Уроды

– То, что я слышал, – это правда? – Я не знаю, что ты слышал. Врет. Знает. – Ты не находишь, что твой пошлый эпатаж переходит все границы? Нормальных пидорасов тебе уже мало? – пожилой мужчина отправляет в рот кусочек пирожного и с показным спокойствием запивает кофе. – Хочешь познать границы европейской толерантности? Или это искупление? Молодой молчит. Тоже отпивает кофе. Просто кофе. Черный. Без пирожного. Он так привык. Он до боли стискивает зубы и делает вид, что ему плевать. – Зачем тебе этот огрызок? Еще один ритуальный глоток. – Ты действительно хочешь это знать? Ранним утром на летней веранде кафе больше никого нет. Издалека их общение выглядит как интеллигентный разговор. Они не виделись больше десяти лет. Чужие люди. И лишь предательское сходство выдает их родственную связь. – Нет, ты прекрасно знаешь, чего я хочу, – старший помешивает ложечкой кофе. Просто так, сахара там все равно нет. Светская беседа окончена. – Что тебе нужно? На столик ложится кусочек картона грязно-розового цвета. Пожилой мужчина дергается, как от удара, но берет его в руку, отводит подальше от глаз, читает. Раньше у отца не было проблем со зрением. Молодой наблюдает отстраненно и равнодушно: отца ему не жаль, черствость – его же подарок. – И тогда?.. – Как только – так сразу. Вместе… – чуть медлит, вроде бы подбирая слово, но на самом деле просто расставляя акценты, – …с огрызком. Отец убирает бумажку в карман. Деловые нотки в голосе сына успокаивают его, возвращают жизни привычный ритм. – Кто это? Как я, по-твоему, должен его освободить? Это не мой округ, я там даже никого не знаю. Врет. Знает. Молодой ухмыляется. Он с неожиданной легкостью улавливает это выражение глаз, вроде бы давно забытое: прямо сейчас отец просчитывает варианты и шаги – второй, третий и далее; первый у него готов всегда. – Что-нибудь придумаешь. Ты же хочешь, чтобы мой образ окончательно растаял в голубых далях европейской толерантности? Еще глоток, теперь уже последний. Остывший осадок противен и горек. Так же, как и вся эта встреча.