the mountains know our sins

Минхо проснулся двадцать четвертого декабря в пустой постели, от которой смутно пахло Чаном. Это определенно была его комната. Он мог сказать это по единственной кровати в номере и по вещам Хенджина, которые тот хранил на прикроватной тумбочке. Минхо понял, что запах исходил от футболки, которая была на нем. Это была футболка Чана, которую Ли одолжил у него накануне и заснул в ней. Это подействовало на его сонный мозг таким восхитительным образом, что остановиться было невозможно. Ли повернулся набок и завернулся в одеяло, как в кокон, не открывая при этом глаза. Он собрал одеяло под бедрами, чтобы улучшить трение, и запустил пальцы в рот, обильно смачивая их и представляя, что это пальцы Чана. Слюна была худшим аналогом смазки, но Минхо боялся, что, если он потянется к прикроватной тумбочке, чтобы достать лубрикант, то сладкая фантазия о Чане развеется, как сон. Ли был достаточно растянут после прошедшей ночи с Хенджином. Минхо помнил все до мелочей. Голос Чана — низкий и дразнящий, когда он ласкал Ли, как тому нравилось. Сила Чана, с которой он удерживал Минхо, пока доводил того до хныканья и скуления, и не давал ему вырваться. Влажные поцелуи, которыми Чан осыпал все подтянутое тело парня, не пропуская ни единого сантиметра бархатистой кожи, и заставлял рассыпаться с его именем на губах. Оргазм был настолько оглушающим, что оставил Минхо задыхающимся с мокрым пятном на подушке, которую тот прикусил, чтобы не вырвалось ни звука. Ему удалось приподняться на локтях, чтобы осмотреть беспорядок. После чего он сел на колени и в разочаровании откинул голову назад. Он никак не ожидал, что начнет первый день Рождества с дрочки на фантазию своего бывшего парня, в то время как его жених ломал конечности на сноуборде, но он давно понял, что уже слишком поздно менять свою судьбу. Минхо долго принимал душ, а затем направился в ресторан отеля, понимая, что уже наступило время обеда и что Чан и Чонин, вероятно, где-то гуляют. Как только он вошел в ресторан, он заметил Хенджина, Сынмина и Феликса, сидящих за одним столом. Феликс сразу же помахал ему рукой, чтобы он присоединился к ним. Как будто у Минхо был выбор. — Привет, — бросил он им и занял единственное свободное место. Как раз напротив Хенджина, — вы уже сделали заказ? — Мы только что вернулись со склона, — ответил Хенджин. Минхо было трудно встретиться с ним взглядом. — О, понятно, — кивнул Минхо, не отрываясь от меню. — Там клево, — подхватил Сынмин, — Хенджин сегодня влетел в сугроб. Ты должен был это увидеть, было забавно. — А Сынмин заставил весь подъемник остановиться, потому что застрял, — отбил Хенджин. — Вы, парни, невозможны, — потряс головой Феликс. — Единственная причина, по которой ты до сих пор не сломал себе нос, заключается в том, что ты половину времени флиртуешь с горячими парнями средних лет у киоска с едой, — заметил Сынмин и Минхо фыркнул, увидев, как гордо выглядит Феликс. — И я в этом довольно хорош, благодарю, — хихикнул Феликс. — Вчера он бросил нас в два часа дня, чтобы трахнуть какого-то швейцарца в его зимнем коттедже. Это наша первая встреча с ним с тех пор, — пожаловался Сынмин, повернувшись к Минхо. Парень хихикал над тем, как сильно это задело Сынмина, в то время как Феликс только смущенно улыбался — его щеки окрасились в розовый цвет. — Избавь нас от подробностей, — сказал Хенджин так непринужденно, что Минхо почти не заметил, что речь шла о них двоих. — Вы мне просто завидуете, — проскулил Феликс. И да, возможно, Минхо завидовал. Это заставило его подумать о том, что, возможно, если бы он поехал один, он бы тоже весело провел время. Ему не пришлось бы ждать Хенджина, чтобы отправиться в отпуск своей мечты. Минхо решил провести остаток дня втроем, решив, что не так уж плохо, когда у Хенджина есть еще два человека, на которых он может полностью сконцентрироваться. Он присоединился к Феликсу у стойки с едой, усевшись рядом с обогревателем, где было довольно удобно болтать, пока Хенджин и Сынмин развлекались катанием на сноуборде. С Феликсом было легко — у него никогда не заканчивались относительно безопасные темы для разговора, которые не касались личной жизни. Минхо обнаружил, что он не против послушать его истории о веселых свиданиях, когда это было альтернативой разговорам о том, какой Хенджин замечательный. Он задавался вопросом — была ли это просто естественное поведение Феликса или он уже заметил, что в их отношениях что-то не так. Минхо вернулся в отель в одиночестве, когда стемнело, под предлогом того, что сильно устал и замерз. Но настоящая причина заключалась в том, что он соскучился по Чану и Чонину. К счастью, найти их в комнате Чана не составило труда. Минхо уже преодолел неловкость, мешавшую ему просто постучать в дверь, зная, как Чонин рад видеть его каждый раз. Под смех ребенка Ли смог проигнорировать разговор с Чаном, состоявшийся накануне вечером, и жар в щеках, когда он вспомнил утренние фантазии. — Привет, — встретил его Чан в дверях с улыбкой, — мы не видели тебя утром. Минхо успел снять куртку до того, как на него налетел Чонин, обнимая его. Он тоже поприветствовал его, а затем оглянулся на Чана. — Я поспал. — Хорошо, — кивнул Чан, понимая, что из-за их разговора в баре мальчик лег спать позже обычного, — все в порядке? Нет. Минхо смог только утвердительно кинуть и улыбнуться, встретив взгляд Чана. — Какие планы на вечер? — Через час в холле будет небольшой рождественский концерт, так что мы сейчас поужинаем, а потом пойдем смотреть. Чонин очень взволнован, — мальчик кивнул, все еще обнимая Минхо за ноги. — Ты собираешься провести с нами канун Рождества, папа? — Чонин оторвал голову от ног парня и взглянул на него снизу вверх. Сердце Минхо растаяло. Он поднял глаза на Чана. Чан, который всегда улыбался, даже когда было больно. Чан, который никогда ни в чем ему не отказывал. Чан, который заставил его влюбиться, когда Минхо не верил в любовь. — Конечно, — ответил Минхо. Улыбка Чана стала еще шире и Ли неосознанно отзеркалил ее. Так они и провели остаток вечера за ужином при свечах, где Чан болтал о своей работе — он был продюсером на радиовещательной станции — и помогал Чонину нарезать мясо на тарелке, не обращая внимания на мысли о том, что так и должно было быть. Минхо видел только свет и счастье в глазах Чана и Чонина. Это было все, что действительно имело значение. Концерт начался вскоре после ужина. Чан сел рядом с Минхо, посадив Чонина себе на колени, чтобы ему было лучше видно. Мальчик с восторгом хлопал после каждой песни. Очевидно, концерт был в основном для детей, так что ему это нравилось. Также это давало Минхо повод украдкой поглядывать на Чана. Ли наслаждался тем, как тот был счастлив, на случай, если это был последний раз, когда он видел его таким. Минхо больше не хотел, чтобы его последнее воспоминание о Чане было таким, где глаза парня были красными от слез, а голос сорванным от боли. Минхо сделал пару снимков Чана и Чонина рядом с огромной рождественской елкой в холле, как просил Чан, а затем еще один снимок всех троих по просьбе мальчика. Фотография сохранилась в его телефоне, и, отправив ее Чану, он сделал еще дюжину снимков только елки, чтобы она была на вершине его галереи. Они разрешили Чонину погулять по отелю подольше, чтобы ребенок мог насладиться рождественской атмосферой. Минхо был только рад этому, ведь не нужно было возвращаться в номер к Хенджину и он мог потратить время на Чана и Чонина. Ли не хотел думать о женихе, предпочитая вести непринужденный разговор с Баном. Минхо стал нервно переступать с ноги на ногу, находясь в номере Чана. Наступило время сна Чонина, что означало конец вечера. Чонин спал с плюшевой игрушкой, которую подарил ему Минхо, и сразу же подчеркнул это. Чан позволил Минхо сесть рядом с ним на кровать Чонина. Они тихо с ним разговаривали, пока мальчик не заснул с улыбкой на лице, крепко обнимая плюшевого лисенка. Минхо не решался заговорить, боясь разбудить его. Поэтому вместо этого он играл с рукавами своего свитера. Чан неотрывно смотрел на сына взглядом полным любви. Ли казалось, что это рождественское чудо, на котором ему позволили стать свидетелем. Момент был настолько родной и чувственный, что Минхо был рад наблюдать за ним со стороны. — Не хочешь выйти на улицу ненадолго? — Чан нарушил молчание, нежно положив руку рядом с бедрами Минхо на кровати. Ли кивнул, не скрывая своего волнения. Если бы Чан снова захотел поговорить с ним о чем-то серьезном, он бы согласился. Он бы позволил Чану отчитывать его миллион раз, лишь бы подольше слышать его голос. Поэтому они пошли тем же путем, что и с Чонином ранее, но на этот раз оба молчали, позволяя атмосфере говорить вместо них. Минхо задавался вопросом, разобьет ли это сердце Чана, если он возьмет его за руку, как он хотел — или это разобьет его собственное. — Извини, — произнес Чан, когда они возвращались в отель, — за то, что влез в ваши с Хенджином разборки вчера. Чан имел привычку постоянно извиняться. Живя с открытым сердцем и доброй душой, он не мог ничего скрыть от Минхо. Чан все анализировал — мог принять молчание Ли за гнев. Поэтому прежний Минхо всегда заботился о том, чтобы Чан знал — его любят. Так что, когда Чан извинился за такую мелочь, Минхо только улыбнулся, вспомнив их первую встречу. — Ты не сказал ничего плохого. — Я не хотел причинять тебе неудобства, — выдохнул Чан. Минхо подумал об этом — он чувствовал себя неловко, но ни на секунду не упрекнул Чана за это. Он пожалел, что так сильно ослабил бдительность. Минхо часто делал это рядом с Чаном. — Что бы у тебя ни было с Хенджином… не мне высказывать тебе свое мнение или осуждать тебя. Они прошли на балкон и оказались перед окнами бара, но никто из них не сделал и шага, чтобы войти внутрь. — Чан, — обратил на себя внимание Минхо, — ты не сказал ничего плохого, — повторил парень, убедившись, что Чан смотрит на него. Бан сжал губы в тонкую линию. Чан прислонился спиной к перилам балкона. Минхо встал рядом с ним, безучастно наблюдая, как люди внутри празднуют канун Рождества с шампанским и смехом, который не проникал сквозь стекло, но Минхо почти чувствовал его на своей коже. — Ты помнишь наше первое рождество с Чонином? — тихо спросил Минхо и услышал мягкий смех Чана. — Да. У нас почти не было денег и ты украсил трехполосную сансевиерию, чтобы она стала рождественской елкой. — А ты почти сжег кухню в попытках приготовить печенье, — отбил Минхо, на что Чан только рассмеялся. — Нини хотел поиграть и я совсем забыл про духовку, — защищался Чан, говоря те же слова, что и тогда, — но вторая партия печенья была хороша. И ты знаешь это. — Да, согласен, — улыбнулся Минхо, — ты также заставил меня выбежать с тобой из квартиры в семь утра в первый день, когда пошел снег. — Эй, мы не могли пропустить первый снег! — Чан имитировал свой голос, прям как тогда. Сердце Минхо пропустило удар. Дело было не только в этом «мы». Он вспомнил тот день. Первый снег, после которого последовал мягкий поцелуй и нежное занятие любовью. Минхо вспомнил, как обнимал Чана после, шепча я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. Минхо не смог сдержать судорожного вздоха, глядя на свои ноги, твердо стоящие на земле. — Все еще больно, не так ли, — как бы вскользь сказал Чан. И Чан был прав, он всегда был прав. Минхо переложил всю боль на Чана, наивно веря, что она не навредит ему. Ли думал, что если у него нет сердца, то и боли он не почувствует. Но ему хватило одного предложения, чтобы ощутить ее. Понять, что это всегда было там, даже когда он целовал Хенджина перед родителями — это были не бабочки, никогда не было, как бы он ни старался убедить себя в этом. Это была только жгучая боль. Боль, от которой он онемел и не мог ничего чувствовать, пока снова не встретил Чана. Чан, который стоял перед ним и смотрел в глаза без страха — он уже научился принимать боль, чтобы Минхо не смог причинить ее снова. Чан, который влюбился в него и целый год держал чувства в себе, чтобы не разрушить их дружбу. Чан, который не боялся любить его всем сердцем, даже когда думал, что безразличен Минхо. Минхо осторожно кивнул, повернувшись к нему лицом. Чан сделал малейшее движение руками и Ли без колебаний нырнул в объятия. Бан был теплым, руки крепко обхватили Минхо за талию и прижали к широкой груди. Парень слушал его дыхание рядом со своим ухом, зарывшись лицом в пальто Чана. Мужчина пах тем самым одеколоном, который ему подарил Минхо на двадцать третий день рождения. Аромат так сильно понравился Чану, что он продолжал его покупать по сей день. Этот одеколон ассоциировался только с Чаном. Теплый, мужественный, любящий, незаменимый. Они отстранились друг от друга, совсем чуть-чуть, не разрывая объятий. Минхо знал, что ему следовало бы отстраниться еще больше, но он уже был на орбите Чана и гравитация втянула бы его обратно, даже если бы он попытался. Минхо чувствовал дыхание Чана на своих щеках. Его губы блестели от слюны и выглядели такими невероятно мягкими, такими манящими, такими желанными, что Минхо не хотел ничего, кроме как стереть расстояние между ними. Но это были не просто несколько сантиметров. Их разделяло ущелье из прошлых ошибок Минхо и не Чан был тем, кто мешал ему сделать этот необходимый шаг вперед. Его руки лежали на шее Чана. Кожа была невероятно горячей, пульсирующей, и Минхо не был уверен, что это не его собственное сердцебиение. Он переместил одну руку на щеку Чана, ему так отчаянно хотелось почувствовать тепло его губ, но в глубине души он знал — ему запрещено снова пробовать его на вкус. Поэтому он решил провести большим пальцем по бархатистой коже, представляя, как она будет ощущаться на его собственных губах. — Минхо, — выдохнул Чан. Минхо почувствовал вибрацию слов на своем пальце, который все еще нежно оглаживал мягкие губы Бана, и по его позвоночнику пробежала дрожь от собственного имени. Ли перевел взгляд с пухлых губ на глаза Чана, которые были закрыты, а брови сошлись на переносице в приступе боли. Минхо знал, что больно. Он сам это чувствовал. Поэтому он убрал руку и она безвольно упала вдоль тела. Он не успел осознать, с какой силой Чан держал его, пока тот не отпустил его. Мир снова начал вращаться. — Прости меня, — прошептал он, потому что чувствовал, что нужно сказать, но Чан едва отреагировал, избегая взгляда Минхо. — Все в порядке, — пробормотал Чан, и хотя это была ложь, она утешила Минхо настолько, что он полностью отстранился. Он позволил Чану уйти, оставить его на холоде одного. Он позволил холоду просочиться сквозь одежду глубоко в его сердце, позволил ледяным порывам ветра бить его по лицу, пока ему не показалось, что призрак губ Чана полностью исчез. Было уже поздно, но Минхо не хотел рисковать, столкнувшись с Хенджином в их номере, поэтому он отправился в единственное место, где он чувствовал себя в безопасности — в бар.

***

Минхо до сих пор помнит тот день, когда Чонин стал сиротой. Его биологический отец ушел еще до его рождения и сестра Чана была полна решимости воспитывать его самостоятельно. Чан всегда говорил, какая она замечательная, как она заботится о новорожденном и одновременно занимается карьерой, как она стремится дать Чонину самую лучшую жизнь — до того дня, пока не произошел несчастный случай и все рухнуло как карточный домик. Минхо был в торговом центре, когда ему позвонил Чан. Он выбирал зимнюю куртку для отпуска, который они планировали уже пару месяцев. По однокомнатной квартире Чана были разбросаны туристические путеводители с достопримечательностями, обведенными синим и черным карандашом. Они встречались почти два года. Квартира Чана стала их общей — у Минхо все еще была своя комната в доме родителей, но он почти не посещал дом родителей. Университет был достаточно хорошим предлогом, чтобы проводить все свое время с Чаном. Чан, которому было двадцать два года и который смотрел только на Минхо. Чан, который копил деньги, чтобы отправиться с Минхо в отпуск их мечты. — Чани, привет, — он прижал телефон к уху, проводя пальцем по материалу темно-синей куртки. Когда Чан ничего не ответил, он отпустил ее и прижал палец к другому уху, надеясь, что это просто мешает музыка, играющая в магазине, — Чани? — Минхо, — Чан, наконец, заговорил, но его голос сорвался, за ним последовали рыдания. — Что-то случилось? Минхо уже выходил из магазина. Его зимняя куртка была забыта, когда он выбежал на улицу. — Да, блять, Минхо, я... — Чан плакал и это ввело Минхо в панику. — Где ты? — Это, я... — Чан сумел подавить очередной всхлип, — просто, возвращайся домой так быстро, как сможешь. Ты справишься с этим? — Просто возвращайся домой. Быстрее, — сказал Чан и завершил звонок. Минхо заказал такси до их квартиры, используя деньги родителей, как он всегда делал в экстренных случаях. Но когда Чан вернулся домой, Минхо никак не мог этого ожидать. Тогда у него были светлые волосы, он входил в их квартиру с улыбкой, которая не касалась его глаз — с ребенком на руках и коляской за спиной. — Чан, — он подбежал к нему, волнуясь и сразу же ища признаки ранения или что-то, что помогло бы ему разобраться в ситуации, но Чан лишь слабо улыбнулся ему. — Чонин останется с нами на неопределенное время, — сказал он и Минхо наконец-то посмотрел на полуторагодовалого ребенка, который в легком замешательстве осматривал окружающую обстановку. Чан не стал ничего объяснять, позволив Чонину осмотреть квартиру и ознакомиться с ней, в то время как Минхо не сводил озадаченного взгляда с Чана. Он познакомился с Чонином еще при рождении, тогда он еще не умел ни ходить, ни говорить. Теперь он мог немного побегать, а Чан включил ему мультик, чтобы он посмотрел его, когда устанет. Он покормил его с ложечки, а потом уложил спать в свою кровать. Минхо сидел рядом с ним и пел колыбельную. Его голос дрогнул в конце, когда Чонин уже заснул, но Чан продолжал петь, сжимая руку Минхо в своих ладонях, а парень прислонился к его плечу, надеясь утешить Чана. Наступила тишина. Было слышно только отдаленный шум транспорта под их окнами и тяжелое дыхание Чана. Минхо поднес другую руку, чтобы погладить его по спине. — Балкон? — прошептал Чан и Минхо незамедлительно кивнул. В их квартире была всего одна комната с крошечной ванной и кухонным уголком, так что балкон был единственным местом, где была хорошая звукоизоляция. Там даже не было мебели, поэтому Минхо сел на подоконник, сложив руки на коленях, и стал ждать, когда Чан закроет дверь и присоединится к нему. Чан сидел на полу напротив Минхо, поставив локти на колени, чтобы спрятать лицо. Минхо терпеливо ждал, пока Чан найдет нужные слова. Спустя несколько минут тишины он начал плакать — его плечи затряслись и он медленно свернулся калачиком, рыдания стали неконтролируемыми, разрывая тишину и Минхо. Хотя Ли считал себя довольно жестким, он не был защищен от слез Чана и всегда плакал вместе с ним. — Это моя сестра, — через рыдания смог сказать Чан, — она попала в аварию. Она не выжила. Минхо уже ожидал чего-то подобного, но все равно его сердце разбилось, когда Чан сказал это. Он встречался с ней всего несколько раз, но чувствовал, как Чан испытывает боль. Он наклонился вперед, чтобы взять его за руки, и Чан наконец поднял на него глаза, полные слез. — Мне так жаль, Минхо, — пробормотал Чан, прежде чем разрыдаться. — Почему тебе жаль? — сказал Минхо, проводя большими пальцами по тыльной стороне ладони Чана. Блондин глубоко вздохнул. — Я собираюсь усыновить Чонина. Я знаю, что не готов иметь ребенка, но мои родители слишком стары, чтобы заботиться о нем, а я — самый близкий родственник, который у него есть. Минхо кивнул, возможно, еще не совсем понимая, что это значит, но смысл в этом был. Это была пугающая идея — заботиться о ребенке, когда они еще учились, но что-то в этом согревало его сердце. — Я знаю, это слишком. Но я хочу дать Чонину нормальный дом. Я люблю вас двоих и пойму, если ты... Похоже, он не мог закончить фразу, поэтому Минхо сжал его руки, мокрые от слез. — Я не обижусь на тебя, если ты решишь уйти. Минхо рухнул на колени рядом с Чаном. — Ох, Чани, — прошептал он и Чан схватился за его толстовку, чтобы зарыться в нее лицом, — я не собираюсь уходить. — Правда, все в порядке, — Чан настаивал, но Минхо только крепче обнял его. Он почувствовал, как слезы катятся по его щекам, когда он поцеловал его волосы. — Не говори ерунды. Для меня было бы честью растить ребенка вместе с тобой, — пробормотал он. Ли глубоко вздохнул, как будто говорил что-то рискованное, но в тот момент это было похоже на утешение, — я всегда хотел ребенка. — Врешь, — хихикнул Чан сквозь слезы, — ты всегда хотел кошачьих детей*. Минхо тоже захихикал, смахнув слезы. Он покачал головой, вспомнив котенка, которого он спас всего неделю назад, но не смог оставить себе. — И это тоже. Но я не хотел пугать тебя, говоря, что хочу детей после двух лет отношений. Чан наконец поднял на него красные глаза. — Правда? — с надеждой спросил он. Минхо кивнул, закрыв глаза, и поцеловал его в лоб. — Правда. Никто из нас еще не готов, но я хочу попробовать с тобой. Чан держал его за талию, пока Минхо стоял на коленях между его ног на холодном полу балкона. — Я так сильно тебя люблю, — глухо сказал он, снова прижимаясь лицом к толстовке парня. — Я тоже тебя люблю. И никуда не уйду. И затем он сказал то, что должен был. — Я думаю, ты будешь отличным отцом для Чонина. Потребовалось некоторое время, чтобы Чонин к ним привык. Ему часто снились кошмары, от которых он плакал и кричал посреди ночи, но Чан всегда был рядом, чтобы успокоить его, жертвуя своим сном, чтобы дать мальчику все. Он также почти пожертвовал дипломом, когда нашел работу на полный день. Но все же Чан сумел и получить научную степень, и хорошо зарабатывать. Минхо попросил помощи у своих родителей. Хотя они не хотели, они дали ему работу в своей компании, на которую ему даже не нужно было ходить большую часть времени, но он все равно получал зарплату, что позволяло ему посещать занятия и оставаться дома с Чонином. Он понял, что все их труды окупились, когда Чонин впервые назвал Чана папой. Он плакал счастливыми слезами весь тот вечер, а Минхо не мог удержаться и легко целовал его в губы каждый раз, когда он улыбался. В итоге все закончилось жарким поцелуем, после которого Минхо был рад, что они переехали в квартиру побольше, где у Чонина была своя комната. То же самое произошло, когда Чонин назвал Минхо папой. Это изменило всю жизнь Ли. Он не ожидал, что его это так тронет. Это было такое счастье, которое он не мог найти больше нигде. Чонин тоже выглядел счастливым. Он начал смеяться и Минхо любил проводить дни, заботясь о нем, пока Чан был на работе. Когда он возвращался домой вечером, то приветствовал Ли поцелуем, пока Чонин сидел у него на руках. Одним из самых приятных воспоминаний Минхо было то, как они вдвоем сидели у кровати Чонина и ждали, когда он заснет. Иногда Ли читал ему сказку перед сном, а Чан пел колыбельную. Бывали случаи, когда Чонин и Чан засыпали вместе на диване, смотря телевизор. И если Минхо приходилось под конец дня иметь дело с нескончаемыми звонками и сообщениями от матери, то он готов был терпеть ради таких моментов. Они были так счастливы.

***

Именно Феликс нашел Минхо в баре, свернувшегося калачиком на кресле и сжимающего в руках стакан с водкой, разбавленной давно растаявшими кубиками льда. Феликс, еще одно напоминание о его новой жизни. Феликс, который справлялся с давлением своей семьи, ночуя в дорогих отпусках по всему миру, где никто не мог сказать ему, чего не надо делать. — Минхо! — взволнованно поприветствовал он его, опустившись на сиденье напротив, — что ты здесь делаешь? Почему ты не с Хенджином? И вдруг Минхо задался вопросом — почему он еще не попытался сбежать? Может быть, тогда он смог бы наконец избежать всех вопросов, на которые не знал ответов. — Все в порядке? — прищурил глаза Феликс, наклонив голову. Возможно, это была уязвимость, оставленная Чаном. Возможно, это была атмосфера, а возможно, это был просто алкоголь в его крови. — Я не могу выйти за Хенджина. На это Феликс только рассмеялся. Минхо чуть не вздрогнул, глядя на него, чтобы понять, не насмешливый ли это смех, не издевательский ли, но он был искренним. Как будто он только что услышал самую смешную вещь в мире. — У всех бывают холодные ноги**, с вами все будет в порядке. Конечно, Феликс не понимал. Минхо встряхнул головой. — Ты можешь нервничать, потому что это довольно серьезный и ответственный шаг. Но я уверен, что в глубине души ты знаешь, что Хенджин — тот самый. Верно? И Минхо хотел, чтобы Феликс был прав. Он хотел, чтобы каждый раз, когда он видел Хенджина, он чувствовал всплеск бабочек в животе. Чтобы он думал о поцелуе каждый раз, когда их глаза встречались. Чтобы ему было трудно заснуть ночью, потому что он не мог перестать думать о нем. Поэтому он опять встряхнул головой и зарылся лицом в руки, чтобы Феликс не видел его слез. Ведь он действительно старался изо всех сил, чтобы влюбиться в Хенджина. Но, к несчастью для Хенджина, Чана, да и для него самого, Минхо шел по головам и не оставлял после себя ничего, кроме разбитых сердец.