mystery of love

— Извини, если был резок. Просто, мне показалось, что… — Что я навязываюсь тебе с дружбой?       Мью нервно мнет губы резцами. Затем сипло выдыхает: — Давай выпьем… Раз уж предложил.       Бокалов они не находят. Зато, когда Галф возвращается из погреба, — сходи один, выбери на свой вкус, — с бутылкой тёмно-зеленого стекла, Мью догадывается, что дегустировать они будут какое-то из Chateau… Ох, парень… Не доведешь ты меня до добра.       Две эмалированные кружки. Галф ловко справляется с ролью официанта. — За что будем пить?       Они располагаются в гостиной, слабо подсвеченной напольными абажурами. Рояль запылился. Мью со скрипом открывает крышку и начинает наигрывать знакомую обоим мелодию в стиле «джаз». — Мм… Так за что пьем? — повторяет свой вопрос Галф. Мью доходит до рефрена: — Ну так, как же… За что обычно пьют почти незнакомцы?       Почти незнакомцы. Мда. Выдал.       Незнакомцы.       Почти. — Хах, — натужно смеётся Галф, — за что? Ну, за знакомство?       Мью соединяет большой и указательный пальцы правой руки: — Отлично, — левая рука продолжает давить на клавиши, — за знакомство.       Опрокинуто по полкружки. Галф наливает ещё: — Ничего такое. — Ничего такое? — Мью щурится в усмешке. — Ты хоть знаешь, сколько стоит одна бутылка «ничего такого»?       Галф пожимает плечами, одаривая его искренне наивной улыбкой: — Не-а. Сколько?       Лицо Мью вдруг принимает серьезное выражение: — Мм. Тоже не знаю.       Резко поставив кружку рядом, с какой-то яростью наигрывает, надрывно подпевая:

But I'm a creep… I'm a weirdo…

— Ты играл ее, — Галф встаёт и подходит к нему, — на гитаре… Верно?       Но Мью продолжает:

You're just like an angel, your skin makes me cry, You float like a feather In a beautiful world…

— Это первый куплет, а ты уже спел припев. — Да? — Мью вдруг как-то неестественно дёргается, словно кукла со сломанными шарнирами, выпучивая на оторопевшего парня свои нездорового янтарного блеска глаза. — А это запрещено, да? Менять местами куплет и рефрен — запрещено?       Мью резко, с тем же скрипом и гулким стуком захлопывает крышку, — тогда, может, — он выскакивает на середину комнаты, — устроим ночь танцев, Нонг? Как насчёт рока девяностых или, — Мью продолжает ломано извиваться всем телом, — или хип-хопа двухтысячных? Что тебе ближе, Нонг, а? Расскажи! Ты же хотел стать ближе, а?       Руки Мью хватают Галфа за предплечья, хриплый шёпот раздается на уровне лица: — Что? Сдулся? Ты же такой молодой, Нонг, ты должен быть полон неиссякаемой энергии!..       Галф поначалу пристально наблюдает за своим коллегой: сейчас уже нет на его лице ни расстерянности, но удивления, он словно бы видел все это, только с кем-то другим. — Так, Пи Мью… Наверное, сейчас лучше пойти спать. Пойдём наверх? — Галф высвобождается из рук Мью, но тот тянет его за край футболки. — Ага! То есть — ни моей музыки, ни пения, ни танцев со мной ты не хочешь? Чем же тебя развлечь, Нонг? — Мью переводит взгляд на настенные часы, — время-то детское! Что нам какие-то десять, верно? — Пи Мью, пойдёмте наверх. — Ух, какой ты быстрый, Нонг, — Мью принимается наигранно хохотать, — только-только выпили за знакомство, и уже «пойдёмте наверх»? А знаешь, что? А поехали искупаемся? А? Мне что-то снова жарко!       Галф и возразить не успевает, как Мью ветром сдувает на крыльцо. Велосипеды прислонены к пристройке за домом, где хранятся садовые инструменты. Галф пытается его окрикнуть, но Мью уже яростно давит на педали, уносясь вдаль по пыльной деревенской дороге.       Над кромкой озера клубится ночной туман. Мью смотрит на него заплаканными глазами. Он бы давно избавился от себя, если бы только хватило сил. Сил нет. Ему кажется, что к нему ежедневно тянутся сотни лап — их когти сжимаются у него на шее.       До кровавых подтёков.       Мью поеживается. Он один во всем мире — все его маяки погасли. Светодиоды перегрелись и лопнули. Остались лишь осколки. Ими можно порезать руки, если нагнуться, но он продолжает стоять. Почему-то.       Он чувствует себя тысячелетней крепостью, которая вот-вот рухнет; постройкой без окон и без дверей. Внутри только пустота и черные во́роны, клюющие его изнутри. Ему хочется войти в озеро, чтобы вода смыла все беды, чтобы она позаботилась о нем. Ничто его не останавливает. Сначала Мью мочит щиколотки, а потом бросается в озеро прямо в одежде. Он топит себя с головой, он кричит, что есть мочи и почти воет. Никто не слышит этих мольб.       Если бы у него только хватило смелости, чтобы уйти навсегда.       Но он безвольный, слабохарактерный трус.       И это тянет его назад.       К берегу.       И сегодня, сегодня?! он ошибся: его крик слышит другой человек, - человек?! ждущий его на берегу. Запыхавшийся от быстрой езды, от погони.       Мью без сил валится на берег, спина горбом торчит за прижатыми к голове плечами. А воспалённого, готового разлететься осколками сознания, касаются слова: — Отдохни и давай-ка обратно.       Что?.. — Я… Я дико напугал тебя… Да? — Мью не смеет, а может — и сил нет, поднять головы. — Нет, Пи Мью, — кажется…кажется?! горба касается теплая ладонь, — я знаю, что с тобой. — Откуда? — звучит после непродолжительного молчания. — Моя мама давно живёт с этим.