mystery of love

— Нет, Галф, — выставив ладонь, Мью защищается от натиска. — Нет.       В ответ смотрят без обиды, но с непониманием. — Это просто поцелуй. И ты, уж если говорить честно, на него ответил. — Неправда, — Мью убирает руку и откладывает гитару. — Галф, так больше не может продолжаться. Я с самого начала пытался тебе по-хорошему объяснить, что нам нужна дистанция. Мы просто коллеги. Временные, заметь. — А это просто поцелуй. И он ни к чему тебя не обязывает. — Как и тебя, верно?       Галф прикусывает губу, затем раздувает щёки и… смотрит так испытующе: — А если я скажу, что он значит для меня больше… Ты поверишь? — Галф, — Мью жмурится.       Ну почему он не понимает, как сложен сейчас этот разговор? Какой он лишний!.. — Что? Проблема именно в этом, верно? Ты боишься, что для меня все это ничего не значит, что пройдут эти недели и мы разойдемся и затеряемся в океане людей… Так, Мью? Ты боишься остаться с разбитым сердцем, потому что так уже было? — Замолчи!       Что он себе позволяет?       Галф встаёт, пряча руки в карманах джинсов: — Может, я уже когда-то молчал… И не успел сказать всех важных слов.       Сегодня они расходятся по своим постелям, не сказав друг другу ни слова. Но среди ночи Мью просыпается, по большому счёту не понимая разницы между сном и бодрствованием. Руки и ноги, кажется, перестают его слушать. Ему мнится, будто из коридора в комнату вот-вот вползет чёрный спрут и задушит его своими щупальцами. Он хочет закричать, но голос не слушается. Пробует встать, но конечности какие-то ватные.       Может, это я сейчас сплю?       Ему страшно, по-настоящему страшно быть один на один с этим чудовищем… живущим у него внутри. Мью плачет. Наверное, это сухие беззвучные слезы, но он чувствует эту болезненную резь в глазах.       Он рыдает навзрыд. Сил хватает только на то, чтобы наглухо натянуть одеяло: Галф не должен услышать.       Мью проклинает свою работу, проклинает тот день, когда подписал контракт на работу в Италии, проклинает тайских врачей, забывших поставить какую-то там вторую печать на рецепте… Проклинает себя и свое жалкое существование. Проклинает свою слабость и неспособность оборвать эту тонкую нить с жизнью. Ему ненавистен запах спелых персиков и гранатов, ненавистна эта вилла с медной посудой на кухне, ненавистна мысль о том, что он… и правда ответил на неприкаянный поцелуй доброго наивного мальчика. Мью устал, и не только от того, что не спал по-хорошему столько ночей подряд, но и от того, что так долго нужно было играть в эту игру под названием у-меня-все-хорошо-лучше-и-быть-не-может. Мью устал убеждать себя быть лучшей версией себя, хотя на самом деле он просто хочет быть Мью.       Но это не самое худшее. Не самое опасное. Невыносимее всего знать, что он чуть не поверил Галфу.       «Тише, Мью, тише, все в порядке, это не вся твоя жизнь, это просто ночной кошмар.»       Что это… внутренний голос? Но разве внутренний голос умеет обнимать?       Мью открывает глаза: Галф лежит рядом и тихонько укачивает его в объятиях.       Какое красивое видение. Красивое и теплое.       Мью чувствует, как ещё одна запоздалая слеза проскальзывает между век и стекает по носу на подушку. А идущую следом Галф ловит большим пальцем, и Мью с затуманенным взором с отстраненным любопытством наблюдает, как он подносит его ко рту. — Галф, — ладонь ложится на гладкую загорелую щеку. — Галф… — Тише, — его крепче прижимают к себе. — Ты почти неделю не спал. Тише. Просто засыпай.       Но Мью не может уснуть. Он должен выпытать у него правду: — Галф, — шепчет он в темноте, — Галф… Твоя мама жива?       Даже не видя, Мью различает, как двигается его голова: нет. Щека Галфа под ладонью начинает гореть, а вскоре ее окропляет слеза. Теперь Мью знает, в чем дело.       Галф не успел позаботься о маме, когда она так нуждалась в этом. Мью не нужно уточнять наверняка. Когда у тебя такой диагноз, ты всячески отвергаешь эту заботу, не желая стать вечной безумствующей обузой для близких. Всячески отвергаешь. Но и больше всего на свете ждёшь её, когда особенно невыносимо справляться со всем в одиночку.       Галф не успел. А теперь пытается наверстать упущенное. Но это всего лишь сублимация. И о ней Мью подумает позже. Сейчас он просто хочет уснуть. Он просто хочет на оставшиеся до утра пару часов забыть облик безжалостной реальности. Поэтому он обнимает Галфа в ответ, прислоняясь лбом к одной из ключиц. И в этом нет ничего неправильного. Они спят. А во сне сложно контролировать решения, принятые наяву.