто технически… - Барбариска, не души. - Барбариска? - переспросил недоуменно Моракс, отвлекшись от высматривания двух молний — черной и серебристой — впереди. - Его так Люмин обозвала в первую встречу, когда мы еще за Двалином втроем гонялись, - пояснила богиня, - ты бы слышал, как я над ним потом угарала! - А еще ты назвала Моракса дедом, - мстительно буркнул Барбатос. Мурата возмущенно шикнула: «Не пали контору!», а Моракс… А Моракс только рассмеялся, тепло, тихо и рокочуще, прикрыв рот кулаком. - Мурата, в нашем мире до сих пор живы существа, что куда древнее меня, - покачал головой архонт, чуть улыбаясь, - к тому же, чтобы попадать в категорию «дед», у меня должны быть внуки, а для внуков — дети, и я могу заверить тебя, что у меня нет даже вторых. Мурата моргнула. - Вы оба душите, - категорично заявила она, - скормлю вас Принцу, он вами подавится и сдохнет, а я стану всенародной героиней. Барбатос и Моракс на это синхронно беззлобно усмехнулись. На душе воцарился странный, но хороший покой. Такой, какой бывает, когда знаешь, что сделал все, что мог, и уверен в тех, кому вверил свою миссию. Да, Барбатос не смог серьезно ранить Принца — и потому, что боялся за жизнь Итера, и потому, что Принц просто оказался катастрофично сильнее — но он правда сделал, что смог, чтобы помочь Подснежнику. И Мурата тоже. Они все работали слаженно, не мешаясь друг другу, как настоящая архонтская команда. Как настоящая семья. В пустой груди потеплело, когда он подумал об этом. Да. Семья. Поломанная, разлученная, но семья. Их еще можно собрать воедино. Их еще можно починить. И когда этот бой закончится, когда Подснежник заточит Принца и вернет контроль над телом Итеру, когда они отыщут Люмин и Софью и обязательно найдут их живыми, когда они исцелят Двалина и вернут в сознание всех мондштадтцев — тогда они соберутся все вместе, всемером или даже больше, и все станет хорошо. Может быть, не все Семеро сразу. Может быть, Аделаида решит, что их компания недостойна ее присутствия, может, Эи будет не в настроении, а надеяться на приход Астарот бог себе вовсе не разрешал — слишком это казалось невероятным — но все-таки. Если не сразу, то постепенно. Рано или поздно они вновь соберутся всей семьей. И тогда все будет хорошо. Они добрались до берега за считанные минуты. У воды уже кипел ожесточенный бой. Взмах посохом от плеча, крест-накрест, горизонтально — четыре золотистые волны понеслись на Принца; тот отпрыгнул и попытался броситься в сторону воды, до которой было уже рукой подать, но песок прямо под его ногами взорвался, взметнулся стеной вверх, и чудовище спешно отскочило назад. Вскинуть обе руки — и две такие же песчано-воздушные стены в мгновение ока выросли за спиной и сбоку от Принца; тот затормозил в последнюю секунду, низко рыкнул — и позади Подснежника в воздух взвелись, подняв песчаную тучу, три жгута, тут же понесшихся к архонту. Пригнуться, пропуская их над собой — и разрубить посохом, пережигая темноту солнечными искрами, а затем, не останавливаясь, закружиться, ветряными потоками поднимая песочную бурю, и на развороте швырнуть охровый ураган в монстра, тут же добавляя несколько быстрых золотых ударных волн. Подснежник как будто родился с анемо. Барбатосу не доводилось до сегодняшнего рассвета видеть юношу в бою — в Катаклизм Дендро Архонт, бывший деревенский знахарь, только-только получил гнозис и не успел ни с кем сойтись в битве — но сейчас, наблюдая за ним, он не мог не признать: ему, пережившему Войну Архонтов, было, чему поучиться у младшего из Семерых. Подснежник даже не бился — Подснежник почти танцевал, плавно и стремительно передвигаясь по почерневшему от крови раненого и до сих пор облепленного цветами Принца песку. Шаг, шаг, отпрыгнуть от тонких кровавых жгутов, перерубить их, докрутить энергетическую волну, вскинуть лавово-золотую стену, отрезая Принцу путь к воде, заставить его отскочить от поднятого песчаного цунами, обрушившегося прямо у чужих ног — и тут же поднять сразу две стены, огненную и стеклянную, моментально сплавленную из песка, закрываясь от взрыва сверхновой… - Неплохо владеет единоборствами, - одобрительно пробормотал Моракс, опуская вскинутую для экстренного поднятия щита руку, и Подснежник, почуяв окружившие его два кольца камней, благодарно отсалютовал, - не мастер, но очень не всякий человек с ним справится в бесстихийном поединке. - Это все хорошо, но там Принц без брони, - Мурата, кряхтя, приподнялась на локтях — рана в груди от пробившего ее насквозь жгута уже немного затянулась, хотя и выглядела до сих пор, как странное переплетение лавовых нитей — и повернулась на Гео Архонта, - иди. Вдвоем вы его мигом добьете, мы с Барбатосом уже вроде не совсем подыхаем. - Если я оставлю вас, то Принц при малейшей оплошности моментально вас прикончит, - нахмурился мужчина, - не обманывайтесь, он все еще силен. Я не стану вами рисковать. Подснежник справляется. К тому же, я не ограничен только ближним боем. Подснежник выскочил прямо перед Принцем, перегородив путь к воде, и швырнул в него огненно-воздушный поток, пропитанный золотыми искрами — монстр, не успевший отступить, закрылся руками и отпрыгнул, разбрызгав оплавленную плоть. Он в последний момент увернулся от брошенных в него валунов, выдранных из земли там, где вода — чистая, без капли черноты, значит, Подснежник гнал Принца вплоть до самой кромки моря, не давая коснуться речных вод! Какой же молодец! - была мельче; камни тут же затормозили, раскрошились, словно сжатые огромным невидимым кулаком, на кучу острых обломков и, подхваченные ветром, помчались в монстра обратно. Моракс ухмыльнулся. - И когда-то этот юноша смел уверять меня, что в бою один на один он не одолеет ни одного мало-мальски сильного воина, - цокнул он языком, явно довольный увиденным, - однако же поглядите на него: он только-только получил две новых силы, куда более агрессивные и дикие, чем привычная ему, и он уже управляется ими с легкостью прирожденного владельца. Определенно, скромность украшает человека; но вот это, позвольте, уже просто-напросто обман. Он щелкнул пальцами — еще несколько огромных камней взмыли в воздух, разбились на тонкие колья и вбились в землю, отрезая Принцу путь к морю. - Моракс, ты бухтишь, - фыркнула Мурата. - Ничуть. Ложь — это почти что то же самое, что нарушение контракта, разве что контракт здесь никем открыто не подписан, но подразумевается: это всеобщий контракт о честности, необходимость соблюдения которого накладывается на человека в момент рождения и исчезает лишь при смерти. Я, как бог контрактов, не могу оставить нарушение столь важного соглашения безнаказанным. Он посмотрел на хмурившуюся богиню. И тихо рассмеялся. - Мурата, право слово, я же шучу. Мурата выглядела так, будто хотела кинуть в архонта что-то потяжелее, но за полным неимением сил только сердито сощурилась. Моракс вдруг дернулся и обернулся на бой — за спиной Подснежника моментально выросла янтарная завеса, и швырнутые в архонта черные колья, в которых Барбатос признал бывшие копья своего друга, разбились об нее и посыпались в песок. Гео Архонт коротко выдохнул. - Может, все-таки пойдешь? - Нет, - категорично мотнул головой Моракс, - наша задача — не убить Принца, а спасти Итера. Итер и без того очень сильно нам помогает — если ты видела, то движения Принца довольно дерганые, как будто он не совсем управляет своими конечностями. К тому же, мы, несмотря на все, уже измотали его; мне куда целесообразнее охранять вас, чтобы Принц не атаковал исподтишка. Ему осталось немного. Еще чуть-чуть — и атаки Подснежника вкупе со все усиляющимся внутренним сопротивлением Итера доконают его, после чего останется лишь обездвижить и запереть внутри тела, отдав контроль законному хозяину. Да и к тому же… посмотри, Мурата. Подснежнику весело. Следуя логике Принца — если победа уже точно на нашей стороне, почему бы не дать юноше развлечься и поиграться с новыми силами? ...Подснежнику и правда было весело. А еще Барбатос, оказывается, забыл, что у его друга иногда просыпался странный божественный юмор. Но как бы то ни было... Спасибо, Итер. Спасибо за то, что не сдаешься. Верь, они тебя спасут. Обязательно. Ради Люмин. И ради тебя самого. Принц взлетел в воздух и свернулся в позу эмбриона — Моракс предусмотрительно обновил щиты, Подснежник вскинул стены… Но вместо взрыва он закрылся непроницаемо-черным шаровым барьером, низко-низко гудевшим и как будто завихрявшему пространство вокруг себя, как огромный и страшный глаз бури — и помчался ровно на юношу. Он пролетел так быстро, что никто не успел среагировать — шар в мгновение ока оказался вплотную к архонту и тут же взмыл вверх, вырвав посох из рук. Дерево затрещало. И, погаснув, сломалось напополам. Комок золотого света, успевшего скопиться в древке, вылетел из разлома, но тут же оказался безжалостно растянут в ниточку и всосан гудевшей тьмой. ...о, нет... - За палку-копалку не прощу! - рявкнул разъяренно Подснежник и кинулся за понесшимся к морю Принцем, - я ее сам растил! Я ее сам зачаровывал! Я накормлю землю кашицей из твоих измолоченных потрохов, я намотаю твои жилы на охотничьи луки, я закопаю твои кости в лесу и сделаю себе посох из первого же дерева, которое прорастет сквозь твой труп, скотина ты страшная!!! Посох был проводником силы Жемчужины. Одним на все их оружие. Одним, возможно, на весь мир. Они остались без единственной силы, которая действительно ранила Принца — и хорошо, что сейчас он был без брони, его еще можно было добить элементами, а то бы... Ситуация резко ухудшилась. Моракс напряженно вцепился в копье и приготовился швырять камни в море... ...как вдруг из черной воды вылетела, распахнув усеянную частоколом клыков пасть, голова гигантской сапфировой гидры, схватила мчавшийся над ней шар, сдавила челюсти что было сил - и он, покрывшись паутиной трещин, с громким ледяным треском лопнул. Комок света, высвободившись из плена, тут же умчался прочь, прямиком к застывшему в ошеломлении Подснежнику в ладони. Гидра захлопнула пасть, не испугавшись ни ядовитых осколков, ни разозленного Принца, и, изогнувшись дугой, с шумом нырнула, чтобы тут же вынырнуть обратно и ввинтиться в воздух, взлетая над волнами во всей своей ужасающей красе — одноглавая гидра, даже не гидра на самом деле, а морской змей с длинным узким телом и светящимися темно-лазурными узорами по всей длине. Змей выгнулся и рухнул в море узкой мордой вниз, свился в клубок и вылетел вновь — но на этот раз не полностью, упершись, должно быть, в дно острым хвостом. Глубоководное чудовище замотало головой и, хорошенько размахнувшись, выплюнуло Принца - и тот, не успев скоординироваться и вернуть равновесие, влетел ровнехонько в возникшую на его пути гидро-печать. - Лорд Рекс Ляпис, оставьте раненых мне! - раздался над головой знакомый мужской голос — воздух рядом ощутимо похолодел, даже возвратившееся тепло Мураты не смогло отогнать мороз, - помогите Подснежнику! Я их защищу! - Рассчитываю на тебя! Гео-печать тут же сменилась на гидро; Моракс спрыгнул с платформы и ринулся к отмершему Подснежнику, и прозрачный сапфировый куб сомкнулся вокруг раненых. Барбатос попытался приподняться на локтях, но его непреклонно придавили к земле. Лопатки тут же обожгло. - Прошу прощения, лорд Барбатос, но не двигайтесь, - скомандовал Кевин, - леди Мурата, вы тоже. - Тебя как сюда принесло, льдышка? - фыркнула богиня, послушно ложась на живот. - Сначала я увидел, что Подснежник исчез, - прохлада гидро обволокла раны на спине, затекла вовнутрь, и разорванное тело начало потихоньку заживать, - это тут же заметили госпожа Кусанали и Лунатик. Заметили, как выяснилось, поздно, потому что произошло это буквально полминуты назад — Лунатик ощутил Подснежника около воды, и мы вместе с ним после того, как госпожа Кусанали отпустила нас, сказав, что дальше справится с восстановлением жизненных сил мондштадтцев сама, телепортировались сюда. Дальше вы знаете: Лунатик принял истинную форму и перегрыз барьер, а я уже создавал печати. А, и еще одно. Он замолк и набрал полную грудь воздуха. - ПОДСНЕЖНИК! - закричал он что было голоса, и Барбатос от неожиданности дернулся, - ГОСПОЖА КУСАНАЛИ СКАЗАЛА, ЧТО ГОЛОВУ ТЕБЕ ОТОРВЕТ ЗА ТО, ЧТО ИСЧЕЗ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ! «Мне не за что голову отрывать, я белый и пушистый, ничего не знаю!!! - Подснежник отбежал от воды, куда — обратно в пасть змею — несколько мастерски расставленных печатей рикошетом выбросили пережеванного Принца, - но вы очень вовремя! Тут произошел форс-мажор, одна скотина сломала мне палку-копалку, так что сейчас я буду колдовать беспалковую штуку, которая очень мощная и настолько же очень долгая! Выиграйте мне время!» - Ни капли раскаяния в голосе, - проворчал профессор, - заставил всех переживать за себя — а теперь командует направо-налево, как будто ничего не было. С какими людьми я дружу… «С самыми лучшими на свете! - рассмеялся Подснежник, очерчивая носком стопы вокруг себя контур, - с самыми добрыми, понимающими и мудрыми, в отличие от некоторых противных типов фонтейнской наружности!» - Это я противный?! «Ты! Противный леденющий бубука, который науськивает учебный отдел, чтобы они ставили мне самое мерзопакостное расписание и гоняли меня из корпуса в корпус каждую десятиминутную перемену!» - Во-первых, такое расписание у тебя было еще до того, как я родился, во-вторых, у меня нет влияния на учебный отдел и тем более на диспетчерскую, а в-третьих, ты единственный, кто может телепортироваться, и если не дать такое страшное расписание тебе, то оно станет страшным у всех остальных, и начнется хаос, потому что, в отличие от некоторых безответственных типов сумерийской наружности, мы вынуждены ходить на своих двоих — и тебе напомнить о том, что ты никогда за все века своей карьеры, кроме одного раза, не опаздывал на пары, а тот самый единственный раз опоздал только потому, что поспорил с кем-то из — уже вроде даже умерших — профессоров, что сможешь весь день ходить по Академии, как человек, и ни разу не опоздать?! «Ты мне вечно нашу первую встречу припоминать будешь?» - До тех пор, пока ты не перестанешь всем кому ни попадя рассказывать, почему я поступил в Академию! «Ты сам об этом всем рассказываешь!» - Вот именно! Сам! Барбатос не смог не рассмеяться. Великие Семеро, какие же эти двое… - Лорд Барбатос, имейте совесть, я сосуществую с этим дендро-слаймом каждый день на замкнутой территории, - страдальчески процедил Кевин. «Сам ты дендро-слайм! Я Подснежник!» - Ты борщевик, растешь где попало, засоряешь сады, и Бездну сжечь легче, чем тебя выкорчевать! Теперь, не удержавшись, расхохоталась в голос, тут же болезненно засипев, Мурата. Кевин посмотрел на смеявшихся над его мучениями архонтов и обреченно вздохнул. Барбатос, улыбнувшись, прикрыл глаза. Сжавшая внутренности в момент слома посоха тревога отступила, перекушенная мощными челюстями морского чудовища. Бог помнил — во время Катаклизма Лунатик был вернейшим оружием Аделаиды, расправлявшимся с любым, даже самым страшным монстром, против которого богиня посылала судью; если он встал на их защиту, да еще вместе с Кевином, слывшим, если верить ветрам и человеческим сплетням, сильнейшим гидро-магом континента, да еще и с Мораксом, которого больше не сдерживала необходимость охранять раненых товарищей, — значит, Подснежник был в полной безопасности. А еще немного, но все-таки сколько-то силы Жемчужины, успевшей скопиться в посохе, у них осталось. Принц, измотанный боем, израненный солнечными искрами и до кучи пожеваный Лунатиком, был обречен. Вот тебе и жажда вернуть все на круги своя… - Отдыхайте, Лорд Барбатос, - куда тише и спокойнее произнес Кевин, поднимаясь и переходя к Мурате, - если я верно понял, что Подснежник собрался делать… скоро все будет кончено. Барбатос выдохнул.

...собирайтесь, неупокоенные, с пустынь сухих, с лугов пойменных...

Он вздрогнул и распахнул глаза. - Значит, я угадал, - выдохнул гидромант, - действительно, на что еще ему могло понадобится выигрывать время...

...из темной воды, из высокой травы, из лесов и гор — пой мне, мертвый хор...

Барбатос услышал голоса. Это было почти что так же, как когда он пел сам — но тогда он слышал чистое, живое многоголосие, потому что ему подпевали либо живые, либо те, кто, минуя смерть, ушел в обитель богов; сейчас же голоса звучали глухо, словно из-под земли или толщи воды. Подснежнику подпевали не ушедшие за Грань мертвецы. Неупокоенные. Над заливом засвистел холодный соленый ветер.

...соберись в ветрах, стихших песен прах — Мать-Земля зовет, душам счет ведет…

Принц метался меж все время то возникающими, то исчезающими печатями, Мораксом и Лунатиком; с одной стороны на него сыпались базальтовые копья и кометы, с другой скалилась, то и дело швыряясь громадными сгустками чистейшего гидро, змеиная пасть, а с остальных дорогу загораживали сапфировые рисунки, испещренные рунами, магическими знаками и созвездиями. Кевин, самое главное, все это время был сосредоточен на Мурате, залечивая сквозную рану в груди и остальные, менее смертельные травмы — Барбатос мог только молча похвалить мага: если ему для постоянной поддержки такого количества печатей, способных выдержать лобовой налет сильно ослабшего, но все же Принца Бездны, не требовалось даже поднять глаза или щелкнуть пальцами… (Бог не мог понять только одного — откуда взялся этот мороз, пробирающий до самых костей? Профессора благословила Астарот? Прокляла? И почему он не ощутил холод при первой встрече — или Кевин, как и Софья, выстуживал все вокруг себя, только когда сильно, по-настоящему злился или колдовал в полную мощь? И он даже не крио... Но ведь они встретились, когда Кусанали буквально пришла, чтобы сообщить о том, что Подснежник, их ближайший друг, скорее всего мертв… Может быть, тогда Кевин не чувствовал ничего, кроме страха. Страх — не злость. Софья-то вымораживала воздух, когда ее что-то — или кто-то — не на шутку злило или выбешивало. ...он спросит об этом потом.) Голоса усилились. Их стало ощутимо больше. Они пели на разных языках — Барбатос разобрал мондштадтских, лиюйский, инадзумский; должно быть, это откликались пираты или экипажи боевых кораблей, потонувших давным-давно. От их звучания, глухого, доносившегося словно из могил — и земляных, и водных — по рукам пробежали мурашки.

...болью и горем, скорбью и воем, звоном и криком, яростным рыком, песней ли, кличем, окриком зычным, слабым ли шепотом, волн мерным ропотом - вы, в топях спящие, вы, рыб кормящие, кровью поившие степь, вас родившую, я созываю вас, в бой призываю вас — живых сберегите, врага прогоните!

- Давай, цветок, - шепотом усмехнулся Кевин. И ветер взвыл. Он примчался с моря, солеными, как кровь, каплями осыпая лица, он прилетел из степей, пеплом забивая легкие, он оглушил вдруг ставшим нестерпимо громким многоголосием, он сотряс землю топотом тысяч невесомых ног, он закружился, завихрился, заревел голосами потревоженных мертвецов — и посреди этого хаоса, раскинув руки и подставив гневу разбушевавшейся природы лицо, стоял, скаля зубы в чистейшей детской эйфории, Подснежник. Свет сорвался с его ладоней, разлетелся на мириады искр, подхваченный метавшимися по берегу духами; они, кто прозрачно-небесный, сохранивший форму вплоть до черт лица, кто молочно-белый с синей каймой, походивший очень отдаленно лишь на размытые очертания человека, носились туда-сюда, постепенно окружая брошенного на песок Принца. Они сближались, сливаясь в единый сияющий вихрь, и их голоса, неразборчивая многоязычная какофония, звучали все более и более чистым жутким унисоном; Принц, все еще видимый в прорехах в урагане, медленно встал с колен — длинные волосы нещадно трепал призрачный ветер. Он вдохнул.

Заберите меня с собой — туда, где мне место. Заберите со мной мои ошибки. Мою слабость. Соблазн, которому я поддался в минуту уныния. Заберите меня и Принца — и раздерите нас обоих на куски.

И ураган сомкнулся. Молочно-белый вихрь, слепяще-ярко сиявший против черного неба и моря и тончайшей полоски янтарного зарева меж ними, заполыхал солнечными искрами, загудел, завертелся на невозможной скорости, смазываясь в единое перламутровое месиво - и, покачнувшись, понесся навстречу второму урагану, налетевшему со степей, сумрачно-бирюзовому, блестевшему золотыми прожилками, как мрамор. «Подснежник, это что?!» «Вот это вот я точно не призывал, карри клянусь!» Это… Барбатос узнал эту бирюзу. Узнал этот холод. Узнал это нежное золото. «Это Декарабиан и тысяча ветров. И Люмин вместе с ними». ***

люди

очень много людей мы не знаем этих людей

слышишь, они поют?

слышу много голосов разные голоса

ты узнаешь какой-нибудь?

...да

чей это голос?

что ты слышишь?

что он тебе поет?

он просит смерти я не хочу чтобы он умирал я не помню его имени

как тебя звать?

дай нам руку

дай нам услышать тебя

...Люмин?..

ты помнишь меня умоляю скажи свое имя я знаю твой голос я так люблю твой голос но ты как за завесой я не могу узнать тебя скажи свое имя

...нет.

умоляю пожалуйста скажи свое имя я должна вспомнить твое имя

дай ей вспомнить твое имя

дай звездочке твое имя маленькое солнце

темнота не убьет твоих лучей она видит твои лучи она помнит твой голос

дай звездочке свое имя солнце

Я не могу. Ты не простишь меня.

пожалуйста я искала тебя так долго пожалуйста хотя бы дай мне свои руки у меня нет тела я всего лишь свет среди ветров и красных цепей но дай мне свои руки я хочу ощутить как ты обнимаешь меня защити меня ты ведь всегда защищал меня

...ты стала сильнее меня. Ты не поддаешься отчаянию, но посмотри, что оно сделало со мной. Посмотри, во что горе превратило меня — ты никогда не станешь такой. Ты сильнее меня. Ты выше этого. Темнота тебя не заберет. Я заберу тьму за собой, и никакое зло тебя более не потревожит.

умоляю не уходи тебя слишком долго не было я слишком долго тебя ждала я так тебя ждала не оставляй меня только не оставляй меня пожалуйста не оставляй меня пожалуйста не оставляй меня ПОЖАЛУЙСТА НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ИТЕР НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ИТЕР НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ

...ты однажды поймешь. Ты однажды все поймешь. Я молюсь, чтобы тебе не пришлось пройти то, через что прошел я. Чтобы ты не видела того, что видел я, не чувствовала того, что чувствовал я, не пережила того, что пережил я. Чтобы никто никогда не пытался погасить твой нежный свет.

ИТЕР НЕ УХОДИ Я ВСЕГДА БЫЛА ТВОЕЙ ТЕНЬЮ ИТЕР ТЫ БЫЛ МОИМ СОЛНЦЕМ Я НЕ СУЩЕСТВУЮ БЕЗ ТЕБЯ НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ПОЖАЛУЙСТА НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ИТЕР

Сестренка, ты никогда не была тенью. Ты не была даже луной. Ты была второй звездой в системе — мы всегда вращались вместе: иногда ты вставала передо мной, иногда я закрывал тебя от чужих глаз, но мы всегда были равны. Мы были две звезды. Теперь ты будешь одной — но ты ведь помнишь, что мы видели? Миров, где жизнь зарождалась в системах с единственной звездой, больше, чем остальных. Ты дашь начало чему-то новому. Чему-то лучшему, чем все, что я мог когда-либо создать. Ты будешь лучше меня. Ты уже лучше меня.

ИТЕР ИТЕР УМОЛЯЮ НЕ УХОДИ ДВОЙНЫЕ ЗВЕЗДЫ НЕ УМИРАЮТ ПООДИНОЧКЕ ПОЖАЛУЙСТА ОСТАНЬСЯ СО МНОЙ Я НЕ МОГУ ТЕБЯ ПОТЕРЯТЬ Я НЕ СМОГУ СУЩЕСТВОВАТЬ БЕЗ ТЕБЯ МЫ ВСЕГДА БЫЛИ ВМЕСТЕ МЫ ВСЕГДА ДОЛЖНЫ БЫТЬ ВМЕСТЕ Я СТОЛЬКО ДОЛЖНА ТЕБЕ ПОКАЗАТЬ Я ХОТЕЛА ПОКАЗАТЬ ТЕБЕ СВОЙ ДОМ Я ХОТЕЛА ПОКАЗАТЬ ТЕБЕ ВОДОПАД У ВОЛШЕБНОГО ОЗЕРА Я ХОТЕЛА ПОКАЗАТЬ ТЕБЕ МОРЕ ОДУВАНЧИКОВ ХОТЬ Я ЕГО САМА НЕ ВИДЕЛА Я ХОТЕЛА УВИДЕТЬ С ТОБОЙ ВЕСЬ ЭТОТ МИР НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ПОЖАЛУЙСТА НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ У МЕНЯ ХВАТИТ СИЛ ТЕБЯ СПАСТИ ПОЖАЛУЙСТА ИТЕР Я СМОГУ ТЕБЯ СПАСТИ МЫ ВМЕСТЕ СМОЖЕМ ТЕБЯ СПАСТИ ПОЖАЛУЙСТА ИТЕР ПОЖАЛУЙСТА НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ НЕОСТАВЛЯЙМЕНЯНЕОСТАВЛЯЙМЕНЯНЕОСТАВЛЯЙМЕНЯ

Т̷̢̻̊͌͗̚Ы̸̳̬̔̎ ̸̠̺̠̗̏Н̶̙̲͕́̊͠Ё̶̡̳̠̜̳͊̂͌̔ ̵̗̰̺͉͙͗͊̿̓У̴̣̫̠͌̚Б̷̼̬͠Ь̷̰̃̆͘Е̷̥̼͔̖̙́̆̽̄Ш̷̢̥̝͂Ь̶̯̗̾̒͒ ̵̡̡̘̩̑́М̶͚̙͈̋͌̿Е̸̦̣͇̞͉̿Н̴̺̤̰͓͠Я̸̟̔̑ ̶̘͇͖̪́͂Д̶̧͗̈́О̶̛̦͎̘͈̍̎̑Ч̵͓͔͑̄̕̕Ь̴̖̙̦̐ ̸͔̮͑̌̑͐͜ͅЛ̵̢̖͇̝̃Ю̴͉̦͆̕͝Ц̸͇̖̟̘̏̓И̴̫̝͖̫̾̔̅Ф̵̖̆͋Е̸͕͚͈̿̀͌̄̍Р̵͖̭̭͔̆͛̽̐͝ ̷̼̣͖̗̈͝Т̵̡̟̌̇̓̍͐Ы̵̨̬͕̽ͅ ̷͚̞͈̄Н̶̯̞̲͙̆͌͜Е̸̝̯̲̿͑͆̏̄ ̵̢̢̟̘̅͝В̸̫̜͕͎̥͂̃͛Е̴̫͍̝́̓̐̚Р̶͍̝͔̣̎̑Н̷̧̟̟͆́̚͘ͅЕ̶̖͚̉̊̎Ш̶̤͙͌Ь̶̮́̆͊͘͝ͅ ̸̨̹̠̫͍͂͂̃Е̵̩͓̜͙̋́͘Г̸̝̲͖͑̉О̵̝̖͎̔̾̈͝ ̷̹̣̹̎̂̕Т̴̬͎̻̞̈Ы̵̖͓̓̿̈́ ̶̘͉͋̿́̕̚Н̶̠̜̟̲͇̉͛͊̂͘И̷̘̹͌͋̿К̵͍͐̇О̸͚̤̂Г̵̖͖̯̇̎̈́Ӧ̵̱̼͓̬́̈́͋́ͅ ̷̩̈́Н̴͇̯̤͕̆̍͐͜Е̸̠̌͛̚ ̴̪̩̜̪͂̔͝З̴̻̬̒͊̈́ͅӒ̵̫̦̺̪̟̀͆̅̈Щ̸̬̏И̵̡͖͇̐̔̀Т̷̨͔͓̰̫͂̚И̷̥̙͙͛Ш̷̨͕͓̦̀̈Ь̶̜͖͕̋̋ ̶̨̳͒͐Н̷̤̙̪̙̱́̚Й̴̨̹̯͖̝̾͝ ̷͎͒С̷̜͔̔̋̽̔̚Е̶̹͍͊͠Б̶̢̧̯̗͇͋̃͑̐Я̷̢̛̈́ ̵̦͔̝̿͜Н̶̼͔̭́И̷̣̿̑̔̽ ̵̺̞̩̠̝̃̏̾̕Е̷̨̨̞͔͚̃̆͗̍̄Г̵̣̙̈̔͑О̴͎̿̃̄͒̂ ̵̨̨̬̳̥̅̔͘Н̴̧͈̫͚͓͛И̵̢̛̟̙̫̊̓͛̓ͅ ̸͖̻̲͖́̈̄̓͝Э̶̝̖̞̒́͊͛̍Т̸̧̝̲͍̎̇̂͠О̶̱͚̘͊̀̾͌Т̶̥̞͔̞̹́͑̿̈ ̴͉̰̰͎̿̅̈М̸̱͛И̶̬̙̟͉̐̉̋́Р̴̻̹̝̊̄͋̌͂ ̸̠͊͑͒͌̕Т̴̭̌В̶̗̳̲̫̐͑͑̾О̸̢̛̼̤͖̅̆̂Я̵̬̠̯̔́͂ ̷̃̅̿̇ͅМ̶̜͆͘Ӓ̵̺̙̱́͠М̸̦͎̪͋А̵̺̼̄̋̽̊ ̴̥̫̦̎́͑̾П̵̧̹̫͋О̵̹͎̠̖̐̔Ѓ̵̧̜͇͈͈͌̆̎͑И̵͚̗̥̯͚̾̅Б̶̣̪̘͚̣̋͛̌͆̈́Л̸̥̖̬̄̅̚͝͝А̸̡̟͉̜̓͒̌̎ ̴̭͓̂͊З̷̛̺̐А̵̺̬̯̂̌̕͠З̷̫̭͕̞̋͒̾̅Р̷̤͔̥̔͑̌̽ͅЯ̵̦̲͕̽̕ ̵͇͠М̶͍͍͔́͑̑ͅО̶̢̿̾̇͛Я̶͙̺̲̬͓͑̿̓͂̕ ̸͔͚̣͇̒̒̓̚С̶̞̭̼̌̾̊͂͝ͅЕ̴̪̠̤̿̊̚С̸̻̮̼̞̈́Т̴̻̆Р̴̯̙͎̿И̵̞̘͉̬̂Ч̸̧̿̂̋̏К̸͔̫̳̓А̶̤̂̿̐͐ ̴̺̽̔П̸͔̤̙̣͖̈́̊О̶̗̻̼̀̋Г̵̲͔̟͓̰͋͗И̷̡͇̱͕̯͝Б̶̢͊͒̂̆́Л̵͎̩͚̈́͘А̶͕̥̤͎̿̋̅͘̚ ̸̼̽͛З̸͎̖̃̓͘͘А̷̞̘̣̀̏̍̽͘З̷̜̥͙̠̹͋̈́̎Р̵̘͖̥͇̬̕Я̶̥͎̈́̋̏ ̵͈̩̲͇͕̋̾̈́̀В̴̛̪̈́ͅС̵̛͖̼́͐̆Е̴̡̞̞̠̇͆ ̶͎͍̬͇͉̀Ӝ̸̬̻̗́͌̕Ё̴̢Р̸̛̭͇̠̪͛̾Т̵̤̮̼̆В̵͉͐͑̈́̄Ы̸̨̪̟̭̬̋̿ ̵̻̻̦̂З̶̄̃ͅА̶̢̨̬͖̂͐̈́̔З̷̢͉̑̋̒̀Р̸̭̮̿Я̵̃ͅ ̶͇̦̬̗͒ͅВ̷͕̄̇̕С̷̫̲̮̈͂̆Е̶̛̗ ̷̭̰̣̣̹̀̊́̇̏В̷̢̛͓̩́͜͠͠ͅЕ̷͙̓̇Р̸̧͔͈͍̩̾̐͂̾̚Н̷̦̟͇̻̓̏̉͐Е̸̜̫̞̄Т̵̮̘̼͔͊̎С̸̛͔͕̋̉Я̶̲̐̆͆͘͘ ̵̰̙͗̂̀͐В̸̛̞̇̉̔ ̷̠̬̩̘̅Р̴͕̋͒͗А̷̡̤̗̞͓̔В̴̲̻̟̫̍Н̶̰͍̼͆͆͗͑͝О̷̮̼͙̌̿̋͗В̶̲͛̑̄̉̑Е̶̮̫̗̠͛̋͝С̶̟̪̱͉̉̋И̶͉̱̠͇̃Е̴͕̼̖̐̄̈́̐̓ ̶̜̱̟̫̊͊ͅЯ̸̼̐̋̃̌̉ ̴̥͐̉̓̇̕Н̵̺͕́͘Е̷̞̟̉̎̄̀ ̶̃̎́̽ͅП̴̤́̑̚О̸̢̬͖̟̠̂Г̵͈̐̈́̓̑̇И̷̜̦̭̓̉͐͆Б̶̹̗̈́Н̷͇͙̱͌͒̍̕У̴͋̈̀͜͝ͅ ̴̡̡͖͛́̏̃Я̶̫́͝ ̸͕̝̲̎Б̸̤̄̇̽͐̓У̵̯̳͈̖̮͒́̂̑Д̵̙̟̞̌͂̈У̴̛̼͓͖̑̉̓ͅ ̶̥́̓̔͝Ж̴̛̘̤̀̀Ӥ̸̬͙́̋́Т̶̬͔͔̏̈Ь̶͓̤̾ ̶̯̠̟̉͗Я̸͎͍̘̲͕̿̈́ ̵̪̼̰̠̍̀̐͠ͅЖ̷̠̳̍̀И̴̮̬̐̋В̷͔̼̗̀̎̂̃̈́О̴̝͗̐̇͘Й̸̱̳͎̬̫̋̔́̽ ̴͙͋̎̈́͑Т̷̮̬͕̬́̆̌Ы̵̦̖͓̿ ̴̳͇̦̻̃М̴̯̟̳̌̂̓̄Е̸̛̘͂̒͗Н̸̣̮̲̰́̑Я̸͔̼͈͓̯͒͊ ̶̱͖̓̿͌̒̍ͅН̸̧̦͓̈̀̓̔̄Е̶̖͋̒͑̈ ̷͕̎͐͝У̴̢̠̝̃̚͝Б̵͔͘Ь̷̧̢̘͂̑͗͗͗Е̵̮̟͎̇̍̀͐͝Ш̸̧͈̩̼̫̈͠Ь̵͕̥̫̦͝

ВЕРНИ МОЕГО БРАТА ВЕРНИ ИТЕРА ВЕРНИ ИТЕРА ЧУДОВИЩЕ ИТЕР БОРИСЬ С НИМ ИТЕР ТЫ СИЛЬНЕЕ НЕГО ИТЕР НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ИТЕР ИТЕР И Т Е Р *** Ураган рассеялся. Духи, исчерпав силу, растворились добрыми белыми искрами. Стихли ветра. Угомонился бушевавший над морем шторм. Принц исчез без следа. Полупрозрачное золотистое сияние, оставшееся после смешения смерчей, собралось воедино, впитав в себя остаток сил Жемчужины, и сплелось в человеческий силуэт. Морской змей, не думая, тут же рванулся к фигурке, подался вперед, почти что полностью высунувшись из воды, и поймал ее самым краем пасти, там, где еще не начинались зубы. Он тут же стремительно и плавно опустился на берег и со всей аккуратностью, словно держал не человека, а хрустальную статуэтку, положил девушку на песок. Внутри все замерло. Люмин. Декарабиан действительно пошел на то, чтобы развоплотить Люмин. Зная, что люди это не переживают. Зная, что сознание смертных неспособно вынести такой опыт, что даже сильнейшие из сильнейших людей навсегда лишались рассудка после того, как теряли ощущение себя, сливаясь со стихией. Но он пошел на это. Ему хватило сил, а Люмин — безрассудства и ее чертовой героической жертвенности. Где Итер? Где его тело? От него осталось хоть что-то? Люмин жива? Пожалуйста, скажите ему, что она жива... Он услышал шумное хлопанье — все, обернувшись, увидели, как на песок приземлился, распластав шесть лазурных крыльев, Двалин. Дракон, не обращая на сцену побоища никакого внимания, тут же подошел, почти бесшумно ставя мощные лапы, к лежавшему на печати Барбатосу. Бог измученно улыбнулся. Если не атаковал сразу — значит… Значит, он пришел в себя. Двалин все-таки пришел в себя. У девчонок получилось… Дракон молча опустил морду и прикрыл глаза; Мурата, лежавшая ближе, изнеможенно рассмеялась и, кое-как подняв руку, погладила ящера по острому носу. От Двалина пахло небом, сесилиями и водой; да, в горле першило от Порчи, все еще исходившей из недолеченного кристалла ближе к хвосту, но между тем, что было в их первую встречу, и тем, что Барбатос наблюдал сейчас, разница была колоссальная. Кевин без слов вскочил на ноги и бросился к дракону — Двалин даже не вздрогнул, послушно позволив человеку взобраться на себя и снять со спины изломанное и запятнанное Порчей тело, в котором Барбатос, сумевший все-таки подняться и кое-как перетечь в сидячее положение, с глухим ужасом признал Софью. В стихийном зрении она тускло-тускло, совсем незаметно, но все же светилась бело-голубоватой аурой крио. Хотя бы живая... Что с ними… что с ними сделали?.. Люмин жива?.. «Не прощай меня. Я допустил это, Барбатос. И с Люмин это тоже сделал я». Что… - Живая! - с нескрываемым облегчением выдохнул вспрыгнувший на платформу Подснежник — Люмин лежала у него на руках тряпичной куклой, и у Венти все замерло внутри — переломанная, она же вся переломанная, он столько людей с перемолотыми в порошок костями видел, и она выглядела точно так же, как все они — Бездна, что с ней сделали, что Двалина заставили с ней сделать?! - живая, просто чудо, что она живая! Развоплощение, а сверху еще страшнейшее отравление, а еще наверняка сотрясение мозга, потому что ощущение от внутренних энерготоков, как будто травма где-то в виске, а еще позвоночник и все ребра в крошево, как будто по ней, я даже не знаю, Двалин потоптался — чтоб меня, я не знаю, как она жива до сих пор, но она- Соня?! Первые Семеро, Соня, ты- ты дышишь, небеса, ты дышишь, но- что это за отравление такое?! Откуда в таких количествах?! Соня, ты- ТЫ ВЗЯЛА МОЙ ГНОЗИС?! Он торопливо, но осторожно положил Люмин на печать и переполз к снежнянке. Она… она взяла его гнозис?.. Она выжила со своими ранами, использовав отравленный гнозис?! - Соня, ты- за что ты так с собой, Сонь, он же ядовитый, я же говорил, - Подснежник, сгорбившись, сорвался на дрожащий шепот — он звучал так, будто в любой момент мог буквально сломаться, - ты… ты живая. О, Селестия, ты живая. Твое сердце бьется. Оно бьется. Оно правда бьется. Ты живая… Кевин молча положил руку на спину архонту — тот мелко вздрогнул, дернув плечом. Выдохнул. Дотронулся раскрытой ладонью до грудной клетки девушки — и злым резким рывком выдрал зараженный дендро-гнозис; в другой руке он уже держал чужие две фигурки. Вдох. На выдохе он буквально вбил родной гнозис в себя — и тут же согнулся, зашипев. Кевин, сидевший рядом, быстро положил вторую ладонь на чужую грудную клетку, и под руками засияли две гидро-печати. - Порядок, - шикнул Подснежник, - порядок. Живой, дышу, соображаю. Так. Надо убираться отсюда к чертям собачьим. Или к Андриусу. Лучше к Андриусу, потому что там Кусанали, она нам поможет. Даст воспитательного леща, но поможет. Сейчас мы вернемся и все вылечимся. Люмин, Соня, слышите меня? Мы вас вылечим. Я вас вылечу. Только не уходите, слышите — только не уходите, особенно ты, Люмин, ты уже ушла один раз, а мне два раза одного человека вытаскивать нельзя, но я ведь пойду за тобой, если ты уйти вздумаешь, так что сиди на попе ровно, то есть в собственном теле, и не рыпайся, хорошо? И ты тоже, Сонь. Обе сидите в своих телах. Нагеройствовались, героические мои. Хватит с вас. Я вас вылечу. Мы всей толпой вас вылечим. Обязательно вылечим. А потом все получим от Кусанали леща за то, что подохли по очереди, но это дело десятое… Они все выжили. Принц исчез — хотя бы на сейчас, но он исчез. Он правда исчез. С концами. Венти не чувствовал его совсем. Принц исчез, а из них никто не погиб — да, девочки при смерти, а из мондштадтцев еще никто не очнулся, но тут Подснежник, тут Кусанали, тут Кевин, Лунатик и Моракс, а значит, они все в безопасности, они все придут в себя, раны заживут; они пережили эту ночь, а остальное — дело десятое. Над прозрачным морем, заливая светлым-светлым золотом нежно-персиковую рябь, всходило солнце.