amour toujour

— что ты сделал!? Антон вмиг отшатнулся от такого громкого крика соседей. Они были удивлены, очень сильно, это по ним было видно. — вы о чем? — ещё не успеем опомниться спросил Шастун. Что же он такого вытворил, что его соседи вот так вот завелись?.. ох блять, точно. — Антон, я конечно хорошо к тебе отношусь - уже более спокойно начал говорить Позов, — но ты бессмертный что ли, что бы учителя посылать!? Дошло. Это осознание. Точно, чем он думал, когда делал это? Это только второй день блятской учебы, а он уже вот так напортачил!! Нет, его точно выгонят от сюда и отправят обратно домой, в Воронеж, где ему придется учиться в каком нибудь стремной колледже или чего хуже, за такие то поступки. Он уже представлял этот разговор с директором, с его родителями, и конечно же с этим блять Арсением Сергеевичем! Боже, как же ему было стыдно это представлять... Он точно труп. Он приедет домой и его выгонят родители за такое. Только и эти мысли лезли в голову мальчишки. — а... Как вы узнали? — вдруг обомлел Шастун и задался вопросом. Неужели на него уже настучали? Тогда ему точно конец. Черт, Шаст, ты просто полный придурок... — только что прибегала Ира Кузнецова — начал говорить Сережа, — если ты не помнишь, то это однокурсница наша, которая перед тобой сидит, — напомнил Матвиенко нервно перебирая пальцы, — она нам все рассказала, искали тебя... Сказала, чтобы как только ты придешь, отправить тебя к директору, так что, дорогой мой друг, — Серый сказал это опечаленно, будто с сарказмом, привстал с кровати и подойдя к другу положил ему руку на плечо, — тебе пиздец. Воодушевляюще. Антон совершенно никуда не собирался идти, мало ли, что его там ждёт. Но, набравшись смелости с мыслью о том, что рано или поздно, он все равно поплатиться за свою ужасную ошибку. Сейчас он тупо стоял и смотрел на ту самую нетронутую большую, деревянную дверь с лакированной табличкой. Просто стоял. Воздух пропал из лёгких, было тупо нечем дышать, Антон даже наверное забыл как это делать. Сердце билось в башенном ритме и останавливалось в большие промежутки, когда Шастун пытался постучаться. Но пальцы переминались из руки в руку, как бы это не звучало. Он снимал и обратно надевал свое большое количество колец и все таки, набравши побольше воздуха в лёгкие, сделал пару быстрых и коротких стуков. — я могу войти? *** — что я должен сделать? — почему то удивлённо спросил молодой парень, в упор смотря на директора. — ох, Шастун... — протяжно проговорил директор и снял свои очки, возмущённо смотря на ученика, — сейчас ты идешь к Арсению Сергеевичу и извиняется перед ним за свое выступление, — вновь продиктовал старший, — все ясно, Шастун? А Шастун нихуя не слышал. Что, прямо сейчас идти к учителю в комнату, которого перед этим он предварительно послал нахуй, и извиняться один на один? Что за... Одна мысль радовала, что его не выперли куда подальше. Но почему? Ему казалось что его бы сразу отправили в счастливый путь несчастной жизни, после такого то. Не мог же сам Арсений переговорить его, что бы ученика не выгоняли. Или мог. — я понял, — бездушно, ели слышно сказал Антон, смотря в пустоту, — да понял. — вот и умница, теперь можешь идти, — с улыбкой на лице, уже с другим выражением, сказал директор и начал собираться, потому что было достаточно поздно, нужно было идти к себе. Антон вышел из кабинета до сих пор шокирующим. Если он этого не сделает, то заступаться за него уже никто не будет, и уже совсем скоро он вновь увидется со своими горячо любимыми родителями. Ещё и эти пустые и темные коридоры, которые в ночном свету казались только страшнее чем обычно. Тишина, никого нет, вроде жутко, но одновременно так спокойно на душе. Хоть где-то в его маленьком мире полнейший покой. Жилой комплекс учителей выглядел совсем по другому, нежели у учеников. Тут были другие стены, двери, проходы, полы, потолки. Да все отличалось! В помещение ещё горел свет, некоторые двери были открыты и от туда виднелись далеко не старые кровати, большие окна и какие-то шкафы, к сожелению более ничего рассмотреть не удалось. Конечно, учеников намного больше, чем учителей, и поэтому комнаты были многоместные. Антону ещё повезло, потому что он узнал, что здесь есть комнаты для пятерых людей! Ну это уже конкретный ад какой-то, мало ли, ещё с придурками заселиться. А вот учителя жили по отдельности, что не было так удивительно, по мнению Шастуна. "Комната №10. Арсений Сергеевич Попов" Вот опять он стоит у какой-то двери и ещё сильнее накручивает себя мыслями. Как же стыдно ему будет смотреть в глаза учителя французского... Так ещё он нихуя не знает из этого языка! Может не ходить на его пары? Нет, эта идея ещё хуже звучит, чем его послать. Тогда его точно вмиг выкинут от сюда. А ведь Антон думал, что наконец-то в его жизни все наладиться... Хуй там плавал, как говориться. За несколько дней произошло много событий, и вот сейчас он на грани жизни и смерти. Нужно ли ему это вообще? — Арсений Сергеевич, это Антон! — непрерывно, то ли из-за нервов то ли из-за чего то, Шастун стучал в дверь его, повторюсь, "любимого" учителя. Он слышал все. Как тихо скрипнула кровать за дверью, как лёгкие и неспешные шаги приближались к ней, как замок повернулся, стук собственного сердца колотил в ушах. Какое же это отвратительное чувство. Антон больше никогда не хотел его испытывать. — не уже ли пришел? — открывающаяся дверь тихо скрипнула, может она и выглядела хорошо, но явно была уже старой. Учитель стоял в проходе, скрестив руки в районе живота, облокотился на деревянную стеночку, смотря на ученика. Тот был одет в какую то лёгкую футболку и пижамные свободные штаны. Было непривычно видеть своего учителя с достаточно строгим типом одежды в таком наряде. — да.. — очень тихо прошептал Шастун, что наверное учитель его даже не услышал, потому что вопросительно изогнул бровь и немного прищурился, видимо от сонливости, — да! — неожиданно для самого себя выкрикнул Антон, так что даже сонный учитель дернулся от такого внезапного ответа. — Ну и что, зачем же ты пришел? — издевается. Знает же что стыдно, а все равно давит на него, — ну, на этот раз хоть извинишься? — подняв свои голубые, как говорилось ранее, даже океанные глаза, из-за небольшой, но существенной разницы в росте, спросил учитель и смотрел на непонимающего Шастуна. Тут же ухмыльнулся, — на французском, Антош. В этот момент Антон ненавидел этот мир, эту академию, эту жизнь, и естественно этого блять учителя французского, Арсения нахуй Сергеевича! Что же за человек, так давить на маленького котенка, который так и не освоился в этом мире. Как его вообще только учителем взяли!? Антон нервно сглотнул слюну не в состоянии что либо ответить, переведя взгляд куда то в сторону я даже в пол, опустив при этом голову, что бы скрыть красный румянец на щеках от стыда. — Эх, Антон... — опечаленно сказал Сергеевич и склонил голову вниз, — нужно было бы хотя бы подучить, прежде чем идти сюда. Сейчас переводчики у всех под рукой есть, — как же сейчас Антону было херово. Даже врагу такого чувства не испытать. И боль, и страх, и стыд, и печаль. И все это смешенно, боже, как же моросило от этого дурацкого ощущения, отдавало мурашками по всему телу. Было так не привычно. И зачем он только это сделал? Сейчас бы он такой жалостливый не стоял возле комнаты своего ненавистного учителя, не склонился бы перед ним от стыда, не слышал бы этих слов, что заставляли бедного парня метаться внутри себя, не считал бы каждый вдох и выдох из-за нервного напряжения, не звенело бы у него в ушах от биения сердца, он бы сейчас не стоял на ватных и тонких ногах, которые и так его ели держали, а лежал бы спокойно у себя в комнате и спал, как впрочем то и его соседи. — Арсений Сергеевич, — это имя ему запомниться на всю его оставшуюся жизнь, — простите меня пожалуйста... Я не хотел вас тогда... Оскорбить, — эти слова звучали совсем по-другому из уст ученика. Как то, его голос предлагал нежности, но в тоже время он был грубым. Арсений тихо посмеялся. — я тебя прощу, но, — это "но" он протянул до невозможности, заставляя Шастуна чуть ли не упасть в обморок от такого, и тут мир просто рухнул, — ты будешь ходить на мои дополнительные по французскому. Эту зловещую ухмылку он запомнит навсегда, как и имя своего обожаемого учителя.